Взаимность

Они знали, что им осталось три дня. Чудесно, не правда ли? Когда все остальные пары загадывали на будущее, строили планы, считали звезды и были уверены, что у них еще есть время, чтобы сосчитать их до конца, Саша и Женя знали, что умрут. И их грело именно это.

Три дня. Много это или мало они никому не говорили. Они вообще никому не говорили, что через три дня будет что-то особенное. Будет обычный рассвет, когда их души будут подниматься к небу вместе с сонным, ленивым солнцем.

Они никому ничего не говорили. Женя согласно кивнула, когда мать попросила помочь ей на следующих выходных, хотя сама Женя уже знала, что ничего подобного не будет. Что ничего уже не будет. Что черта подведена, точка поставлена, вторая дата на конце черточки становится все ощутимее и ближе, но у обоих на душе было светло, как и во все последующие дни.

Чистое небо, в которое вглядывались герои, мечтая провалиться куда-нибудь в их изнанку, и ореол солнца, которое нещадно палило и пекло. В этом мареве хотелось раствориться. В этом мареве хотелось растаять, но у них было еще три дня.

Они просто понимали, что их любовь может ослабеть, пламя их огня может начать гаснуть, а сами они просто не смогут смотреть на друг друга так же: влюбленными глазами. Это будет взгляд, который выражает симпатию, уважение, благодарность за вместе пройденные испытания, пережитые дни, за все время, проведенное вместе. И именно поэтому они решили совершить самоубийство на брудершафт.

Чудесный акт бесконечной любви, которая кончится с позволения двух людей. Улетит в небо, как надутые гелием шары, и дойдет до самой стратосферы, а, возможно, залетит к какому-нибудь Амуру, приютившемуся на облачке. Никто не знает, но через три дня они выстрелят друг в друга с расстояния в десять шагов. Романтично и безрассудно. И никто не в праве ни в чем их обвинять.

В первый день они принялись представлять, в каких позах они упадут навзничь, пытались предугадать выражение лиц, время, когда душа начнет покидать тело и будет ли им больно. Женя говорила, что ее руки будут театрально вскинуты, будто бы их поправил какой-то не слишком хороший режиссер, да и вообще смонтировать такое может только безумец по определению или самая жизнь. На лице же будет сиять блаженная и широкая улыбка. Оно будет напоминать круглый блин, поблескивать на раннем солнце, а человек будет напоминать спящего. Так бы она хотела лежать, обласканная первыми лучами солнца.

Саша наоборот хотел повалиться наземь бревном и застыть, как воск церковной свечи, с лицом мученика. Ему нравилось возводить все проблемы в абсолют и союзы "либо..либо". Вообще вся их любовь была построена на контрасте и удивительно, что они сошлись на варианте смерти.

Невозможно было бы предположить, что Саша и Женя пара, потому что они совершенно не подходили друг другу. Наверное, именно поэтому они полюбили. Из духа противоречия. Это почти единственное общее, что у них можно было найти даже при пристальном контроле: дух противоречия, тяга к знаниям и родинка под ключицей. Туда и
планировалось стрелять, но это были только планы, и они сами понимали насколько мал шанс того, что они не промажут и не снесут друг другу головы. Их внешнее и внутреннее противоречие заставляло людей делать недоумевающие лица. Лицо, которое
отрепетировано у человека лучше всего.

Ружья решили взять у Сашиного дедушки-охотника. Таким ранним утром старик, постоянно курящий толстые самокрутки, глухо набитые табаком, уже разматывает удочки, достает весла и выплывает ближе к перемету. А потом двигается к середине реки и наслаждается процессом, выпуская дым из волосатых ноздрей, теребя рыжий ус и потирая глаза от малого количества сна.
Он будет тянуть какого-нибудь окуня или ерша и вряд ли обратит внимание на дуэт выстрелов. А если и обратит, то вряд ли подумает о Саше. Вряд ли вообще сможет спросонья образовать хоть сколько-нибудь внятную и цельную мысль, которая бы объяснила это. Поэтому скорее всего он просто забудет об этом после очередного зевка.

День второй был полон звонкого смеха, который мог бы озвончить любой согласный звук. Они плавали в реке, читали вслух и рассказывали друг другу о своих страхах и о том, о чем не делятся, если не собираются умирать. Людям не хочется умирать, как Вирджиния Вульф, с камнями на душе и в карманах, поэтому они рассказывали самое сокровенное и искреннее, то шепча на ухо, то крича, то вместе с безудержным хохотом. Даже плакали. Слизывали слезинки друг друга и снова смеялись. И любили без продыху и отлынивания. Синхронно, как единый механизм. Оставался целый день и ночь – время казалось им бесконечным и вязко тянулось, как будто дарило возможность влюбленным завершить взаимопроникновение. Стать сиамскими – разделить одно сердце.

Третий день им дался очень непросто, потому что они чувствовали приближение смерти. Но отступать не планировали. Когтистая ледяная лапа нависла над ними и была готова в любой момент схватить их и утащить куда-нибудь к Стиксу, но они еще продолжали жить. Они размышляли, что будет дальше. Смотрели друг другу в глаза и постепенно разговоры сменились поцелуями, которые были сладкими, как полынь. На них чувствовался металлический привкус смерти, но они продолжали упиваться симбиозом чувств. Руки тряслись. Курилось много, хотя до этого казалось просто баловством. Тревога накатывала и отступала, как волны бушующего океана, что развернулся у них внутри. Что-то бурлило, кипело внутри, грозилось вырваться наружу. Сердце колотилось, как автоматная очередь – оно и было их убийцей.

Все ночи были пусты. Они проваливались в сон и мирно дышали, потому что не чувствовали рядом тело своей любви. В изоляции друг от друга они были обычными подростками. Чувство же преображало их, потому что являлось высшей ценностью для обоих.

Но последнее темное время суток пугало. Они подскочили на кроватях, когда услышали трель будильника, и начали лениво собираться на встречу. Самым нелепым мне кажется то, что они по привычке умылись. Невероятно нелепо умывать свое сонное лицо, которое скоро уснет навсегда. Они встретились у своего дуба, взялись за руку, и лицо их разразила улыбка. Они вместе. Захватить апогей любви, кульминацию, пока не стало поздно, и их любовь не прошла. Пока не случилось остывание чувств.

Они пошли к полю, дрожали ноги, улыбка полунервная-полусчастливая и два ружья наперевес на двух подростковых телах. Зашли поглубже в заросшее осокой местечко, обнялись, как можно крепче, и стали расходиться, вслух считая шаги.

Сашу раньше часто брали на охоту и он знал, как стрелять. Женя же понятия не имела, как это бывает на самом деле. В теории все было достаточно просто, потому что Саша заранее зарядил ружья. Стоило лишь снять оружие с предохранителя, нацелиться и спустить курок. Делов-то.


Любовь и два остывающих тела. В этот день была гроза.