Гришка

Гришка - небольшая чёрная обезьянка с белым галстуком и светлыми бакенбардами
на плутоватой мордочке.
Он смутно помнил, что жил когда-то в детстве в тёплых краях, где было много
зелени, и у него была ласковая и заботливая мать. Вцепившись всеми четырьмя
лапками, он прижимался к её животу и сосал грудь. Когда мать перебиралась на
другое дерево, ему приходилось висеть кверху лапами, но неудобств от этого
он не испытывал.

Поймали их простым и древним способом. В джунгли пришли люди и расставили
на земле ящики, в которых были небольшие отверстия под размер обезьяньей руки.
Соблазнившись, Гришкина мать спустилась с дерева и сунула руку в отверстие.
Ухватив банан, она вытащить обратно руку не смогла. Обезьяньего ума не хватало,
чтобы оставить банан и освободиться. Он помнил, как отчаянно кричала и
рвалась мать, когда подошли люди. Испуганный он только крепче прижимался к её
груди. Их накрыли тряпкой, и чужие жёсткие пальцы разлучили его с матерью.

Его поместили в коробку, где находились ещё четыре обезьяньих детёныша.
Мать освободили, и она вместе с лишёнными детей обезьянами, жалобно вопила
в густой кроне дерева.

Вечером, в тот же день, его и остальных усыпили каким-то снадобьем, и,
поместив в подкладку плаща, отправили самолётом в далёкую и холодную Россию.
Сотрудник посольства, подрабатывающий контрабандой экзотических животных,
по приезде в Москву обнаружил, что три обезьянки из пяти, погибли. Однако это
его не смутило - обычный процент убытков при транспортировке.

Гришку, и ещё одного выжившего, продали в частный зоомагазин.
Целую неделю они сидели в клетке прижавшись друг к другу, вздрагивая от
непривычного шума.

Приехавший из Сибири бизнесмен, случайно заглянул в магазин и купил
обезьянку для дочери. Уже в Сибири ему дали кличку "Гришка", и он был вручён
как подарок к дню рождения.

Первое время дочка вместе с подругами постоянно возилась с ним. Они усаживали
его на диван, но слабенький Гришка валился набок. Тогда его садили между двух
подушек, наряжали в кукольные наряды, подвязывали чепчик, и носили на руках.

Месяца через три, дочка, как на надоевшую игрушку, перестала обращать на него внимание.
Теперь он целыми днями сидел на кресле и грустно смотрел по сторонам узко-посаженными глазами.
Оживлялся он когда приходил хозяин. Уставший от своих денежных дел, он каждый
вечер отдыхал, играя с ним. Наигравшись, они частенько вместе засыпали на
диване.
Потихоньку Гришка подрастал, и всё больше вёл активный образ жизни, лазил
по шкафам и висел на шторах, а также бил дорогую хозяйскую посуду. Хозяйка
гоняла его веником, специально купленным для Гришкиного воспитания. Иногда
его сажали на поводок, и он сидел в углу дожидаясь когда придёт ласковый
хозяин и освободит его.

В каждой пришедшей в гости новой женщине, Гришка искал свою мать. Он
заскакивал к ней на плечо, гладил грудь и голову, нюхал женские волосы.
Убедившись, что это не она, он разочаровано спрыгивал, и больше не обращал
на неё внимания. Единственным близким существом для него был
балующий его хозяин.

Когда он залез в сервант и переколотил там фарфоровую очень дорогую
посуду, терпение хозяйки кончилось. Хозяин упирался как мог. Жалея Гришку,
он обещал купить такой же сервиз, но хозяйка настояла на своём.

В деревне у них был отстроен небольшой особнячок, который сторожили посменно
трое местных мужиков. Вот туда и отвёз хозяин Гришку.
Когда за хозяином закрылась дверь, он понял, что его бросили. Потерянный он
сидел в углу пугаясь новой обстановки, надеясь, что хозяин вернётся.
Наступил вечер. Он одиноко сидел в уголочке и хныкал как маленький
ребёнок. Сторож Сергей взял его на руки и положил к себе. Гришка сунул
мордочку ему за пазуху, ещё немного повсхлипывал, повздыхал и, согревшись,
сладко заснул, как засыпают наплакавшиеся дети.

С этого дня он от Сергея не отставал. Если же Серёге нужно было управиться по хозяйству, то Гришка, прижавшись мордочкой к стеклу, смотрел за ним в окно и возмущённо колотил по стеклу маленькой ручкой.
Приехавший как-то хозяин хотел приласкать его, но он отвернулся и перебрался
на колени к Серёге.
Сергей, каждый раз уезжая домой, забирал с собой и его. Дома у него, Гришка
уже чувствующий влечение к противоположному полу, заигрывал с кошкой.
Гришкиных ухаживаний кошка пугалась и пряталась в подпол. И он подолгу сидел
у отверстия, заглядывал туда, и лопотал что-то на своём языке, уговаривая кошку выйти.
Ходил Гришка так-же с Серёгой мыться в баню, и принимал участие во всех
застольях. Мужики наливали ему в бокал красного вина или пива, и он, держа
бокал маленькими ручками, выпивал его за несколько приёмов. Минут через пять
он начинал клевать носом, глаза слипались, и он, завалившись набок, крепко
засыпал. В еде он не был привередлив, и кушал всё что ему дают. Раз мужики,
смеха ради, подсунули ему большую сочную луковицу. Откусив несколько раз,
Гришка почувствовал жжение в глазах и носу, он внимательно осмотрел луковицу
и, видимо решив, что она не совсем чистая, потёр себе об грудку и снова откусил.
Так, обливаясь слезами и натирая себе грудь, он доел её до конца.
Впоследствии он привык к “экзотическому фрукту”, и кушал лук с удовольствием.

Жить в деревне Гришке было интересно, особенно летом. Сидя у Серёги на
плече, он ходил ухаживать за скотиной, с интересом разглядывая коров и поросят.
Ходили они и удить рыбу. Там их донимали комары. Он бил их ладошкой, на себе
и на занятом рыбалкой Серёге.
Так безмятежно Гришка прожил в деревне года полтора.

В начале осени, семья бизнесмена отправилась отдыхать на юг на двух
машинах. И надо же было им заехать по пути в деревню. Дочка, увидев взрослого
и красивого Гришку, закапризничала требуя взять его с собой. С тяжёлым сердцем
Серёга нёс его к машине, а Гришка, почувствовав вдруг тревогу, обнял его за
шею и уткнулся мордочкой в плечо. Хозяин утешал Серёгу, что через месяц обезьянка
будет дома. Гришка, прыгнув к заднему стеклу, стал кричать
и колотить по стеклу. Машины свернули за поворот, и стоящий посреди двора Серёга исчез
из виду. Всю дорогу Гришка то впадал в апатию, то начинал сильно волноваться.
Хозяин заметил, что он возбуждается, когда машины проезжают мимо деревень.
Гришка видел знакомые бревенчатые дома, и каждый раз думал, что это Серёгина деревня.
Но машины шли дальше, и он вновь впадал в апатию, грустно поглядывая на
мелькающие за стеклом пейзажи.

На российско-украинской границе таможенники потребовали документы на обезьяну.
Документов не было, и Гришку конфисковали как контрабандный товар. В тот же день
его отправили в соседний с таможней город, в зоопарк.

Его выпустили в большой, обтянутый крупной металлической сеткой вольер.
Посреди стояло вкопанное, развесистое сухое дерево. На толстых ветках сидело
шесть обезьян Гришкиной породы. Сначала он растерялся, но затем бросился к
старой самке, полагая, что встретил мать. Но тут же получил оплеуху, и
оскаленные клыки в ответ. Испуганный он забился в угол вольера, и со страхом
смотрел на своих сородичей.

Первые дни Гришка думал, что он за что-то наказан, и что скоро придёт хозяин
или Серёга, и заберёт его отсюда. Он нормально кушал, и всё поглядывал на
проходивших мимо людей, к обезьянам он полностью потерял интерес.
Молодая самочка спустилась с дерева и пыталась с ним заигрывать, но он
повернулся к ней спиной, и она оставила его в покое. Спать на ветках, как
остальные обезьяны, он не умел, и свернувшись на холодной земле, дремал и мёрз
всю ночь. Служитель зоопарка заметил это, и Гришке постелили маленький коврик.
Еду ему тоже клали отдельно в угол.

От остальных обезьян Гришка наловил блох. Он думал, что это комары его кусают,
и хлопал себя ладошками по бокам. После чего смотрел на ладонь, недоумевая, почему
там ничего нет? Ловить блох он тоже не умел, так как всю свою сознательную
жизнь прожил в чистоте.
Прошла неделя, и ему стало невмоготу сидеть в неволе.

Однажды он увидел серую в полосках кошку, очень похожую на ту, что жила у
Серёги. Он обрадовался ей как родной, радостно верещал и тянулся к ней, но
кошка ушла, и Гришка долго смотрел в ту сторону. Ему казалось, что именно оттуда
придёт добрый Серёга и унесёт его на тёплом широком плече.
Но никто не пришёл, и он снова уселся в свой уголок.

Теперь он целыми днями стоял вцепившись одной рукой в сетку, а вторую
просунув в ячейку тянул к людям, приходившим поглазеть на обезьян. Иногда
люди, несмотря на запрет, клали в Гришкину ручку конфету. Он психовал на их
непонятливость и швырял её на землю.
Ему не нужны были конфеты - ему нужны были люди.
Он никак не мог понять, за что они выгнали его из своей стаи и поместили сюда,
к совершенно чужим существам, живущим какой-то своей жизнью, которую понять и
принять Гришка не мог.

Наступил момент, когда он вдруг понял, что никто его отсюда не заберёт.
Обессиленный ежедневным стоянием у сетки, он добрёл до своего коврика,
сгорбившись сел и заплакал. Слёзы текли смачивая пушистые бакенбарды и белый
галстучек на груди. К нему снова подошла молодая самочка, и с ещё не созревшей
материнской лаской, погладила по спине. Плача, Гришка оттолкнул её ручку, и
она ушла к своим на дерево.

С этого дня Гришка потерял интерес к еде. Целыми днями он сидел склонив
голову на грудь. Он не смотрел на людей и никого не ждал. Жизнь угасала в
Гришкином тельце. Его носили к ветеринару. Ничего не найдя, ветеринар отметил
только сильное истощение. Гришке стали колоть витамины, он равнодушно переносил
уколы и хотел одного, чтобы его не трогали в своём уголке. Он дремал, и иногда
ему снились, то мать, то хозяин, и очень часто Сергей. Он просыпался, смотрел
печальными глазами куда-то в пустоту, и снова проваливался в дремоту. Однажды они
привиделись ему все вместе. Втроём они стояли возле него, и ему от этого было
тепло и уютно. Это были три существа, которых за свою короткую жизнь Гришка
любил.

Умер Гришка днём, когда солнце так ласково прогревало вольер. Умер ненужный
ни людям, ни своим сородичам. Никто даже не заметил...
Ближе к вечеру зашёл
ветеринар и унёс лёгонькое Гришкино тельце на вскрытие.