Как я пускал фабрику в городе Цхинвали

Как я  пускал фабрику в городе Цхинвали

Где-то в середине восьмидесятых годов прошлого столетия мне как главному специалисту волею случая пришлось представлять свой проектный институт при пуске трикотажной фабрики в городе Цхинвали. Хотя я отчаянно сопротивлялся.   Не сомневался – никто меня там не поймет. Больше того, таким низким уровнем представительства институт нанесет оскорбление высшему руководству Грузии, Южной Осетии и фабрики. Что я и пытался всячески внушить своему руководству. Но мне было заявлено, что ни директор, ни главный инженер, ни главный инженер проекта по независящим от института причинам (командировка одного, отсутствие другого и болезнь третьего) на пуск фабрики прибыть не могут. Меня назовут главным технологом института, и все пройдет хорошо.
Почему я стал козлом отпущения? Дело в том, что меня уже знали на фабрике благодаря нескольким выездам с главным инженером проекта на строящуюся  несколько лет фабрику. Так как строители и монтажники халтурили, а наладчики фактически ничего не успели со своей стороны сделать, мы с ним долго не подписывали акт окончания работ. Однако  руководство республики уже не только наметило пуск предприятия, но и отрапортовало об этом в том числе в печати. Представитель Министерства из Москвы и руководство Грузии документально гарантировали, что все недоделки будут выполнены уже после пуска фабрики. Другими словами, просто заставили директора и главного инженера фабрики подписать акт приемки. Стали давить и на нас, проектировщиков. Партия велела, «комсомол» ответил есть. Иначе мы поступить не могли. Мы настояли на том, чтобы в документе приемки наладчики и другие организации, которые не окончили свои работы, поставили подписи и заверили, что они в определенные короткие сроки их выполнят. Все прекрасно понимали, что это туфта – если даже они не уйдут со стройки, то будут тянуть резину до бесконечности, вытягивая из фабрики и министерств деньги. Во всей этой истории, типичной и для других советских строек, в чем я мог убедиться сам еще раньше на примере фальшивого пуска фабрики в городе Артеме на Дальнем Востоке, принимал невольное участие и я, вовлеченный в эти дела. Не потому ли отчасти на меня и возложили обязанность представлять наш институт?
Вообще-то я любил ездить в командировки – а в республики Закавказья особенно, так как удавалось в свободные часы многое там увидеть. И хотя мы с женой в отпуск ездили и в Грузию, и в Армению, и в Азербайджан – причем не один раз, все равно «кашу маслом не испортишь». Принимали нас там  радушно как гостей, а не только как проектировщиков. Лучшие гостиницы, приемы, иногда даже выезды за пределы города. Однако в данном случае меня отнюдь не соблазняли все эти штучки. Но деваться было некуда – хотя и не армия, ослушаться руководства я не посмел. Решил – что будет, то будет. В конце концов, я же не сам напросился на это мероприятие. За день до торжественного открытия фабрики вылетел в Тбилиси, откуда уже поздно вечером прибыл в Цхинвали, где мне заранее забронировали место в гостинице.
И хотя было уже поздно, я позвонил оттуда директору фабрике – женщине, до этого относившейся ко мне весьма благожелательно. Между нами состоялся примерно такой разговор:
– Добрый вечер.... (не помню ее имени и отчества)! Это Чернин из ГПИ-3, я только что приехал. Звоню вам из гостиницы.
– Добрый вечер, Михаил Матвеевич... Вы с кем приехали? (удивленно).
– Так получилось, что я один. Разве вас не предупредили?
– Нет! (резко). Так вы в единственном числе?! Красииильщик?! (я по специальности был технологом по красильно-отделочному производству). 
Хотя и был готов к подобному афронту, но не в такой степени. И постарался все же не терять своей физиономии «красильщика», столь не красящей меня в данной ситуации.
– Дело в том, что... И я объяснил, как мог, к великому сожалению, так произошло, что по изложенным выше объективным причинам никто из моих руководителей прибыть на пуск фабрики не смог. Примите, мол, наши извинения.
– Хорошо, раз вы уже приехали, что поделать. Утром приходите ко мне, поговорим.  (жестко и обиженно, словно это я во всем виноват).
Утром я появился в ее кабинете. Она даже не глядела в мою сторону. Не то что руки не протянула в знак приветствия.
– Коль скоро вы здесь, идите в красильный цех. Разберитесь с нашими рабочими, почему они уже второй день никак не могут закачать перекись водорода из цистерны. Это, надеюсь, вам по силам?!
Мне ничего не оставалось, как пойти в цех. Я был уверен в том, что меня ждет полный провал и унижение. Мне никогда еще не приходилось иметь дело с подобными делами, хотя до проектного института я четыре года проработал мастером и старшим мастером на фабрике. Однако данный вопрос не относился к моей компетенции, этим занимался работник химстанции.
Видимо, когда человеку предстоит выдержать трудное испытание, у него неизвестно откуда появляется второе дыхание. Придя в цех, я увидел картину, едва не насмешившую меня, хотя мне было не до смеха. Несколько мужиков сидели наверху цистерны с перекисью и внизу рядом с насосом. Но это был не тот случай, когда количество, согласно закону диалектики Гегеля, переходило в качество. Мое появление в цехе и объяснение его причины было встречено ими, как явление Христа народу. И тут я неожиданно для самого себя вдруг вспомнил, как в юные времена, еще работая в технологическом отделе старшим инженером, при согласовании чертежей других специалистов, проверял наличие воздушников  при   перекачке жидких химматериалов.
– У вас воздушник  закрыт или открыт? И объяснил, что это такое. Он оказался закрытым. Рабочие разинули рты, открыли его и перекись пошла. Не хватало только дружного вставания с мест и громких аплодисментов. С победным видом я тут же явился к директору и доложил, что с честью выполнил задание партии и правительства.
Она явно не ожидала от меня такой прыти. Я едва приехал и решил сверхсложную, на ее взгляд, задачу. И поэтому она сменила гнев на милость, выразив мне свою благодарность. Но понимала, как будет выглядеть появление с нею какого-то главного технолога института рядом с высшими лицами Грузии и Южной Осетии. И по сему, не сходя с места, в моем присутствии решила проверить, насколько правдивой информацией я снабдил ее относительно причины отсутствия руководителей моего института. Позвонила туда. Секретарь директора подтвердил мою правоту. И тогда она позвонила домой моему главному инженеру проекта. Я молил бога, чтобы он оказался там. Мне повезло. Она пожелала ему скорейшего выздоровления и более того – сообщила, что я оказался полезен фабрике, хотя заменить его будет не легко. После этого я успокоился – пронесло.
Пуск фабрики был назначен на следующий день, когда прибудут крупные начальники из Тбилиси, включая самого главного – первого секретаря ЦК Грузии Шеварнадзе. Весь вечер я на всякий случай, понимая свое скромное положение среди этой компании, готовил речь. Мало ли, вдруг мне предложат выступить как представителю института. Я хорошо знал за собой, что импровизация, на которую я способен, может в данном случае подвести не столько меня самого, сколько ГПИ-3, уполномочившего меня на столь высокую миссию.
И хотя сам Шеварнадзе, видимо, не счел нужным терять свое драгоценное время на поездку в Цхинвали и не приехал, другие ВИП-персоны из ЦК и Правительства Грузии прибыли. Они, а также высшие руководители партии и правительства Южной Осетии, директор и главный инженер фабрики появились на трибуне, с которой взирали на многочисленных рабочих фабрики, строителей, монтажников, наладчиков и других, включая меня. Я решил еще раньше не мозолить глаза директору фабрики, чтобы не ставить ее в неловкое положение – в этот день я постарался не попадать ей на глаза, слившись с массами. Никто меня не разыскивал. Выступать меня не пригласили, хотя роль моего института в пуске фабрики была отмечена в самом лучшем свете.
Я почувствовал себя так, как один из героев рассказа Чехова, зря учивший географию. Мог не готовить свой «спич». И решил смыться в город, тем более что утром на следующий день утром улетал в Ленинград, переночевав в отеле Цхинвали. Однако перед мои очи явилась директор, взяла меня под руку и повела отмечать вместе с другими – особо приближенными и руководителями – событие года в Грузии, не говоря о Южной Осетии. На столах, установленных в длинный ряд, насколько я помню, были шампанское, коньяк и бутерброды с красной рыбой, красной икрой, сыром, колбасами. Возможно, и пирожные. Церемония заняла не больше времени, чем недавние речи с трибуны. Но никто никого не торопил – все прошло чинно и демократично, если учитывать присутствие в этом торжестве среднего звена (пролетариям места тут не нашлось).
Когда этот легкий перекус окончился, хотя далеко не все выпили и съели, я поблагодарил директора и стал прощаться с нею, заявив об окончании своей почетной миссии.
– Нет, нет. Мы сейчас едем отмечать открытие фабрики. Пожалуйста, не уезжайте.
– Но я завтра рано уезжаю из Цхинвали – улетаю в Ленинград.
– Я уже договорилась: Зам. Министра после ресторана довезет вас до аэропорта в Тбилиси. Так что садимся сейчас в машину и едем – тут недалеко...
Я понял, мне не отвертеться, хотя никакого желания присутствовать на этом торжестве с первыми лицами не испытывал. Нельзя обижать директора, выставляя ее в смешном свете перед тем же Зам. Министра.
– Хорошо. Но я должен прежде забрать свои вещи из гостиницы.
– Не беспокойтесь, я уже позаботилась обо всем – их доставят в ресторан.
Меня посадили в машину и кортеж автомобилей поехал в тот самый ресторан,   размещавшийся в шикарном здании относительно недалеко от города. Я уже не принадлежал себе. Директор посадила меня рядом с собой, разрешив все проблемы моего размещения за столом, если учесть, кем я выглядел во всей этой честной компании. Директор и главный инженер фабрики занимали на этой иерархической лестнице самое низкое место. Говорить о столе излишне. На нем было все лучшее, что можно только представить. Странное дело, я чувствовал себя в этой  компании достаточно свободно, не испытывая никаких комплексов. Скорее, наоборот. Словно со стороны как наблюдатель. Но при этом ничуть не смущавшийся и пить, хотя в меру, и закусывать, не стесняясь. Больше того, умудрялся как джентльмен (знай наших – питерских) следить за соседкой, чтобы у нее не пустовали фужеры и тарелки, согласовывая с нею ассортимент вин и еды. Впрочем, она сама иногда опережала меня, чтобы я не робел, наливая и кладя мне самую изысканную еду.  Напротив меня сидели главные лица Южной Осетии. И я невольно обратил внимание на то, что они мало пьют и едят. Но не придал этому значения, будучи занят более приятным делом. И думал о том, что скажу, когда дойдет очередь до меня, так как каждый произносил тост. Бывая на Кавказе, я хорошо знал умение местных аборигенов произносить тосты (в частности, я еще раньше был в гостях в Тбилиси, где пили домашнее цинандали из рога, произнося такие тосты, от которых одних можно было опьянеть; и я, любитель сухих вин, тогда выпил под хорошую закуску столько, что уже в отеле, в постели, почувствовал, как она кружится вокруг своей оси вместе со мной, и только несколько минут стояния в душе под холодной струей воды отрезвили меня). Надо сказать, что только руководители Южной Осетии вели себя так, словно на похоронах. Все остальные, включая самых больших грузинских начальников, расслабились и вели себя непринужденно, как простые смертные, так что и я, уже принявший на грудь отменный коньяк, считал себя равным им. Если что-то и смущало все же меня, какие слова произнесу. И я ничего лучшего, когда пришла моя очередь произносить тост, не придумал:
– Позвольте мне, большому поклоннику вашей страны, где я бывал не раз, поднять тост за дружбу между двумя вашими народами – грузинским и осетинским.
Нет, мой тост не повис в воздухе. Но был встречен не слишком громкими аплодисментами, после чего все, кроме осетинских товарищей, едва пригубивших для приличия вино, отдались чревоугодию. Не отставал от них и я, одновременно памятуя от том, что не должен перепить.
Я уже забыл все свои обиды. Я еще больше любил Кавказ. И если о чем-то жалел, то об одном – что должен на следующий день улетать, идти в свой институт и заниматься рутинной работой. И если бы опьянел, вполне мог сказать всем этим начальникам, что они замечательные люди, каковыми и полагается им быть в Грузии.
После ресторана директор фабрики поблагодарила меня, мы попрощались и она, передала меня Зам. Министра по строительству. Я сел на заднее сидение, а он разместился рядом с шофером. Он оказался хорошим мужиком, мы о чем-то мило болтали. И – неожиданно для меня – он пригласил меня переночевать у себя, а утром его шофер разбудит меня и отвезет в аэропорт. И тут я совершил промах. С благодарностью отказался, счел для себя такое приглашение излишним – не хотел его стеснять. Большей глупости совершить не мог. Он тут же сухо сказал, что, раз я так хочу, меня доставят в аэропорт. И заговорил на грузинском языке со своим шофером. Тон не вызывал сомнений – я его оскорбил. 
– Прошу извинить меня. Конечно, я с благодарностью принимаю ваше приглашение.
– Приедем ко мне – у меня коньяк еще лучше того, что мы недавно пили. Не пожалеете.
И, действительно, уже в его доме (была ночь) мы выпили по паре рюмок великолепного коньяка, обменялись несколькими ничего не значащими словами, попрощались и легли спать. Через несколько часов его шофер разбудил меня и отвез в аэропорт. Так на мажорной ноте окончилось мое участие в пуске фабрики в Цхинвали. Я уже ни о чем не жалел...
После того, как распался СССР, а Южная Осетия благодаря  короткой войне между Россией и Грузией вышла из состава последней; даже еще раньше, когда два народа, за дружбу между которыми я поднял в свое время тост, поссорились окончательно и бесповоротно, мне стало ясно поведение в ресторане осетинских руководителей.
 Как же я был тогда наивен?!