Теория третьего социализма

Содержание:

-Предисловие.
-Введение.
-Закономерный зигзаг.
-Кто развалил СССР?
-Спаситель России.
-Невыполненный завет.
-«Азы» научной социологии.
-От классовой социологии – к общечеловеческой.
-Возвращение к научной социологии.
-Социально-экономические уклады индустриального общества.
-Сущность третьего социализма.
-Сущность криминально-коррупционного строя и его ликвидация.
-Особенности партии среднего класса.
-Учет ленинского наследия.
-Преодоление социального безумия – требование времени.
-Заключение.

(всего около сорока страниц).



               
               
                ПРЕДИСЛОВИЕ

 Идейные представления, если брать в целом, сложились к настоящему времени, следующим образом. Большевистский социализм, в силу своей диктатуры и насилий, неприемлем, он отвергается общественным сознанием. С другой стороны, неприемлем и дикий капитализм, с его эксплуатацией, обнищанием народа и, несмотря на все заклинания либералов, экономическим бессилием. Здравый смысл, а также обобщение современного мирового опыта, явно указывают на то, что разумной оказывается некоторая середина, которую, например, партия «Справедливая Россия» называет третьим социализмом, и которая включает в себя и экономическую свободу, и правовую защищенность (и зажиточность) общественных низов.

Отсюда , однако, делается, казалось бы, логический вывод: большевизм, как и дикий капитализм, следует оставить в прошлом как нечто совершенно ошибочное и внимательно сосредоточиться на настоящем - изучать передовое, что есть у человечества в указанном третьем направлении, осмысливать его, обобщать, проверять практикой. Конкретно это сегодня намечается как модернизация, инновации, Сколково, т.е. новый экономический рывок на этом третьем направлении. В действительности же, с таким идейным багажом опять ничего не получится. Также не получится, как не получилось построить коммунизм к 80-му году у Хрущева, развитой социализм у Брежнева, социализм с человеческим лицом, ускорение и перестройка у Горбачева. И, наконец, реформы у Гайдара и Чубайса. Снова совершается всеобщая роковая ошибка нашей эпохи. Дело в том, что  социальная реальность на самом деле более коварная, чем кажется на первый взгляд, и для успеха работы с ней требуется более глубокое понимание ее «хитрого» механизма. При пренебрежении к идеям, питавшим как первоначальный капитализм, так и большевизм, сфера социального анализа настолько суживается, что при всем умственном напряжении, требуемого интеллектуального прорыва, т.е. правильного понимания социально-экономической реальности, в которой мы в настоящее время находимся (соответственно, успешного управления этой реальностью) не получается и никогда не получится. Ситуация коренным образом меняется, когда, наряду с вполне необходимым обобщением современных общемировых положительных результатов, мы, непредвзято, со всей серьезностью, вникаем в прошлые теоретические достижения.

Всякий добросовестный читатель не может не обратить внимание, что в предлагаемой мной теории излагается целый ряд совершенно новых идей по самому животрепещущему вопросу нашего времени, над которым все ломают голову, что ничего подобного им читать еще не приходилось. Уверен: не найдется ни одного критика, который смог бы доказать, что эти идеи являются ошибочными. Дело в том, что все они представляют собой лишь дальнейшее логическое продолжение открытий и выводов, сделанных другими экономистами. Во избежание скороспелой ошибки, хочу, при этом, заранее предупредить: для обычного сегодняшнего мышления, все еще не вмещающего целое, при беглом взгляде на мои выводы, одни из них сначала, вполне естественно, могут показаться слишком большевистскими, другие, наоборот, – слишком либеральными. Прошу этим не смущаться. Не забывайте, что в науке по-настоящему новое без неожиданностей и парадоксов не бывает. В действительности, мои выводы представляют собой строго научную теорию, которая так относится к классическому марксизму и научному менеджменту, как, скажем, современная физика к классической. Достоинством этой теории является простота, очевидность, соединение в гармоническое непротиворечивое целое прошлых и современных научных представлений, левых и правых идей, а также самых фундаментальных теоретических положений и прямо вытекающих из них практических рекомендаций того, как безболезненным эволюционным путем вводить правильные принципы третьего социализма в реальную жизнь. Для современного сознания она привносит целый ряд новых идей, открытий, которые, впрочем, и вообще для науки являются совершенно новыми. Но, в то же время, они представляют собой лишь дальнейшее развитие, дальнейшую конкретизацию открытий, сделанных прошлыми поколениями – в полном соответствии с той общей особенностью зрелых наук, когда каждое последующее поколение, не отвергая предшествующих открытий, а опираясь на них, добавляет  фундаментальное новое.

Эта теория, таким образом, исправляет современное запутавшееся мышление от ошибочных уклонений, снимает с глаз общую пелену. Чтобы облегчить эту задачу, мне пришлось начать издалека – из раскрытия логики становления первоначального капитализма. В то же время, я постарался все изложить как можно проще и короче – в пределах сорока страниц.
               
   
 

ВВЕДЕНИЕ.

По свидетельству директора издательства «Канон+» Ю. Божко, большинство современных западных философов истории считают, что история – это не наука, у нее нет своего метода исследования, каждый интерпретирует как хочет, что она всего лишь один из видов пропаганды. А наши авторы не интересуются историей социологии, не читают труды коллег, каждый изобретает свой велосипед…

Мировой кризис явился своего рода пинком. Словно спросонку высказываются догадки, что, может, и у истории есть свои закономерности Поступают сообщения, что и на Западе, и у нас, снова начали заглядывать в «Капитал» Маркса. Это – шаги в правильном направлении. Я шел тем же путем. Но начал гораздо раньше и прошел гораздо дальше.

В свое время, я прочитал у Ленина указание, что никто даже из марксистов Маркса не понял. Зародилось ошеломляющее подозрение, что это сохранилось и в СССР. Потом прочитал также, что и Энгельс говорит о «редком непонимании» открытий Маркса. И еще он отмечает, что метод Маркса усвоить не трудно, но он позволяет вырабатывать множество новых правильных идей и дает возможность легко отличиться. Пришлось заняться «журналистским расследованием».

В итоге выяснилось, что марксизма действительно не понимали в СССР, не понимают и до сих пор.

Вообще, в истории науки есть множество примеров, когда новые открытия какое-то время остаются непонятыми. Но только этот случай оказался со столь чудовищными историческими последствиями.

Любая наука изучает закономерности того, или иного процесса, с целью прогнозировать его результаты и, по возможности, управлять этим процессом. Социология имеет такую же естественную цель – научиться господствовать над историческим процессом. Точнее говоря – научиться избегать стихийно возникающего при переходе от одного общественного строя к другому расстройства национального труда и вызванных этим потрясений; научиться гармонически организовать социально-экономический прогресс.

 Маркс открыл, что это регулярно повторявшееся в истории расстройство труда обусловлено общей логикой развития каждого общественного строя. Каждый строй сначала способствует развитию производительных сил, потом все больше тормозит их, наконец, дело доходит до того, что старый строй трещит по швам, происходит всеобщее расстройство, начинаются «муки родов» нового строя: все общественные силы начинают осознавать это противоречие и бороться с ним. В ходе этой борьбы происходит множество ошибок, ложных шагов, столкновений. И лишь в конечном итоге, методом проб и ошибок, общество находит ту новую организацию труда, которая объективно требуется на данном историческом этапе.

История свидетельствует о том, что такая борьба происходит и сейчас. Но сейчас ситуация коренным образом изменилась. Сейчас общемировой и национальный труд усложнился до такого уровня, что требующаяся его новая организация не может уже быть найдена стихийно, методом проб и ошибок, как было до сих пор. Она может быть осуществлена сегодня только с помощью научной социологии, основы которой открыл Маркс и научный менеджмент.

Советский строй, вопреки антинаучным догмам и мифам, порожденным отсутствием научной социологии, тоже развивался по этому общему закону: сначала он обеспечил бурное развитие производительных сил, потом начался застой (неизбежность застоя советского строя предсказал еще Ленин). Потом произошло его разрушение. Если бы социальная наука развивалась без задержки, то суть следующего строя и логика перехода к нему была бы разработана своевременно, во всех подробностях, и весь процесс прошел бы эволюционно, без потрясений. Но этого не произошло, и требуемый историей строй организован не был. Сам Чубайс пришел к выводу, что его реформы дали другой результат, что капитализм у него получился дикий.

На самом деле, получился тупиковый криминально-коррупционный строй, у которого нет будущего, который от первоначального дикого капитализма отличается коренным образом. Теперь все поносят власть, считая ее виновной во всем происходящем. На самом деле, ни власть, ни теоретики не понимают,  что с этим  строем делать.

Чтобы запустить у нас развитие требуемой, т.е. новой, здоровой, эффективной социально-экономической модели, требуется сначала выполнить простой ленинский совет: не дурачить самих себя. Говоря без обиняков, самоодурачивание состоит в том, что демократы, поборники свободы слова, свободы научного исследования и т.д., горой стоят за то, чтобы сам разговор о научной социологии был начисто выброшен, чтобы никто не смел всерьез обсуждать в СМИ наследие Маркса, открывшего фундаментальные первоосновы исторической науки, наследие Ленина, успешно применившего на определенном историческом этапе эти открытия для замены одного строя другим. Но разве разумно без действительного осмысления этого огромного исторического наследия браться за задачу исправления вслепую созданного неудачного тупикового сегодняшнего общественного строя? Разве можно вообще сделать что-либо новое, отворачиваясь от прошлого опыта, от здорового критического анализа его положительных и отрицательных сторон?      

В ходе своего расследования я установил, что главная ошибка как советских социологов, так и сегодняшних либеральных, которая стала препятствием на пути усвоения и дальнейшего развития научной социологии – это непонимание сути и роли собственности. Люди  просто невнимательно прочитали Маркса. Поэтому считается, что форма собственности – самая фундаментальная экономическая категория. Соответственно, считается, что менять строй – значит, менять форму собственности. Вот и меняют, и манипулируют формами собственности, а требуемого результата нет как нет. В действительности, Маркс установил, что первоосновой общественного строя являются отношения собственности, а это совсем другое понятие. Это – отношения между собственностями, независимо от их формы, отношения, которые для каждого строя свои. Другими словами, это – правила экономической игры между хозяйственными единицами всех уровней, это – характер и способ, которым осуществляются экономические взаимосвязи между ними. Этот характер и способ взаимосвязи и есть в действительности способ организации общественного труда. Для каждого строя он свой. Частная собственность, на которую либеральные экономисты сделали ставку, в различных формах существовала в различных общественных укладах, задолго до капитализма, и оказывала на эффективность производства различное влияние, как и остальные формы собственности. Поэтому, пользуясь категорией «форма собственности» ничего в социально-экономическом процессе понять невозможно. В итоге, экономисты оказались верхоглядами и путаниками. Благодаря более глубокой научной категории «характер и способ взаимосвязи», от которой сущность и эффективность каждого строя зависит уже напрямик, я в настоящей работе распутываю эту путаницу. Так, выяснилось, что с начала возникновения капитализма и до наших дней уже последовательно возникали целых четыре экономических модели, уклада, чего экономисты, ослепленные «формой собственности», совершенно не замечают. Между тем, фундаментальные формулы (законы, принципы) организации труда во всех этих четырех укладах, давно уже сформулированы различными авторами в экономической литературе. Но чтобы обратить внимание на эти фундаментальные формулировки и извлечь из них конкретные рекомендации для практической деятельности, нужно было сначала правильно понять открытия Маркса.

Закон организации третьего социализма, - т.е. настоящего социализма, коренным образом отличающегося от того социализма, что был в СССР и во всем соцлагере, и к которому мы, для нашего национального спасения должны будем теперь перейти, - этот закон сформулирован еще Марксом. Но у Маркса это дано в общей абстрактной форме, оторванной от сегодняшних социально-экономических реалий. Выражаясь словами Эйнштейна, выработавшего общее представление о научной теории, Маркс дал только «фундаментальный кирпич» будущей теории третьего социализма, которую предстояло развить, исходя из этого «кирпича». Моя задача состояла в том, в чем вообще состоит задача научной социологии – в дальнейшем теоретическом осмыслении общественных укладов и, в частности, гармонической организации труда в третьем социализме. Читатель увидит, что для решения этих вопросов мне пришлось более конкретно осмысливать не только общие закономерности экономических укладов и истории в целом, но дойти до фундаментального анализа общих форм человеческого труда и их различной роли в ходе исторического развития. Когда, после этого, общий метод организации третьего социализма стал понятен, - открылся, как частный случай, - и способ ликвидации «правил игры» сегодняшнего нашего ущербного криминально-коррупционного общественного строя.

Если сравнить представления наших экономистов и мои собственные результаты, которые я излагаю в настоящей работе, то разница заключается в следующем. Экономисты не идут дальше «формы собственности», притом, выделяют всего три формы собственности, тогда, как на самом деле, их четыре. Но, помимо этого, существуют еще другие, более глубокие категории. Именно: «отношения собственности», «характер и способ связи хозяйственных единиц», «структура» и «интересы». Пелена спадает с глаз, и мы начинаем понимать научную социологию только после того, как становится ясной сущность каждой из этих фундаментальной категорий, а также их взаимосвязь и их роль на каждом этапе развития индустриального общества. Поскольку для наших экономистов все это до сих пор осталось недоступным, то объективно они находятся все еще за порогом настоящей науки и ее внутренней логики не понимают.

Я начинаю с разъяснения той исторической закономерности, которая привела СССР и весь бывший соцлагерь к реставрации капитализма. Затем, преодолевая идеологические извращения, анализирую действительную роль Ленина в истории России и всего мира. Далее, кратко остановившись на, казалось бы, общеизвестных, открытых Марксом, первоначалах научной социологии, «азах» марксизма, рассматриваю, в каком направлении научно-социологическая мысль должна была развиваться дальше и действительно развивается, несмотря на общее тотальное непонимание, вплоть до настоящего времени. Именно –  подспудно, и на практике, и в теории, идет процесс конвергенции, в ходе которого научная социология, из классовой, пристрастной, превращается в деидеологизированную общечеловеческую, развиваемую с разных концов науку, необходимую всему человечеству в целом, как это произошло со всеми остальными нормальными науками. Кульминацией моего анализа является всестороннее раскрытие того, как, исходя из общеизвестных первооснов, само собой вытекают новые теоретические выводы по организации третьего социализма.

Заканчивается анализ  показом того, на каком уровне застряли наши основные идейно-политические течения, и какими чертами призвана обладать современная партия для полного успеха.
 
ЗАКОНОМЕРНЫЙ ЗИГЗАГ
 
Ленин жил сто лет назад, оказал на развитие России и всего мира гигантское влияние, но до сих пор он остается самым непознанным историческим деятелем. В СССР его только восхваляли, сейчас осуждают, но серьезного осмысления его наследия как не было прежде, так нет и теперь. Однако, справедливо упрекая нашу интеллектуальную элиту за это «белое пятно» на карте истории, надо учитывать, что и другие народы тоже с трудом переваривают своих выдающихся деятелей. Французы Наполеона  поднимали и опускали уже несколько раз. Спинозу после смерти стали третировать как «мертвую собаку», сходное было с Гегелем, не говоря уже о Марксе.

Если это повторяется, значит, здесь есть какая-то закономерность, которую следовало бы разгадать.

По отношению к революциям и их деятелям, следовательно, и по отношению к Ленину, эту закономерность  можно определить более конкретно. Французы сначала восхваляли свою буржуазную революцию, затем проклинали, и только потом вышли на взвешенную («конвергенционную») оценку: эпоху террора осуждают, а взятие Бастилии празднуют. Этот зигзаг – не случайность. Он объясняется трудностью перехода от феодализма к капитализму (от одного общественного строя – к другому), непониманием этого процесса теми, кто его осуществлял. Французская революция проходила под лозунгом «Братство, Равенство, Свобода!», но этот лозунг был иллюзией. В ходе истории человеческие отношения в общей тенденции, если рассматривать последовательно сменявшие друг друга общественные уклады, действительно гуманизируются. Но ход этого процесса зависит от уровня развития общественного труда, от производимого обществом богатства, а не от субъективного желания людей. Полная реализация высоких идеалов Французской революции и сегодня невозможна, она и сегодня переносится на будущее. Следовательно, французские революционеры гонялись за химерами, пытались совершить невозможное. Но если делать то, чего не понимаешь, то получится нечто другое. Поэтому французские революционеры вконец запутались, зашли в тупик, сделали жизнь еще хуже, чем при феодализме. Это вызвало ответную реакцию, усилило контрреволюцию, привело к реставрации.

Но и силы контрреволюции, в свою очередь, тоже не понимали объективного требования истории. По меткому определению Талейрана, они ничему не научились, и ничего не забыли. Они восстановили феодальные титулы, костюмы, летоисчисление, все прежние общественные отношения. Как писал Маркс, французская нация почувствовала себя как рехнувшийся англичанин в Бедламе (психушка в Лондоне). Это было всего лишь возвращением к прежнему феодальному тупику, но уже в карикатурной форме. Потребовалась новая переоценка ценностей, новая борьба, которая, в конечном счете, вывела к взвешенным оценкам, и к несовершенному, но реальному капиталистическому обществу, которое только и могло возникнуть на руинах феодализма.

Причину этого зигзага, этой закономерности, в общей форме определил Маркс. «Муки родов нового строя, - отмечает Маркс, - зависят от интеллектуального уровня партии, руководящей переворотом». Другие буржуазные революции тоже управлялись неумелыми партиями, тоже переживали аналогичный зигзаг, но   французский опыт все же учитывался, поэтому и зигзаг оказался менее выраженным.

С нашей социалистической революцией произошло то же самое. Та же закономерность, тот же зигзаг, те же муки родов. Те же, если брать в целом, свойства каждой фазы этого зигзага. 70 лет мы прославляли Великий Октябрь, потом произошла реставрация капитализма. Начались проклятия революции, а вместе с ней и Ленина. Вернулись к такому же, как у тогдашних французов пристрастию ко всему старинному, древнему, дореволюционному. Наше национальное сознание тоже напоминает сегодня рехнувшегося англичанина в Бедламе. Общественная мысль путается, она в хаотическом состоянии и растерянности. То один, то другой аналитик после двадцати лет реставрации обращается в печати к обществу с вопросом «Что с нами происходит?» И не получает вразумительного ответа.

Между тем, сама форма нашего зигзага определилась, в соответствии с указанием Маркса - интеллектуальным уровнем руководящей партии. Если бы он был достаточен, никакого зигзага не было бы, КПСС сумела бы осуществить и ускорение, и перестройку. В действительности же, востребованный историей интеллект был достаточен только у Ленина. Поэтому СССР стал могущественной сверхдержавой и просуществовал целых 70 лет. Но когда потребовался переход к новому социальному укладу, потребовались, следовательно, новые успехи в дальнейшем развитии социальной науки, их не оказалось. Партия оказалась без достаточного интеллекта и, вступив на неосмысленный путь, потерпела провал. То же, но еще быстрее произошло и с реставрационными либеральными реформаторами. Идти 70 лет по ложному пути история не позволяет, ведь реально, в жизни, ложный путь проявляется как расстройство национального труда, а без него общество долго существовать не может.  Поэтому, оказавшийся в тупике Ельцин вынужден был просить у народа прощения и уйти с поста досрочно.

Прагматический подход последующего руководства страны приостановил нарастающее крушение. Помогла тенденция в сторону уравновешенной оценки и Октября, и советского периода. Но предрассветная тьма еще продолжается. Взвешенной оценки прошлого, соответственно – и ясного понимания будущего – в общественном сознании еще нет. Мы еще по уши находимся в состоянии реставрационного безумия.

Наши неудачи по совершенствованию сегодняшнего нашего общественного строя, пессимистические предчувствия в деле повышения конкурентоспособности России, требуют дальнейшего интеллектуального прорыва. Необходим новый переворот в наших оценках, новый взгляд на мир, новое осмысление наших задач. Необходим переход к последней фазе закономерно порождаемого невежеством зигзага. Необходим переход к взвешенной, объективной оценке Октябрьской революции и Ленина, необходимо освобождение от иллюзий сегодняшнего дня. Лишь после этого становится ясно, что делать дальше.

КТО РАЗВАЛИЛ СССР?

Естественный путь к объективным оценкам прошлого и настоящего заключается в критическом рассмотрении тех обвинений, тех крайностей, которые предъявляются Ленину в настоящее время. Ленин сегодня обвиняется в том, что он соблазнил Россию на ложный исторический путь, увел ее от магистральной дороги человечества в сторону, устроил своего рода исторический «аппендикс», к тому же - создал тоталитарный режим, что обернулось неимоверными страданиями народа и тем, что, в конечном счете, мы оказались у разбитого корыта. В. Жириновский добавил к этому еще и обвинение в распаде СССР. Дескать, если бы Ленин не образовал национальных республик с правом их выхода из Союза, а сохранил прежнее губернское деление, то Союз не распался бы.

Так ли это? 

Начнем с доводов Жириновского. Ленин дал формулу всеобщего пути познания: «От созерцания – к абстрактному мышлению, и от него – к практике». Если бы мы изучали Ленина по-настоящему, если бы Жириновский знал этот закон, он воспользовался бы им, и сам легко увидел бы свою ошибку. Довод Жириновского разоблачается уже на первой фазе этого всеобщего закона – на фазе «созерцания». А именно: созерцания исторического опыта. Польские восстания за независимость были при губернском делении России. И хотя они были жестоко подавлены, но заставили царя обдумывать вопрос о предоставлении полякам и финнам статуса автономии. Т.е. двигаться в направлении ленинского решения. То же мы видим и при «созерцании» фактов сегодняшних. Курды, тибетцы, многие другие народы и народности борются сегодня за независимость, в том числе и те, кто не имеет даже автономии.

Не трудно, казалось бы, догадаться, что административное решение –  слишком слабая узда для того, чтобы удержать народы в одном государстве, если они этого не желают. Есть еще общность языка, менталитет, экономические интересы, идеология, религия, исторические воспоминания и другие, гораздо более весомые факторы. Неужели этого никто не понимает? Не думаю. Так почему же позволяют Жириновскому целых 20 лет повторять очевидную нелепость? Потому, что у нас отсутствует интерес к научному анализу социально-исторических процессов. Общество всерьез еще не задумывается над тем, что если общественное сознание забито догмами, мифами, иллюзиями, то с вызовами истории справиться невозможно. Вот эти иллюзии  и есть состояние сегодняшнего реставрационного безумия.

Так отчего же распался СССР на самом деле? Чтобы довести анализ до конца, дать строго научный ответ, следует перейти ко второй фазе ленинского правила – к абстрактному мышлению. Оно, как известно, состоит из общих понятий, категорий, законов и научных теорий. Последние представляют собой высшую форму абстрактного мышления, объясняющую рассматривающие процессы с научной точностью. Всякий, кто стремится честно разобраться в сложном вопросе, обязан в первую очередь обратиться к существующим теориям. И если не согласен – опровергнуть их. Те же, кто обходит их молчанием, поступают в лучшем случае незрело. Марксизм дает теорию распада современных империй, и только пренебрежение к марксизму и непонимание его, виной тому, что на его теорию не обращают внимания. Упускать эту теорию нельзя уже потому, что это единственная теория распада современных империй. К тому же, на суде истории, как и на обычном суде, необходимо рассматривать доводы не только обвинителей, но и обвиняемых.

Теория марксизма, объясняющая распад современных империй (как не трудно догадаться, исходя из общей сущности этого учения) сугубо экономическая. Выражаясь конкретнее, судьба возникновения и исчезновения империй новой истории, напрямую связана с развитием капитализма. Маркс разъясняет это на примере Британской империи, в частности, на ее отношении к Индии. Пока в Англии не было капитализма, не могло быть и Британской империи. Развившийся капитализм привел к тому, что Индия, наряду с другими территориями, была колонизирована. Легкая колонизация Индии (и невозможность колонизировать,  например, Францию) объясняется именно экономически. Индия на то время представляла собой совокупность замкнутых сельских общин. Кому платить налог, им было одинаково. Общенациональное чувство совершенно отсутствовало. Это позволило британцам набирать армию из самих же индусов, собирать налог и усмирять народ их же руками, а самим лишь складывать прибыли. Маркс не только увидел это простое объяснение происходящему, но  дал также правильный прогноз на будущее: эксплуатируя Индию и другие колонии, Британия бессознательно и невольно внесет туда капитализм, что породит иные экономические отношения - тоже капиталистические - и, в конечном счете, приведет к ликвидации колониальной системы, к краху Британской империи.

Когда Маркс предсказывал такое будущее колониальной системы, никакого подтверждения его теории реальным историческим опытом еще не было. Но впоследствии проявила себя третья фаза ленинского правила - историческая практика. Она стопроцентно подтвердила прогноз Маркса. И в Индии, и в других местах, развитие капитализма породило развитее общих интересов, сначала групповых и клановых, а затем и общенациональных, привело к развитию национально-освободительной борьбы и закончилось завоеванием независимости. Словом, все произошло в полном соответствии с теорией Маркса.

Полностью объясняет эта теория Маркса и распад Советского Союза. Пока капитализма в СССР не было, он стоял несокрушимым монолитом даже в таком грозном испытании, как Великая Отечественная Война. Но по мере того, как начались буржуазные реставрационные процессы, пошло развитие капиталистических отношений, тоже стали формироваться групповые эгоистические интересы, кумовство, преступные сообщества, кланы (которые и сегодня в ряде бывших наших республик играют решающую тормозную и разрушительную роль), дело не могло не дорасти до пробуждения буржуазного национализма, межнациональных конфликтов и распада.

СССР был ликвидирован вернувшимся капитализмом. Именно в этом фундаментальная, коренная причина его развала. В полном соответствии с этой марксистской теорией (связывающей в одно неразрывное целое развитие капитализма и пробуждение эгоистического национализма) не по вине Ленина, развалилась и Югославия, возникают в наше время другие межнациональные конфликты. 

СПАСИТЕЛЬ РОССИИ.

Вышеприведенное объяснение распада СССР порождает, однако, законный вопрос: почему наша империя не развалилась раньше, в Февральскую буржуазную революцию 17-го года, когда окончательно произошел переход России от феодализма к капитализму? Почему только сейчас?

При сравнении Российской империи - с Британской, бросается в глаза огромное различие между ними. Возникновение Британской империи полностью связано с развитием капитализма. Но развитие капитализма в рамках этой империи шло не одновременно. Здесь мы наблюдаем огромное различие в экономическом развитии метрополии и колоний: метрополия – самый передовой капитализм, колонии – самые отсталые части человечества. Притом, метрополия и колонии здесь были разделены океанами. Российская империя – совсем другое. Она возникла до развития капитализма. Общественный строй и в самой России, и в национальных окраинах был один и тот же – феодализм. И даже уровень развития промышленности в центре и национальных окраинах, особенно европейских, почти не различался. Наконец, центр и национальные окраины представляли здесь одну общую территорию. Эти уникальные особенности российской империи, когда капитализм развивался почти одновременно среди всех ее национальностей, предопределяли своеобразие ее исторической судьбы.

Общая установленная Марксом закономерность – зависимость судеб империи от развития капитализма – в полной мере проявилась и здесь. Но как? Развитие капитализма в Европе, индустриализация Европы, отставание России от этого процесса, вели Россию в тупик. История требовала индустриализации России, перехода и ее к капитализму. Приближалась революционная ситуация, когда и верхи не могли управлять по-старому, и низы не хотели жить по-старому. Поэтому верхи начали проводить порывающие с феодализмом реформы – отменили крепостное право. Здесь, однако, проявилась уже знакомая нам общая закономерность буржуазных революций – недостаточный интеллектуальный уровень партии, руководящей переворотом и, как следствие, взрыв социальной стихии, провал в революцию. И не только здесь. И Горбачев, и царь, и даже французский король - все начинали перемены первыми. И все они не смогли удержать ситуацию в своих руках, и были низвергнуты. Царь не был исключением. О неуклюжести проводимых царем реформ, о том, что они ведут к революции, говорили сами верхи, но сделать ничего не смогли.

Проявились в этот момент и другие общие особенности революций, оправдывающие Ленина. Несмотря на то, что революции необходимы для дальнейшего экономического прогресса и поэтому предсказуемы, конкретную дату их начала заранее предсказать невозможно, как невозможно предсказать заранее день, когда начнется весеннее таяние снега. В этом отношении, революции всегда приходят внезапно, по выражению Маркса, словно на голову обрушивается дом. Внезапно грянула французская революция; совершенно внезапным для оппозиции стал, по признанию Г. Попова, наш Август 91-го. Также и Ленин за два месяца до Февраля, выступая перед молодежью, говорил, что его поколение до следующей русской революции может и не доживет. И еще одна особенность буржуазной революции – обязательное «предательство» в самих верхах. Французского короля предали перешедшие на сторону революции принцы; царя –  связанное с англичанами царское окружение (в то время социалистами становились даже великие князья); в Августе 91-го эту роль сыграл ушедший в оппозицию Ельцин. Так что не Ленин самопроизвольно устроил Февральскую революцию, как сегодня утверждают его горячие критики.

Итак, Февральская буржуазная революция должна была произойти закономерно, и она произошла. Но эта буржуазная революция совпала в России с подъемом национализма окраин, с их буржуазным стремлением к независимости. Исторические катаклизмы – буржуазная революция и распад империи вследствие национально-освободительной борьбы подчиненных народов, – которые для Англии были разделены временем и океаном, - в России произошли в одно время и на общей территории. А поскольку буржуазная революция по определению дорастает только до национализма и межнациональных столкновений, то она не могла противопоставить центробежному взрыву буржуазного национализма окраин  никакой силы, сохраняющей империю. При восхваляемом Жириновским губернском делении и отсутствии межнациональных границ, наоборот, границы между конфликтующими нациями в то время могли проводиться только силой. Это стало бы нескончаемой «мясорубкой», глубокой исторической воронкой, смутой, которой мир еще не видывал. При неизбежной интервенции иностранных государств, в этой ситуации прежней России не осталось бы. Муки родов нового строя оказались бы для нее смертельными, что и прогнозировали, наблюдая приближение Русской буржуазной революции, европейские социалисты.

Так что рецепт Жириновского – сохранять в России губернское деление, – которое он считает спасительным от распада лекарством, на самом деле представляет собой смертельный яд.

Положение спас Ленин. Поскольку буржуазная революция с исторической задачей не справлялась, он выдвинул идею перерастания буржуазной революции в социалистическую. Это не было уходом в сторону от магистрального пути истории, как пытаются толковать сегодня. Но это было дерзким скачком вперед, перепрыгиванием через капитализм и его индустриализацию. В истории России сложилось  безвыходное положение, когда все большему числу людей становилось очевидным, что спасение может быть только через предлагаемые Лениным меры, которые были уже социалистического характера.

Ленин не допустил межнациональной бойни тем, что провозгласил право народов на свободный выход из состава России. Это пошатнуло почву под ногами агрессивного национализма. Но свободный выход также не обязателен, как и семейный развод. Здесь есть свобода выбора более выгодного варианта. И Ленин совершил главное - расколовшему страну национализму окраин он противопоставил объединяющий ее, пролетарский интернационализм. Гражданской войны при этом избежать тоже, конечно, было невозможно, на что прямо, гораздо раньше, указывал Ленин. Но пролившиеся в ее ходе «реки крови», не идут ни в какое сравнение с «морями крови», неизбежными в случае межнациональных буржуазных конфликтов с участием иностранной интервенции. Цементирующий разные нации пролетарский интернационализм победил буржуазные националистические тенденции распада относительно легко. Национализм, в полном соответствии с марксистской теорией, перевесил только в более развитых в капиталистическом отношении губерниях, прилегающих к Европе - в Прибалтике, Польше и Финляндии. Плеханов, грубо придерживавшийся прежней общей марксистской схемы исторического развития, назвал такой ход Ленина бредом. Но Ленин оказался прав. Только благодаря Ленину, Россия сохранилась тогда, как единое государство, как социалистическая империя, что оказало решающее влияние на нашу судьбу и судьбу всего человечества.

Ленин спас нас не только тогда. Он спас нас и теперь. Еще Маркс отмечал, что переход к социализму представляет собой огромную трудность и поэтому предполагает ряд поражений на этом пути. Грядущее поражение СССР на социалистическом пути было тем более вероятным, что здесь дело пошло не по правилам общей исторической схемы, а с гораздо большими трудностями – с перескоком через капиталистическую индустриализацию. И такое поражение случилось. Но реставрация капитализма в СССР поставила страну в прежне положение – вновь поднялся буржуазный национализм окраин. И произошел-таки распад советской империи. Но произошло это гораздо более цивилизовано. Только благодаря тому, что Ленин провел границы между республиками и наделил их правом свободного выхода из Союза, мы получили возможность избежать сегодня югославского варианта и разошлись мирно. Лишь на уровне автономий, где права на отделение не было, прокатилось по территории бывшего СССР, по меткому выражению Ельцина, целое половодье кровопролитных межнациональных конфликтов. 

Так в действительности обстоит дело с обвинением Ленина со стороны Жириновского. Как видим, все наоборот!

Рассмотрим теперь обвинение большевиков в тоталитаризме, насилии, Гулаге, «голодоморе»?

Правильно разобраться в этом втором обвинении, можно лишь учитывая отношение социализма к крестьянству и к исторической задаче индустриализации России. Еще Маркс, анализируя этот вопрос, характеризовал крестьян как консервативный буржуазный класс, который, однако, вынужден будет перейти на позиции революционного рабочего класса. Победившим в революции промышленным рабочим предстояло снабдить мелких единоличных крестьян сельскохозяйственными машинами и делом доказать, что использующие эти машины коллективные хозяйства экономически гораздо эффективнее, чем использующие мелкий инвентарь единоличники. Однако, в России пролетарская революция победила раньше индустриализации. Если бы она была подкреплена такой же революцией, скажем, в Германии, то, как говорил Ленин, Либкнехт выпутал бы Россию из неизбежно возникшего в ее судьбе огромного исторического затруднения. Но в результате предательства вождей Второго Интернационала, в особенности, Каутского, начавшаяся было в отдельных европейских странах социалистическая революция была подавлена. Мировой революции не произошло. Социалистическая Россия оказалась в одиночке и вынуждена была противостоять остальному враждебному миру. Чем же она была?

Послереволюционная Россия экономически представляла собой самую неэффективную систему – почти сплошное царство мелких крестьян единоличников. Не только Ленину, но и остальным было ясно, что в следующей полосе войн такая страна будет раздавлена. Требовалась срочная индустриализация. Она должна была осуществиться руками крестьян, другого человеческого материала не было. С помощью противопоставления бедных крестьян богатым, половину этого класса мобилизовали на стройки, в промышленность, армию, госструктуры. Кормить эту половину должна была вторая половина, которую свели в колхозы. Это было вынужденное гигантское напряжение народных сил.

Беспаспортные и безвыездные крестьяне в какой-то мере были в положении крепостных; ссыльные «кулаки» тоже. Не попадающие под расстрел нарушители крайне суровых законов, оказывались в Гулаге, т.е. на положении рабов. Такова темная сторона тотальной мобилизации народа, в короткий исторический срок осуществившего индустриализацию СССР. Но было и другое: полная ликвидация безграмотности, постепенный рост благосостояния, овладение передовой наукой и техникой, трудовой энтузиазм.

Такова правда истории.

Чтобы дать правильную оценку этого исторического подвига, необходимо сравнивать его с тем, как осуществлял индустриализацию первоначальный  капитализм. Там тоже исходным человеческим материалом были мелкие крестьяне единоличники, другого человеческого материала тоже не было. Но их насильно изгоняли с земли, вытесняли овцами и одновременно судили за бродяжничество. А в Новом Свете это было дополнено чудовищным уничтожением коренного населения – сдиранием скальпов мужчин, женщин, детей и стариков, рабством негров. И заметьте: делалось это не под смертельной угрозой исторических обстоятельств, не во имя недопущения геноцида, как в Советском Союзе, а под давлением самых подлых, низменных и мелочных человеческих страстей – фурий частного интереса.

Только так, только сравнивая между собой эти две индустриализации и обстоятельства, их сопровождающие, можно дать честную оценку зверствам сталинского режима. Надо учитывать не только то, что было, но и то, чего при этом и за счет этого удалось избежать. Без этих зверств, мобилизующих народ на индустриализацию и Победу в войне с фашизмом, нашего государства опять-таки уже не существовало бы. А какая судьба была уготована нашему народу, можно видеть из фашистских документов.

Опровергнуть этого невозможно.

Все познается в сравнении. Когда Минин и Пожарский собирали ополчение, то у тех, кто не мог внести требуемую сумму, продавали в рабство жену, детей, или их самих. Но история за эти жертвы Минина и Пожарского не осуждает. 

НЕВЫПОЛНЕННЫЙ ЗАВЕТ.

Под интеллектуальным уровнем партии, от уровня которого зависят, по Марксу, муки родов нового строя и, соответственно, мучительные блуждания на историческом пути, в наше время надо понимать только одно – знания строго научной социологии. Подобно тому, как законы электричества сначала действовали в природе стихийно, а затем были поставлены на службу человечеству, так  обстоит дело и с социальными законами. До сих пор они действовали в истории стихийно, что оборачивалось для человечества непрерывной трагедией. Теперь же этими законами предстоит овладеть сознательно и использовать их во благо.

По этому решающему вопросу дальнейшего исторического прогресса, Ленин разъяснял следующее. Сам по себе рабочий класс до научного социализма, т.е. до научной социологии, дорасти не может. Самостоятельно он может лишь бороться за улучшение своего положения в пределах капиталистического строя. Социалистическое сознание может придти к рабочим лишь из науки, которую разрабатывают ученые, идеологи. Соответственно, настоящий социализм можно построить, только руководствуясь подлинно научной социологией. Маркс и Энгельс заложили лишь основы этой науки, которые необходимо усвоить и развивать дальше. Если этого не произойдет, то, как неоднократно подчеркивал Ленин, неизбежно произойдет возврат к буржуазной идеологии и произойдет реставрация капитализма. Ленин также указывал на предстоящую трудность и громадность этой задачи. Дело в том, отмечал он, что суть марксизма «не понял даже Плеханов, не говоря уже о других марксистах». О поголовном непонимании открытий Маркса говорили также Маркс и Энгельс. Подобные случаи, когда новые открытия какое-то время остаются не понятыми и не признанными, в науке не редкость. В данном случае, трудность оказалась тем большей, что в развитии научных знаний совершался качественный скачек: до сих пор строгая наука исследовала только естественные законы природы, теперь же она поднялась до уровня социальных законов.

Поскольку Ленин указывал на непонимание открытий Маркса марксистами, то первостепенной задачей советских идеологов было выяснение, чего же не понял Плеханов, должна была быть организована широкая полемика по этому основному вопросу. Однако, этот ленинский завет не выполнили. В итоге, если Сталин еще постоянно «советовался с Ильичем», то Горбачев ничего такого уже не практиковал и осуществлял «ускорение», руководствуясь не научной социологией, а, по его собственным словам, «методом проб и ошибок». Но построенный на научной основе общественный строй совершенствовать дальше без науки также невозможно, как без дальнейшего развития науки невозможно создавать новые самолеты, ракеты, компьютеры и т.д. Метод проб и ошибок на этом уровне развития был уже совершенно непригоден. Поскольку главный завет Ленина оказался не выполнен, то  интеллектуальный уровень партии для дальнейшего прогресса советского строя получился недостаточным. Поэтому произошла, в конечном счете, реставрация капитализма, как и предсказал Ленин.

Произошло это в полном соответствии с основным положением марксизма: советские производственные отношения стали тормозом дальнейшего развития производительных сил. Выражаясь конкретнее, командно-административная система, олицетворявшая советские производственные отношения, стала тормозом дальнейшего развития производительных сил. Превратившаяся в тупую бюрократическую машину, лишенная научного мышления, КПСС, не заметила этого противоречия и не увидела пути его преодоления. Возник застой, тупик, возрождение буржуазных иллюзий, произошли реставрация дикого капитализма и крах империи. Страна оказалась в состоянии умственного и экономического провала в прошлое.    

Как видим, все это произошло в полном соответствии выводами научной социологии. Это соответствие обнаруживается и в другом отношении. Сегодня у нас нет ни одной политической силы, которая не осознавала бы, что этот уродливый строй дикого капитализма надо менять. Представитель правых, Чубайс, констатировал, что вместо социального рынка у него вышел именно дикий капитализм. На необходимость новой социально-экономической модели указывает руководитель ЕР Путин. О необходимости перехода к социализму настаивают, каждая по-своему, КПРФ и СР. Но как должен выглядеть этот необходимый нам новый уклад? Никто не рассматривает, не спорит. Почему?

Объяснение этому парадоксу дает Ленин. Мы уже привели его выше. Оторванное от научной социологии общество найти путь к следующему общественному строю не может. Поэтому, борьба в таком обществе идет всегда, всего лишь, за более справедливое распределение благ, производимых этим неэффективным обществом. В то же время, слепая стихия истории неизбежно подводит такое заблудившееся общество к новому революционному тупику, причем, муки родов нового строя, из-за отсутствия научной социологии, оказываются в наше время уже не только бесполезными, но сильно рискуют оказаться смертельными. 

Соответствует ли сегодняшнее положение в постсоциалистических странах этой ленинской трактовке. Безусловно! У нас сегодня весь политический процесс действительно ограничивается только указанной малоэффективной борьбой за распределение создаваемых нашей экономикой благ. Всем видно и то, что угроза будущих потрясений не устранена.

Логический вывод отсюда очевиден: ленинский завет – усвоить досконально научную социологию и развивать ее дальше – своей актуальности вовсе не потерял. Напротив, сегодня эта проблема дошла до максимальной остроты.

«АЗЫ» НАУЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ.

Из-за всеобщей непонятности открытий Маркса, его теория считается крайне сложной. В действительности, начала научной социологии столь же просты, как и начала других наук. Теорию Маркса можно назвать трудовой теорией истории. Маркс открыл, что развитие истории осуществляется за счет развития труда. Развитие человеческого труда связано, естественно, с развитием опыта, знаний, искусства и науки, и  проявляется, в конечном счете, как совершенствование средств труда. Например, раньше пшеницу жали серпами, а теперь – комбайнами. Где и пока нет развития средств труда, там нет и развития самого труда, соответственно, нет и настоящего развития истории. И наоборот. Самая главная мысль, с понимания которой начинается научный подход к анализу исторического процесса, исходная формула научной социологии, так сказать, ее откровение, заключается в том, что с совершенствованием средств труда, соответственно – с развитием самого труда, неизбежно меняется и организация общественного труда. Например, феодализм – одна организация общественного труда, а капитализм – другая. И та, и другая, исторически обусловлены. Феодализм не мог возникнуть, пока развитие труда не достигло определенного уровня. И этот строй сохранялся, считался нормальным, пока ему соответствовал достигнутый уровень развития труда. Но средства труда совершенствовались и выросли до того, что феодализм стал тормозом их дальнейшего прогресса. Тогда закономерно произошел переход к капитализму. История, таким образом, развивается, так сказать, импульсивно, последовательно и закономерно переходя от строя к строю. Вот это последовательное изменение общественных укладов (т.е., в первую очередь, способов организации общественного труда) – самое главное в истории, ее глубинная суть, ее наиболее обобщенный образ.

Это же понимание главной закономерности истории можно выразить по-другому. Средства труда и приспособленные к их использованию люди называются общественными производительными силами. А суть организации труда заключается в тех отношениях, которые возникают между людьми в процессе труда. Эти отношения называются производственными отношениями. Самая краткая  формулировка теории Маркса, сделанная самим Марксом, гласит, что организация общественного труда зависит от средств труда. Или, еще по-другому, - производительные силы могут нормально функционировать только в условиях соответствующих им производственных отношений. С развитием производительных сил должны меняться и производственные отношения. Это – Основной закон истории.

В связи с развитием средств труда, история представляет собой последовательный ряд организаций общественного труда, т.е. социально-экономических укладов. Маркс открыл также, что переход от одной социально-экономической организации общества – к другой, является главной проблемой человеческой истории. Именно в силу трудностей этого перехода возникают бунты, революции, зигзаги, возвращения назад, реставрации, т.е. муки родов нового строя.

Из открытого Марксом Основного закона развития истории вытекают следующие выводы - следующие общие исторические закономерности, так сказать, второго эшелона. Во-первых, каждый последующий строй гуманнее предыдущего (феодальный – гуманнее рабовладельческого, капиталистический феодального, рыночная экономика – дикого капитализма…). Во-вторых, каждый новый строй – экономически эффективнее предшествующего. В-третьих, поскольку, по ходу истории, взаимосвязь человеческого труда все более расширяется и усложняется, то для перехода к каждому последующему строю от руководящей партии требуется все более высокое социальное мастерство. А  поскольку этого мастерства постоянно не хватало, то ход истории носит бурный, мучительный, диалектический характер. Выражаясь словами Ленина, развитие идет путано, неравномерно, скачками, кувырком, с возвращением назад.  В-четвертых, - на определенном, именно: на современном уровне истории социальное мастерство уже не может быть основано на искусстве, опыте, таланте, а только на строго научной социологии.

Как возникновение естественных наук привело к коренному изменению труда и жизни людей, так и развитие научной социологии ведет к гармоническому сотрудничеству людей, устранению общественных антагонизмов, коренному изменению физиономии всего человечества, вследствие чего, выражаясь словами Маркса, заканчивается предыстория, т.е. история звериного человечества, и начинается подлинная история разумного человечества.

После усвоения этих простых вышеизложенных «азов», дальнейшее развитие научной социологии заключается, соответственно, в том, чтобы все более подробно изучать предопределенные историей общественные уклады, изучать процесс перехода от одного конкретного общественного строя к следующему. И все это с единственной практической целью - с тем, чтобы сделать этот переход как можно более легким, с как можно меньшим количеством ошибок, без обычных, вплоть до настоящего времени, родовых мук.

ОТ КЛАССОВОЙ СОЦИОЛОГИИ – К ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ

Бросим общий взгляд на это дальнейшее развитие научной социологии.

Сто лет назад, Ленин отмечал, что в будущем возможно возникновение таких условий, когда переход от капитализма к социализму может осуществиться мирным путем. Об этом же писал и Энгельс.

Сейчас это будущее уже наступило. С одной стороны, пролетарской революции на Западе, которую ожидали и все еще ожидают догматики, не произошло, и не предвидится. Исчез и прежний рабочий класс – заменился средним классом. С другой стороны - капитализм уже в значительной мере пропитался социализмом. Об этом свидетельствует так называемый шведский социализм, который является соединением черт капитализма и социализма. Таким же соединением является социальный рынок Эрхарда, с его принципом «Благосостояние для всех» (подчеркнуто мною – С,С,). В свою очередь, коммунистический Китай впитал в себя некоторые черты капитализма. Т.е., сближение произошло и с противоположной стороны. При этом, особого внимания теоретиков заслуживает следующий факт: где происходит это соединение, там больше экономический успех. И наоборот: конфронтационные идейно-теоретические крайности, не допускающие взвешенных оценок, на практике оборачиваются экономическим отставанием. Это наглядно видно как на примере нашего либерального дикого капитализма, так и на примере коммунистической Северной Кореи.

Сближение капитализма с социализмом происходит не только на практике. Оно происходит и в теории. Теоретически эта общемировая тенденция, разрабатывалась помимо ленинского указания, под давлением самой жизни в обоих лагерях. Она получила название теории конвергенции. К конвергенции призывал Сахаров, другие критики советского строя, стремящиеся поправить его безболезненным образом. В свою очередь, западные верхи, стремящиеся к социальной устойчивости, выработали ряд идей, ведущих к социализму. Они  установили, что для недопущения революций необходимо не переходить определенный, максимальный предел различия доходов богатых и бедных, доказали реакционный характер слепых революций в нашу эпоху (а опыт развала СССР и цветных революций подтвердил это практически), заботятся о социальных гарантиях низов и т.д.

Оглянувшись в историческое прошлое, мы можем констатировать, что идейная конвергенция существовала с самого начала. Так, Маркс опирался на открытия буржуазных экономистов Смита и Риккардо. Буржуазный экономист Эрхард – на открытия Маркса. Сегодня, столкнувшись с мировым кризисом, западные аналитики снова потянулись к «Капиталу» Маркса, указывают на пагубность срежиссированного реакционными силами отказа от политической экономии, «от общественной науки, постулирующей, что общественная жизнь, развитие, история имеют свои закономерности».

Если мы обратим внимание на проблематику современного научного менеджмента, то с удивлением откроем, что выводы, сделанные этой наукой самостоятельно, во многом дублируют открытия Маркса. Общепризнанная фундаментальная формула научного менеджмента гласит: «Структура определяет не только производительность труда, но и личностные характеристики людей». Однако, социально-экономическая структура – это лишь другое название социально- экономического строя. Создай, следовательно, хорошую структуру, - и экономика будет быстро развиваться, и люди - формироваться хорошие. Но ведь эти положения – то же, что положение Маркса о решающей роли для экономического развития существующего общественного строя и марксистское положение «бытие определяет сознание». Или вот формула: еще в начале прошлого века один из основоположников научного менеджмента Э. Мейо писал: «Если бы наше социальное мастерство (т.е. наше умение организовать гармоническое сотрудничество людей) прогрессировало параллельно нашему техническому мастерству, то не было бы еще одной европейской войны». Отчасти это уже осуществлено: война, например, между Германией и Францией сегодня уже не мыслима. Но ведь учение Маркса и Ленина тоже указывает путь к гармоническому сотрудничеству людей. Уже основной закон истории показывает, что история в ходе своего стихийного развития, поэтапно подводит человечество к подлинно человеческим отношениям, к такому гармоническому сотрудничеству.   

Таким образом, совершенно очевидно, что человечество подходит к одной и той же науке – науке об организации гармонического сотрудничества людей, т.е. к научной социологии – с двух сторон: со стороны буржуазной, и со стороны – революционной. Первоначальная антагонистичность этих подходов произошла потому, что в предшествующие эпохи человеческое сотрудничество было не гармоничным, построенным на насилии одних над другими. Но поскольку развитие истории, в общем и целом, идет в сторону гуманизации, интеллектуализации, гармонизации, то и наука, обеспечивающая этот процесс, должна слиться в единое, общечеловеческое, бесклассовое гармоничное знание, как любая зрелая наука.

Но если идея конвергенции верна (а ее правильность подтверждается и указаниями Энгельса и Ленина, и теоретическими выводами западных аналитиков, и всем последующим опытом мирового экономического развития) то сегодняшняя картина дальнейшего прогресса получается совсем иная, чем в 17-м году. Поскольку переход к социализму теперь осуществляется мирно, следовательно, он осуществляется постепенно. Процесс идет эволюционно. Это значит, что эволюционеры нашего времени, путем особого рода реформ, основанных на научной социологии, призванные осуществить переход нашего общества к подлинному социализму (отличному как от бывшего советского, так и от шведского, и получившему название третьего социализма) должны обладать совершенно иными качествами, знаниями, приемами политической борьбы, чем те, кто осуществлял Октябрьскую революцию и последующий экономический подъем страны. Из эволюционного перерастания капитализма в социализм, само собой получается, что теперь в нашем обществе должна происходить не классовая конфронтация, ведущая к гражданской войне, а общественный компромисс. Мы знаем, что звериная борьба идей, ведет к звериной борьбе людей; но звериная борьба людей в век ядерного оружия ведет к гибели человечества. Стало быть, уже и поэтому, в людских головах, в области политических идей – капиталистических и социалистических – должно происходить стремление к взаимопониманию, взаимное проникновение противоположных идей, их сращивание, конвергенция. Да оно и идет. Вывод парадоксальный, совершенно не вкладывающийся в голову как «правоверного» коммуниста, так и правоверного либерала, которые ненависть к противоположной идеологии считают делом своей чести.

И все же, этот вывод оказывается правильным. И не только при подходе с современных позиций мирового социально-экономического процесса,  с позиций здравого смысла. Но и при рассмотрении дела исключительно с научной точки зрения.

ВОЗВРАЩЕНИЕ К НАУЧНОЙ СОЦИОЛОГИИ.

Научная буржуазная социология, которой предстоит слиться с правильно понятым марксизмом-ленинизмом, состоит из первоначальной буржуазной политэкономии, научного менеджмента и теории социальной рыночной экономики Эрхарда. Но эта буржуазная социология и марксизм-ленинизм, как два русла социальной теории (слияние которых ведет к возникновению единой строго объективной беспристрастной научной социологии), между собой не равнозначны. Центральным руслом, дающим самые глубокие фундаментальные знания, является наследие Маркса и Ленина. Ведь любая зрелая наука начинается с определенного фундаментального понятия, из которого развивается вся последующая система знаний. В математике таким началом является единица, в электротехнике – Закон Ома, в биологии – клетка. И т.д. В организационной науке (социологии), это – Основной закон развития истории, раскрывающий логику возникновения общественных укладов. Притом, сам смысл организационной науки заключается в том, чтобы, опираясь на объективные закономерности социального процесса, научиться формировать эффективный экономический уклад, который требуется на данном историческом этапе. Между тем, научный менеджмент не знает ни основного закона истории, ни понятия «социально-экономическая формация». С другой стороны, открытия Маркса остаются непонятыми. Из-за этого научная социология и не сформировалась еще в развивающуюся систему строго научных знаний. Следовательно, после усвоения «азов» марксизма (даже они для многих оказываются откровением) нужно продолжить преодолевать непонимание открытого Марксом и Лениным на более глубоких уровнях социального процесса.

Хотя существует данное непонимание, сама экономическая практика, реальные запросы развития, требуют от экономистов умения менять общественный строй, улучшать его. Если бы не было пусть даже смутного понимания того, что все дело сводится к организации правильного социально-экономического строя, то зачем нужно было бы менять советский строй, проводить его реформы? Ну и оставались бы при прежнем строе, если дело не в нем? Значит, было все-таки зачаточное научное понимание того, что надо совершенствовать общественный строй. И были точно также, зачаточные знания, как можно общественный строй менять. Но эти зачаточные знания были ложные, ошибочные. Знания того, как менять советский строй в правильном направлении в нашем обществе отсутствовали. Поэтому, хотя либеральные реформы и отменили советский строй, но желаемого результата не достигли.

Источником ошибки, ложным знанием, было то, что фундаментальной категорией, на которую ошибочно опирались и опираются до сих пор все наши экономисты, является категория «форма собственности». Действительно, при перемене формы собственности общественный строй меняется. Но исторический опыт свидетельствует о том, что за какую бы форму собственности экономисты не взялись, эффективного строя не получается. В революцию ставка была на общественную, государственную собственность. Да, она превратила СССР в сверхдержаву, но потом дала отставание от рыночной экономики. Реформаторы сделали ставку на частную собственность. Строй изменился, но оказался еще менее эффективным, чем советский.

Вполне естественно, что экономическая мысль продолжает теперь дальнейшие поиски.  И тоже вполне естественно, что теперь многие экономисты пошли по пути комбинации разных форм собственности. (См. «Литературная газета» № 13, 2010г., интервью академика РАЕН И. Гундарева «На рынок без идеологий»). Здесь авторы концепции, разработанной коллективом ученых, собравшихся из разных стран, предлагают запустить свободное равноправное соревнование частной, коллективной и государственной собственностей. При этом указывается на положительный исторический опыт нашего Нэпа 20-х годов, опыт США по преодолению кризиса 30-х, опыт послевоенной Германии и сегодняшнего Китая, где, по мнению авторов, была использована именно эта модель. Соблазняет она еще и своей надидеологичностью, конвергенцией.

Тем не менее, хотя эта модель и представляет собой несколько следующих шагов в правильном направлении, тем не менее, ее доводы в действительности отнюдь не менее авантюристичны, чем прежние указания  на «ничейность», государственной собственности и эффективность частной собственности. Во-первых, обратим внимание на то, что авторы подобных моделей всегда оставляют без внимания другие важные положения экономической литературы. Например, то, что одних только форм частной собственности Маркс насчитывает бесчисленное количество. При этом, в одно время и в одних условиях эффективными оказываются одни из них, в других – другие. Во-вторых, западные экономисты пишут, что время эффективности частной собственности вообще прошло; что время, когда заметную эффективную роль играла конкуренция, тоже прошло; и т.п. Разве можно все это оставлять без внимания? Но оставляют. Потому, по-видимому, что подключить все это к целостному экономическому анализу реального социального процесса не умеют. В-третьих, - и это самое главное, - вместо того, чтобы основательно вникнуть в уже существующую экономическую литературу, люди спешат сами «изобретать велосипед».

На самом деле, решить задачу, которая объективно встала перед экономической мыслью, было не так уж сложно. От экономистов требовалось всего-навсего более внимательно вчитаться в наследие Маркса. Тогда бы они увидели, что форма собственности не есть самая фундаментальная экономическая категория. Они увидели бы, что есть более глубокая экономическая категория, от которой эффективность социального строя зависит непосредственно. На самом деле, Маркс обращает первостепенное внимание не на формы собственности, а на отношения собственности. Другими словами, на отношения между хозяйственными единицами любого уровня (от индивида – до межгосударственных) и любой формы собственности. На те правила игры, по которым деньги перетекают «из кармана в карман», от одного собственника – к другому.  Не форма собственности сама по себе, а экономические отношения между собственниками определяют эффективность экономической модели – вот что утверждает на самом деле Маркс.

Лишь основательно уяснив этот момент, мы переходим от непонимания фундаментальной научной социологии к ее пониманию, получаем возможность развивать ее дальше.

Рассмотрим это на примере фермера. У него есть денежные отношения с государством (налог), - с частными и коллективными предприятиями (покупки машин, удобрений, горючего, продажа зерна, овощей, продуктов животноводства), - с наемными работниками. Понятно, что если соответствующего баланса между продажами и покупками не будет, если, скажем, свой продукт ему придется отдавать за бесценок, а ГСМ покупать по высоким монопольным ценам, то будь он хоть трижды частным собственником и самым добросовестным тружеником, работающим день и ночь, он все равно окажется банкротом. Чтобы дело шло успешно, этот фермер должен быть поставлен в разумную экономическую среду, где он окажется банкротом только при бездействии. А добросовестный труд гарантирует ему достаточный экономический успех. Только при этих условиях наш фермер сможет функционировать успешно.

Само собой понятно, что это касается не одних фермеров. Такие отношения необходимо создать между всеми без исключения хозяйственными единицами, между любыми собственниками, любыми структурными образованиями. Поэтому именно такую экономическую модель гармонического сотрудничества людей требуется открыть и обосновать нашим экономистам. Только тогда стоящая перед ними задача будет решена правильно. Все дело, таким образом, именно в разумной хозяйственной сбалансированности всех без исключения хозяйственных единиц данного общества, а не просто в том, чтобы сделать фермера, артель, или другое предприятие частным собственником.

Не понимающие этой хитрой «механики» ученые-экономисты совершают следующую ошибку - нажимают на свободную конкуренцию. Однако, горький опыт показал, что если пустить дело на самотек, чтобы все хозяйственные единицы любого уровня и независимо от формы собственности свободно соревновались (т.е. свободно сталкивались между собой) и выживали, то обанкротятся целые отрасли. А за ними и экономика в целом. Объясняется это просто: народное общественное хозяйство представляет собой в наше время, в конечном счете, целостный комплекс, единый организм, все отрасли которого необходимы. Что станется с экономикой, если, скажем, сельское хозяйство обанкротится и людям нечего будет есть? Развалится все остальное, вся организация труда в целом. Это очевидно. Поэтому, сама жизнь поправляет фантазии теоретиков. Когда начинается указанный разрушительный процесс, государство всегда вмешивается в разбалансированные, несовершенные отношения хозяйственных единиц, стремясь спасти сельскохозяйственную отрасль, банки и т.д., кредитуя, предоставляя льготы, осуществляя закупки, денежные вливания.

Так реальная социальная практика, будучи критерием истины, поправляет ошибочные теоретические модели.

Итак, практика требует от экономистов налаживания между хозяйственными единицами не слепого столкновения, которое привело к уничтожению советской индустриализации, а гармонического сотрудничества между ними. Поэтому продолжим анализ дальше. Маркс определяет не три формы собственности, замеченные авторами  выше рассматриваемой модели, а четыре: добавляется еще индивидуальная собственность. Ее в научном анализе тоже не следует упускать из виду. Затем, при более внимательном рассмотрении действительного положения вещей, обнаруживается нечто совсем парадоксальное: все четыре формы собственности присутствуют во всех современных экономических укладах. Так, если при поверхностном подходе считается, что в СССР была государственная собственность, а теперь – частная, то на самом деле и в СССР были все 4-ре собственности: государственная, коллективная, частная (единоличники, колхозный рынок), индивидуальная. И сегодня существуют те же 4-ре формы, ибо различные акционерные общества, как и колхоз, тоже коллективная собственность. А вот правила игры внутри этих форм собственности и между ними – различные. И в этом вся суть дела!

Эта суть дела проявляется в том, что хотя все формы собственности присутствуют в каждом строе, положение у них неравнозначное. И вот в зависимости от того, какая из форм собственности господствует, какая поставлена «на царство», такой получается и строй. В СССР царствовала государственная собственность, сейчас – частная. Если вы внимательно прочитаете работы Ленина о НЭПе, то увидите, что больше всего он беспокоится о том, чтобы удержать частников под колпаком государства, допустив их активность лишь в относительных пределах. Совсем иначе стоял вопрос о выходе из кризиса в США, где в качестве вспомогательной оказалась госсобственность. Еще иначе он стоит в сегодняшнем Китае. Поэтому ставить знак равенства между всеми этими случаями, как делают авторы концепции, изложенной в вышерассмотренной статье «На рынок – без идеологий», – большая ошибка.

Мы должны стремиться добраться до сути различий между экономическими укладами, моделями. Как видим, для этого надо рассматривать не только отношения собственности, как это мы сделали на примере фермера, но также рассматривать существующие в обществе отношения между формами собственности - выявлять, какая именно форма собственности задает тон, окрашивает собой все отношения данного строя, подчиняет себе другие формы.

При господстве в обществе той, или иной формы собственности, господствующим становится и соответствующее ей поведение, отношение. Именно это отношение характеризует тот, или иной строй. И здесь мы встречаемся со следующим фундаментальным положением Маркса, позволяющим совершить новый качественный скачек, подняться на новый уровень развития научной социологии. Именно: Маркс определил следующий закон: тот особый характер и способ, которым соединяются между собой в процессе своей хозяйственной деятельности различные хозяйственные единицы, является основным законом данного общественного строя.

Опираясь на этот закон, мы получаем возможность осуществить дальнейший, более глубокий анализ социально-экономической действительности.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИЕ УКЛАДЫ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА.

Мы живем в эпоху, когда средства труда в своем развитии достигли индустриального уровня, т.е. живем в индустриальном обществе. Соответственно,  нам необходимо научиться эффективной организации общественного труда в этом обществе. Следовательно, научная задача наша заключается в том, чтобы раскрыть объективные закономерности тех укладов, которые характерны для индустриального общества, т.е. укладов, сменяющихся в индустриальном обществе по ходу его возникновения, развития, расцвета и дальнейшего перерастания его в постиндустриальное общество.

Индустриализация начинается с первоначального дикого капитализма. Поскольку капитализм вообще построен на общественном обмене продуктами производства, на торговле, то своеобразие его укладов заключается в том, что их основные законы характеризуют именно процесс обмена, правила обмена продуктами. Характер и способ соединения хозяйственных единиц при диком капитализме, т.е. его системообразующее производственное отношение, его основной закон – «Продавай что хочешь, кому хочешь, за сколько хочешь». Вторая фаза капитализма называется монополизмом, или империализмом. На этой ступени, наоборот, отдельные хозяйственные единицы не самостоятельны, они подчинены единому союзу, центру, цены здесь согласованы. При этом, нужно обратить внимание еще на вот что. Советский социализм, как справедливо указывает Эрхард, с экономической точки зрения, если отбросить в сторону идеологическую составляющую, ни в принципе, ни на практике не отличается от капиталистического монополизма. Разница состоит лишь в том, что монополизм в советском социализме тотальный, абсолютный. Выражаясь словами Ленина, все производство страны подчинено здесь одной конторе, все работают по спущенному этой конторой единому плану. Это – вторая экономическая модель индустриального общества, характер и способ связи хозяйственных единиц здесь прямо противоположный первоначальному капитализму.  Третья форма, третья ступень индустриального общества называется социальная рыночная экономика. Это уже не чистый капитализм; благодаря конвергенции современная рыночная экономика есть соединение черт капитализма и социализма. Общественный обмен продуктами здесь основан на всестороннем компромиссе. Основной принцип этого уклада, характер и способ связи его хозъединиц, нацелен на то, чтобы люди могли богатеть только за счет роста производительности труда. Он гласит: «Между производительностью труда, ценами и заработной платой должно поддерживаться соответствие». Только сохранение этого соответствия способно обеспечивать стабильный устойчивый рост экономического развития. Наконец, четвертая фаза развития индустриального общества – социализм. Напомним, что поскольку в СССР тоже был социализм, кроме того, существует еще понятие «шведский социализм», то четвертую ступень индустриального общества мы назвали уже употребляемым термином – третий социализм. Это – подлинный, до конца развитый, завершенный социализм. Основной его закон, сформулированный еще Марксом, гласит: «От каждого – по способности; каждому – по труду». Здесь характер связи общественных элементов (хозяйственных единиц всех уровней) уже не только компромиссный, позволяющий многим включаться в предпринимательство, но и полностью гармоничный.

В каждой из этих четырех фаз индустриального общества господствующей, задающей тон, становится своя особая форма собственности. В диком, хаотическом капитализме господствует частная собственность. Определяющая хозяйственная инициатива исходит здесь не от государства, а от индивидов, находящихся в агрессивно-конкурентных, хаотически сталкивающихся отношениях между собой. При монополизме и компромиссе – царствуют коллективная и государственная собственность. Соответственно, царствует план. Жесткий, тотальный – в первом случае. Гибкий, оставляющий пространство для маневра – во втором. Здесь инициатива исходит от государства. При гармоническом социалистическом строе – на царство поднимается индивидуальная собственность гражданина. Разъясняя это последнее положение в «Капитале», Маркс обращает внимание на то, что эта индивидуальная собственность представляет собой «отрицание отрицания» по сравнению с частной собственностью дикого первоначального капитализма. Т.е. развитие индустриального общества в целом представляет собой диалектическую спираль. Сначала частная собственность отрицается государственной и общественной, затем, государственно-общественная – индивидуальной. Как это выглядит конкретно, мы увидим ниже, когда остановимся непосредственно на закономерностях третьего, или подлинного, социализма.

Следующее положение принципиального значения, характеризующее индустриальную эпоху, заключается в том, что все эти четыре уклада сменяют друг друга в полном соответствии с основным законом развития истории, открытым Марксом.

 Агрессивная частная собственность дикого капитализма, пока она была недостаточно развита, несмотря на ее зверства, могла свободно функционировать в мелкокрестьянском экономическом поле, и была прогрессивной (в смысле развития производительных сил). Но когда она развилась в полной мере, то отдельные хозяйственные единицы хаотически агрессивно столкнулись между собой, разрушая друг друга. Начались регулярно повторяющиеся кризисы, производство приобрело цикличный характер. Существующий закон хаотического производства и обмена стал тормозом дальнейшего роста производительных сил. Выход увидели в планомерности производства и обмена, что нашло свое высшее выражение в советском плановом хозяйстве. Кризисы прекратились, новые производственные отношения осуществили дальнейший толчок в развитии производительных сил. СССР, в частности, превратился в могучую сверхдержаву.

Но и эти отношения не были идеальными. Еще Ленин указывал, что монополизм ведет к застою.  А изобретатель социального рынка Эрхард раскрыл причину застоя при монополистическом хозяйстве. Хотя монополизм, плановость устраняет порождаемые несогласованностью производства перепроизводство и кризисы первоначального капитализма, но твердый план представляет собой «смирительную рубашку» на творческой инициативе, мешает поиску нового. Социальный рынок (взятый в чистом виде, как он задумывался), тяжесть этой смирительной рубашки в значительной мере облегчает. Предоставляя свободу планирования отдельным хозяйственным единицам и в то же время блокируя возможность богатеть за счет присвоения чужой собственности, неэквивалентного обмена, он позволяет лучше владеть ситуацией на рынке, избегать слепого перепроизводства отдельных продуктов (соответственно - кризисов производства), в то же время заставляет искать рыночную нишу, изобретать ходовой товар.

Отмечая это преимущество социальной рыночной экономики, ее открыватель л. Эрхард, еще в 47-м году, с полной научной уверенностью предсказал, что его система - (которую, не понимая, мешали ему внедрять американцы), - не только обеспечит быстрое развитие экономики ФРГ, но, в конечном счете, опрокинет советскую экономическую систему, как менее эффективную. Разве это не сбылось? Разве не оставил весь мир советскую систему и не переключился на организацию социального рынка? А у нас до сих пор еще одни «изобретатели велосипедов» отрицают научную социологию, а другие мечтают вновь вернуться к советской хозяйственной системе!

Суть социального рынка в том, чтобы в него можно было успешно проникать только одним путем: изготовлением пользующихся спросом товаров и повышением производительности (соответственно, снижением цен, конкурентоспособностью). Только это, указывает Эрхард, способно придать народному хозяйству динамичную, сбалансированную целостность. Рассматривая перспективу этого экономического уклада, Эрхард отмечает, что он постепенно, эволюционным путем, в конечном счете, ведет к отмиранию классов. Т.е., говоря по Марксу, ведет не только к полному социализму, но даже к коммунизму.

Вместе с тем, Эрхард подчеркивает, что этот строй весьма уязвим. Если в нем откроется хоть какая-то щель, лазейка, возможность какой-либо отрасли, группе, прослойке, лоббировать интересы, приобретать блага, собственность, путем неэквивалентного обмена, захвата, мошенничества и т.п., одним словом – нетрудовым путем, то этот строй неизбежно превратится в само разрушающуюся систему. С третьей формы индустриального общества он скатится в нечто похожее на первую – на первоначальный, дикий капитализм. Поэтому, указывает Эрхард, для социального рынка недопустим распад на групповые интересы, кланы, на приобретение силового преимущества, возможности диктовать, требовать, ставить в зависимость. Недопустимо никакое лоббирование. Эти, характерные для дикого капитализма правила игры, при переходе от монополизма к раскрепощению творческой инициативы, к современной рыночной экономике, Эрхард справедливо назвал наиважнейшей опасностью.

Между тем, в наших «реформах», проводимых либералами под руководством американских советников, характерные для дикого капитализма принципы взаимоотношений между хозяйственными единицами не только не рассматривались как разрушительные, как опасность, а напротив, внедрялись и поощрялись как средство экономического процветания. Если Чубайс понял, что его реформы привели к дикому капитализму, то он до сих пор не знает, почему это произошло. А ведь все очень просто: экономику горе-реформаторы строили и перестроили не на принципах социального рынка, как их толкует Эрхард, а на принципах дикого капитализма. Вот он и получился дикий. Но, повторяю, то, где мы сегодня очутились - это не первоначальный капитализм, существование которого до появления кризисов оправдано и необходимо. Это именно провал в прошлое, зигзаг, дурдом. Объявив, что мы отстали от Запада на 600 лет, провозгласив в давно уже индустриальном обществе задачу первоначального накопления (для осуществления индустриализации?), псевдореформаторы организовали расхватывание и растаптывание государственной собственности, звериное столкновение групповых интересов,  всеобщую рассогласованность, остановку национального  труда, создали не строй, а расстрой. 

Будучи доиндустриальными производственными отношениями, этот строй породил не повторяющиеся кризисы, а с первого дня тотальный, всеобщий кризис, непрерывное выжигание индустриальной экономики, низведение производства до доиндустриального уровня. «Мои министры оказались неспособными осуществить свои собственные программы», - констатировал Ельцин. Еще бы!

При правильном (без зигзага) историческом развитии, первоначальный капитализм, монополизм, социальный рынок и третий социализм представляют собой закономерный ряд ступеней роста производительных сил, роста гуманизации, интеллектуализации, гармонизации и социализации объективного социально-исторического процесса. А поскольку это так, то понятно, что стоящая перед нами альтернатива, в том положении, в котором мы сегодня оказались, следующая: или России предстоит вернуться, в конечном счете, на путь социализма, т.е. перейти к третьему социализму, или сегодняшние муки родов нового строя, на пути к которому мы запутались и провалились в прошлое, окажутся смертельными. В последнем случае, мы, как самостоятельная историческая сила, исчезнем.
    
СУЩНОСТЬ ТРЕТЬЕГО СОЦИАЛИЗМА.

Итак, перейти к третьему социализму, т.е. к гармонично организованному сотрудничеству людей, без предварительной разработки его теории, дающей нам необходимое социальное мастерство, невозможно. Поскольку суть этого социализма есть последовательное всестороннее внедрение в жизнь его основного закона «От каждого – по способности; каждому – по труду», то и разработка теории этого строя есть последовательное развитие, уточнение, конкретизация этого закона.

Что значит: «от каждого - по способности»? Способности люди проявляют в труде, следовательно, сначала надо осмыслить эту категорию.

Рассматривая в «Капитале» свойства человеческого труда, Маркс отмечает, что человек прежде, чем осуществлять что-то практически, должен сначала осмыслить предмет труда, исходный материал, подлежащий переработке, затем выполнить всю предстоящую работу в своей голове, абстрактно. Дальше, он должен мобилизовать свою волю. Наконец, по ходу практического выполнения работы, он должен непрерывно управлять своим вниманием и своими действиями. Таким образом, в ходе трудового процесса всегда последовательно проявляется четыре различных формы,  получается четыре этапа. А т.к. деятельность, трудовой процесс, есть нечто неотъемлемое от человека, составляющее его сущность, то в ходе эволюции у нас натренировались, выработались четыре основные формы нашего состава – восприятие реальности; ее абстрактное осмысление; наша эмоциональная мобилизация, и – выполнение физических действий.  По сути, это совпадает с перечисленными Лениным фазами всеобщего пути познания.

Поскольку в человеческом обществе происходит разделение труда, то эти фазы, или этапы, отпочковываются в самостоятельные виды. Отсюда возникают четыре всеобщие формы человеческого труда: физический труд; умственный труд; контрольно-командный труд; и организационно-управленческий труд.

В деле экономического прогресса, исторического прогресса в целом, эти виды труда играют не одинаковую роль. Не рутинное исполнение одних и тех же физических, или умственных действий, не команда и контроль над ними обеспечивают экономический, исторический прогресс. Напротив, эти виды труда утверждают повторение одного и того же. Таким образом, они олицетворяют социальный застой. Только организация нового и совершенствование управления приводят общество к экономическому движению вперед, к расширению ассортимента выпускаемой продукции и росту производительности труда, к новым открытиям, к новым формам жизни. Следовательно, только организационно-управленческий труд есть по своей сути – творческий труд. Но и наоборот: содержанием всякого творческого труда есть организационно-управленческий процесс.

Отсюда само собой вытекает следующий вывод: динамичность и эффективность того, или иного общественного строя зависит от объема, от удельного веса содержащегося в нем творческого труда, т.е. организационно-управленческого труда.

По ходу развития истории в отношении творческого труда проявляются следующие закономерности. Во-первых, управленческий класс всегда является господствующим классом. Это – командующий класс, повелевающий, распределяющий (соответственно – присваивающий себе львиную долю благ), властвующий класс. Во-вторых, - при переходе от одного строя – к другому, всегда приходят новые управленцы, меняется, так сказать, их кастовый состав. В третьих, - при переходе к более прогрессивному строю процент управленческого труда в обществе возрастает. В четвертых, - по ходу исторического развития растет сложность управленческого труда, возрастает требование к интеллектуальному уровню управленцев. В итоге, основанием социального мастерства, т.е. организационно-управленческого мастерства (как и технического), в конечном счете, оказываются фундаментальные научные знания.

Как же все это относится к третьему социализму? Поскольку третий социализм является настоящим, полным, завершенным, поскольку он осуществляет полную справедливость и демократию, то понятно, что к управлению и организации, к социальному творческому труду в нем в равной мере допускаются все граждане без исключения, поголовно все население. Как говорил Ленин, управлять при социализме будет «любая кухарка». С другой стороны, Ленин же отмечал, что задачи эффективного управления при социализме настолько сложны, что для их решения «не хватит и 70 марксов».

На первый взгляд, эти ленинские положения противоречат друг другу (у «кухарки» отсутствует соответствующая научная подготовка). И наши либералы немало зубоскалили по этому поводу. На самом деле, здесь кроется проблема, требующая научного решения.

Решение открывается в ходе дальнейшего анализа управленческого труда. Отдельной «клеточкой», элементарной формой управленческого труда, является управленческое решение. Это – широкая категория. Управленческим решением будет и решение остановить станок, и решение – начать перестройку, перейти к следующему общественному строю. Требования к интеллектуальному уровню, предъявляемому к управленцам, в обоих случаях, конечно, несопоставимые. Естественно, что и возможность участия в поиске эффективных управленческих решений того, или иного порядка, тоже не одинакова. Но формальная структура выработки как сложных, так и простых управленческих решений одинакова. Ежедневно исполняя те, или иные трудовые функции на своем конкретном рабочем месте, человек острее других, так сказать, на своей шкуре заметит существующую здесь ту, или иную неувязку, требующее исправления узкое место, привлечет к нему внимание. Уже это есть участие в управлении, начало творческого подхода. Затем, наряду с другими, он может выдвинуть соответствующую управленческую идею – предложить конкретное решение по устранению выявленного недостатка.

В других укладах подобное право, в основном, является прерогативой управленцев. Рядовому труженику подобная инициатива разрешается далеко не всегда. Чем солиднее проблема, чем весомее вопрос, тем дальше простой народ отделен от возможности участвовать в выработке управленческих решений. В идеальном строе – подлинном социализме, наоборот – право выдвигать управленческие идеи любого масштаба, направления и места приложения предоставляется каждому гражданину. В соревновании управленческих идей по любому вопросу может участвовать даже иностранец. Начальник человек, или он подчиненный, богатый, или бедный, хозяин, или со стороны – все это не должно иметь никакого значения. Чья идея в том, или ином конкретном случае окажется наиболее удачной, самой эффективной, та и должна приниматься к исполнению, становиться управленческим решением. Во внимание берется только это. Лишь такое правило будет воплощением подлинной, полной демократии. Ибо демократия – это форма управления. Без доступа к управлению демократии нет. Соответственно, и гражданского общества нет. И свободы нет. Ибо реальная свобода есть возможность. Каковы у человека возможности, такова и его свобода. Возможности участия в управлении должны быть равными для всех. Только в этом случае правило «От каждого – по способности», осуществляется на деле.

Конкретный смысл второй стороны основного закона социализма – «каждому – по труду» - заключается в том, чтобы оплачивались конкретные управленческие решения. Тот, чья идея принята к исполнению, должен получать соответствующее вознаграждение. При этом, оплата будет осуществляться не только деньгами, но также свободным временем, карьерой, дефицитными возможностями и т.д. Идеальным решением будет такой масштаб вознаграждения, который в точности соответствует эффективности победившего решения. Методы определения этого – опять-таки, вырабатываются в форме управленческих решений, полученных в результате свободного соревнования идей.

Только при таком порядке закон «От каждого – по способности; каждому – по труду» будет воплощен в жизнь на самом деле и в полную меру. Лишь такая экономика будет самоналаживающейся, все более гармонизирующейся. Ибо везде в природе самоналаживающимися являются только высокоорганизованные, гармоничные системы, а не хаотические. Лишь в таком строе индивидуальная собственность станет господствующей над остальными. Лозунги «Братство, Равенство, Свобода!» были выдвинуты в ходе буржуазной революции – в самом начале зарождения индустриального общества. Но они перестают быть простой демагогией и действительно в полной мере воплощаются в жизнь, становятся будничной правдой только в самом конце индустриальной эры – в условиях воплотившегося третьего социализма.

Нечего и говорить, что советский социализм до подлинного далеко не дорос. Основной закон этого строя оказался совсем другим. Если в подлинном социализме господствует индивидуальная собственность, делающая индивида истинно свободным, а предпринимательская инициатива и конкуренция перемещаются здесь с готовых продуктов на уровень управленческих идей (что гораздо более эффективно), то в советском варианте господствовала государственная собственность, делающая человека подчиненным, «винтиком и колесиком», выполняющим предписанные функции. Здесь господствовал не творческий, а контрольно-командный труд, ведущий к застою; процент творческого труда здесь был до безобразия сужен. Инициатива в этом строе шла только сверху, поэтому государственному руководству принадлежала решающая роль, вследствие чего оно, это руководство, окультовывалось. Высокие темпы экономического развития достигались здесь лишь при крайне суровом государственном давлении. Но стоило руководству страны оказаться помягче – начали развиваться застой, эгоизм и перерождение. Произошло нечто схожее с процессами, когда феодализм стал перерождаться в капитализм. А переход к производственным отношениям подлинного социализма оказался невозможен, т.к. научный поиск в социологии подменялся слепой верой, верностью и преданностью власти. От всех нижеследующих уровней общественной пирамиды требовалась всего лишь безупречная исполнительность. Инициатива не поощрялась. Негласной премудростью системы было правило «Ты начальник – я дурак; я начальник – ты дурак». В итоге система страшно бюрократизировалась. Верх брала, говоря словами Ленина, местечковость, в смысле, что чиновник, исполнитель вообще, усваивал поведение, способствующее сохранению своего местечка и карьере. Общественный интерес, который он должен защищать, оказывался все более упущенным.

Доходило, например, до того, что республиканские комитеты боялись попросить в Москве комсомольские значки, и комсомольцы всей союзной республики ходили без значков.

Заторможенным было также правило «каждому – по труду». Господствовало «каждому – по должности» и гасящая инициативу уравниловка. Если подлинный социализм предполагает «каждому по труду», следовательно, неравенство доходов, то советский строй, в силу общей нищеты, с необходимой закономерностью тяготел к уравнительно-рабовладельческому принципу распределения «каждому – по минимальной потребности».

Социальный рынок Эрхарда потому и оказался более эффективным, что он ближе к правилу подлинного социализма: уравниловки здесь нет, возможность личной инициативы предоставлена гораздо большему проценту граждан. В результате получается, что хотя имущественного равенства в социальном рынке нет и даже есть эксплуатация, но т.к. этот строй более эффективный, то те, кто получает здесь наименьше, получает все же больше, чем получает большинство при  уравниловке казарменного социализма.

При современном нашем криминальном капитализме недостатки советской экономической системы усилились многократно. К антиобщественным правилам местечковости у чиновников, сосредоточения функций управления в немногих невежественных руках, боязни инициативы, отталкивания нового, прогрессивного и т.д., в силу уменьшения контроля со стороны ослабленного государства, добавились еще широкие возможности обходить законы, обманывать и обкрадывать государство, захватывать чужую собственность и т.д., - все то, за что и именуют наш строй западные аналитики криминально-коррупционным.

С развитием пренебрежительного отношения к научной социологии, развился непорядок и в мировой  экономике в целом. Кризисы, вносящие расстройство и приостановку в организацию национального и общемирового труда, дефицитные бюджеты, ставящие на грань банкротства целые государства, банкротства предприятий и т.п., свидетельствуют о том, что главная проблема человечества, характерная для нашего времени – проблема организации гармонического сотрудничества людей – все более обостряется не только в России, где она приобрела особенно острые формы, но и в мире в целом.

Не справляющиеся с управлением собственники («златая цепь на дубе том») передают управление топ менеджерам, которые тоже не справляются. Но став управленцами, последние тоже распределяют в свои карманы незаслуженные бонусы (получают не по труду, а по должности). Вызывающий паразитизм этих новых нахлебников волнует и возмущает низы. Вместе с тем, появление топ менеджеров – объективное свидетельство того, что сами собственники современным производством управлять уже не способны, что теперь задача организации и управления общественным трудовым процессом должна решаться совершенно иными, более эффективными методами.   
 
          СУЩНОСТЬ КРИМИНАЛЬНО-КОРРУПЦИОННОГО СТРОЯ И ЕГО ЛИКВИДАЦИЯ.

Наряду с категориями «форма собственности», «отношения собственности», «характер и способ связи хозяйственных единиц», «структура», существует еще одна фундаментальная социально-экономическая категория, в которой также совершенно не разобрались либеральные экономисты. Эта категория – «интересы».

В обществе существует два интереса – частный и общий. Объективно, на протяжении истории индустриального общества, каждый из этих интересов и оба вместе, по мере изменения укладов, играют не одинаковую роль. Общая закономерность здесь следующая. В диком первоначальном капитализме «на царство» возводится личный эгоистический интерес. На второй фазе развития индустриального общества, при монополизме (в т.ч. и в советском тотальном монополизме) происходит падение во вторую крайность – «на царство» выдвигается общий интерес, а личный отходит на задний план. Социальный рынок Эрхарда представляет собой компромисс этих двух интересов. А третий социализм – их полное гармоническое единство.

Капиталистическая реставрация снова вернула нас к победе эгоистического интереса над общим. На первый взгляд, кажется, что восстановился дикий капитализм. Но социально-экономическая ситуация, условия, в которых теперь распоряжается эгоистический интерес, другие. При первоначальном диком капитализме этот интерес мог набрасываться только на мелких крестьян, давить рабочих, уничтожать индейцев и порабощать негров. Следовательно, он двигал индустриализацию вперед, был прогрессивным. В нашей же реставрированной капиталистической системе, перед алчными глазами взыгравшего эгоистического интереса открылись совершенно новые возможности – плоды предшествующей индустриализации, гигантская государственная собственность, которую объявили «ничейной», которую решили забрать и поделить. Но это канализировало усилия эгоистического интереса на новый путь - не на производство нового, а на присвоение уже существующего. Борьба за его присвоение породила агрессивные «правила игры», характер и способ взаимосвязи именно криминально-коррупционный. Эгоистический интерес одержал победу над общим интересом в самой неприглядной, неэффективной, бесперспективной форме.

Все понимают, что это опасно, что с этим надо покончить. Однако, еще плохо осознается, что это особый общественный строй, целостный экономический механизм, сковавший и подчинивший себе волю людей. И просто так, одним желанием, его не изменить. Это, между прочим, показал, в частности, опыт правления коммунистов в постсоветской Молдавии.

Общественный строй можно изменить, только проникнув в закономерности исторического процесса и опираясь на них.

Рассмотрим общую логику происходящего исторического процесса еще раз, с несколько иной стороны. Советский социализм, как тотальный государственный монополизм, в противоположность первоначальному капитализму, строился на общем интересе. Он требовал принесения в жертву личного общему, требовал жертв во имя будущих поколений. И действительно породил с одной стороны, - героев, жертвующих собой во имя общего дела, с другой – принесения в жертву общего дела множества жизней простых, неидейных людей, желающих просто жить, или борющихся против этого строя. Но вечно так продолжаться не могло. Чтобы жить для настоящего, а не для будущего, строй должен быть другим. А поскольку по ходу времени все больнее число людей желало жить настоящим; затем, - поскольку жертвенный советский строй действительно себя изжил, потерял и смысл, и привлекательность; поскольку, далее – интеллектуальная элита страны, будучи оторванной от социальной науки, не сумела решить исторической задачи – открыть логику перехода к следующему прогрессивному социально-экономическому укладу, то общество снова вернулось к либеральной позиции – произошло перерождение и реставрация капитализма, «на царство» снова поставили эгоистический интерес.

Однако, расхваливая частный эгоистический интерес, изображая его энергичным двигателем общего экономического прогресса, либералы жестоко просчитались. Их соображения оказалась не истиной, а мифом, проще - дурдомом – вредным и не имеющим ничего общего с действительностью. Эгоистический частный интерес в получившемся нашем рыночном обществе, наряду с борьбой за бывшую госсобственность, нацелен теперь также по инерции не столько не на рост производительности труда, сколько на выгоду, извлекаемую из обмена – на то, чтобы свой продукт приукрасить и выдать за более качественный. Т.е., нацелен на обман, на фальсификацию товаров. На неэквивалентный обмен. Но фальсифицируя свой продукт и выиграв как продавец, производитель сам становится покупателем и, в свою очередь, страдает, приобретая фальсифицированные лекарства, продукты питания и т.д. Либеральная басня о положительной экономической роли эгоистического интереса, таким образом, опровергается негативной общественной практикой.

В противоположность этой басне, в нормальном современном капиталистическом хозяйстве агрессивный эгоистический интерес с большим, или меньшим успехом ограничивается, взнуздывается общим интересом, представителем и опекуном которого выступает государство. В итоге, оба интереса оказываются более-менее сбалансированными, общество получает возможность нормального функционирования, рынок становится более социальным, приобретает некоторые социалистические черты. Это ограничение частного эгоизма, как показывает Маркс в «Капитале», началось еще в первоначальном капитализме. Государство вынуждено было законодательно ограничивать продолжительность рабочего дня, вмешиваться в охрану труда, зарплату и т.п. Само собой понятно, что с аналогичной задачей столкнулось и наше современное государство. Но…  тут большое «Но!».

Увидев горький, чудовищный результат, противоположный обещанному, горе-реформаторы не нашли ничего другого, кроме как обвинять сам народ, упрекать его в безынициативности, обзывать «совками», приписывать ему генетическую неспособность к историческому прогрессу. Какая чушь, какая слепота! Инициатива в народе бьет ключом. Но нацелена она туда, куда канализировал ее дурдомовский общественный строй – на выманивание, выуживание, улавливание, захват и присвоение чужой собственности. Начав с наперсточников и лохотрона, пройдя через рэкет и киллеров,  дошли до самых причудливых, самых невероятных комбинаций и схем, непрерывно совершенствующихся, пронизывающих все сферы реальной и виртуальной жизни. В то время, когда патриотическая часть писателей грезит, как о последней надежде, о неизменных первоосновах русской души, реальная душа самой активной части народа действует по-современному: мошенничает, где только можно.    

И это касается не только нас. Гибель советской экономической модели – не местное, не национальное, а международное, всемирно-историческое явление. Оно не могло не бросить своей черной тени на все без исключения государства. В мире поднялась новая разрушительная волна финансовых пирамид, ухода от налогов, взяточничества, сокрытия правды, безответственности и головотяпства, вызвавшая мировой финансовый кризис, расстройство национального и глобального труда, падение уровня жизни, и – как следствие – все более грозные формы возмущения «контрольной власти» народных масс. Дело дошло до того, что о «взбесившейся» частной собственности и ее угрозах человеческой цивилизации вынужден говорить даже французский президент.

Тем не менее, до нас, где бешенство частной собственности развернулось с истинно русским максимализмом и породило криминально-коррупционный строй, французам еще далеко. Либеральные реформы превратили наше государство  почти что в фикцию. Разрушительному разгулу частного эгоистического интереса, вставшей на царство агрессивной частной собственности у нас оказались неспособными противостоять, спасовали перед ней, все остальные формы собственности, вместе взятые. И даже сама частная собственность. Ведь благодаря кланам, преступным группировкам, рейдерским захватам, переменам во властных структурах, происходит передел, смена хозяев, переход частной собственности из одних рук в другие. Так, что в итоге, на всем видна печать неустойчивости, непредсказуемости, ощущение того, что так жить нельзя, что все это может закончиться разрушением государства.

Естественно, что государство стремится сопротивляться этому разгулу. Оно пытается поддерживать индивидуальную собственность (повышением пенсий, увеличением окладов служащих) датирует другие формы собственности, пытается противостоять разгулу монополий. Но силы не равны. Эгоизм частников все это слизывает путем предельного повышения услуг ЖКХ, цен на продукты питания, ГСМ и т.д. Частник подчиняет себе индивидуальную собственность, выдавая зарплату в конвертах, обманывая государство уходом от налогов. Он обкрадывает государство, незаконным образом вывозя лес, вылавливая рыбные ресурсы, увеличивая расходы на любые государственные мероприятия, удорожая строительство. Вот вам и «соревнование» всех четырех форм собственности, предлагаемое авторами экономики «здравого смысла»! Вот и вкладывай в таких условиях госсредства в развитие промышленности, национализируй предприятия.

Государство, чьи чиновники сломлены взяткой, бессильно. Попытка поставить взяточников под контроль новых чиновников неэффективна: второй эшелон государственного контроля также прогнется перед взяткой, как и первый. Но, как справедливо отмечал Ленин, в коррумпированном государстве, где не работают законы, не может быть никакой политики. Любая политика превращается здесь в пустую жалкую говорильню. А государство катится в пропасть.

Неспособные найти научный выход, политики, как всегда, когда им нечего сказать, апеллируют к морали, призывают «начать с себя». Конечно, какой-нибудь экзотический взяточник и может прекратить брать взятки. А вот в обстановке всеобщей фальсификации продуктов, переклеивания дат их изготовления и т.п., отказаться от фальсификации невозможно – потеряешь конкурентоспособность. Остается защищаться взяткой. И вообще, политика, говорил Ленин, начинается там, где десятки миллионов. А подобного рода добросовестность, как говорил он же, довольно редкое качество, так что пытаться строить на нем политику нелепо.

Таким образом, получается исторический тупик. Этот тупик сродни тому, в котором Россия оказалась перед Октябрьской революцией. Тогда, о чем мы уже упоминали, сложилась такая ситуация, что хотя исторически Россия была призвана совершить буржуазную революцию и перейти к капитализму, но положение сложилось такое, что эти роды получались для империи смертельными. Выход оказался лишь в том, чтобы перепрыгнуть капитализм и спасти целостность государства социалистическими методами. Аналогичная ситуация сложилась и сегодня. Такая уж у России судьба! Поскольку буржуазно-рыночными методами наше сегодняшнее государство с криминально-коррупционными силами явно не справляется, то выскочить из смертельной удавки частной собственностью, наше государство может тоже, только прибегнув к методам, позаимствованным из арсенала третьего социализма. Как и сто лет назад, применение этих социалистических методов, перепрыгивающих непосредственно рыночные,  представляется не только единственно надежным, но и легко осуществимым.

Серьезным весом может обладать лишь политика, опирающаяся только на материальный интерес. Это значит, что всесокрушающему частному интересу необходимо противопоставить такой же и еще более мощный, общий интерес. Лишь опрокинув и нейтрализовав частный эгоистический интерес общим материальным интересом, точнее говоря: лишь сделав эти два интереса тождественными, мы можем покончить с сегодняшним преступным антигосударственным, антинародным, античеловечным коррупционным строем. И только при этом условии у нас сегодня третий социализм может быть поставлен на собственную почву, когда  можно будет придать политике должную эффективность, на деле запустить механизм организации жизни по закону «От каждого – по способности; каждому – по труду».

Правильный, научный ответ на вопрос как это сделать, здесь, как и в других сложных случаях, можно получить лишь обратившись к первоосновам, к фундаментальным положениям социальной теории. А такое положение одно: личностные характеристики людей, направление их активности стимулирует и канализирует в том, или ином направлении характер и способ взаимодействия как хозяйственных единиц любого уровня, так и отдельных индивидов, которые тоже есть хозяйственные единицы самого низшего порядка. Т.е. все зависит от характера и способа их взаимосвязи. Это касается и общества в целом, и отдельных его структур, в т.ч. и криминальных, враждебных обществу, разросшихся до национальной угрозы.

Характер и способ связи между хозяйственными единицами всех уровней, т.е. правила экономической игры, обеспечивающие мощь общего интереса, блокирование антиобщественного эгоистического интереса, обеспечивается законами, устанавливаемыми и охраняемыми государством. Законотворчество вообще есть не что иное, как предписание характера и способа связи между социальными единицами, предписание социального порядка, социальной структуры. Нарушение законодательства в виде взятки, в виде фальсификации товаров, в виде фальсификации документов, позволяющих мошенничать, воровать, оговаривать других и т.д., словом, криминально-коррумпированная система процветают лишь только потому, что в характере и способе общественных взаимоотношений допущены изъяны, что законодательно эти отношения организованы неправильно, с возможностью выгодно и безнаказанно обходить закон. Прежде всего, беда в том, что общество в эту борьбу не включено, конкретному человеку бороться с нарушениями, даже если он их видит, невыгодно. От защиты закона, общего интереса, он только пострадает – ему могут отомстить. А пользы никакой. Народ от управления, от контроля за соблюдением общественного интереса отстранен.

Это – законодательный изъян, который должен быть исправлен. Нужно эффективно подключить контрольно-принудительную власть, т.е. контроль со стороны народа. Нужен такой принцип перетекания денег «из кармана в карман», который стимулирует поиск не взяток, а взяточников.

Поскольку тайные нарушения законодательства известны в каждом случае не всем, а только отдельным людям, то нужно сделать так, чтобы от разоблачения преступлений выигрывал достаточно эффективно материальный интерес именно этих людей. Решение в каждом отдельном виде преступлений должно быть свое, но должно соблюдаться общее правило: законодательная «привязка» всех участников разоблачительного процесса должна быть такая, чтобы разоблачение приносило максимальную материальную выгоду тем, кто сторожит общий, общественный интерес. Для этого надо столкнуть между собой частный и общий интересы внутри самих этих язв. Другими словами, поскольку общество есть характер и способ связи его элементов (отдельных личностей, или более крупных хозяйственных единиц), то нарушения закона процветают потому, что общественная структура, характер и способ связи соответствующих единиц способствует этому процветанию. Поэтому, нужно анализировать, где и в чем наше законодательство отклоняется от научных требований и принимать решения на законодательном уровне, вносящие соответствующие исправления. 

Стоит с этой точки зрения посмотреть на то, как на сегодняшний день построена борьба с взяткой – этой основой коррупционной системы – и сразу становится ясно: она организована в ошибочной, антинаучной, неэффективной форме. За взятку одинаково караются как взяткодатель, так и взяткополучатель. Это делает их союзниками как в том отношении, что оба они от этой сделки выигрывают, так и потому, что оба заинтересованы хранить сделку втайне. Еще один недостаток: разоблачение взятки – всего лишь выполнение должностных функций чиновника, или моральный долг постороннего свидетеля. Оба они специально за это государственно-управленческое действие, за этот конкретный труд, ничего не получают. Т.е., не выполняется требование «каждому по труду». Характер и способ связи всех участников происходящего получается неэффективный, выгодный для процветания взятки. Чтобы исправить положение, обеспечить контрольно-принудительную власть народа, необходимо принять следующий закон, противопоставляющий агентов взятки друг другу, превращающий их в опасных врагов друг друга. Для этого необходимо, чтобы инициатор взятки наказывался, а противоположная сторона за этот же его счет материально поощрялась. Именно: если взятка вымогается, то по закону  с разоблаченного вымогателя государственными органами изымается эта сумма и передается другой стороне, взяткоразоблачителю. И, наоборот: в противоположном случае, аналогичная сумма снимается с взяткопредлагателя. Для этого разоблачителю нужно всего лишь предъявить неопровержимые доказательства попытки дать взятку, совершить преступное действие, что при современных технических средствах не составляет особого труда. Взяткоразоблачитель при такой схеме выигрывает материально не за нарушение, а за защиту закона, что гораздо выгоднее как в моральном, так и в юридическом отношении. Поэтому, при таком характере и способе связи, обе стороны станут бояться друг друга как огня, и взяточничество станет невозможным.

Данное решение на первый взгляд парадоксально, совершенно непривычно, не сразу переваривается, но оно правильно во всех принципиальных отношениях. Оно полностью соответствует духу третьего социализма. И потому, что здесь управленческое решение является инициативой частного лица; и потому, что общественный и личный интересы слились здесь в гармоническое целое; и потому, что «на царство» здесь возведена не государственная, а индивидуальная собственность взяткоразоблачителя; и потому, что исполняется основной закон социализма – здоровое управленческое решение оплачивается по труду.

Вместе с тем, ликвидация коррупционной схемы связей – это, также, так сказать, первая ступенька, первый шаг подключения народа к процессу общественного управления. Здесь для правильного управленческого решения еще не требуется поиска новой идеи, как при совершенствовании организации. Тут все сводится только к разоблачению преступления. Это есть подключение еще не организационно-управленческих, а всего лишь контрольно-принудительных функций гражданского общества, к преодолению изъянов общественного устройства.   

Аналогичное решение должно быть принято на законодательном уровне и по фальсификации. Ее разоблачение должно оплачиваться за счет преступника достаточно значительной суммой, чтобы это стало выгодным занятием. То же касается разоблачения преступных группировок, попыток обсчета государства и т.д., равно как и оплаты конкретных, победивших в соревновании управленческих идей любого уровня. Для того, чтобы победила наиболее эффективная управленческая идея, не зависимо от того, кто ее автор, для этого опять-таки нет другой силы, кроме подключения «контрольной власти» народа. Т.е., все предложенные управленческие идеи должны рассматриваться гласно, перед всем коллективом данной хозяйственной единицы. Народ, естественно, поддержит то, что наиболее выгодно для хозяйственной единицы в целом, следовательно, и каждому члену общества. Когда, в условиях гласности, полной прозрачности, решение большинства – коллектива, народа – признается окончательным решением, законом, возможности что-то провести во вред общему интересу у корыстных эгоистов не останется. Постепенно  этот метод управления войдет в общественную привычку и по мере вырабатывания общественного навыка будет становиться все более эффективным и успешным.      

При таком порядке достигается еще один немаловажный результат: застимулированное материально и морально гражданское общество становится настолько активным, что его создание перестает быть общественной проблемой. Пассивным сегодня оно, повторяем, остается сегодня только потому, что при теперешнем законодательстве любой гражданин, включаясь в процесс общественного контроля над соблюдением законов, в процесс управления общественными делами и экономическими процессами, может остаться только в проигрыше и никогда в выигрыше. Т.е., нарушен принцип оплаты за такую форму управленческого труда.

Пытались возражать, что предлагаемая практика представляет собой доносительство, что претит нашему менталитету. Но, во-первых, и сегодня объявляются награды, например, за сообщение о террористах. Т.е. этот принцип уже практикуется, на него и без науки наталкивает сама жизнь. Но практикуется пока в неоправданной, узкоограниченной форме. Между тем, коррупция и фальсификация товаров – такая же страшная  опасность для государства и общества, как и терроризм. Во-вторых, подобные действия воспринимались как доносительство, когда они служили государству, а не гражданскому обществу, не индивидуальной собственности. В-третьих, - с переменой общественного строя всегда меняется и его мораль. Если мы рассматриваем криминал и коррупцию как зло, долг каждого - принимать меры по его искоренению.

По этим же мотивам, не выдерживают критики и ссылки на коммерческую тайну и священную частную собственность. Это у вчерашних капээсэсовцев, перерожденцев - обкомовцев, райкомовцев, директоров предприятий, которые обещали с помощью приватизации сделать народ вдвое зажиточным и оказавшимся провальными авантюристами, неспособными управлять эффективно, у них священная частная собственность? Не смешите!

Кроме того, следует согласиться, что с научной точки зрения, в современном мире настоящей классической частной собственности вообще нет. В действительности, если посмотреть на процесс еще глубже, уже сегодня существуют лишь общественная и индивидуальная собственности. Только блага в последнюю перетекают не справедливо - не по способности, и не по труду. В самом деле: собственность, это, как определяет Маркс, есть власть над вещью. Частная собственность, это – абсолютная власть над вещью. Как говорил отрицательный герой Достоевского, - когда будут мерзнуть дети, я вытоплю поле. Но в любую сегодняшнюю собственность вмешивается государство (налоги, отчетность, всевозможные предписания). Вмешивается своими методами и контрольная власть – профсоюзы и т.д. Т.е. абсолютной власти одного лица над ней уже нет. Стало быть, современная собственность смешанная. Поэтому предлагаемые меры всего лишь исправляют существующее вмешательство в нее, придают ему наиболее выгодную, разумную и справедливую форму.

С другой стороны, эти меры – самое гармоничное исправление сегодняшних общественных недостатков, в котором одинаково заинтересованы все общественные силы. Они не требуют обратной деприватизации, возвращения собственности в государство, как требуют этого авторы «экономики здравого смысла». Это при существующем положении всеобщей продажности отнюдь не повысило бы эффективности предприятий. Затем, какой же здравомыслящий собственник будет против предложений, увеличивающих его собственность? Далее, богатый за победившую управленческую идею получает такое же уважение и награду, как и любой другой.

Предлагаемое решение исправить ситуацию, покончить с криминальным строем, не требует капиталовложений, пополнения чиновников, соответствует Основному закону социализма и требованиям нравственности

               
ОСОБЕННОСТИ ПАРТИИ СРЕДНЕГО КЛАССА.

Переход к третьему социализму – это тоже управленческое решение. Оно будет осуществлено по общему закону выработки и выполнения управленческих решений.

В обществе в целом осуществление управленческого решения реализуется властью. Буржуазная социология называет три формы власти: законодательную, исполнительную и судебную. Иногда упоминают еще прессу, называя ее четвертой властью. Но это – полупрозрение, смешанное с заблуждением.

В соответствии с четырьмя всеобщими формами человеческого труда, в обществе в целом стихийно развиваются и четыре формы власти.

Какие это четыре формы власти?

Первая - исполнительная власть (олицетворенная в форме госслужащих, чиновников); вторая - идейная, инициативная власть (в форме политических партий, общественных движений, науки, прессы);  Третья - контрольная власть (в форме проявления народной воли низов – путем демонстраций, бунтов, восстаний, забастовок, действий профсоюзов, участия в выборах); и четвертая – законодательная власть.

Поскольку развитие здесь стихийное, неосознанное, то эти стихийно выросшие власти не могут не носить тех, или иных отклонений от идеальной формы. Законодательное придание им правильной формы будет осуществлено путем соответствующих управленческих решений. Тем не менее, и будучи искаженными, они вынуждены выполнять органически присущие им функции и осуществлять переход к социалистическому строю.

Управленческое решение перейти к следующему общественному строю всегда начинается с осознания недостатков существующего, проявляющихся в сфере исполнительной власти. Не случайно реформы – эти первые шаги к революции всегда начинает сама власть. Затем партии формируют образ следующего строя и ведут пропаганду в народе, убеждая в своей правоте, формируя общественное мнение, мало-помалу превращая большинство народа в своих единомышленников. С другой стороны, в загнивающем, непригодном строе дела идут все хуже и хуже, приближая момент активного пробуждения контрольной власти народных масс.

Понятно, что чем слабее работают партии, идейная власть, тем дальше страна зайдет в тупик, тем более безумным, бунтарским, грубым, насильственным окажется выступление народа. И безрезультатным. Как и на практике уже показывают цветные революции, эти – все новые и новые бессознательные и бесплодные пробы народа выполнить историческую задачу - покончить с накопившимися противоречиями, перейти к гармоничному общественному устройству. Без науки нулевой результат дают и выборы. Уже в целом ряде постсоциалистических стран народ выдвинул на власть, опробовал и забраковал почти все существующие там партии, «а воз и ныне там».

Все дело в низком качестве партий.

Вообще, если классифицировать партии по уровню их интеллекта, то получается следующий ряд. А). Партия шкурных интересов. Этого элемента всегда много в правящей партии, и при перемене ее, он гуськом перебирается в лоно новых правителей. Б), Партия благих пожеланий – оторванные от жизни фантазеры, неспособные осуществить свои собственные программы (КПСС после Сталина, гайдаровцы и т.п.). В). Партия «измов» - обладает глубоко развитой идеологией, способной заразить массы, но в научном отношении, в лучшем случае – полупрозрение (большевизм после Ленина, фашизм, маоизм). Г). Партия научной социологии.

Из этих четырех типов партий, задеть народную душу, как свидетельствует исторический опыт, могут только партии с развитой идеологией – партии «измов», и партия научной социологии. А привести к полному успеху – на деле осуществлять бескровную эволюционную гармонизацию социальных, прежде всего, производственных отношений, в наше время -  способна только последняя. Только партия третьего социализма.

Поскольку реально противоречие нашего времени проявляется в первую очередь между молодым и инициативным средним классом, заинтересованным в свободном проявлении своей творческой силы, и противостоящим ему бюрократическим чиновничеством и сконцентрировавшими в своих руках управление экономикой олигархами, то будущая партия третьего социализма, это - партия среднего класса. Сегодня мы наблюдаем здесь «мощь у немощи в плену». Моральная ситуация заключается в том, что небольшое количество людей, сконцентрировавших в своих руках управление национальным трудом, оказались банкротами и поэтому должны полноценно допустить к управлению свежие талантливые силы. Неизбежность этого предопределена исторически.

Как благодаря цементу песок превращается в бетон, так и любой класс, которому закономерно предназначено сыграть передовую историческую роль, приобретает несокрушимую мощь, лишь организовавшись в правильную партию. Поскольку именно среднему классу предстоит осуществить предписанную ходом самой истории задачу сплочения вокруг себя всего общества и перевода страны на рельсы третьего социализма, постольку также неизбежно оформление передовой частью среднего класса политической партии, которая исповедует научный социализм, осуществляет дальнейшее развитие научной социологии, убеждает народ в правильности своей программы.

Партия третьего социализма, уже в силу своей научной идеологии, может быть только партией нового, высшего типа. Такой была Ленинская партия. В лице большевиков Ленин создал партию, коренным образом отличающуюся от предшествующих и последующих буржуазных парламентских партий. Перейти к социализму стремились и стремятся и другие партии. Но и их представление о будущем социализме, и пути к нему, ненаучны, фантастичны. Говоря словами Ленина, их пропаганда – всего лишь прекраснодушная фраза, социальный миф, практическое осуществление которого неизбежно, как всегда в таких случаях (в частности, в т.ч. в современных «цветных» революциях) дает злую карикатуру на задуманное. Только у ленинской партии, в силу того, что все ее решения основывались на закономерностях научной социологии, слово не расходилось с делом. Это – для партии третьего социализма – тоже должна быть фундаментальная черта.

А различие между большевиками и этой партией предопределено общим фундаментальным законом развития истории, согласно которому, несмотря на противоречивость и «противозаконные» возвращения назад, каждый последующий строй представляет собой прогресс, т.е. отличается большей гуманностью, дальнейшей демократизацией и интеллектуализацией, как общего, так и управленческого труда.

Теперь, как мы уже обратили внимание, центральной общемировой тенденцией является конвергенция, которая, в частности, проявляется в том, что теперь переход к социализму мирный. Поэтому, если для Октябрьской революции формы политических общественных отношений были конфронтационными – восстание, диктатура пролетариата, экспроприация, поражение бывших богатых классов в правах, гражданская война, дальнейшее обострение классовой борьбы, то теперь – эволюция, постепенность, поэтапность, компромисс, изменения в интересах всего общества, гармонизация человеческого сотрудничества на научной основе, конвергенция.

По сравнению с Октябрьской революцией, социальная ситуация изменилась коренным образом. Там противоречие носило классовый характер, было противоречием между богатыми и бедными. И решалось ликвидацией частной собственности. Здесь противоречие стало между индивидуумом и обществом в целом. Оно проявляется сегодня в двух формах. Во-первых, в том, что современное общество, как и все предшествующие, ограничивает и уродует развитие индивида, делает его менее способным и более несчастным, чем заложено природой. Во-вторых, активные, талантливые, инициативные, передовые граждане, как правило, не встречают должной поддержки; их новые идеи не притягиваются, а отталкиваются общественной системой. Чтобы решить это противоречие, нужно, как установил еще Маркс, «на царство» выдвинуть уже не государственную собственность, как тогда, а индивидуальную собственность гражданина. Это достигается за счет предоставления каждому гражданину неограниченного, по сути, права, равноправно участвовать в выработке каких бы то ни было управленческих решений на всех уровнях.

Это – главный лозунг партии третьего социализма. И его историческая миссия. Принятие этих законов и есть переход к третьему социализму.

Впрочем, если быть точным, то сто лет назад судьбу России тоже решал средний класс. В самом деле, Ленин указывает, что сам рабочий класс передовую революционную теорию выработать не может, что она привносится в общество извне, из мира науки. А этот мир, в общем и целом, принадлежит передовой части среднего класса. Только тогда его было мало. Как отмечает Ленин, осознанно вели Советскую Россию по новому пути всего около четырех десятков человек. Основная масса – малограмотные рабочие и безграмотные крестьяне – осуществляли перемены, предписанные ими. Сегодня люди хорошо образованы и снабжены такими средствами коммуникации, которые раньше и не снились. Поэтому, требуемые перемены, по ходу неизбежного созревания в коррумпированном, отстающем от остальных обществе революционной ситуации, средний класс сможет осуществлять непосредственно собственными силами и гораздо более демократично. Теперь, для выработки всевозможных управленческих идей он может дать и «семьдесят марксов».

Немыслимую ранее свободу слова и демократичность дает интернет. Еще до прихода к власти, партия среднего класса имеет возможность создать в интернете открытый для общества Банк управленческих идей, где каждый может свободно разместить свое предложение, принять участие в обсуждении других идей, равно как и принимаемых, или отвергаемых властью управленческих решений. Поскольку управленческие идеи неравнозначны, в их накоплении в Банке будут принимать участие как рядовые граждане, таки ученые и целые научно-исследовательские институты. А в региональных отделениях партии соответственно будут и региональные Банки, вырабатывающие управленческие решения регионального значения. И так дойдет до отдельных предприятий, независимо от формы собственности. А чтобы победило именно наиболее эффективное управленческое решение, независимо от имени автора и его статуса, должна быть налажена правильная взаимосвязь партии с контрольной властью, которая объективно заинтересована в наиболее эффективном решении и объективно обладает силой для успеха – с народом, коллективом, профсоюзом, избирателями. Им всегда выгодно наиболее эффективное управленческое решение.

Поскольку переход от сегодняшнего реставрационного провала к третьему социализму тоже есть управленческая идея, то понятно, что для того, чтобы она стала национальным решением, эту идею должны поддержать избиратели (путем поддержки на выборах партии, которая эту идею провозгласит своей программой). Но по этому же принципу должны проталкиваться правильные решения во всех случаях и на всех уровнях, вплоть до первичных коллективов.

 Сама эта система, ее структура, дальнейшее совершенствование – тоже дело свободного соревнования идей. Таким образом, в организационно-управленческий труд, самый решающий труд нашего времени, да и всех времен, будут вовлечены и получат возможность свободного развития своих управленческих навыков, все, склонные к этому виду труда, все общество.

Все существующие сегодня партии на этом фоне постепенно отомрут. Подлинно социалистическое общество будет беспартийным. Партии будут заменены этой системой свободного соревнования управленческих идей. Они уже сегодня чувствуют себя в обществе все более неуютно: поскольку в настоящее время от всех партий ждут, по сути, одного и того же – умелого управления социально-экономическим развитием общества - то всем партиям все чаще приходится мучительно ломать голову над тем, как выделится среди остальных и привлечь внимание к себе. А сделать это, стать решающей политической силой можно лишь одним путем – поднять на должную высоту свой интеллектуальный потенциал, т.е. досконально вооружиться научной социологией и решать практические задачи социально-экономического прогресса только на ее основе.

Итак, поддержка партии народом зависит от самой партии, от ее научной зрелости. Другими словами, трудности перехода к здоровому экономическому укладу, с которыми столкнулись все постсоветские, постсоциалистические государства,  обусловлены не могуществом деструктивных сил, а отсутствием по-настоящему конструктивных.
 
УЧЕТ ЛЕНИНСКОГО НАСЛЕДИЯ.

Вернемся теперь к тому, с чего начали – к оценке исторической роли Ленина.

Дать правильную оценку Ленину можно только руководствуясь научным подходом. Но в наше время научная социология оказалась заброшенной. Поэтому и правильного образа Ленина никто не дал. Можно заметить, что в искусстве, в кино особенно, в советское время образ Ленина корректировался с каждой переменой генсека, подгонялся под соответствующий политический стиль. Гораздо большую палитру ленинского образа дали противники Ленина. Здесь есть все, начиная от изображаемого мракобесами образа сатаны, до  восторга перед  небывалой творческой мощью, которой может обладать человек.

Действительно, ничего подобного в истории не случалось. Все так называемые великие исторические деятели, великие своими войнами, т.е. злом, не годятся Ленину и в подметки. Как в смысле влияния на ход мировой истории, так и в смысле содействия историческому прогрессу. Ленин направил Россию на путь социалистической революции, чем спас ее от неминуемой гибели и придал всей мировой истории совершенно иной путь. Без Ленина все в мире было бы по-другому. Великая Россия кончилась бы еще в 17-м. В определенном смысле Ленин сделал это в одиночку. Ведь никто из революционеров об этом и не думал. Ни у нас, ни в Европе. Плеханов, один из самых авторитетных теоретиков-марксистов того времени, назвал курс Ленина не социализм - бредом. Гений, титан, гигант, -  эти определения не только не преувеличивают, а скорее, не вполне охватывают истинный образ нашего Ленина. Чудо – вот подходящее слово для его характеристики. И в то же время в деятельности Ленина нет ничего сверхъестественного. Это – то чудо, которое дает человеку наука. Мы вправе назвать чудом интернет, фотографию Земли, сделанной с поверхности другой планеты, другие подобные достижения современного технического мастерства. Ленинское чудо – из того же разряда. Но только на ступеньку выше. Это «первая ласточка» чудес, которое готовит человечеству отстающее от технического, социальное мастерство.

Мощь настоящей науки дает человеку большую возможность. Пусь против Закона Ома ополчится все человечество. И все же Ом со своим законом окажется победителем. Тоже – Ленин. Он неоднократно выступал против мнения всего ЦК, всей партии, большинства класса, народа. И оказывался не только правым, но и умеющим переубедить остальных.  И тем многократно спасал ситуацию. Он умел предсказывать не только то, как изменится в будущем общественное мнение, но и через сколько времени. Революционный переворот, изменивший ход истории, он организовал почти бескровно. Глубина его научного анализа дополнялась безграничным мужеством. Например, предвидя первую мировую войну, все европейские социалисты приняли решение использовать ее для революции. Но лишь один Ленин, когда война разразилась, провозгласил лозунг «направить оружие против своего правительства» и бесстрашно повел партию и народ на его осуществление.

Вот пример ленинского анализа: «Если бы мы по основному вопросу гражданской войны допустили колебания хотя бы на одну десятую, мы были бы биты и биты поделом». Так бы продумывали строительство материальной базы коммунизма, развитой социализм, социализм с человеческим лицом, перестройку, рыночные реформы и предстоящую модернизацию! Он учил, что в политике, т.е. для продвижения истории вперед, в цепи событий нужно отыскать главное звено, ухватившись за которое, получаем успех. Но это достигается только на основе научного анализа. Он указывал, что из-за отсутствия науки, у Герцена, у Чернышевского, вместо социализма была лишь прекраснодушная фраза. Т.е. на деле получилось бы то же, что у Хрущева, Горбачева, Ельцина.   

Правило Ленина в том, чтобы дать строго научное решение. Только это, по его словам, обеспечивает и успех в пропаганде.      

Ленинские решения проблем сегодня еще более актуальны, чем сто лет назад. Особо следует остановиться на интернационализме. Нельзя не видеть, что национализм сегодня, межнациональные отношения вообще - самая главная проблема, источник всех конфликтов и угроз человечеству. Как сделать, чтобы интернационализм, братство народов (начало которому было положено в СССР, а продолжение – в современной Европе), победили окончательно, и межнациональные конфликты навсегда ушли в прошлое? Мысли Ленина по этому вопросу представляют особую ценность. А его мысли о войне. Еще не было ядерного оружия, но Ленин сделал вывод, что в развитии средств войны наступит такой момент, когда война станет невозможной. Ядерное оружие это подтвердило. Его наличие  не дало возможности возникнуть большой войне. (Следовательно, надо учитывать, что если проводить ядерное разоружение до определенного предела, большая война опять станет возможной. Разумеется, это замечание относится к теперешнему, далеко еще не гармонизированному сотрудничеству в международных отношениях. Но даже вполне гармонизированному человечеству ядерное оружие будет нужно – например, для изменения траектории угрожающего Земле астероида). 

Однако, данный прогноз Ленина относится не только к ядерному оружию. Пора сделать вывод, что и обычная война не может дать уже прежнего результата. Современный исторический опыт показывает, что возможности сопротивления, а также чувства национальной гордости и стремления к независимости, достигли уже такого уровня развития, что на путях насилия разрешение межнациональных конфликтов тоже стало невозможно. Это показывает опыт Приднестровья, Карабаха, война в Ираке и Афганистане, бесконечный Ближневосточный конфликт, где могущественное государство ничего не может поделать с маленьким безоружным народом. Особенно тупиковость и бессмысленность современных межнациональных конфликтов проявилась при распаде Югославии, когда после таких кровопролитий все вновь образовавшиеся независимые государства вошли в ЕС, где между ними опять предусматриваются прозрачные границы. 
 
А терроризм, ставший сегодня одной из главных угроз? Вспомним, что Ленин убил русский терроризм «духом уст своих», интеллектуально, показав бесперспективность этого метода борьбы, указав истинный путь к революционному успеху.

По сути, нет ни одного сколько-нибудь важного современного вопроса, который бы не был Лениным так, или иначе затронут и освещен. Пренебрежение этой сокровищницей идей приносит человечеству огромный вред.


ПРЕОДОЛЕНИЕ СОЦИАЛЬНОГО БЕЗУМИЯ – ВЕЛЕНИЕ ВРЕМЕНИ.
 
«Безумие для отдельных индивидов – исключение; для групп, партий, народов, эпох – правило», - написал Ницше. Расшифровка этого жуткого афоризма заключается в следующем. Сложные явления до появления науки люди объясняли фантастически с помощью мифов. Например, невежественные люди боялись молнии, объясняя ее действие гневом сверхъестественных сил. От народа к народу, от эпохи – к эпохе, такие объяснения оказывались различными, так что люди, принадлежащие к разным эпохам и народам, справедливо смотрели друг на друга как на безумцев. А там, где безумие, там – конфликты и все дурное. Получив научное объяснение молнии, люди приобрели могущество - поставили громоотводы и успокоились. При этом научное объяснение стало сохраняться на все последующее время и распространяться среди всех народов. Так, по этому вопросу, как и в других случаях, где научное естествознание дало правильные объяснения природных явлений, безумие закончилось. Конфликты кончились, наступило взаимопонимание.

Наука – единственно возможная территория общечеловеческого согласия.

Однако, в социальной области, поскольку социальное мастерство отстает от технического, и человечество строго научной социологией еще не пользуется, безумие сохраняется. И сохраняются конфликты.

Для придерживающихся современных мифов, они кажутся нормальными мыслями, и обнаруживаются только при сравнении с результатами научного анализа. При этом сегодняшнее безумие, является, так сказать, безумием в квадрате: наряду с отсутствием научного анализа социально-исторического процесса, оно усиливается еще и реставрацией капитализма, т.е., провалом в прошлое, провалом не только экономическим, но и духовным.

Тем не менее, законы исторического развития остаются. А состояние общественного сознания определяется этими законами.

Основное противоречие сегодняшнего строя то же, что и любого другого. Это –  говоря словами Маркса - противоречие между производительными силами и сковывающими их производственными отношениями. Но проявляется оно в особой, специфической для нашего времени, конкретной форме. Оно заключается в том, что криминально-коррупционные общественные отношения стали непреодолимым барьером для дальнейшего свободного развития экономического прогресса, успешного внедрения всевозможных инноваций, без чего, как мы уже поняли, будущего у России нет.

Маркс говорит, что общественное сознание каждой эпохи постепенно осознает свое главное противоречие и борется с ним. В соответствии с этим, сознание всех наших сегодняшних общественно-политических сил тоже вертится вокруг этого противоречия, хотя этого пока и не осознают. «Верчение» проявляется в том, что все видят угрозу нашему обществу, думают над тем, как ее устранить. Но в силу отсутствия до настоящего времени однообразного,   всем понятного, непротиворечивого научного ответа, вопросы - «Откуда эта угроза взялась?», «Кто виноват?» и «Что делать?» - освещаются по-разному.

Слабости у каждой партии свои.

Слабость КПРФ в том, что она оторвана от научной социологии. Она по-настоящему не осознала, что в СССР господствовал псевдомарксизм. Пьяная спекуляция, вместо трезвой философии. Бесплодная тошнотворная схоластика. Пока это не преодолено, партия остается крайне слабой в решающем для сегодняшнего дня направлении – научно-теоретическом. Она не может понять, почему, вопреки теории, на Западе революция не произошла, а у нас, да и во всем соцлагере, произошла - если не революция, то что-то похожее на нее. Соответственно, КПРФ не может доказать, что история идет и сегодня по Марксу, и – самое главное - опровергнуть обвинение, что марксизм-ленинизм есть вредный миф. Она не понимает, что как при Ленине целый ряд марксистских выводов устарел, так и теперь, через сто лет после Ленина, научная теория не может не   выдвинуть на первый план новые положения (которые раньше оставались в тени) и,  таким образом, приобрести новую форму.

Духовный багаж сегодняшней КПРФ – ностальгия, остатки устаревших догм и недоумение перед непонятным ходом истории.

Патриоты от научной социологии находятся еще дальше. В наше время нельзя без улыбки читать «опровержение» наличия исторического прогресса и политэкономии, которое  делал Лев Толстой ссылками на вечный, по его мнению, застой «так называемого» Востока. Но и сегодняшние патриотические писатели смотрят на все, что произошло с нами после 17-го года, как на ненужный произвол. Им кажется, что во всем виноват Ленин.  Говоря несколько шаржировано,  им кажется, что если бы мы провозгласили, например, Ельцина, царем Борисом, ввели крепостное право и одели лапти, то Россия снова зажила бы припеваючи.

Имея нулевое представление о запутанных и противоречивых закономерностях исторического процесса, о научной социологии, эти патриоты по-прежнему имеют лишь одну опору – моральные требования. Занимая категорическую моральную позицию в грешном еще, пропитанным насилием мире, они, поэтому, неизбежно вынуждены фальшивить – лакировать одну сторону и чернить другую, раскалываться во мнениях, падать из крайности в крайность. Ленина им подавай чистенького, добренького. Они не понимают, что история, вплоть до последнего времени обойтись без насилия не могла, что суровость Ленина по защите советского строя была научно обоснованным, меньшим из неизбежных зол. Им не понять, что все его решения обосновывались научно. То, что без Ленина горячо любимой ими России давно не было бы, им и в голову не приходит.

Будучи далеки от понятий «общественный строй» и «организация национального труда», они объясняют наши экономические провалы особенностями русской души, которая-де в принципе не способна воспринять европейские ценности. Они не понимают, что разница между Южной и Северной Кореями, между  нашей Карелией и Финляндией, Гонконгом и Китаем (который вовремя спохватился) и т.д., объясняется именно экономическими укладами; не замечают, что такими же недостатками «русской души» обладают все другие постсоветские республики, и еще в большей мере. Ради обоснования своей нелепой точки зрения, они идут против прежнего понимания нашего менталитета – русского максимализма, народности и всемирности (обоснованных, например, Достоевским) и, наоборот, ратуют за национальную ограниченность и конфронтационный изоляционизм. Они не понимают, что столь «благими пожеланиями», а на самом деле, ложным, «допотопным» направлением социальной мысли,  мостится дорога в ад.

Патриоты желают оставаться добрыми, но остаются бессильными. Хуже того. Стихийное движение структуры неизбежно вгоняет их в  неконструктивное слезливо-агрессивное состояние, в неизбежные рассуждения – если не о крови, то об особой русской душе, толкает в изоляционный национализм. Им и в голову не приходит, что скатывание к разговорам о национальной исключительности – закономерный результат типичного буржуазного национализма, что именно он, этот национализм, стал самой реакционной силой нашего времени - генератором трещин, раскалывающих государство на Украине, в Грузии и других местах, что он сегодня – всеобщий закономерный источник напряженности, конфликтов и войны. Если он разгорится в России, то наверняка погубит ее окончательно.

Ошибаются и те граждане, кто, возненавидя царящее беззаконие, мечтают о сильной руке. Они не понимают, что время буржуазного бонапартизма прошло. Французы давно уже называют новых претендентов на эту роль национальными клоунами, а «Бонапарт» русской буржуазной революции еще сто лет назад на практике оказался Сашей Керенским.

Либералы считают себя специалистами по общественному строю.  Но  научную социологию не признают, называют ее утопией, с искренним убеждением утверждают, что марксизм-ленинизм – всего лишь «идеологический идиотизм». В действительности же, если уж употреблять это размашисто - эмоциональное определение, то безумцами, стопроцентными социальными идиотами являются они сами. Чтобы убедиться, что это не преувеличение, достаточно перечислить хотя бы часть догм, или мифов, наполняющих их головы. Так, несмотря на кричащие факты, как ни в чем не бывало, черное продолжают называть белым - утверждают, что дикий капитализм есть самоналаживающийся, самогармонизирующийся общественный строй; что частная собственность – самая эффективная форма собственности; что частным собственникам всего лишь не нужно мешать, что общественные уклады менялись только до возникновения капитализма, а дальше перемены не будет, поскольку капитализм – самый разумный общественный строй; что кризис – нормальное явление, лоббирование – тоже; что история идет не по Марксу; что СССР – искусственно устроенный «аппендикс» на историческом пути развития; что научная социология невозможна и не нужна, «достаточно простого крестьянского смысла». И т.п. бред, давно опровергнутый не только марксизмом, но и буржуазным научным менеджментом.

Не трудно понять (достаточно простого крестьянского смысла), что тех академиков, которые марксизма не поняли, защитились на псевдомарксизме, затем от марксизма отказались, а научные звания сохранили, принимать всерьез несерьезно. Их научная компетентность сводится к тому, чтобы вовремя отскочить от одного направления и прилипнуть к другому. 

Но наряду с запутавшимися, есть и «премудрые», на что следует обратить особое внимание.

Еще в начале перестройки З. Бжезинский поставил задачу отсоединить советских людей от Ленина. Другой идеолог холодной войны спланировал захватить «пятой колонной» наши СМИ, соответствующей пропагандой организовать у нас криминально-коррупционный строй. «И редко кто будет догадываться, что происходит», «И, таким образом, мы справимся с этим последним непокорным народом», - разъяснял он. Кто эта «пятая колонна», догадаться не трудно. Это – правое крыло либералов, космополиты, сеющие ностальгию по «английской жизни», Смердяковы, прямо заявляющие о своей нелюбви к России,  те, кто восхваляет предателя Власова и умаляет наших героев, кто пропагандирует пошлятину, кто организовал массовое шельмование Ленина школьниками и студентами, рисовал его обнаженным, съел в виде торта, кто поднимает истерику против всякого, пытающегося прикоснуться к ленинскому наследию всерьез.

Этим «мудрецам», благодаря нашему невежеству, и разыгравшейся на его основе социальной стихии, действительно удалось многое. И все же, занимаются они глупостью. Организация бескризисного гармонического сотрудничества людей, как в национальных рамках, так и в мире в целом, является для сегодняшнего времени насущной исторической потребностью для всех народов и всех классов. Если не справиться с этой задачей и под напором социальной стихии скатиться к бунтам, кровавым конфликтам, ядерному терроризму и т.п., то не выжить всему человечеству. Между тем, без усвоения и дальнейшего развития научной социологии, основу которой заложили Маркс и Ленин, и которая  в своей высшей форме является уже не классовой, а общечеловеческой, именно: Единой теорией организации и управления социальными процессами, как локальными, так и общемировыми, - без этого одолеть современную разрушительную социальную стихию невозможно. Поэтому Бжезинский поступит разумно, если даст команду не шельмовать Ленина, а изучать.

Парадокс истории заключается в том, что не соединение с Лениным ведет к следующей ненужной революции, как думают борцы против Ленина, а наоборот – лишь усвоение и применение научной социологии дает шанс не допустить кризисов и революций, которые в наше время превратились уже, как и буржуазные великодержавно-националистические фантазии, в бессмысленное и крайне опасное реакционное явление.
 



ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
Подведем общий итог. Чтобы все сказанное здесь стало еще более убедительным и очевидным, следует свести его к единому простому образу. Этот образ – новый взгляд на человеческое общество. Общество на самом деле есть связь элементов, из которых оно состоит. Т.е. оно есть связь между людьми. Все дело в этой связи. Как молекулы воды, в зависимости от связи между ними, дают пар, жидкость, лед, или снежинки, т.е. формы с различными качествами, также, по-разному соединяясь, люди образуют различные общественные устройства, тоже обладающие различными качествами. В частности, различной экономической эффективностью. Поскольку все дело в этой связи, то ее понимание есть самое первичное, изначальное, фундаментальное для понимания человеческого общества. Надо разбираться в этих связях. Различие между ними заключается в характере и способе, которым соединяются общественные единицы между собой. Чтобы эффективно управлять социальным процессом, надо досконально и конкретно разбираться в этих связях и осознанно их создавать. Пока нет умения это видеть, нет ни настоящей научной социологии, ни практического успеха. Если руководствоваться отвлеченным понятием «форма собственности», то, вследствие этой слепоты, вместо задуманного всегда будет получаться злая карикатура на него. А вместо гармонического сотрудничества – столкновения и конфликты. Как в масштабах отдельной страны, так и для человечества в целом.

Здесь установлено, что на протяжении индустриального общества последовательно возникало четыре принципа взаимосвязей между хозяйственными единицами, соответственно, четыре различных экономических уклада. Наш сегодняшний уклад создан по невежеству. Он создан по принципу первоначального дикого капитализма, исходя из той ложной теории, что частная собственность есть панацея от всех проблем и для общественного развития надо дать ей полный простор. В действительности, в новых экономических условиях, на основе этого принципа, самостоятельно, непредвиденно, возник характер и способ взаимосвязей в обществе между хозяйственными единицами криминально-коррупционный, разрушительный, вследствие чего государственные законы нейтрализуются, подменяются  стихийно возникающими законами, исходящими из эгоизма частной собственности.

Когда люди принимают законы, то этим самым они устанавливают не что иное, как характер и способ взаимосвязей между хозяйственными единицами. Но сегодня они этого не осознают. У них нет даже этого понятия. Последнее, до чего они додумались – «форма собственности». Сегодня они при законотворчестве ее и лелеют - руководствуются ложными представлениями о конкуренции, свободе, другими интересами частной собственности, лоббированием и т.п. В результате, получаются такие законы, которые сковывают развитие хозединиц и страны в целом. Неизбежно возникает потребность исправления принятых законов, споры, путаница. Вот и крутимся в этой воронке. Страна движется не по законам, которые нужны для прогресса, а по тем, которые определяются слепо и невежественно устроенным характером и способом общественных взаимоотношений. Она движется к подножью мировой экономической архитектуры, потере самостоятельности, к деградации населения.

Выход очевиден. Хватит молиться на частную собственность, надо вникнуть в реально сложившиеся нелепые и губительные отношения собственности. Настоящая реформа должна состоять в том, чтобы принять выше обоснованные законы, которые представляют собой конкретное управленческое решение, создающее  такой характер и способ взаимосвязи между хозяйственными единицами всех уровней, который открывает полную свободу для творческой инициативы народа и максимально стимулирует ее. Другого, для выхода к настоящей свободе, не дано.   
               
      Станислав СЕНЧЕНКО.