Таинственный лес

Му­зы­ка… Эта му­зы­ка, зву­ча­щая в ше­лес­те листь­ев и жур­ча­нии во­ды в ручье, — ты ее слы­шишь? ..

В этом ле­су ни­ког­да не бы­ва­ет пол­ной ти­ши­ны; нес­мот­ря на все спо­кой­ствие, иног­да ка­жет­ся, что ниг­де не бы­ва­ет так ог­лу­ши­тель­но гром­ко, как здесь. От­ку­да-то из­да­ле­ка до­но­сит­ся ти­хое жур­ча­ние ру­чей­ка; соз­да­ет­ся впе­чат­ле­ние, что во­да что-то шеп­чет, что-то пы­та­ет­ся ска­зать. Слыш­но пе­ние птиц. Звон­кое, но не гром­кое, оно до­но­сит­ся с вер­шин ве­ли­чес­твен­ных де­ревь­ев с рас­ки­дис­той яр­ко-зе­ле­ной лис­твой, ко­то­рая буд­то свер­ка­ет, ког­да сквозь нее нес­ме­ло про­би­ва­ют­ся сла­бые зо­ло­тые лу­чи ут­рен­не­го сол­нца. Свет этой звез­ды еще бле­ден в та­кое ран­нее вре­мя. Тра­ва здесь не ме­нее на­сы­щен­но­го от­тен­ка, чем листья де­ревь­ев. Где-то в ее за­рос­лях слыш­но стре­ко­та­ние на­се­ко­мых.

В прох­лад­ном ут­рен­нем воз­ду­хе от­чет­ли­во чувс­тву­ет­ся не­кое вол­шебс­тво. Чем оно пах­нет, это вол­шебс­тво? Оно пах­нет сы­ростью бо­ло­та, сок­ры­то­го где-то в глу­би­не ле­са, оно пах­нет дож­дем, ко­то­рый не­ис­то­во лил всю прош­лую ночь, не­из­вес­тны­ми рас­те­ни­ями, спря­тан­ны­ми где-то в тра­ве. Нель­зя точ­но ска­зать; свет­лое оно или тем­ное, но оно оп­ре­де­лен­но та­ит в се­бе неч­то та­инс­твен­ное, не­из­ве­дан­ное и опас­ное. Это что-то за пре­де­ла­ми люд­ско­го по­ни­ма­ния. Эта ма­гия ви­та­ет в воз­ду­хе, ею про­пи­та­на ко­ра ство­лов древ­них де­ревь­ев; она в пе­нии птиц и в стре­ко­та­нии куз­не­чи­ков, сол­неч­ных лу­чах и ед­ва ли не каж­дой тра­вин­ке.

Ше­пот. От лег­ко­го ду­но­ве­ния вет­ра, лис­тва де­ревь­ев еле за­мет­но ко­лы­шет­ся и ед­ва слыш­но ше­лес­тит. С этим ти­хим ше­лес­том, слов­но пе­реп­ле­та­ет­ся ти­хий ше­пот. Это, на­вер­ное, ду­хи ле­са. Они жи­вут здесь очень дав­но, но ник­то их ни ра­зу не ви­дел. Они пря­чут­ся от пос­то­рон­них глаз и их не­воз­мож­но выс­ле­дить. Да­же ус­лы­шать их не каж­до­му да­но. Ведь ше­лест лис­твы — это и есть их ше­пот. Воз­мож­но, ес­ли за­хо­теть, мож­но да­же ра­зоб­рать сло­ва. Не на на­шем язы­ке, ко­то­рый мы по­ни­ма­ем и на ко­то­ром сво­бод­но го­во­рим; на ка­ком-то дру­гом, за­га­доч­ном, но прек­рас­ном и слад­коз­вуч­ном.

Ког­да вре­мя под­хо­дит бли­же к по­луд­ню, лес пре­об­ра­жа­ет­ся: сол­нце, ут­рен­ние лу­чи ко­то­ро­го бы­ли та­ки­ми блед­ны­ми и ка­са­лись крон де­ревь­ев так нес­ме­ло, ста­но­вят­ся яр­че и при­ро­да ле­са буд­то ста­но­вит­ся при­ми­тив­ной и прос­той. Слов­но, слиш­ком яр­кий свет зас­тав­ля­ет ма­гию, и до это­го при­та­ив­шу­юся от чу­жих глаз в ук­ром­ных мес­тах, в ис­пу­ге ис­чез­нуть. И все зву­ки ста­но­вят­ся та­ки­ми при­выч­ны­ми, про­па­да­ет та вол­ну­ющая опас­ность, ви­тав­шая в воз­ду­хе до это­го.

…Она лег­ко сту­па­ет по не­боль­шой по­ля­не, рас­ки­нув­шей­ся в глу­би­не та­инс­твен­но­го ле­са. Это единс­твен­ное мес­то здесь, пол­ностью за­ли­тое яр­ки­ми зо­ло­ты­ми лу­ча­ми днев­ной звез­ды. Эта по­ля­на — не­боль­шой свет­лый ос­тро­вок пос­ре­ди опас­но­го мра­ка ле­са. Ка­жет­ся, что ес­ли вый­ти на не­го, ни­ка­кие лес­ные ду­хи не смо­гут приб­ли­зить­ся к те­бе.

Сол­нце зо­ло­тит ее бе­ло­ку­рые, цве­та спе­лой пше­ни­цы во­ло­сы. Эта де­вуш­ка прек­рас­на, слов­но са­ма При­ро­да; ее яс­ные гла­за от­ра­жа­ют всю го­лу­биз­ну бе­зоб­лач­но­го лет­не­го не­ба, ее ко­жа на­сы­щен­но­го пер­си­ко­во­го от­тен­ка, слег­ка за­го­ре­лая, а ее тон­кие, но иде­аль­ной фор­мы гу­бы, име­ют цвет спе­лой виш­ни. Кто она и что де­ла­ет в этом ле­су — не­из­вес­тно да­же ей са­мой. Она не зна­ет сво­его име­ни, у нее нет оп­ре­де­лен­но­го воз­рас­та, она слов­но всег­да здесь бы­ла, есть и бу­дет. Эта де­вуш­ка не дух, не приз­рак, а неч­то весь­ма при­зем­лен­ное, ды­ша­щее и име­ющее кровь, стру­ящу­юся по жи­лам, как и у дру­гих лю­дей. Но есть в ней что-то… по­тус­то­рон­нее. Ее взгляд; он нап­рав­лен ку­да-то кон­крет­но и на все вмес­те од­нов­ре­мен­но. Эта де­вуш­ка ви­дит все и ни­че­го. Она идет по од­ной лишь ей из­вес­тной тро­пин­ке. А, мо­жет, это и есть са­ма При­ро­да? ..

Ве­че­ре­ет. Ть­ма мед­лен­но за­ме­ня­ет свет, так ос­то­рож­но, буд­то спра­ши­вая раз­ре­ше­ния. Днев­ная звез­да ус­ту­па­ет мес­то ноч­но­му све­ти­лу и мил­ли­ар­дам его вер­ных спут­ни­ков — звез­дам. И тут ма­гия слов­но про­сы­па­ет­ся, вы­ры­ва­ет­ся на сво­бо­ду пос­ле то­го, как бы­ла вы­нуж­де­на пря­тать­ся це­лый день. Имен­но по­это­му, ночь — са­мое ска­зоч­ное вре­мя су­ток здесь. Ска­зоч­ное и неп­ред­ска­зу­емое. Она пол­на зву­ков. Мо­жет по­ка­зать­ся, что ты слы­шишь все то же са­мое, что и днем, но это не так. В тем­но­те, ког­да свет не бь­ет в гла­за, все ощу­ща­ет­ся яр­че. Каж­дый ше­лест, лю­бой шум зас­тав­ля­ет вздра­ги­вать от не­ожи­дан­нос­ти. Она, та де­вуш­ка, пре­об­ра­жа­ет­ся в но­чи. Ее свет­лые, от­ли­вав­шие зо­ло­том на сол­нце во­ло­сы, те­перь по­се­реб­ри­ла лу­на, ее алые гу­бы те­перь ка­жут­ся чер­ны­ми, а ко­жа мер­твен­но блед­ной. Днев­ная кра­са­ви­ца прев­ра­ща­ет­ся в ца­ри­цу но­чи. Ее не стра­шат все тай­ны ле­са. Они от­кры­ты для нее. Ду­хи не бо­ят­ся кра­са­ви­цу, они слов­но под­чи­ня­ют­ся ей. Да, в тем­но­те, ма­гия пред­ста­ет со­вер­шен­но иной, не­же­ли при сол­неч­ном све­те. Не бо­ясь ра­зоб­ла­че­ния, она от­кры­ва­ет свою ис­тин­ную сущ­ность.

Око­ло де­ревь­ев ро­ят­ся ма­лень­кие огонь­ки. Они тан­цу­ют свой собс­твен­ный, бе­зум­ный и ха­отич­ный та­нец. Вы ду­ма­ете, что это свет­ляч­ки, но для нее это ска­зоч­ные феи. Сто­ит толь­ко рас­крыть свое во­об­ра­же­ние и от­дать­ся при­ро­де, все пред­ста­нет в дру­гом све­те. Да­же то, что до­се­ле ка­са­лось са­мой обы­ден­ной вещью в ми­ре. И ста­рые вет­вис­тые де­ревья с пыш­ной яр­кой лис­твой в тем­но­те пред­ста­ют ги­гант­ски­ми монс­тра­ми, су­ро­вы­ми стра­жа­ми ле­са. Тра­ва обо­ра­чи­ва­ет­ся ужа­са­ющи­ми щу­паль­ца­ми, ко­то­рые пы­та­ют­ся ута­щить те­бя и за­ду­шить. А прек­рас­ная де­вуш­ка пред­ста­ет ко­вар­ной кол­дунь­ей, ры­щу­щей в по­ис­ках жер­твы. За­бав­но, не прав­да ли? Но она ведь все та же юная ле­ди. И все, что она ви­дит здесь, ка­жет­ся ей чем-то фан­тас­ти­чес­ким, вол­шеб­ным; но, на са­мом де­ле, это все­го лишь обыч­ный лес и ше­лест лис­твы здесь — вов­се не ше­пот ка­ких-то ма­ги­чес­ких ду­хов. Мы ви­дим вол­шебс­тво лишь там, где хо­тим его ви­деть и лишь тог­да, ког­да ве­рим в не­го.