Макака

 Сестра прозвала меня макакой. С её лёгкой руки дворовые пацаны подхватили прозвище, и оно сопровождало меня всё время пока существовал наш старый зелёный дворик в центре Ульяновска.
 Сестре тогда было почти 12, а мне чуть больше 8-ми. Мы с родителями только перебрались на материк с Сахалина, и мы с сестрой впервые узнали друг друга. Сестра была настолько тонкой, хрупкой и бледной, что была похожа на статуэтку балерины с огромными в пол-лица глазами. С младенчества она воспитывалась бабушкой и дедушкой в чрезмерной заботе и опеке.
 Я же наоборот при работающих родителях была вольной птицей и, приехав в Ульяновск, отнюдь не собиралась садиться рядом с сестрой за стол, сложив ручки на коленях, и ждать, когда сварят яйца всмятку, намажут хлеб маслом и подадут чай с серебряной ложечкой в фарфоровой сахарнице.
 Едва успев открыть глаза, я, плеснув в лицо холодной водой из крана, напившись оттуда же, я хватала кусок хлеба и летела во двор. Вокруг было столько интересного - новый большой город, новый двор с садом, новые друзья. Во дворе росло огромное дерево черёмухи, и я, подтягиваясь с ветки на ветку сильными тренированными руками и обхватив ствол загорелыми ногами, залезала на самую верхотуру и часами смотрела на проходящие внизу за воротами трамваи и спешащих по своим делам людей, на бликующую в другой стороне вдалеке Волгу, с бегущими по ней метеорами и медленно плывущими теплоходами и баржами.
 В такой вот момент и появилась на крыльце сестра и позвала меня домой. Я откликнулась, сестра подняла голову и, найдя меня глазами среди веток, сказала:"Вот макака!" Пацаны, сидевшие на ступенях крыльца, рассмеялись и подхватили - "Макака, макака!"

 До сих пор, услышав мой голос по телефону, сестра радуется: "Ой, Макакочка моя!", и я почему-то не обижаюсь, а рада услышать её такой родной голос. Ни о какой обиде не может быть и речи. Да и тогда я обижалась недолго, потому, что сестра закончила читать подаренную ей книгу "Динка" Валентины Осеевой, и после рассказов сестры о Динке, книгу взахлёб начала читать и я. Дочитав до места, где Лёнька назвал Динку макакой, я возгордилась тем, что меня сравнивают с Динкой и дали мне такое же прозвище.
 Я не скажу, что мы сразу же по моему приезду подружились с сестрой. Сначала мы приглядывались и притирались друг к другу. Она уже тогда, несмотря на то, что была старше, выглядела и казалась младшей. Дома к ней все относились, как к маленькой. Я же со своей независимостью и самостоятельностью ни в какой опеке не нуждалась, честно говоря, с годами ничего не изменилось. И в жизни всё так складывалось, что она всегда нуждалась в помощи и поддержке, а её дети едва подрастая, плавно перекочёвывали ко мне, вливаясь в мою семью, как само собой разумеющееся.
 Сейчас, когда все дети уже взрослые, сестра, приезжая навестить меня и детей, живёт у меня от трёх месяцев до полугода, и это никого не напрягает и не удивляет - "Ну приехала младшенькая к старшей пожить;)"
 А тогда мы учились в одной школе, но сестру встречала и провожала бабушка, а я вскочив на подножку отъезжающего трамвая, проезжала одну остановку до школы, соскакивала с подножки под ругань вагоновожатой и спешила смешаться с толпой школьников. После школы я приходила домой только поздно вечером, когда уже были дома и мать, и отец. За день я успевала облазить все округи, покататься с горки на портфеле, набегаться и накувыркаться в снегу с дворовым Трезором, и приходила вся промокшая и раскрасневшаяся в тот момент, когда сестру, измученную домашними заданиями, укладывали спать.
 Надо заметить, что училась сестра не ахти как и была жуткой зубрилкой. Я же наоборот училась на отлично, но никогда не занималась дома, усваивая материал во время уроков, и домашние задания успевала сделать тут же, прихватив часть перемены.

 Так прошли школьные годы и, когда я заканчивала 7-ой класс, а сестра училась в медицинском училище, её отправили на гос. практику в районную больницу, откуда она вернулась, уже будучи беременной, под ручку с деревенским рубаха-парнем, недавно вернувшимся со службы в армии. У бабушки случилась истерика, а строгий дед быстро организовал свадьбу и пристроил новоиспечённого мужа в школу прапорщиков, после окончания которой, он остался служить в городе, получив служебное жильё. Но брак всё равно был недолгим, и первого мужа сестры никто не успел запомнить.
 Казалось я так и не успела привыкнуть и полюбить сестру, как любят друг друга родные, растущие вместе сёстры. Мы с удовольствием обзывали друг друга в отсутствие старших и даже дрались иногда, несмотря на моё явное превосходство, и тем более удивительно, что я горой вставала на её защиту от сторонних обидчиков. За то, что её обзывали мослом, любой обидчик рисковал схлопотать по шее от меня, и в то же время она сама звала меня не иначе, как Макакой.
 Я проводила все каникулы на колёсах с отцом-дальнобойщиком, познавая неведомый и опасный мир, а сестру возили на отдых на юга к родственникам или на теплоходе по Волге.
 Ей по прежнему мазали по утрам бутерброд, и дед, сидя рядом с ремнём, говорил: "Не съешь яйцо - в училище не пойдёшь!" Я же появлялась дома только чтобы переночевать, а мать на упрёки деда в мой адрес говорила: "За младшую я спокойна - она с головой, а вот у старшей только сердце!" - как в воду смотрела.
 И вот скоропалительный брак сестры скоропалительно распался как раз тогда, когда дедушка слёг и угасал от рака. Беременная сестра сидела у его постели, делала уколы и кормила с ложки, а я слышала шёпот соседок о том, что не перенесёт сестра такой беды и потеряет ребёнка с такими испытаниями... и сердце вдруг сжимал страх.
 Был октябрь, когда не стало деда. Это потом, много позже, я поняла, что весь дом, весь семейный уклад держался на нём, и всё, что у нас было, было его заботами. А тогда... тогда я ничего не чувствовала, пока не увидела, как врач скорой помощи пытается привести в чувство мою сестру, как уговаривают её подумать о ребёнке, а та перестав заходиться в плаче, после укола обмякла, бледная, худая, с торчащим животом и распухшими глазами. И вдруг меня охватил животный дикий страх потерять её и её не родившегося ещё, но уже родного ребёнка, и я впервые поняла, как она дорога мне, как я люблю её и готова отдать ей свою жизнь... В тот день детство закончилось.