Вот это смерть!

Где-то полчаса я брел, уперев глаза в асфальт, не оборачиваясь, не думая ни о чем, периодически слизывая капающую с подбородка кровь. Все тело ныло, и я чувствовал, как мои кости, покрытые островками запекшейся крови, обдуваются прохладным осенним ветром. Есть уже не хотелось — я со взглядом, полным безразличия, проходил мимо рынка, кишащего запахами рыбы и мяса. Мне вообще ничего не хотелось. Я совсем недавно постиг идею своего существования. Я понял ВСЕ.
Ну, или почти все.

Я зашел — точнее было бы сказать, захромал — в гнилой переулок. Какая-то фигура в черном плаще медленно ковыляла мне навстречу. Грация ее движений, слегка резкая, немного неравномерная, но гордая, завораживала. Подойдя ближе, фигура в черном опустилась около меня на корточки и замерла. Я присел на задние лапы и упер взгляд в ее лицо, закрытое капюшоном.

От нее веяло холодом, асфальт подо мной источал сырой запах дождя, где-то вдалеке проносилось гудение машин, свистел пронизывающий — в буквальном смысле — до костей ветер, — все это слилось в единую мелодию, или картину из запахов и звуков. Нет, все-таки мелодию. Видел я очень слабо. Правый глаз сам собой закрылся после последней моей драки с соседским псом, а из левого сочились гной, слезы и кровь.

Хоть и слабо, но я все еще мог видеть. И единственное, что я увидел сейчас — это откинутый капюшон, обнажающий бесконечно черные глазницы бесконечно черной фигуры. Она смотрела на меня. Даже — в меня. В мою душу. В мою жизнь. Не понимаю, как, но белоснежные, неподвижные черты ее черепа выражали сожаление, печаль и тоску.

«Неужели это моя смерть?» — пронеслось в голове.

Костлявые пальцы нырнули в мою слипшуюся от крови шерсть. О, как давно меня не гладили… И пусть сейчас это приносило жуткую боль, мне было приятно. Я зажмурился и уперся носом в ее холодную руку.

Так мы сидели несколько минут, затем она резко встала. Я отдаленно услышал:
— Пойдем.

Я встал и пошел вслед за ней.
Шли мы долго. Куда —  не знаю. Мимо домов, мимо людей, мимо машин. Мы оба молчали, но часто переглядывались — так мы и общались. Мне было с ней как-то комфортно, легко. Я скалился на проходящих мимо собак, чьи  морды при виде нас искажались ужасом. Они истошно заливались лаем, а их хозяева, делая вид, что в упор нас не видят, то ругали, то успокаивали своих питомцев.

Лестница, подъезд, лифт, дверь. Я поднял вопросительный взгляд на свою попутчицу, она «улыбнулась» мне, и мы вошли в квартиру.  Пожилой мужчина суетился, нервно шагая по комнате, в центре которой стоял старый диван. На диване лежала гитара. Приглядевшись, я увидел торчащую из нее скрученную струну. Порвалась.

— Где же чертовы струны… — бурчал себе под нос старик. Он был настолько погружен в поиски, что не заметил нас. — А, вот же они!

Он устремился к столу в углу комнаты. Моя попутчица оказалась там быстрее и смахнула рукавом конверт со струнами, который тут же исчез в складках ее плаща.

Старик, подойдя к столу, разочарованно пробормотал:
 — Да что такое…

«Это же нечестно», — я взглянул в глаза хозяйки.

Она лишь снова улыбнулась мне,  опустила взгляд черных глазниц на приоткрытый конверт и достала оттуда скрученную струну. Размотав ее, подплыла к дивану, присела и, взяв в руки гитару, стала снимать с нее порванную.

— Ты кто? – возмутился старик. Он наконец-то заметил ее.

Но Она невозмутимо продолжила делать, что делала.

Старик перевел взгляд на меня, затем обратно на фигуру в черном плаще. Его лицо исказилось сначала недопониманием, ненадолго — ужасом, а затем смирением. Он узнал ее.

— Сыграешь? — она протянула ему гитару и улыбнулась.

Кто же она? Ее улыбка… Без угрозы. Без сарказма, без зла. Она добрая и искренняя. Беззаботная.

Комната наполнилась музыкой. Мне стало еще лучше и легче, еще проще, еще радостней. Только с утра я был одиноким, никому не нужным, а теперь снова у меня есть семья.

— Вот это жизнь! — воскликнул я радостно.
— Жизнь? — они оба уставились на меня.

И тут я понял, что я уже умер. Тогда, в переулке. И что меня приютила Смерть.

     После скомканной паузы я исправился:
— Вот это смерть!

Мы засмеялись, и музыка продолжилась.