Записки мнимого Дон Жуана 7

Я все еще ночевал не дома. По вечерам, дабы не пересекаться в районе с печальными музами моего не менее печального прошлого, я уезжал. Небрежно набросив на шею теплый кашемировый шарф, я поспешно складывал в просторные карманы своего фетрового плаща новую зубную щетку, несколько тюбиков старой акварели и пару тонких затасканных кистей. В тот вечер мы ехали домой к Н***и, попутно захватив бутылку хорошего красного Бордо и несколько сочных гроздей зеленого кисло-сладкого винограда.
     11 вечера. Пустая улица, дорога свободна. Тусклый свет уличных фонарей чуть освещает синие и фиолетовые надписи на серых бетоных оградах, вещающие случайным прохожим о катастрофах неразделенной любви. Н***и вела тихо и сосредоточенно, я делал очередную бестолковую пометку в своем ежедневнике. В колонках негромко играл звучный американский блюз...
     И я слегка ошалел, когда увидел ту самую тонконогую шкетку, от которой и хотел сбежать. Пьянющая в хлам, она шла в компании нескольких поддатых, кричала что-то резкое и колкое вслед кому-то невидимому, лихо размахивала руками, скалилась, задиристо гримасничала. Как жалок, но многозначителен был пьяный танец ее безумства! Н***и, будучи моим близким другом, подавила в себе дерзкое желание крикнуть ей что-нибудь язвительное вслед, вместо этого сдержанно улыбнулась и погнала 160 км/ч.
     Под воздействием алкоголя моя юная шкетка превращалась в просвещенного мыслителя. Она любила цитировать "Тошноту" Сартра, обращаться к вечно мучающим философов вопросам экзистенциализма и гуманизма. Порой в ее словах я улавливал слепое подражание великим умам прошлого, но менее интересными ее речи не становились.
     Н***и опустила переднее боковое стекло своего Chevrolet и нервно зажгла сигарету. Она умела курить на редкость сексуально, отставяля вперед свое тонкое напряженно подрагивающее запястье. Дым тонкой струйкой выходил из соблазнительного очертания ее полных коралловых губ, растворяясь прозрачным туманом в холодном салоне авто. Взгляд ее был устремлен в пустоту, но осторожность в манере водить она сохраняла.
     В тот вечер я не выпил ни капли. Губы Н***и уже вовсю обжигал некогда забытый в холодильнике напиток "Вдова Клико". Шампанское звонко разливалось в бокалы, но меня не прельщала сомнительная возможность надраться в хлам. Моя сногсшибательная собеседница, к слову, уже была пьяна и браво читала хулиганские стихи Есенина, вскочив на стул. Ее холодный, привычный мне взгляд растворился во взгляде диком, бесшабашном, готовым вмиг разоблачить и выявить наружу все страсти необузданного разума.
     Я знал, что Н***и питала ко мне нездоровую страсть. Я же был зависим от ее тела, которое рисовал чаще, чем лицо. С постоянной периодичностью я мог рисовать лишь лицо той шкетки, которую, без всякого сомнения, еще не думал перестать любить. Ни сладкий нектар вина, ни близость другого тела не смогут подавить это необъяснимое чувство. Моя любовь от нее не зависит. Не зависит она и от ее тщетных действий, порой пытающихся ущемить мою страстную и буйную натуру, которую еще никому не удалось усмирить, а никого кроме нее я больше любить не мог (однако неоднократно пытался).  Я пытался любить буйство Н***и, холодную неприступность незаурядных молодых девушек и их же иногда вспыхивающий огонек в глазах, но ни одна не могла зажечь во мне яркую искру сумасшедшего увлечения. Я осознавал простую банальность сложившейся ситуации - ничего похожего с той шкеткой я еще не нашел. Ни одна не смогла задержаться со мной надолго - да я и сам никого не задерживал. Уютнее всего мне было в компании неугасшего нежного чувства, которое не уходит даже в отсутствие той, кто является его причиной.