1953 год

  В начале марта мы заходили в класс и были поражены. Наша учительница, которую мы полюбили от всей души, несмотря на то, что она была серьезной и строгой и редко хвалила кого-либо из нас, так вот, она плакала и содрогалась от рыданий, положив на стол седую голову. Умер Сталин. Мы были последним организованным обществом, захвативших живого Сталина, тогдашние первоклассники по всей стране. Чувство уважения и благодарности к нему, теплое и искреннее, ощущали все тогдашние школьники.

  Я вспомнил одно из обращений нашей учительницы, Агнии Филипповны, которое она сказала в начале учебного года: - Великое счастье, дети, что вы живете в Советской стране, где все могут учиться и работать, где захотят, где открыты все дороги, где нет унижений и насилия, а только дружба и помощь. Самый великий человек в мире и нашей стране заботится о вас, думает о вас и все знает о вас... Говорила она тогда очень душевно и проникновенно, а мы впитывали эти слова, как губка и верили по-настоящему, истово и основательно. Что делать, нас так воспитывали и вся современная истерическая вакханалия очернительства и злопыхательства никогда не сможет погасить полностью тогдашнее наше мироощущение.

  Есть критика, жесткая и справедливая, есть пострадавшие, их, увы, очень много, но есть исследования и публикации, из которых ясно, что число этих жертв в процентах никогда не превышало число, выражаемое однозначной цифрой, что в разы меньше, чем наплели на двадцатом съезде. И ведь не все из них были белыми и пушистыми. Это тема для отдельного, большого и больного разговора. Людей пострадавших, их можно понять, ничто не убедит. Можно только сказать, что трудно понять логику власть предержащих, когда они на словах сокрушаются о жертвах сталинизма, к примеру, а на деле продолжают издеваться над народом. В случае с ваучеризацией в выигрыше остались лишь несколько процентов населения, а у остальных, несмотря на все благие заверения, отняли вклады, страховки и надежное будущее. А народ переживал не на шутку. Не один генсек ушел с той поры, но их как и не было. Тогда же незнакомые люди падали друг к другу в объятия и плакали. В стране сократилась рождаемость, упала добыча угля, возникло ненадолго как бы всеобщее помешательство. Но все это прошло достаточно скоро, лишь саднила боль утраты. Несколько дней не проходило ощущение, что нас окружило мрачное облако.   
Но время всегда берет свое, прошел месяц, другой и хуже вроде не стало. Что-то там совершалось в верхах, колыхалась крона, а корни, как всегда, стояли на одном месте.

  Каждому человеку памятно и дорого свое детство, воспоминания о нем остаются на всю жизнь. Многие писатели поведали о своем детстве, даже классики отдали свою дань. Не у всех оно было добрым и безоблачным, вспомнить хотя бы Горького, Гладкова и пронзительную повесть Алексея Свирского «Рыжик», но и там многие страницы окрашены доброй грустью о товарищах, играх, окружающих людях и природе. Я хочу сказать, что большинство этих писателей родилось и выросло в Центральной России, на юге Империи, в северной столице и ближе к европейским государствам, т. е. в местах, имеющих многовековую и даже тысячелетнюю историю. Камни и мостовые городов, среднерусские реки и равнины, степи и леса помнили и нашествие Чингисхана, и набеги половцев и разные смутные времена. Там сама История с молоком матери входила в плоть и кровь живущих на этой земле. Там развивалась Россия, там проходили основные события, там расцветала культура. За Уральским хребтом всего этого не было. Только с похода Ермака в Сибирь начинается писаная история тех мест. Долгие годы там стояли небольшие остроги да строились каторжные поселения. Где-то во второй половине 19-го века, в царствование Александра III, а может и немного пораньше началось массовое переселение крестьян из Центральной России на Урал, в Зауралье, уже немного обжитые и далее, в Сибирь и Дальний Восток. Дело обстояло так. Население в деревнях, в стране росло, в губерниях Орловской,Тульской, Курской, других развивалась промышленность, строились заводы, шахты и рабочие поселки, пахотный клин уменьшался, земли для всех не хватало и чтобы избежать перенаселения, других негативных моментов, добровольцам было предложено перебраться на новые земли на весьма льготных условиях. Старики в деревне и на станции были прямыми потомками тех переселенцев, некоторые помнили, когда были мальчуганами, многонедельное путешествие в телеге из Орловской, к примеру, губернии в эти места. Царское правительство не скупилось в связи с этой затеей. Разумеется , и тогда процветало казнокрадство, об этом можно судить, читая Куприна, Гарина-Михайловского, Короленко, Мамина-Сибиряка. Уезжавшим обеспечивался переезд, обустройство на новом месте, давали деньги на обзаведение и на корову. Уезжали семьями и по нескольку дворов, были случаи, когда вся деревня целиком снималась с места. Были льготы с налогами, с воинской повинностью, что-то еще. Таким образом, убивались два зайца; сохранялся оптимальный состав населения в центральных губерниях и заселялись и крепли окраинные пределы России. В официальной истории об этом как-то глухо - как же, царизм заботился о своих подданных. Немного событий, сравнительно, конечно, с бурной жизнью по ту сторону Урала прошло на этих просторах. Протянулась по югу Тобольской губернии железная дорога, вдоль нее катились ужасы гражданской войны, а в Отечественную в Сибири осело много разных заводов, которые успели вывезти из-под огня. Это был сильный толчок в промышленном развитии Сибири. Но все это по городам, крупным и не очень, а глубинка жила едва ли не по канонам столетней давности, только разве во время антирелигиозной кампании по селам были порушены немногочисленные церкви и во время коллективизации клокотала еще деревня.

  Жизнь постепенно налаживалась, строились новые дома, проводилось радио и электричество. На всех улицах слышался постоянный стук топоров. Каждый год снижались цены, я помню цены на школьные тетради. В 1952 году тетрадь стоила 17 копеек, а потом 16,15,14,13 и оставалась такой до денежной реформы 1961 года. Ощущалось большое народное удовлетворение. Исчезли очереди за хлебом, а еще не наступила целинная эпопея. Так было, скорее всего, в городах и рабочих поселках, а на селе было совсем другое. Но я пишу о том, что было в нашем поселке. Итак, очередей за хлебом не стало, но они были, если довериться моей памяти, года до 1954-го. В эти очереди я ходил года два, как немного подрос. Хлеб давали по организациям. Наша станция являлась узловой, там были представлены все железнодорожные службы. На небольшой площади возле пакгауза стояло несколько разных контор, в них были выделены помещения для торговли хлебом и там работающим или членам их семей по спискам выдавался хлеб. Взрослые раз-другой получали хлеб вместе с пацанами, а потом продавщица нас уже знала. Придешь утром к своей конторе, а там стоит человек сорок. Подходишь к хвосту очереди, там постоянная бабулька, которая следила за порядком, вытаскивает из седой прядки за ухом химический карандаш и послюнив его, пишет на ладони номер. Хлеб привозили в одно время, очередь продвигалась быстро. Затеешь какую-нибудь игру со сверстниками, а тебе вскоре кричат: «Эй, сорок пятый подходит, где ты там»! В среднем на семью давали две булки с довеском величиной где-то с кусок хозяйственного мыла. Булки были килограммовые, чуточку не дотягивали, вот и отрезали довесок.

  Вот стою я в хвосте очереди и наблюдаю по сторонам. Подъехал к окошечку на маленькой тележке инвалид, упирается в землю деревянными чурочками, похожими на городки. Ближний к окошечку берет у него деньги и подает продавцу, а потом инвалид укладывает хлеб в сумку, висящую на груди, и покатил восвояси. Легковых машин для инвалидов, разумеется, не было, но производились для одноногих некие каталки, может, даже кустарным способом. Я много ими интересовался, но, наверное, слишком поздно, ничего вразумительного не узнал. Решетчатая рама из железных прутьев, три велосипедных колеса, одно спереди, два сзади, сиденье со спинкой и два рычага, внизу соединенные цепью с колесами. Один рычаг толкаешь от себя, другой одновременно тянешь к себе и так без перерыва. Немудреная конструкция катится и уж не могу сказать, каким образом, поворачивает и вправо и влево. Встречались и четырехколесные экипажи, посложнее.
 А вот постоянно сидит на одном месте слепая и рябая старуха и поет песни и куплеты с картинками. Перед ней на земле картонная коробка из-под обуви и там звякают бросаемые туда монеты. А какой был хлеб, ноздреватый, хорошо пропеченный, крупные, пышные булки, белые, как бумага. Надавишь на него, сожмешь почти совсем, отпустишь, и через пару секунд хлеб принимает первоначальное положение. Крошек не было совсем. Наш хлеб считался лучшим в районе и был он просто вкусен и все тут.

  Не могу не вспомнить о колбасе. Сейчас чаще вспоминают колбасу по два двадцать. Это уже неважная колбаса, ее помнят люди моложе меня лет на двадцать. Тогда же самая популярная колбаса стоила семнадцать рублей, после реформы рубль семьдесят. Вообще говорить о тех ценах и иметь четкое представление могут лишь свидетели того времени. На минимальную зарплату можно было купить килограммов двадцать такой колбасы. А какая она была, боже мой. Зайдешь в магазин, подойдешь к отделу, где ей торгуют, подышишь пару минут и выходишь вроде как сытый. Сравнивать вкус просто грех. Нынешнюю вареную колбасу могут есть самые строгие обладателе постов, не боясь согрешить - в ней практически нет мяса, там соевые наполнители, эмульгаторы, красители, идентики, заменители, а по слухам, картон и туалетная бумага. Судя по вкусу, такое вполне возможно.

  Чай цейлонский и китайский, индийский и грузинский. Да, грузинский чай был очень качественным. Это позже путем селекции удвоили выход продукции с единицы площади и получили то, что имели в последнее время. Знакомые грузины рассказывали, что коровы там при случае жевали этот чай, в смысле, растения, чего раньше никогда не делали из-за излишней терпкости. Что касается нынешних чаев в изящной упаковке, то подозреваю я, что прежде чем быть расфасованным в такие упаковки, чай этот проходил некую технологическую операцию, о коей умалчивают. Возможно, еще в сыром виде этот чай попадал в камеру, где путем выпаривания или вентилирования из него вытягивались летучие ароматические компоненты, которые в результате несложной технологической же операции дополнительно впитываются в чай, который мы не видим. Иначе как объяснить тот факт, что в том чае или кофе, который мы покупаем, чернота есть, горечь есть, а аромата нет или иногда чувствуется слабый оттенок его.

  А сколько было на прилавках самой разной рыбы. Сейчас ее выбор тоже не мал, тогда же ведро карасей стоило три рубля, чуть дешевле стоила бутылка водки. Была камбала и язь, щекур и треска, карпы и окуни, муксун и сырок, нельма и судак, ставрида и скумбрия почти все время. Их брали выборочно, а вот сельди брали больше всего, была она и в бочках, и соленая и маринованная и копченая, вкусная фантастически. Было много сушеной рыбы и красной икры. Брали ее мешками, стоила она шесть рублей ко времени денежной реформы, по 60 копеек, ее уже не было. Эта сушеная рыба была с Азова, попадалась в журнале заметка, что в результате великих свершений - Московское море, Куйбышевское, Цимлянское водохранилища и т. п. - ее добыча в 1970 году по сравнению с 1956 годом снизилась в 39 раз. Нет слов. Еще было много рыбных консервов. Баночки в окнах и нишах, красиво расположенные, стояли до потолка. Баночка такая была как две нынешних одна на другой, а мелких было мало, продавали в них паюсную икру.

  Сейчас качественные магазинные продукты достаточно редки и народ наш, если хочет питаться вкусно, должен заниматься домашними заготовками. Запад же, да и все партнеры наши по торговле, стараются впарить нам по возможности второй сорт, недаром столько скандалов по этому поводу. И правильно, рынок есть рынок, смотреть надо.
 
  Вот и второй класс начался. Как же мы соскучились друг по другу, не всегда даже могли удержать на лице равнодушное выражение. Вот когда состоялся настоящий классный коллектив. Теперь мы уже «старички» и снисходительно покровительствуем первоклашкам, среди которых половина младших сестренок и братишек всех наших второклассников и они в затруднительных случаях бегут к нам.

  Хороший повод для гордости у меня был, когда я во втором классе стал пионером и был единственным до конца учебного года, месяцев около четырех. Случилось это так. Октябрят тогда еще не было, я пробегал по актовому залу новой, первый год работавшей школы. В зале проходило пионерское собрание, вернее, оно уже закончилось, а я, как завороженный, смотрел на устроенный пионерский костер. В круглом барабане метались лоскуты красной ленты, поддуваемые снизу вентилятором и освещаемые оттуда сильной электрической лампочкой.
 - Что, небось пионером быть хочешь,- спросил стоявший рядом старшеклассник, бывший вожатым. Уши у меня покраснели :
 - Да, хотелось бы,- еще не веря себе, пробормотал я.
 - Ну и ладно. Маша, - крикнул вожатый, - вот еще один кадр . Запиши-ка его.
 - Что ты, Миша,- с неудовольствием произнесла Маша, тоненькая симпатичная девушка,- кто же так делает? Вот будет собрание…
 - А сейчас что, не собрание, - насупился Миша. Как видно, он не любил уступать. Маша это знала и, поглядев на мою посмурневшую физиономию, не стала спорить.
 - А торжественное обещание ты знаешь,- спросила она. Я кивнул, и Маша закричала:
 - Ребята, девочки, становитесь в линейку! Десятка три оставшихся школьников последовали этому призыву. Маша вывела меня перед ними: - Ну, говори торжественное обещание. Я забухтел что-то непонятное и только когда Маша чувствительно двинула меня локтем в бок, смог произнести необходимые слова.
 - Вот молодец, иди становись к ним, - Маша махнула рукой, - сейчас я зачитаю план на неделю. - А он не из нашего класса, - сказал кто-то из линейки. - Как не из вашего, - возмутилась Маша и повернулась ко мне, - откуда же ты?
 - Я из второго « А», - трудно проговорил я и опять упал духом.
 - Миша, как же так, - насела на него Маша. Так я и остался пионером. Что-либо изменять было непедагогично, тогда я впервые услышал и осознал это слово. Надо было иногда оставаться с третьеклассниками, когда мой класс уходил домой, но я был доволен, многие мне завидовали. Мне так же давали кое-ка-кие мелкие поручения, которые я выполнял с огромным удовольствием…