Hashtag прямосейчас. Глава 3. Коля

     Больница всегда встречает недружелюбно. Даже элитная, для богатых мира сего. Попадая в любую больницу, всегда на какое-то мгновение теряешься при входе и не знаешь, в какую сторону завернуть. Кажется, что за каждым углом тебя поджидает какое-то страшное чудище, оставшееся в мыслях с далекого детства, когда боишься стоматолога как огня. С временем боязнь улетучивается, но само чудище будто бы никуда не пропадает, продолжая разгуливать по больничным коридорам и подстерегая свою очередную жертву, притаившись за углом. И этот какой-то особый запах больницы... Специфичный, ничем не выветриваемый. Запах недавнего кварцевания и медицинских препаратов...
     Николай нацепил на ноги бахилы и вздохнул. Лифт не работал, и перед ним открывалась перспектива топать на шестой этаж на своих двоих. Он выругался про себя, взял со стула, на котором переобувался, пакет с апельсинами и направился к лестнице. Подниматься предстояло несколько минут, и у него появилось время еще раз все обдумать.
     Родившись двадцать лет назад в семье простого рабочего и обычной продавщицы, Коля никогда не знал, что такое деньги, и огромных сумм в руках ни разу не держал. Его отец мог месяцами сидеть без работы, нередко выпивал и всегда мечтал, как все русские мужики, о наступлении лучших времен, которые все никак не наступали. Зато наступали моменты, когда всю семью тянула на своих плечах его мама, что было нередким явлением для реалий не только того нелегкого времени, но и времени текущего.
     С горем пополам его отец устроился на постоянную работу кочегаром, и семья вздохнула поспокойнее. Денег в переизбытке по-прежнему не водилось, зато они смогли причислить себя к тому классу семей, которые в кризис без зазрений совести расчехляли кубышку, пуская накопления на покупку дорогой техники, нескольких телевизоров с плоским экраном и парочки стиральных машин про запас. Собственно, как всегда и поступали в семьях того класса, к которому семья Коли себя причисляла. Иметь кубышку в непростое время в непростой стране сам Бог велел.
     Кочегар – не самая престижная профессия, но отцу Коли для местечкового счастья и этой работы оказалось достаточно. Пожив немного в полной семье, он без зазрений совести бросил свою жену и малолетнего ребенка, предпочтя взлохматить сердечные тромбы с нифмой, которой крепко перевалило за пятьдесят. Мама Николая прокляла своего мужа, и в отместку тот, вплоть до достижения сыном совершеннолетнего возраста, соизволил получать и без того небольшую зарплату в белом конверте. Ежемесячно в качестве алиментов Коля видел 125 рублей и 14 копеек в придачу, что по любому курсу и по ходу любой жизненной эпохи не имело права считаться приемлемой суммой денег. Парень взрослел, все больше понимая весь спектр унизительного отцовского поступка, и постепенно сам возненавидел своего отца за подобное отношение к родной крови.
     Его отец не искал контактов с сыном, и оно, наверное, было к лучшему. Коля до такой степени потерял с ним всякого рода связь, что, если бы вдруг тот одним печальным утром помер, у Коли ни один мускул на лице не дрогнул бы. Невелика потеря! Он часто и подолгу смотрел на себя в зеркало, пытаясь разыскать черты отца в своем детском личике, и когда ему это чудесным образом удавалось, мальчик, беззвучно рыдая, до крови расцарапывал лоб, нос и щеки, пытаясь тем самым лишить себя позорных и таких ненавистных, как он считал, отцовских генов.
     Однажды Николай все-таки увидел своего отца. Уже повзрослев, все осознав и прекрасно понимая, почему некоторые дети растут без папы. Его отец шел со своей великовозрастной нимфой и был вполне себе счастлив. Несколько раз его взгляд останавливался на лице Коли, словно бы невольно пытаясь разыскать какие-то знакомые и родные для себя черты, но предсказуемо не находил и сваливался куда-то в сторону. Несколько раз его взгляд цеплялся к лицу Коли, и глаза не хотели отпускать тот образ, который перед ними открывался, но... Он так и не узнал своего родного сына. Зато Коля прекрасно узнал отца. И ни один мускул на его лице не дрогнул, не дернулся, не видоизменился. Внутри было тихо. Душа молчала. Сердце тоже никуда вроде бы не скреблось, не разбегалось, не взлетало и даже не падало. Просто прошел мимо, просто с другой женщиной, просто увидел, просто зацепился взглядом, просто предатель. И все на этом!
     Коля не понаслышке знал о том, каково это – донашивать старую одежду, которую кто-то до него уже носил. У него был двоюродный брат, старше Коли на несколько лет, и сколько его вещей парень за двадцать лет переносил – и не пересчитать. Цены на одежду всегда кусались – что в девяностые, что в наше непростое время – и Коля не гнушался даже одеваться в секонд-хенде, где, если хорошенько пошарить, можно было разыскать даже вещи с этикеткой. А какой смысл переплачивать? На вещи же не написано, что она куплена в секонд-хенде или что из нее вырос его двоюродный брат!
     Он учился в обычной школе, не хватал звезд с неба, но прекрасно понимал, что должен поступить в высшее учебное заведение, причем на бесплатной основе. Оплачивать учебу его мать-одиночка не смогла бы, а о хваленых алиментах стыдно было даже упоминать. И он старательно корпел над учебниками, многого написанного в них не понимая, и просто заучивая эти непонятные моменты, зачастую целыми абзацами.
     Его усилия не пропали даром: он поступил в вуз на приличную специальность, и теперь получал стипендию. Жалкие полторы тысячи рублей с копейками перепадали ему каждый месяц, и Николай был безумно счастлив. Иногда правительство соизволяло повышать эти ежемесячные обглоданные кости на целых пятьдесят рублей, без которых любой студент и вправду умер бы, не дотянув до следующего месяца и следующей порции косточек. Впервые у него появились свои собственные деньги, которые он не прятал со сдачи от покупки хлеба и не находил на трамвайных остановках. Это были вполне реальные денежные знаки, которые раз в месяц ему выдавала дородная кассирша в кассе вуза при предъявлении студенческого билета. Сверяясь со списками, она замасленными после беляша пальцами отсчитывала от одной пачки тысячную купюру, из другой пачки брала пять купюр по сто рублей и затем утяжеляла это ровную стопочку щебнем в виде горсти двухрублевых монеток.
     И молодой человек с блеском в глазах протягивал руку в окошко кассы, получая эти деньги. На этот щебень он всегда покупал себе мороженое, и с наслаждением съедал его, пока возвращался из вуза домой. Он вспоминал свое детство и те моменты, когда раз в полгода мама покупала ему стаканчик мороженого, и мальчик, не веря своему счастью, никак не решался съесть его, и мороженое, словно насмехаясь над ним, нещадно таяло на солнце. А маленький Коля все держал стаканчик с мороженым в руке и завороженно смотрел на то, как подтаявший сироп уже вовсю бежал по вафельному стаканчику, достигал его руки и начинал приятно холодить ее.
     Потом он поедал свой трофей маленькими-маленькими порциями, пытаясь растянуть эти мгновения на столько, на сколько это было теоретически возможно. И вот теперь, повзрослев, он уже сам покупал себе это мороженое, мороженое в том же самом вафельном стаканчике, и оно навевало парню такие приятные, такие незабываемые воспоминания из его не совсем простого детства.
     За год молодой человек, не забывая немного помогать маме по мере своих скромных возможностей, накопил себе на мало-мальски приличный телефон с нормальным экраном, главным достоинством которого было наличие интернета. Этот нюанс был самым важным при выборе гаджета. Ему необходимо было отслеживать жизнь Томки, своей первой и на ту пору единственной в жизни любви. Когда-то они были соседями, но жизнь раскидала их по разным полюсам. Ее отец был основателем одного из крупнейших интернет-провайдеров страны, и финансы позволили ему перевезти семью в собственные небедные апартаменты за пределами городской суеты. Но, будучи ребенком, Коля так и не мог понять, почему у Томки есть все самое лучшее, а у него этого самого лучшего нет. Почему Томка учится в элитном лицее, а он, как и многие, вынужден был обходиться общеобразовательным заведением. Почему Томка раньше с ним общалась, а теперь попросту воротила нос, делая вид, что не узнает.
     Но он не отступил, и в этих суровых реалиях жизни все-таки сумел расположить к себе Томку. Да, он понимал, что девушка исключительно пользуется им, но почему-то эта любовь за второй партой первого класса, которую парень намечтал себе в детстве, до сих пор его не отпускала. Он становился взрослее и понимал, что Томка никогда не ответит ему взаимностью. За ней ухаживали такие мажоры и делали нереально дорогие подарки такие молодые люди, до уровня которых Коля никогда не смог бы подняться со своей стипендией, да даже с будущей зарплатой, которая, как известно, для молодых специалистов мало чем отличается от прожиточного минимума, принятого на территории необъятной страны.
     И вот парень наконец-то купил телефон с интернетом, и теперь мог отслеживать всю Томкину жизнь: что она ест на завтрак и какая у нее кухня в стиле hi-tech, чем и как она моется, какой туалетной бумагой пользуется и сколько раз подтирается, какую косметику покупает и как красится, как гуляет по бутикам и как сорит отцовскими деньгами, как путешествует по миру и как загорает с камешками на сосках вместо купальника, как сосется с очередным мажориком и как делает с ним утреннее селфи, пока тот спит среди пустых бутылок после бурной ночи, и просто как прожигает свою беспечную жизнь и как считает, что все вокруг ей непременно чем-то обязаны и что-то должны. Конечно, ему не приносило радости видеть Томку рядом с другими парнями, но ему было важно видеть статус геолокации, который девушка обновляла по десять раз на дню. Тем самым, он всегда знал, где девушка находится, и в случае чего мог с ней пересечься, увидеть ее издалека и хоть краешком глаза полюбоваться на свою первую любовь, которая, к слову говоря, стала из него выхлапываться, как старая пыль выбивается из затасканного ковра, несколько лет не видавшего хлопалки, не говоря уж о пылесосе.
     Коля понимал, что Томка хоть и красивая девушка, и какая-то внутри него живет к ней любовь, но девушка эта не для жизни, и с ней он никогда не будет. Переезд Томки из шикарного особняка в его родительскую хрущевку с разорванными обоями и популяцией тараканов за видавшим виды кухонным гарнитуром казался Коле неосуществимым по многим причинам. Он полагал, что вилкой хлебать бульон так же невозможно, как невозможно Томе делать шаг назад в жизни, которая благодаря стараниям отца казалась безоблачной.
     Томка относилась именно к такому типу девушек, которые жили в социальных сетях. Да-да, именно жили. Они питались лайками и комментариями, принимали участие в разного рода обсуждениях и ни дня не могли протянуть без участия в каком-нибудь конкурсе в одной из групп, главным призом в котором был сертификат на вышедшие из моды бесплатные трусы. И тут в дело вступали армии друзей и подписчиков, и счастливой обладательницей трусов становилась именно та губоутка, армия которой проявила наибольшую активность.
     Ох уж эти губы уточкой. Ни для кого не является секретом, что современные губоутки или уткогубки, кому как угодно – это обозначенная еще в XIX веке разновидность недуга, более известного как кататонический синдром, когда психически нездоровый человек может застывать с одной гримасой на лице или положением других частей тела на продолжительное время, при этом делая вид, что именно так все и должно быть, что именно так правильно, не замечая за собой никаких существенных отклонений. Иногда Николай смотрел на таких уткогубок и грустил, при этом где-то глубоко внутри все равно улыбался.
     Как всегда улыбался при виде йоркширского терьера, главного аксессуара любой гламурной девушки современности. Как только ни изгалялись над своими питомцами эти девушки: и стригли их всячески, и красили, и заплетали им косички, и даже брили налысо, и в какие только комбинезоны их не облачали. Бедные животные... Ни минуты покоя, ни секунды покоя – гламурная живодерка всегда рядом. Коля никак не мог взять в толк, зачем девушкам йорки... Просто аксессуар. Если уж на то пошло, и если издевательство над животными превратилось в норму, почему бы не сделать из собаки чучело и носить его, как живого питомца, только использовать с толком – как сумочку. Полезнее же? И питомец рядом, и кормить его не надо, и ухаживать постоянно не требуется, и всегда есть куда положить ключи от машины и папину пластиковую карту с безлимитом на счету. Может, и стоило предложить Томке такую идею на будущее...
     Томка относилась к определенной касте девушек социальных сетей, которые любили только себя, которые любят только себя и которые, как это ни было бы странно, и будут любить только себя одну всю жизнь. Именно такие девушки устраивают десятки фотосессий, каждый день выкладывают по пятьдесят селфи, постоянно обновляют аватары в социальных сетях. Именно у таких девушек несколько сотен фотографий побывали на аватаре в тот или иной момент их жизни. Но самое интересное кроется в другом. У такой касты девушек обязательно есть фотография на аватаре с парнем.
     Она есть. В общем списке месте этак на сорок девятом. Максимально спрятанная, максимально скромная, максимально доказывающая тот факт, что вроде как лучше фотографироваться одной, что вроде как она самая красивая и самая лучшая, при этом у нее есть парень, она его даже любит. На сорок девятом месте. Раньше просто не получается. Сначала сорок восемь других дел, наиболее себялюбивых и наиболее важных. И только потом – любовь. Только потом – отношения и будущая свадьба. Коля считал, что если девушка действительно любит, если девушка действительно счастлива, фотография этого общего счастья должна и даже просто обязана украшать любую социальную страничку самой первой фотографией. Не сорок девятой и не двадцать второй. А именно первой. Не бывает по-другому. Не может быть. И не будет никогда. По крайней мере, в его жизни точно.
     Да, чем старше становился Николай, тем все доступнее до него доходило то, что Томка – всего лишь пустышка, девушка не для его жизни. Все чаще общение с ней обнажало откровенное отсутствие хоть какой-нибудь развитости и образованности девушки. Коле в такие моменты хотелось простучать Томку по голове, проверяя на наличие спелости мозгов, как простукивают на базаре арбузы, чтобы услышать какой-то особый, загадочный звук и удостовериться в том, что именно этот арбуз можно брать, именно этот арбуз лучший. Интересно, какой звук издала бы Томкина голова, если ее хорошенько простучать, как при выборе арбуза? Как ни крути, но самый главный вопрос при знакомстве парня и девушки не меняется уже веками: какие три последние книги тобою прочитаны?
     Мама Николая, вырастившая сына практически в одиночку, не считая тех нескольких лет жизни в кубышку с мужем и тех баснословных алиментов, которые перепадали сыну после развода, всегда говорила, что в первую очередь надо смотреть на ногти девушки. Не на лицо, не на фигуру, а именно на ногти. Если ногти красивые, ухоженные, длинные, то никогда не жди от такой девушки ни завтраков, ни обедов, ни ужинов. Не жди от такой девушки помощи по хозяйству. И поистине наивным было бы ожидание того, что подобная девушка может себе позволить выкопать грядку на даче. Она позволит себе. Нанять кого-нибудь, чтобы выкопать. А отец заплатит. Это больше походило на правду. На слишком печальную, грустную правду.
     После этого маминого наблюдения Николай всегда делил всех девушек на два типа: девушка-духовка и девушка-общепит. Первая всегда с радостью могла и умела готовить самостоятельно, вторая же привыкла питаться только деликатесами и только там, где нога простого человека если и ступала, то достаточно редко – в дорогих ресторанах. Стоило заметить, что Томка не привыкла питаться плохо. Коле иногда казалось, что кроме своих роллов, суши и сашими, кроме пиццы и утиных грудок, кроме прочих диетических деликатесов девушка никогда ничем другим и не питалась, и ее желудок просто отторгнет условную гречневую кашу, которую половина страны до сих пор не может себе позволить, перебиваясь резиновой на вкус пшенкой.
     А между прочим, именно с обыкновенной каши и надо начинать строить отношения, считал парень. Все эти блюда японской кухни и фирменные вкусности прочих мест общественного питания хороши дозированно, раз в месяц или даже реже. Они должны быть действительно деликатесом, а не повседневно употребляемой в пищу едой. Свою девушку надо кормить обычной кашей, и тогда она по-настоящему полюбит. Все эти пицце-ролльные вкусности – для другого мира. В нем не было места Коле, и он, наконец-то поставив мозги на их законное разумное место, больше не пытался занять в этом самом мире свою маленькую нишу. Если парень и девушка сразу не подходят друг другу, не надо пытаться лезть вон из кожи и интегрировать свои недостатки во что-то одно общее, не нужно даже пробовать менять человека. Просто вы либо принимаете друг друга со своими плюсами и особенно минусами, либо не принимаете. Любят далеко не за плюсы. Любят больше за минусы ровно так же, как всегда хорошие девочки любят плохих мальчиков, и наоборот.