Голубка Кария и ее друг Пестрый

Голубка Кария и ее друг Пестрый
         (Деревенская история)
Солнце выглянуло за деревней, и солнечные лучи пробивались через  ветви берез с набрякшими по весне почками, которые на селе мы, ребятишки, да и взрослые, называли бруньками.
 
Деревня была небольшой. Всего в одну улицу, на которой не более пятидесяти домов Рядом с деревней проходило шоссе. Машины, идущие по этой дороге  не останавливаясь, мчались дальше в тайгу, где водились  медведи и прочая живность.  «Но почему человек должен  убивать эти живые мыслящие существа? – думал я. -Только за то, что они принадлежат к другому виду животного мира?»

С краю села стоял  старый полуразрушенный дом пастуха, а с другой стороны, у леса, добротный, с жестяной крышей дом  Федота. Недалеко за деревней протекала неширокая речка с буйным нравом.  На речке то в одном, то другом месте возникали  кругообразные воронки. Они могли затянуть и закрутить  и человека, и любое другое существо.

Пастух уже щелкал по пыльной дороге длинным кнутом, криками привлекая хозяев коров и овец. Федот выгнал из хлева корову и пять овец, проводил их до калитки. Не спеша, вернулся к дому, влез по старенькой лесенке на крышу, снял с крючка и открыл дверь чердака. Солнечные лучи дотянулись уже до крыши, и она золотисто высветилась. Из голубятни, что располагалась на чердаке, лениво выпархивали голуби  и усаживались тесными  стайками на еще прохладной железной кровле.  Жена три года назад умерла, и Федот выучился доить корову и стричь овец. Как и при жене, он с душевной заботой относился к голубям. Не хуже чем к своему десятилетнему сыну.
Были в стае и его любимцы: голубка Кария и вожак стаи Урр. 

Жизнь  Карии  обрела другой смысл с тех пор, как хозяин  Федот выпустил на крышу голубятни Пестрого с перевязанными перьями в  правом крыле.
В целом она не могла  пожаловаться на свою судьбу. Как было и  заложено природой,  вылетев самостоятельно из гнезда, она отделилась от родителей и  начала самостоятельную жизнь, отвечая лишь за себя.

Голубиная стая лишь считается семьей. Но  каждая пара  в ней, а тем более одинокие голуби, живут своими заботами и по своим законам бытия.
Кария еще помнит, как впервые с опаской подошла к краю крыши. Внизу во дворе увидела  страшное чудовище на четырех лапах.
Мать успокоила ее:"Твои крылья удержат тебя".

Кария оттолкнулась от железной крыши и уже в падении расправила крылья.  Легкий ветер ласково обтекал голову и тело.  Здесь, в воздухе, все было по-другому. И  крыша, и соседние дома и огороды, и люди, что там работали. Все теперь представлялось в другом измерении.

Кария влюбилась в прозрачность высоты, в прохладу ее встречных воздушных струй и ту свободу, которую обретала  здесь. Она сделала всего один круг над домом. Она села, восторженно вспоминая свой первый  полет.  Слегка кружилась голова  и чувствовалась усталость крыльевых мышц. Она смотрела победоносно на голубей стаи, что равнодушно сидели вокруг. Никто не заметил ее настроения. Как можно, - думала она, - сидеть целыми днями на крыше  и не стремиться в полет. 
С каждым днем она увеличивала зону полета. Ей все больше нравилось летать. Особую радость испытывала,  когда попадала в теплый поток, идущий от земли. Тогда достаточно было только расправить крылья и кружить в нем, набирая высоту. Голубка  Кария  беззаботно летала часами, полагаясь только на легкость и прочность своих крыльев.

Несколько раз она пыталась увлечь за собой в полет других голубей, но те лениво поворачивали голову в ее сторону и осуждающе добавляли:
- Чем плохо  здесь на крыше? Крылья даны, чтобы слетать в поле за кормом,  а летать без забот неестественно и странно.
-Ты больна, - говорили другие. - Живи по режиму стаи.
- Без полета мы превращаемся в пресмыкающихся, как люди, – возбужденно говорила Кария.
Она подходила к каждому и убеждала:
- Небо – наша стихия. В чем тогда от ползучих мы, голуби, отличаемся?

Однажды вмешался вожак голубиной стаи Урр. Так назвал его хозяин за его несколько необычное воркование. И ей, и многим голубкам нравился его необычный воркующий голос.
- Каждый должен жить интересами  стаи, – сказал он,  и стая редкими возгласами  поддержала его.
- Но это предательство законов птичьего рода, - не соглашалась Кария. - Рожденный летать должен летать.

Она была одна в этой большой голубиной стае, и  это одиночество, несвойственное ее  характеру, угнетало.   
Кария все чаще    замечала  тоскливый взгляд  Пестрого.  Все голубиное сообщество  равнодушно относилось к «чужаку»,  Ни у кого не было сочувствия к  нему.

А Кария  понимала  состояние  Пестрого. Ей не надо было объяснять, что может чувствовать голубь,  когда  крылья не могут ему служить. Не взлететь, -  значит не жить той жизнью, которая предназначена  судьбой,  Лишение свободы полета – это  унижение, и  отсутствие  возможности оставаться самим собой. А ведь люди –  эти странные существа - считают голубя  символом мира. Но  мир и свобода не разделимы. Конечно, перевязанное крыло – гарантия для Хозяина, что новичок не улетит, но это жестокость и насилие. А самое страшное  в жизни,  – продолжала размышлять  она, - насилие и предательство.  По отношению к слабому и  беззащитному - вдвойне.

Люди не понимают, что для привязанности голубя к дому куда важнее не связанные крылья, а отношение хозяина и свежее просо. Она осуждала  даже Хозяина, которого любила. И удивлялась вожаку Урру, который мирился с этим. Хотя и считала, что стае всегда нужен и Хозяин, и вожак. В силу разных интересов и характеров стая никогда не может сама принять решение.

Хозяин и вожак Урр были в чем–то схожи. И тот, и другой могли за провинность наказать. Хозяин – лишением свободы, а Урр, если был кем –то недоволен,  таскал «виновника» за шею, выдергивая мягкие, высвечивающие по весне изумрудной зеленью или  белизной, перья.

Быть добрым вожаком трудно, – с грустью думала Кария, - ведь каждый в стае считал главным свое мнение. Такова особенность голубя. Но надо ли подчинять себе стаю, проявляя только  равнодушие к судьбам каждого, и даже жестокость?
 Нет, - протестовал ее внутренний голос. Но Урр был диктатором. Может быть, стая уважала его за находчивость, но больше  побаивалась. Ему даже прощали интерес к другим голубкам. Но это не было убеждением стаи, а всего лишь оправданием своей слабости. А сила и слабость  всегда не совместимы. Как дождь и снег, огонь и вода.

Хозяина она осуждать не могла.  Вылупившись из яйца, она увидела, как поняла позднее, руки Федота. Птице всегда нужен хозяин. Им становится тот, кого первым увидели  глаза птенца.  Так предусмотрела  природа. Для Карии хозяином стали руки Федота. Но хозяин и вожак – по птичьим понятиям – далеко не одно и то же. Хозяин – это защитник. А вожак – жесткий повелитель.

Так думала она, уходя в очередной полет. С каждым полетом она усложняла себе задачу. Ей приходилось преодолевать не только воздушное пространство, но и недоброжелательное отношение стаи. Для большинства голубей ее полеты были упреком их бездействию, вызовом  спокойной и безмятежной жизни.

Уже не раз, голуби той или иной породы напоминали ей, что любой полет – это риск для голубя. Лететь по необходимости, к примеру, поклевать свеже осыпанные зерна колосьев, набрать корма и покормить отрыгнутым молочком птенцов, это – святое. Но летать, постигая новые приемы, даже открывая новые возможности? Для голубя – это равносильно войне для человека. Старые, мирно настроенные голубки, вздыхали:
- Война – это смерть.
- Подумай о своих птенцах, – говорили другие.

А Кария присматривалась к полетам своих врагов.  Коршун падает за добычей камнем, сокол- сапсан развивает в падении скорость до трехсот километров. Быть сильнее и быстрее своих врагов – значит одержать над ними победу. Но голубь не может драться с ними, так заложено природой, и потому он должен побеждать их в полете. Ее отец погиб, застигнутый в полете ястребом.

И потому ее опыты по отвесному пикированию направлены именно на это. Умение управлять своим телом в отвесном снижении и есть пикирование. Пикирование начинается с потери  скорости. После этого надо перевернуться головой вниз, а потом переднюю часть крыльев прижать  к телу, оставив в потоке только их треугольные кончики. Пикирование. Удовольствие от полетов теряется, когда воздушный поток  норовит  выломать выступающую часть крыльев. Перья изгибаются, норовя оторваться. А поток   становится еще более плотным, даже колючим. Все  части тела охватывает мелкая тряска, а каждая часть его увеличивается в весе и  сжимается. 

Выдержать такое  можно только для достижения своей цели. Важным при этом становится ощущение быстро приближающейся земли. Оно тоже вырабатывается в полете. Чувство, когда необходимо  затормозить снижение  и перейти в горизонтальный полет.  Промедление выхода из пикирования грозит гибелью.
После такого очередного полета Урр строго сказал ей:
-Я, как вожак стаи, требую прекращения таких опытов. Что скажут люди, глядя  на твои полеты? Мы - не хищники и не собираемся охотиться  на мышей или зайцев.
И стая одобрительно заворковала. Это происходило, когда Пестрого еще не было на голубятне

И я, и отец любили Карию. Я с восторгом следил за ее полетами, по малости лет не понимая опасностей, таящихся в них.

Кария смотрела на новичка, Тот был подавлен. Кария поняла это по его неподвижной и сгорбившейся  позе. Перевязанное правое крыло топорщилось и неуклюже свисало. Взгляд  Пестрого был жестким укором Федоту.

У сильного насилие вызывает протест. У слабого – желание подчиниться.  Слабый нуждается не в жалости, а защите. Но Пестрый, как она позже поняла, не был слабаком. На четвертый день пребывания   Пестрый  со связанным крылом  попытался улететь. Взмахивая одним и трепыхая другим, дальше соседнего огорода он улететь не смог.

Кария несколькими взмахами  догнала и опустилась рядом. Приближалась осень и потому в огороде пахло  сыростью и осыпающейся коноплей. В прозрачном осеннем воздухе кружили стрекозы. Одинокие или  парным тандемом. Все это мельком отметила Кария. А мысли были  о Пестром. Рыжая соседская кошка уже  протискивалась через редкий плетень огорода.  Кария заметалась, не зная, как поступить. Но разве она,  слабая голубка, может стать защитником?  Удел голубки подчиняться. Так поступали ее бабушка и мать.

Сейчас Карии стало страшно, как бывает иногда в страшном  сне, когда  на шестке разжимаются передние пальцы, а тело клонится вперед, и  удерживает его от падения лишь онемевший от напряжения задний палец. Пока  не проснешься. Но это не сон. Перед ней Пестрый  голубь и крадущаяся к нему кошка.
Кария, хлопая крыльями, пролетела над ней. Но та лишь присела и продолжала ползти. При полете назад Кария увидела рядом  с Пестрым блестящие, как бусинки, ее глаза. Сейчас она сделает прыжок и…Но тут произошло неожиданное. Голубь  круто развернулся левым боком и резко двинул крылом. Кошка  издала крик и отпрыгнула в сторону. Кария горделиво улыбнулась. Конечно, никто из людей не заметил бы этого. Людям свойственно равнодушие к животным. А может быть, мы, птицы, повинны в этом? Наша независимость и гордость? – думала взволнованная происшедшим, голубка.

Федот, обеспокоенный отсутствием этой пары, несколько раз призывал Карию легким свистом. Услышав знакомый звук, она подлетела к нему, но не села, как обычно на руку хозяина, а развернувшись, полетела в соседний огород. 
Федот принес Пестрого домой. Кария слышала, как он  приговаривал:
-Дурашка, ты, братец, хотя и большой уже.

Кария удивилась, еще не осознав точно происходящее. Ей показалось, что она поняла слова хозяина. Она и раньше, после того, как люди в белых халатах укололи ее тело, почувствовала изменения, происходящие в ней. Но понимала она не  слова людей, а то,  что они выражают в переводе на ее птичье сознание и восприятие.
- Ты – мужик, а эти трудности временные. Жизнь не из одних радостей, – доброжелательно продолжал Хозяин.
 
Карии  искренне было жаль Пестрого. Она перелетела на руку  своего хозяина Федота и,  уставившись  в его глаза, молчаливо умоляла взглянуть на Пестрого. Ей  стало обидно от незнания человеческого языка. Но Хозяин  не замечал и не понимал этого. Люди часто невнимательны к птицам. Они не могут себе представить, что мы,  птицы, лишь внешне безмолвны, но понимаем куда больше, чем  им кажется.

Кария  старалась быть рядом с  Пестрым. Тот всегда занимал с вечера одно и то же место на шестке  у кирпичной чердачной трубы. Перед сном она прижималась к нему, Пестрый был равнодушен, но и не отгонял. А днем даже не замечал, когда один из голубей, Урр, вожак этой стаи,  настойчиво ворковал, крутясь перед ней. Шея вожака  раздувалась, а крылья, как человеческие руки, опускались, касаясь  перышками железной  крашеной крыши.
Она часто взлетала от него, но тот  не отставал и летал рядом с ней. С  крыши казалось, что летает голубиная пара. Но у Карии  теперь сердце было занято другим.  Она, как и прежде  много летала одна, но думала о своем друге, как мысленно называла в мечтах Пестрого.  А однажды,  пролетая над крышей, она заметила, что Пестрый, запрокинув вверх голову, наблюдал за ней. У Карии восторгом наполнилось сердце. Люди называют это любовью.
Она вдруг вспомнила себя  маленькой и беззащитной. Желтым комочком сидела, прибившись к краю гнезда, не похожая на красивых  суетящихся голубей в стае.
Кария  еще помнит  большие ладони  и то, как Хозяин  поил ее, охватив полными губами ее небольшой тонкий клювик.

В голубятне  голуби  жили  разные – белые, с торчащими хохолками, с приросшими на ногах перьями, с коричневыми или палыми боками, черные  турманы, дутыши. Хозяин  иногда поднимался на чердак и разговаривал, называя породу каждого. Однажды он, поддерживая  ее хлипкое тело, осторожно спустился с ней по лестнице на землю. На солнечном свете   маленькой голубке  было неуютно, даже стыдно своей наготы. Федот не понимал ее состояния, считая, что у птиц отсутствуют эмоции. 

- Посмотри, сынок, какой пискунок вылупился у нас на крыше. Кария пискнула, чувствуя неловкость за свой  жалкий вид. Потом еще и еще раз пищала тонким пронзительным голосом. Федот поспешно поднялся на чердак, пока родители ее на огороде собирали  что-то для своей малютки.
Я смотрел тогда на это жалкое существо  и не мог даже представить, что из этого беспомощного писклявого комочка может вырасти такая красивая голубка.

Федот за свое  долгое общение с голубями знал, что те не любят, когда человек, будь то даже Хозяин, брал из гнезда их птенца. Своенравная пара могла и отказаться от  маленького неоперившегося  птенца.

Как это было давно, – подумала Кария. Теперь она стала взрослой, и ей предстояло уже выбрать спутника. Это только считают, что выбор делает голубь. Голубь  представляет себя, добивается ее расположения, но лишь голубка решает, кому отдать предпочтение. И беспокоится она не только о своем удовольствии в жизни с партнером, сочетании интересов, а  больше  о  будущем потомстве.

Рядом с селом, в котором жил ее хозяин, протекала спокойная речка. Ей никогда не рассказывала мать, что голуби могут плавать. Но, увидев, как плавают утки, она подумала:
- Они такие же птицы, и я тоже буду плавать. Это же так просто – сесть на воду и поплыть. Вода не убивает голубей.

Голубь из породы  дутышей, с очень стройным туловищем и прямой осанкой, послушав ее рассуждения, заметил скептически:
- Но у тебя на пальцах нет перепонок, как у гусей или уток.
-Наша стихия – воздух. Каждой птице свое назначение – пробовала отговорить ее мать.
Даже вожак стаи Урр  с  сомнением  покачал головой.

Почувствовав впервые интерес Пестрого к ней, Кария природным умом  дошла до легкого желания подразнить его. Голубки сродни женщинам. Они чувствуют интерес  самца по мельчайшим признакам. А вот вожак Урр явно домогался ее. Был он настойчив и даже груб.
 
Кария, несмотря на молодость, понимала, что с выбором не надо спешить.  Хотя временами  уже появлялось желание вступить в новую жизнь. Она с завистью смотрела на гнезда других голубок, высиживающих птенцов. Нельзя сказать, что ее не волновало воркованье и  интерес Урра к ней. В стае лишь немногие отказывали ему. И он защищал их от  назойливых  самцов. Откликнись, присядь и прими его ухаживание - и ты уже под защитой, но в плену. Приходилось гасить свои  природные инстинкты. И ей не надо было превозмогать себя.

Все мысли ее были о Пестром. Ей так приятно   слушать  его воркование. Это только люди считают, что все голуби воркуют на один лад. Вовсе нет. Голос Пестрого она всегда узнавала среди всех самцов. А вечером,  прижимаясь к нему на шестке у чердачной трубы, она слышала, как бьется его сердце. Но голубь молчал, временами  уходя в свои  далекие воспоминания. Он и  просо, обильно рассыпанное в кормушках,  клевал нехотя, будто принуждая себя. Иногда только с любопытством разглядывал кур, расхаживающих во дворе, да дворового пса на цепи.

Черный  пес  внизу рвался с цепи, опрокидываясь на спину от ее натяжения. Пес был старый, но еще в силе, чтоб напугать любого, вошедшего во двор. Что и говорить, голуби боялись его больше, чем коршуна, жившего в соседнем лесу. Тот  был одиноким охотником,  ни Кария, никто из голубиной стаи  не видел его подругу. Пес тоже был одиноким. Кария временами даже  жалела того и другого. Но жалость не должна быть сильнее страха. И потому в ней побеждала не жалость, а грозящая опасность от них. Коршун издревле  - враг голубей. Карию иногда тянуло посмотреть гнездо своего врага, но она отбрасывала эти мысли.

Конечно,  опасность от них была разная. Коршун далеко и появляется не часто. А пес рядом. Окажись к нему близко, и почувствуешь остроту его клыков. Но боялась она обоих. 
И это был не просто страх. Страх  парализует тело, а осознание опасности от коршуна, пса Матроса, кошки, да и мало ли врагов  у голубей, стимулирует  действие. Это с детства усвоила Кария. 
Каким-то природным генетическим чувством  она понимала, что ее родина - теплые края, но не знала, как и в каком  поколении ее родители  оказались здесь, в холодной Сибири. Предки передали ей  свойственную их породе  красоту.

 Большой плотный корпус делал ее уверенной в себе. Сизое оперение,  темно - коричневые бока, весь периметр головы обрамляет чуб. Кария не раз видела свое отражение в воде. С любопытством и гордостью она видела там   свои очень крупные глаза с ярко выраженным коричневым оттенком, тонкие веки телесного цвета.  Широкая, выпуклая, гордо приподнятая грудь, длинные крылья, плотно прилегающие к телу, концы которых лежат на хвосте. Все это вызывало гордость за себя.

Как это важно - нравиться себе, - думала Кария, исходя из природы своих мыслей и представлений о красоте. Человек еще не дорос до понимания и значения красоты в жизни каждого зверя, птицы. Если бы кто из людей знал птичий язык и высказал свое недоверие к таким размышлениям, то был бы неправ. Птицы и люди живут на одной планете, и им надо  лучше понимать друг друга. Она иногда усмехалась про себя своей скрытой от человеческого взгляда улыбкой. Человеку необязательно видеть ее. Ведь чем загадочнее земное существо, тем больший интерес оно вызывает. Это она передаст своему потомству, о котором  все больше задумывалась.  И с тайной страстью ждала освобождения Пестрого от суровой нити, перетягивающей перья  правого крыла.

Кария, все чаще, пролетая над речкой, думала о том, что обязательно научится плавать.
Первые попытки поплыть были неудачными. То переворачивалась на бок, то течение разворачивало в обратную сторону. А если удавалось удержаться, то пробовала работать  ногами, как это делали утки. Но при этом двигалась так медленно, что ее обгоняли  даже молодые утята. Старые утки, проплывая мимо, насмехались:
- Поглядите на нее. Не перепутала с лужей? Там в самый раз тебе плюхаться.

В расстроенных чувствах она вернулась на родную голубятню.
-Доченька, наше  стихия – небо. Не равняйся на уток. Они в воде питаются. А нам зерно дает Хозяин. Ну, зачем усложнять себе жизнь? Хочешь доказать смелость и ловкость? Но тебе не быть вожаком.
-Любой поступок – это в первую очередь утверждение себя, а не стремление к славе, - отвечала Кария.
Единственным, кто ее поддерживал, был Пестрый.

С каждым разом Кария все дальше уплывала от берега. Но однажды водоворот закрутил ее   Вода била в бока, прижимая крылья. А прижатые крылья – беда для голубя. Она бы погибла,  не спаси ее рыбаки.  Кария поняла свою ошибку, и в очередной раз, приземлившись на берегу, она вошла в воду и   стала  грести под водой растопыренными четырьмя пальцами. Но это опять не принесло успеха. А что, если передние пальцы соединить вместе? - подумала она, и сразу заметила, что поплыла быстрее. Конечно, она все еще была далека от скорости уток на воде. Но те перестали над ней насмехаться.

Но больше всего она желала освобождения Пестрого.
Но  все – таки появление  Хозяина  и снятие суровой нити  с перьев крыла  Пестрого оказалось неожиданным счастьем. Счастье всегда кажется больше, когда оно выстрадано предыдущей  жизнью.

Пестрый расправил крылья, взгляд его стал гордым и решительным. Он пробежался по крыше, взмахивая крылами, остановился и,  резко оторвавшись от крыши, взмыл вверх. Кария затаилась, даже присев от напряжения и опаски, что тот не вернется.
Пестрый летел красиво и так уверенно, что у голубки от гордости за своего друга что-то булькнуло в зобу. Пестрый сделал круг и, пролетая  над домом, поглядел в ее сторону. Ей показалось, что он приглашает ее к полету. Кария  взмахнула так резко, что концы длинных крыльев ударились о жестяную крышу, а мышцы  крыльев   отозвались легкой болью.

Она догнала  Пестрого на очередном развороте. Взгляд его немигающих глаз, отражающих синеву неба, и повернутая к ней голова, сказали  ей все, о чем говорят влюбленные всех видов и категорий живых существ. Воздух упруго сжимался под каждым крылом, вызывая новые  ощущения себя, своей силы, Пестрого,  стелющейся  внизу земли, и всего окружающего мира.  Наверное, это и есть настоящее чувство, которое  даже приземленные живые существа – люди называют Счастьем. Так думала своим голубиным умом Кария.

 Как бы там ни считали  люди, что птицам не свойственны мысли, но преимущество и даже совершенство птиц перед людьми неоспоримо. Люди не только не умеют летать, но  даже созданные ими самолеты не могут сравниться с той маневренностью, какой обладаем мы -   птицы. И чем человек отличается от муравья? Такой же трудолюбивый  и  недостаток у них общий – отсутствие этих подвижных легких крыльев. Она почувствовала, что от этих размышлений появилась дополнительная легкость полета. В своих рассуждениях она чуть отстала от Пестрого, и,  участив взмахи, ринулась за ним.
Я, глядя на летающую пару, сказал: 
-Папа, смотри Кария и Пестрый. Они что поженились?
Отец усмехнулся:
-У каждого живого существа есть ощущение своего счастья.
- Пап, а почему люди не умеют летать?
- Вырастешь, сынок, выучишься и тогда обо всем узнаешь.

Черный пес Матрос рванулся за близко прошедшей кошкой, не удержался и завалился назад. Отряхнувшись, он стыдливо  вернулся к своей будке. «И стоило мне гнаться за какой-то кошкой? Не рассмотрел, что рыжая Муся с нашего двора. Видно старый  стал, и  перестал отличать своих от чужих. Да и как их отличишь, если все  на одну морду? Мы - собаки – другое дело. Вот, у меня морда вытянутая. А у соседского Полкана,  будто кочан капусты  вместо головы. Так размышлял  дворовый пес Матрос, укладываясь в конуре. Но у кошек славные мордашки. И почему мы, собаки, так не любим их?». Все это  мельком пронеслось у него в голове.

Подошел сосед. Он приехал к родителям погостить. У него не было ни голубятни, ни  голубей. Да и жил он  в городе совсем один.
- Я люблю и голубей, и детей, пока они на чужом огороде, - сказал сосед, когда Федот рассказывал ему о Карии и Пестром.
- А мне иногда кажется, - удовлетворенно продолжал свою мысль Федот, - голуби с таким же пониманием жизни, как и собаки, лошади и даже люди.
Сосед засмеялся:
- Извини, Федя, но, как у нас говорят в городе, - это чистой воды метафизика.
- Не скажи,  нисколько не обидевшись, потому как не понял, - продолжил Федот.  - Шоферу таких мудреных слов не понять. Но чтоб там не писали ваши городские ученые, село всегда ближе примыкало к природе.
Он посмотрел на крышу, где шла полным ходом голубиная жизнь.
- Видишь вон ту парочку. Это и есть Кария и Пестрый. Прав сынишка - это любовь.
Сосед засмеялся:
- Обычный половой инстинкт, – заметил он. Почитай старика Фрейда. Впрочем, где тебе его взять? Да если и читать тебе, то только Некрасова.
- Иди ты, - Федот незлобливо выругался, - со своими  Фредами. Жили и дальше проживем без них. А твой город без природы зачахнет. Вырождение потомков предвидится в скором. Попомни мое слово. Ушел ты из села и очерствел, коростой городской покрылся. Хотя и мудреным словам обучился.
Сосед захохотал:
- Се ля ви, Федя. Вырастет твой,  и тоже  подастся в город. Такова жизнь, - повторил он уже   по–русски и, насвистывая модный мотив подался к дому своих родителей.
 
Матрос зарычал и рванулся, загремев цепью.
- Старик, ты что  своих не узнаешь? – миролюбиво произнес сосед, шагая к калитке ворот.
Пес взглянул еще раз на соседа и завилял, всем своим видом показывая, что признал. Потом перевел взгляд на голубей, мирно расположившихся на земле вдоль дома. Ему нравилось их пугать.

Несколько голубей неспешно взмахнули и поднялись на крышу. Остались лишь Кария и Пестрый. Они расхаживали в стороне от  скамьи, на которой только что сидели хозяин и сосед. Пестрый оглянулся вокруг и стесненно заворковал, обхаживая голубку вокруг. Зоб его раздувался, как детский шарик. Перья топорщились, отливая зеленью. Кария  поворачивалась вслед за ним и, улучив момент, потянулась к нему. Их клювы соединились.
- Папа, - восхищенно  крикнул я, заворожено глядя на голубей, – они целуются.

Пестрый  развернулся, норовя встать голубке на спину для совершения таинства. Но она уворачивалась, и тянулась к его клюву. Они снова поцеловались, как мне тогда казалось, испытывая те же чувства, что и люди. Пестрый недовольно отошел, но через несколько секунд вновь послышалось его уже громкое воркование. Он ворковал и пританцовывал вокруг голубки. И тогда Кария,  подогнув ноги, уперлась концами крыльев о землю, спиной ожидая друга. Отряхнувшись, она первой  метнулась  ввысь.

Они летали более часа. Кругами над домом, над селом  и над лесом, примкнувшим к селу.
Свое гнездо Кария и Пестрый обустраивали вдвоем. Натаскали сухой соломы, перьев. Выложили ими дно и края. Первые два яичка, которые снесла Кария, были маленькими, как и у других голубей. Они поочередно высиживали птенцов.  В этот раз Пестрый сменил свою подругу. Кария клевала зерно, чтоб снова занять свое место в гнезде. Тут же появился Урр, будто поджидал ее.
 
Он вел свои рулады, раздувая зоб и напыжившись в боках. Кария несколько раз отходила от него, но тот не отставал. Тогда она сорвалась с места  и ушла ввысь. Вожак рванулся за ней. Неслыханное дело, - подумала Кария, - чтобы он бросил стаю. Урр никогда не уходил в полет без стаи. Кария слыла в стае хотя и строгой, но доверчивой голубкой. Но она никогда не теряла головы, и всегда трезво оценивала обстановку. Замужней голубке не подобает другого поведения.

Карии стало не по себе. Его крылья прочнее, чем у нее. Даже с учетом  большого количества ее полетов каждый день, Урр выносливее  по своей природе  Урр явно хотел ее утомить и вынудить сесть вне дома. Нет, она выдержит, должна выдержать. Поставленная цель способствует стремлению, а стремление к цели удваивает силы.

Кария одна из всей стаи владела приемами пикирования. Пришло время воспользоваться этим. Она даже и не подумала о том, что вожак из породы  турманов и в совершенстве умеет кувыркаться. Она была уверена опять же из собственного опыта, что отвесное пикирование куда сложнее и более эффективное для снижения, чем кувырки турманов. Она видела, что Урр летел рядом. Он не торопился, видимо потому, что за прошедшие годы он не раз убеждался, что силы самок куда слабее. Он пользовался  своей силой, чтоб покорить самку или укротить кого из самцов, забывающих  о его положении в стае.

 Его полет рядом  с этой строптивой голубкой – всего лишь выжидание. Конечно, эта своенравная голубка может приземлиться и на их дом, но в стае никто не заступится за нее. Не принято. Все это дошло до ее сознания, и она решилась. Чтобы войти в пикирование, надо уменьшить площадь своих крыльев, а значит прижать их на определенную величину. Это уменьшит скорость. Она понимала, что  так же поступит и Урр. Это была часть приема турманов, чтоб перейти к кувырканию. Но на этом сходство и кончалось.

Кария резко выполнила вход в пикирование. Теперь в воздушный поток высовывалась лишь небольшая часть крыльев.  Встречный поток рванулся навстречу. Она едва удержалась от опрокидывания на спину. Боковым зрением  отметила, что и Урр выполнил этот же маневр. Теперь  в этом головокружительном падении главное   почувствовать  критическую  высоту, точку невозврата, Нельзя просчитаться, задержаться лишнего в этом жестком мире воздушного вихря. Промедление в доли секунды грозит катастрофой.

Она сменила угол наклона крыльев и перьев хвоста и резко обеспечила полный размах крыла. До земли оставалось несколько метров. Это она видела своим натренированным за многие полеты глазомером. Перегрузка выворачивала крылья из суставов, боль охватила тело, но скорость резко уменьшилась. Мимо вниз пролетел Урр.  Он увлекся  погоней,  и не ожидал такого маневра. К тому ж он был тяжелее голубки и не мог остановиться.
Кария приземлилась рядом.
- В борьбе за счастье можно и погибнуть, - прохрипел Урр.
Кария промолчала. Голуби умеют достойно относиться к гибели сородичей. Даже, если они - враги.
Великодушие было частью натуры Карии. Оно для нее  равносильно состраданию.
Кария заторопилась к своему гнезду, где, как она понимала, обеспокоенно  ждал ее Пестрый.

Светило яркое летнее солнце, стадо овец по берегу речки щипало  устоявшую зелень. Деревенский пастух лежал на траве и  заворожено глядел на небо. Все, как обычно. Уход одного голубя не нарушил мирового равновесия.
Птенцы молодой пары всегда радовали Федота. Он с особой теплотой заботился о тех голубях, которые родились   в его голубятне.
Я понимал отца. Полет стаи,  и в ней голубки Карии и Пестрого, всегда вызывали во мне двоякие чувства. Восторг и легкую зависть. Именно тогда, глядя на их строго организованный полет и легкость, с какой голуби совершали его, зародило во мне стремление к полету.
Кария и Пестрый  «забрались» на такую высоту, что казались маленькими птичками.

- Смотри, сын,  - показал на небо Федот, - торжество их способностей, не доступное человеку.
Мне не хотелось возражать отцу, но все-таки  я сказал:
- Отчего же, человек  полетит, опираясь не на силу своих крыльев, а на силу своего разума.
Отец удовлетворенно посмотрел на сына:
- Ты уже взрослый, мой мальчик. – Он сдвинул козырек кепки на глаза, защищаясь от ярких солнечных лучей.- Сам придумал?
Я улыбнулся:
-  Школьный учитель физики.

Я не стал  объяснять, что слова принадлежат  русскому ученому Жуковскому,  А он, как известно, много лет изучал полет птиц
Мы сидели на веранде, что примыкала к дому. Ее построил еще мой дед. Мать рассказывала, что родила меня именно здесь, не успев войти в хату.
Кария и Пестрый ушли в очередной полет. Любовь к небу – это навсегда. Пришла и моя пора сделать шаг к небу. Я твердо решил  учиться на летчика.

Коршуна первым заметил Пестрый. Он увидел не его, а его крупную тень, проплывающую по большой поляне в лесу. Заметила  движущуюся тень и Кария. Голуби, когда долго вместе, понимают друг друга на подсознательном уровне. Не сговариваясь, они несколько прижав крылья к бокам, начали резко снижаться.   В отлогом пикировании  они стремительно снижались к селу.  Встречный воздух туго охватывал тело Карии,  выгибая крылья. Ее маленькое сердце лихорадочно  отстукивало секунды приближения  земли.

Ей некогда было найти взглядом друга, но она чувствовала, что он рядом. Ведь когда любишь, тогда не надо и зрения, чтоб ощутить его  присутствие  Большой  рыжий коршун не отставая, тоже в резком  снижении,  падал  за ними. Набегающий ветер застилал глаза, дрожало от напряжения тело. Карии  казалось, что она слышит  дыхание хищника и видит  его изогнутый клюв, нацеленный на них. Хищник приготовился к нападению.
 
Голуби уже видели родную крышу и их хозяина, выбежавшего во двор. Грянул выстрел, и темно – рыжий  хищник отвернул в сторону.
 Пес Матрос вздрогнул от прогремевшего выстрела и спрятался в будке. Он еще  остро переживал  выстрел. В большей степени от неожиданности. Хозяин стрелял  почти рядом с его будкой. Высунувшись из  своего укрытия, он с непониманием и укоризной взглянул на хозяина. «Зачем  палить,  когда я  могу защитить тебя, хозяин», - подумал он и от возмущения даже взвизгнул. Он преданно посмотрел в глаза хозяина и сел возле будки, как черное изваяние.

Он по – прежнему считал себя еще не только  надежным охранником, что так ценится в собаке, но и сильным способным  кобелем.. Если бы  люди понимали собачий  язык,  он бы произнес на свой собственный лад : «Ничто собачье мне не чуждо». Что скрывать, он тайно гордился собой.
Воздух пьянил, а тело требовало удовлетворения природной страсти. Он заметался и заскулил.
Федот  подошел к Матросу и, потрепал его  за шею:
- Понимаю, друг. Сам готов заскулить. Такова она жизнь

Голуби облегченно выдохнули и расправили крылья. Голуби,  как люди  могут пугаться, радоваться, переживать. Они не знают языка людей  и не понимают слова, выражающие их чувства. Но они  воспринимают людей своим  умом,  переводя  свои восприятия на свои чувственные ощущения страха, радости, добра и зла.
Так думал я позднее, присматриваясь к  стае отцовских голубей.
 Кария и Пестрый приземлились в центр  голубиной стаи. С раскрытыми клювами они смотрели вверх, успокаивая дыхание. Им казалось, что окружающие  голуби понимают их, сочувствуя, радуются вместе с ними. Стая уже знала о гибели Урра.

А вверху, распластав крылья, рыжий Коршун  мирно парил, набирая высоту в восходящих потоках воздуха, лишь изредка пошевеливая большими крыльями. Казалось, он купался в воздушной  синеве неба. И вроде не было ни этой погони, ни выстрела Федота, заметившего коршуна.

Эмоции голубей  быстро затихают. В отличие от человека, они не занимаются самоанализом. Скорее всего, им это не дано природой.
Федот понимал состояние Карии и Пестрого. Карию он любил, и ему казалось, что он  понимает ее , как отец понимает мысли и чувства любимого сына. Он любил ее за   стремление к полету. Далеко не каждый из голубей мог в одиночку  подняться высоко над домом  и,  кружась, радовать хозяина своим полетом.

Так было вплоть до покупки им Пестрого. Он  сомневался, что тот приживется у него. Слишком гордым и независимым казался он. А Федоту нужна была свежая струя в сохранении породы. И Кария, казалось, тогда поняла его намерения.  И то, что Пестрый и Кария оказались вместе, он относил к своей любимице. Он долго колебался, когда  один из «светил» медицины попросил у него голубя для безобидного, как он сказал, эксперимента,

Федот согласился только  когда  «светила» убежденно заверил его о совершенной безопасности. Федот был не только обычным голубятником. Он был настоящим заводчиком по разведению  и утверждению новых пород. Как потом узнал он, голубке  ввели стволовые клетки человека. Он верил ученому, и не стал спрашивать о цели эксперимента.

И с тех пор ему стало казаться, что его любимая голубка изменилась. Он с подозрением анализировал,  не понимает ли она его язык. «А что если клетки человека, введенные в ее организм, сделали ее  способной понимать людей», – суеверно обдумывал он.
И в чем он был твердо убежден, так это  в ее преданности ему.
Месяцем позже  он рассказал об этом голубятнику из города. Тот с пониманием кивал головой, но потом  сказал совершенно иное:
- Голуби лишь кажутся умными, - утверждал он. – На самом деле, это те же куры. Кто кормит, тому и служат.
Федот возмутился:
- Знаю тебя многие годы Кирюха, и не перестану удивляться примитивности рассуждений.
Кирилл  хорохорился:
- На спор. Твоя Кария приживется у меня. Для голубя – кто кормит, тот и хозяин. И воспоминаний о тебе не оставит.

Федот задумался. Кирилл не поколебал его убеждений. В какой – то мере тот прав. Но как нет по поступкам одинаковых людей, так и нет  голубей, равнозначных по характеру.
Он мог понять заблуждение соседа. Тот никогда не общался с голубями. А ведь, именно в общении познаются они.

Голуби для Федота – мыслящие существа. Все птицы  и звери на нашей планете наделены разумом. В той или иной степени. Может ли об этом знать городской житель – его сосед?
Но слышать такое от голубятника с большим стажем? В голубятне Кирилла Федот всегда отмечал порядок и чистоту. И потому ему хотелось не столько выиграть спор, сколько переубедить Кирилла в его заблуждении.
- А если Кария вернется, пересмотришь свои взгляды?
- Или ты свои, - улыбнулся Кирилл.

Ударили по рукам, и тот ушел, посадив Карию в небольшую клетку. Сидя в клетке, она много раз перебирала в памяти, как теплые руки Федота брали ее – желтый комочек  и  сохраняли в ладонях, как в родительском гнезде. Вылупившись из гнезда, она первым увидела его, и потому считает его своим  хозяином.  Помнит и прикосновение его мягких губ к ее клюву, и сладковатый  вкус его слюны, которой он поил ее. За что? – Рассуждала она своими птичьими мыслями, за что он отдал ее другому? 

Чем она провинилась перед ним?  Не находя ответа, она мучилась и дорогой, и когда  сидела в клетке на чужой крыше, невольно изучая окрестность. Она думала и  потом, когда получила свободу на новом месте, и когда возвращалась к знакомой крыше. Она уже ощущала знакомые запахи. Вначале леса, потом общий запах деревни, и, наконец родного дома. Люди не знают, что у голубей обоняние развито не меньше, чем у собак, Обоняние помогает нам вернуться с расстояния сотен километров, - рассуждала она.   У каждого голубя хранится в памяти карта запахов местности, над которой они летают. Но люди об этом не знают.

Она глядела с крыши  на хозяина и  своим  чутьем, неведомым человеку, угадала его расположение к ней.
 Федот, хотя и  верил в возвращение, но все равно очень обрадовался, когда через неделю увидел свою любимицу в голубиной семье.
Моя ты красатуленька, - улыбнулся он, глядя на нее. И ему показалось, что в ее широко распахнутых карих глазах блеснул ответный теплый свет.

За это время Пестрый стал вожаком стаи. Он попытался поднять стаю в полет, но голуби не двинулись с крыши.
Набрав большую высоту,  они с Пестрым  кружили над  селом больше часа.   Птице даны крылья и чтоб этим не воспользоваться. О чем только не подумаешь в таком полете. 

Она, будто по-новому, видела и дома деревни, которая стала для нее родной, стадо, пасущееся за лесом, видела свой двор, в котором жили куры, пес Матрос, рыжая кошка Муська. Она жалела и дворового злющего пса Матроса, и кур во дворе, и корову. Впрочем, жалела каждого, кто не умел летать. И даже своего хозяина Федота.

Она готова была рассказать ему об обтекающих тело струях воздуха, и захватывающей дух высоте, с ее прохладой и свободой. Если бы только она могла  облечь свои понятные ощущения в слова, доступные человеку. Люди представлялись ей странными существами. Она больше понимала цепного пса, чем своего хозяина Федота.

Пес был понятен ей  своей агрессией.  Объяснение было простым. Дворовый пес относился к той же категории животных, что и птицы. Но он был их врагом, и голуби боялись его. В свою очередь пес не любил голубей. Так заложено природой. От рождения и до тризны происходит на земле межвидовая борьба. Сильный поедает слабого. И пес, и коршун, лиса и заяц, каждый из них обязан был  для пропитания уничтожить того, кто слабее.

А голуби в природе могли проглотить лишь комара, муху, кузнечика. Выбор был невелик и практически  не нужен, потому что голубей отчего - то кормил человек. И это было для нее странным, потому что  с человеком они принадлежали тоже к разным  категориям обитателей земли. И, соответственно, должны были враждовать. Но этого не происходило.

Человек не только не съедал  голубей, но и любил их. Любое нарушение законов природы должно привести к  катастрофе. Эти знания передала ей через гены  мать, прожившая редкий для голубей срок, более двадцати лет. Через эту наследственную память, она знала, что было время, когда другие виды животного мира или болезни уничтожали  полностью голубиные стаи.

Бывший вожак  голубиной стаи Урр и его голубка  были из породы турманов.  Федот тоже гордился этой  парой.  Порода турманов, с гордой осанкой и   белым оперением, с небольшим клювом и маленьким чубчиком,  привлекала его еще и особенностью полета.  В его стае уже летали три такие пары. И Федот, наблюдая за голубиной стаей, знал, что  голуби каждой породы летают по - особому. И это доставляло ему истинное удовольствие.

 В это раннее утро он по надобности вышел на крыльцо, спустился во двор, и заслушался разноголосым воркованием. Зимнее солнце еще не вышло из-за горизонта, но голубиная стая почти в полном составе, как солдаты на плацу,  уже заняли места на крыше. Он уже по многолетнему общению с ними знал нравы и обычаи стаи. Более того, он ловил себя на мысли, что и их язык в определенной мере он тоже постиг. Он понимал  иерархию  их взаимоотношений,  видел кротость и даже покорность  голубок и вызывающе напористое  поведение некоторых самцов.
 Все как  в человеческом обществе, – думал он. Голубиная стая то же общество со своими  жизненными принципами, обычаями и даже моралью. И все это нельзя отрицать. Голуби – мыслящие птицы. Чтоб там не говорили ученые. Да что ему ученые? А разве можно отрицать его собственный опыт изучения и общения с различными породами голубей. О таком не прочтешь в книжках. Летом, когда стая спускалась на землю, он, сидя на лавочке у дома, часто беседовал с ними. Он мысленно суеверно крестился, когда вдруг голубиная стая переставала клевать и, подняв головы, слушала его.  «Вы все понимаете?» – спрашивал он и настороженно смотрел,  не будут ли они кивать в знак согласия своими изящными головками. В это зимнее утро

Федот не только для собственного интереса, но для  пользы  голубей, чтоб разогрелись в полете, громко хлопнул в ладоши и взмахнул руками. Стая нехотя вспорхнула и сделала круг над домом. Федот размахивал руками, стремясь побудить стаю к полету на большую высоту. То ли его жесты, то ли новый вожак Пестрый  «распорядился», но голуби, почувствовав родную стихию, стали набирать высоту.

Первыми оторвались от стаи, резко уходя вверх, Кария и Пестрый. Они летели рядом, совершая одинаковые маневры. Он мог бы поклясться, что они разговаривают между собой. Голубиный язык существует, Так же,  как и мысли. Только и то, и другое пока не расшифрованы человеком. Это бесспорно. Он не раз наблюдал, как вся стая неожиданно резко меняла курс, но ни разу не было при  этом ни столкновения, ни отставания от стаи хотя бы одного голубя. А разве возможно такое при отсутствии мыслей и способности общаться?

Стайка из  нескольких вертунов - турманов энергичными частыми взмахами крыльев, словно по винтовой лестнице быстро поднялась  на большую высоту. Федот ждал того момента, когда начнется их «цирковое представление». И дождался. Как было уже не раз, голуби начали демонстрировать всю виртуозность своего полета. Порода одна, а способности и характеры  разные. Некоторые вертелись через голову, складываясь в колесо. Он пробовал считать обороты, но от восхищения сбивался. Другие переворачивались назад, делая  десять, а то и двадцать  оборотов,  падая вниз по спирали. Некоторые вращались так быстро, что становились похожими на клубок перьев. Не долетев сотню другую до земли, голуби разворачивались и снова уходили ввысь. И так по несколько раз. Говорят, что иногда  голуби, не успев раскрыться после кувырков, разбивались насмерть. К счастью, в голубятне Федота такого не случалось, если не считать загадочного исчезновения  вожака Урра.

Кария давно присматривалась к стайке турманов. Она многое поняла. Никаких чудес в их действиях она не нашла. Все зависит от владения своим телом – уверенно думала  Кария. Она решила попробовать это и самой. Но первый переворот получился  совершенно непредвиденным. Она летела хвостом вниз, потом ее развернуло на бок.

Она падала, беспорядочно кувыркаясь. Упругий воздух захлестывал поочередно голову,  грудь, спину. Мелькание земли и неба, круговерть в сознании и безостановочное приближение земли.  Временами было ощущение, что воздушный поток стремится вырвать перья из крыльев и  хвоста. То топорщились, то прижимались перья на шее. И, лишь перед самой землей она сумела выровнять падение и  расправить крылья.
-Ты могла разбиться,  - посочувствовал ей Пестрый.
- Чудачка, - насмешливо произнес один из породы турманов. - Ты посягнула на законы  природы. Посмотри на свое тело. Тебе  ли  равняться с нами?
Кария  молча приняла эту насмешку, но возразив позднее:
- Кувырки возможны именно с использованием законов природы. Законы природы, пространство и воздух одинаковы для всех. Вам  эти способности  дала природа. 
Подлетела, махнув два раза крыльями, как подпрыгнула, подруга вожака Урра. Она удовлетворенно заворковала:
- Я горжусь тобой, - сказала она  и дала ей несколько полезных советов.
- А что? – Сказал  другой голубь из породы турманов, – вполне  может выполнить, если постарается. Она из нашей стаи.
- Мы всегда тебе поможем, - раздался  еще голос.
Когда она подошла к Пестрому, тот  взглядом поддержал ее:
- Верь только себе.

Весь этот день Кария вспоминала головокружительное падение. Она должна освоить то, что турманам дано по наследству.
Больше всего Кария любила весну. Любила за светлые весенние дни, зелень, что увеличивалась с каждым днем. По весне  оперение голубей становилось ярче и воркование  самцов  становилось  такой пронзительной силой радости, что хотелось петь.  Даже  Пестрый становился более разговорчивым и ласковым.

Весна особое время, когда  пары становятся ближе  друг другу, заботясь о зарождении следующего поколения. Кария откладывала в гнездо одно, реже два яйца. И потом они, поочередно с Пестрым высиживали  птенцов. И так из года в год. Они жили по тем законам, которые им передали предки.  Много раз Кария поднимаясь в небо, набирала высоту и пробовала по - разному перейти в кувырок. И вдруг это получилось. Она смогла.

Теперь она надеялась, что другие из стаи и не только турманы будут чаще подниматься в небо. Но зависть стаи не подталкивала к действию, а переплавлялась в злопыхательство и обидные слова. Все, как у людей.
. - Выскочка. Обязательно ей надо выделиться. Не хочет жить, как жили мать, бабушка.
Они никуда не лезли. Жили, как велела им природа.
- Но ведь скучно жить только так, как жили  двадцать или пятьдесят лет назад. Каждое поколение должно приносить в жизнь новое, свое, отличное от своих родителей.
Пестрый соглашался, но добавлял:
- Если  нет риска для жизни.

Конечно же, он был прав, только можно ли укротить свой  характер? Наверное, можно, но Кария не признавала  такой жизни. Жить только для того, чтобы есть? Жизнь голубей, даже домашних, полна тревог и опасностей. И не раз  могут выручить их быстрые крылья и владение своим телом. К этому она и стремится.
Но опасность пришла совершенно с другой стороны. Такое случилось  впервые.
Пожар  всегда неожиданный. Так и на  голубятне. Кария почувствовала запах первой.
 
Дым и  слабый  факел огня она увидела в углу. Медлить было нельзя. Маленький вырез в двери голубятни она заметила давно.  Но можно ли через него вылететь? Не бояться нового, искать выход из любого положения. Не к этому ли готовила она себя? Передними пальцами она ухватилась за выступающую дощечку перед  этим вырезом. Она напрягла мышцы ног и с трудом протиснулась в эту прорезь. Она вывалилась  на крышу, и взмахнула крыльями. Все это Кария  проделала, не задумываясь, а лишь по инстинкту самосохранения.

И каким-то чувством, приобретенным  жизненным опытом, она стала летать вдоль дома в бледном лунном свете, надеясь  лишь на  память.  Зрение  голубей не предназначено для полетов ночью.  Услышав хлопанье крыльев, пес поспешно вылез из будки и от удивления присел. Запах дыма дошел и до него.  Матрос рванулся, гремя цепью, и громко залаял.

Федот  несколькими рывками по лестнице добрался  до замка двери, и дрожащими руками открыл дверцу. Сонные голуби выпархивали на крышу. Огнетушителем он смог сбить пламя и, присев здесь же на скамейку и, вытирая выступивший пот, перекрестился.
Утром пришел сосед.
- Слышал, что у тебя жареным запахло?
Федот с сомнением взглянул на него.
- Очко екнуло? – Отчего–то  засмеялся тот.
- Слушай, недоделанный горожанин, валил бы ты  отсюда.
Сосед сплюнул, но ничего не сказал.

В течение дня  Кария и Пестрый  вылетали несколько раз. Они поднимались на высоту более двухсот метров. Отсюда  виделась дальняя излучина реки, лес, деревенское стадо с пастухом, большие поля со спелыми колосьями пшеницы. В этом году пшеничное поле  колосилось  рядом с деревней. После сбора урожая им будет где полакомиться. Сердца их бились радостью от   прозрачного набегающего потока воздуха,  от синевы русла речки, от  сытных запахов поля.
 
На следующее утро Федот открыл дверь голубятни и любовался вылетающими  птицами. Его удивило, что почти все голуби уже вылетели, а Карии и Пестрого все не было. Это показалось ему странным. Он с плохим предчувствием поднялся по лестнице, и, пригнувшись в низкой двери, вошел внутрь. Его любимой  пары голубей здесь не было.

Федот  посидел на скамейке во дворе дома, встал и пошел к соседям. Соседа дома не было.
- Уехал сын еще спозаранку, - вздохнула его старая  мать.
Целую неделю не находил себе места Федот. Будто лучших друзей потерял. Впрочем, так это и было. Долгое общение с ними давало ему радость и подталкивало к размышлениям. Что еще надо одинокому человеку? Он вспомнил жену, свою жизнь, большая часть которой прошла на голубятне.

А может быть, прав сосед: бросить все и податься в город? Но он отбросил эти мысли.
Вернувшись с работы под вечер, он увидел на коньке крыши любимую пару.  Пестрый  клювом прикасался  к перьям подруги, чередуя с воркованием.
И такая тоска вдруг охватила Федота, что хотелось по-собачьи завыть и рвануться с невидимой цепи одиночества.

Виктор Чернявский