Пустыня

Жанры: Драма, Мистика, Психология
___________

1
Песок. Всюду песок. Обжигающий и леденящий, влекущий и отталкивающий, красивый и слишком однообразный. Когда-то, давным-давно, в моей прошлой жизни или несколькими жизнями ранее, мир представлялся мне песочным пляжем с пересохшим океаном. Все люди тоже были из песка. Когда они рождались, на пляже появлялась маленькая впадина, а смерть возвращала песок на место и так без конца, ничего не менялось тысячелетиями, пока не пришла вода…
Но моя история о другом. Она рассказывает лишь об одной только пустыне.

2
Одиночество изматывает, тоска мешает жить, депрессия обволакивает меня и сбрасывает в бездну уныния, в царство пустоты. Там нет начала и конца, там нет настоящего, нет прошлого, нет будущего, лишь неопределенность. Я иду вперед, но назад, иду назад, но вниз… И вот. Сияет впереди тропа, темная, страшная, полная омерзительных существ, порожденных страхом и паникой. Да, таково мое царство, мой внутренний мир – лишь кошмары и боль.
Сердце должно было взорваться, забиться с бешеной силой, врезаться в мою грудную клетку, мешая спокойно вдохнуть, но тихо. Внутри меня тихо, словно смерть уже внутри. Расправив страшные длинные лапы, она сжала меня в своих объятьях и с каждой секундой прижимает все ближе и ближе к холодному телу.
Мое внимание завоевывает тропа. Несмотря ни на что, я хочу сделать шаг в ее сторону, хочу так сильно, что, незаметно для себя, яростно машу руками, отпихивая цепкие лапы смерти, и все-таки вырываюсь обратно в пустоту. Обернувшись, я вижу лицо смерти… и мои глаза слепнут, но ноги продолжают двигаться, продолжают переступать через невидимые мне препятствия, спотыкаются, цепляются, но шагают вперед, сквозь вечность, сквозь голод, сквозь трупы. Я слышу голоса, они выкрикивают мое имя, просят о помощи. Дети, женщины, старики, все они – это лишь уловка смерти, но я не поддаюсь.
- Остановись, молю, - слышу я голос. Лишь только он способен меня остановить, лишь он наделен правом просить меня о смерти, лишь он, самый дорогой, самый знакомый, заставляет мои ноги дрожать, замедлиться, засомневаться.
- Мама? – шепчут мои губы, и тут я понимаю, что поддаюсь обману, - Нет!

3
Свет рассекает тьму, солнце восходит посреди бездны, тепло пронизывает мое тело, начиная с кончиков пальцев на ногах, и растекается снизу вверх, растапливая лед, сковавший глаза, возвращая мое зрение. Капли стекают по щекам, холод сначала обжигает их, затем вода нагревается и, наконец, обжигает губы, шею и грудь, где после нескольких мокрых всхлипов заводиться вновь мое сердце.

4
Проходит так много времени, что я даже не могу поверить в то, что вижу, а вижу я свои руки – они молоды и нежны, лишь только кожа слишком бледная и холодная, несмотря на палящее солнце.
Меня окружает желтый цвет, даже небо отдает желтизной, болезненной и устрашающей. Спустя еще целую вечность, я вижу песок, слева и справа, внизу и вверху. Песочное солнце, песочное небо и земля окутана песком. Даже в этой пустоте я чувствую себя чужим, неподходящим, ненужным, ошибкой. Теперь смерть не представляет больше интереса для меня, а, значит, и выхода я больше не вижу.
Стоять на месте невыносимо, поэтому я встаю с кипящего песка и шагаю вперед, назад, в сторону, неважно куда, зачем и что из этого всего выйдет. Мне просто нужно движение. Каждая мышца занята делом, сжимается, разжимается, горит.
- Привет, - голос, снова голос слышу я, но только один, не много просящих голосов, а лишь один, приветливый, милый, мелодичный, легкий, детский. Я оборачиваюсь и падаю на колени перед маленьким воплощением идеала, маленький ангел, нет, бог, это бог!
- Кто ты?
- А кто ты?
- Почему ты здесь?
- А ты почему?
- Я не знаю, я не помню, не могу вспомнить… Что это за место, дитя, ты знаешь? Как выбраться отсюда? Есть ли здесь еще люди, поселки, города?
- Так важно ли знать тебе это? Подумай. Лишь только в себе ты найдешь ответ, лишь только ты можешь ответить на свои вопросы, потому что задаешь их себе, а не мне.
Маленький ангел улыбнулся и убежал. Солнце повернулось ко мне, к моему лицу, ослепив и дезориентировав.

5
Бег. Долгое время лишь бег занимал меня. Ребенок исчез, исчезла надежда, или я просто бежал в противоположную сторону, неправильную сторону. Всю свою жизнь я бежал не туда, всегда против течения, не замечая намеков и преград. И я не изменил себе даже сейчас. Все снова встало на свои места. Ошибки, ошибки, ошибки.
Помню однажды Миранда сказала мне, что наша встреча была ошибкой, и я тогда не думал, насколько может быть она близка к правде. Да, она лишь хотела обидеть меня, заставить страдать, жаль, что никто не мог знать тогда, как сильно я уже страдал. День за днем, год за годом… Но в своем желании навредить, она нашла правду. Я и вся моя жизнь – это ошибка, чья-то ошибка.

6
Ночь. Наступила ночь. Палящая жара сменилась сковывающим холодом, свет – тьмой, солнце – погасло, а луна так и не появилась на небосклоне, игнорируя меня и мои мольбы. Я шел в темноте, спотыкался о песок и падал в него миллиарды раз, прежде чем отчаяться. Тогда я лег посреди ледяной пустыни и закрыл глаза в надежде на сон. Я жаждал сна как никогда ранее, я хотел вернуться домой, вернуться в свой город, увидеть людей, любых, даже самых недостойных, но живых. Я хотел увидеть лицо Миранды в зимнем саду ее тетушки, увидеть снова блеск в ее глазах и услышать музыку ее голоса, неповторимого, восхитительного голоса.
Сон не пришел.

7
Холод, холод везде, в каждой маленькой клеточке моего тела, и вне его. Я дышу льдом и лед выдыхаю. Это похоже на депрессию, вечно сопровождавшую меня куда бы я ни шел, чтобы я ни делал. Мама когда-то сказала мне: «Люби жизнь, и она полюбит тебя..». «Вот чушь» - подумал тогда я, но сейчас. Здесь, в этом странном месте, забытом всеми, или самом святом во вселенной, а может и проклятом, хотя не буду даже думать о предназначении этой пустыни, я стал думать по-другому.
Вдруг все мои прежние представления о ценностях, о путях и судьбах, о мире, вселенной и о том, что после, - ошибочны, нелепы, глупы. Что если не кто-то там наверху виноват в моем невезении?
Если вспомнить мои вечные жалобы, мольбы о помощи, страшные высказывания о некой особой фатальной предопределенности, или просто подумать о том, как я относился ко всему окружающему, обволакивающему меня, может быть даже защищающему… или нет. Но, как бы там ни было, куда бы сейчас не вели меня мои мысли, я пытаюсь собрать воедино в своей никчемной голове образ, мой образ, собственный, может быть, придуманный и нереальный, но тот, который всегда присутствовал в моем сознании.
Я четко помню себя лет с десяти, когда умер отец. Тогда я впервые задумался о жестокости мира, о жестокости людей, о всеобщей и всепроникающей несправедливости, и о моей личной трагической судьбе. Я всегда считал себя липким страдальцем, которому суждено ползти сквозь жизнь, лепя на себя все встречающиеся, не встречающиеся, прячущиеся, убегающие, видимые, невидимые, придуманные и настоящие неприятности, затем долго плакать и жалеть себя. О, да, именно жалеть себя, всегда, даже когда жалеешь других, даже когда другим намного хуже, когда им действительно плохо, а не так, как тебе – не по-настоящему, ты  не можешь остановиться жалиться.
Ох, кого только я не обвинял, не поливал грязью, не топтал ногами в попытке скрыть свою вину. Только я один был виноват во всем. Я бездействовал, ссорился с близкими, самыми дороги людьми и даже с преданными животными, с миром, и даже с богом, с богами, так как сменил не одну религию в попытке найти подходящую, щадящую, берущую на себя мою вину. Вину за несостоятельность, за неумение, не хотение, не старание.
Возможно сейчас я уже в аду, раз думаю так, но так же возможно я и чуточку, много, самую малость, абсолютно прав, или же клетки мозга теперь умирают, не выдержав, не вытерпев, не выстояв этот жуткий, страшный, противный холод.

8
Голод. Почему я все еще не голоден? Сколько лет прошло с тех пор, как я здесь, или столетий?
Я закрыл глаза и не смог открыть – веки примерзли друг к другу, соревнуясь в клейкости с губами. Сон, я мечтал о сне, чтобы помечтать во сне…
- Ты умираешь… - нежно прошептал странно знакомый и никогда не слышимый ранее голос, - Ты больше никогда не откроешь глаза… Неделя…
- Что? Что она сказала? Неделя что? Что неделя? Кто ты? – мысленно выкрикивал я миллионы лет, пока не наступил сон, или пока я не проснулся снова.

9
Песок снова горит, обжигает, отталкивает меня, но теперь все яростнее и желаннее. Вдалеке я вижу дерево, палку, веревку, ничего, нет, все же палку или дерево.
Иду. Иду, бегу, мчусь, лечу, будто что-то измениться, если я буду изменять скорость движения. Одно я понял уже давно – здесь все бессмысленно. Раньше жизнь казалась мне бессмысленной, но здесь я понял, пересмотрел, почувствовал, прочувствовал, прожил настоящую, действительную, неоспоримую бессмысленность всего, даже себя. И к дереву к этому я приду тогда, когда измениться что-то, но что и где?

10
Пришел. Вдруг сделал два шага и пришел, но не к дереву, а к колодцу, не колодцу, а к его остаткам, воды в этой пустыне нет, как нет и ничего другого. У колодца, точнее у груды камней, или это замок, или просто каменный домик, или печь… да, печь… и не у нее, а на ней  сидит девушка. Я ее знаю, или никогда не видел.
Она в белом, в красном, в черном, платье и она улыбается, грустно смотрит, плачет, рыдает, кричит, бьется в истерике. У нее роды! Что делать?
- Эй, помогите мне кто-нибудь? Ну, хоть кто-нибудь! Неужели никого нет? Как ты оказалась здесь? Кто ты?
- Я лишь тень, - шепчет она сквозь боль.
Песок стал красным. Ее тело изогнулось и растворилось, оставив на моих ладонях нечто склизкое, противное, живое и очень маленькое.
Ребенок? Тот самый?

11
Месяц назад у Миранды был выкидыш. Она обвинила во всем меня, но в чем я виноват?
Кажется, я проникся в этой пустыне ее болью.
- Ему было всего четыре месяца! – кричал я, - А ты убиваешься так, будто умер кто-то настоящий!

12
Я – монстр. Как я мог говорить и чувствовать то, что говорил и чувствовал. Бесчувственное чудовище, не способное на сострадание. Циничное существо, недостойное жить на свете. И это я. Может быть, эта пустыня – мое личное чистилище. Таких ужасных людей, нелюдей, как я, даже ад не принимает? А где же тогда убийцы, маньяки, педофилы? Наверное, я попал в свой собственный ад, только для меня. Может у каждого своя жизнь после смерти, нет определенных мест, нет великих судов и богов, только ты и ад, наедине, без свидетелей. Но когда я умер? Ведь не мог же я попасть в ад просто так, идя на работу или домой.

13
И вот я впервые задумался о воспоминаниях. Я ничего не помню с того момента, как? Как что? Какой момент?
Ой, ребенок кричит, растет, смотрит на меня и плачет.
- Прости меня, малыш. Я совсем про тебя забыл. Вон какой ты уже большой стал! Сколько тебе лет, маленький? Пять?
- Лишь только вечность, - ответил малыш и исчез.
Как странно здесь все.

14
Я вытер руки о песок – единственная постоянная в этом непостоянном мире. Куда бы я ни шел и что бы я не делал, не говорил, не думал, - везде лишь песок, бесконечная пустыня.
И пришло безразличие, бесчувствие, бессилие. Я опустился, лег, упал на песок и закрыл или открыл глаза в надежде увидеть тьму, такую, что приносит с собой покой, пустоту, но пустота была лишь в моей груди. И эта пустая дыра сквозь мои легкие и сердце тянула меня вниз, словно вместо пустоты там лежал камень – большой, тяжелый, холодный, лишающий любых желаний и вынуждающий все мое существо извиваться от неощутимой тяжести.
- Так ты никогда не выберешься отсюда, - сказал легкий женский голос, похожий на мяуканье.
Но безразличие брало верх над любопытством. Я предпочел не обращать внимания на очередные галлюцинации, ведь все происходящее здесь, по-моему, есть лишь галлюцинация моего уставшего, больного, беспомощного, мертвого разума, который в данный момент перелистывал в обратном, прямом, случайном, неважно каком порядке все мои воспоминания о кошках. Неприятные существа, преследовавшие меня в кошмарах с самого раннего детства, и впоследствии перекочевавшие в мои фобии.
Ох, - подумал я, - как же тяжело мне было раньше жить. Тогда-то я не понимал еще, насколько глупы были мысли о самоубийстве….
О самоубийстве? – спросил я у предыдущей мысли, - Когда это у меня были такие мысли? Нет-нет, не было…
- Миранда… - прошептал кошачий голос.
Я поднял руки и закрыл уши, спасаясь от галлюцинаций, но тогда появился другой. Кто-то маленький и беззащитный, невинный, будто ангел вдруг заговорил, настолько необычен был его голос.
- Время летит быстрее, чем течет твой яд по венам.

15
Солнце погасло. И я снова закрыл глаза, даже не знаю, для чего я делал эти бесконечные попытки убежать от происходящего, ведь каждый раз не происходило ровным счетом ничего. И тогда пришло оно.

16
Воспоминание было четким и ясным, словно и не прошлое вовсе, а настоящее, происходящее со мной здесь, в пустыне, в этом безликом мире, вход в который разрешен мне одному и я один здесь буду всегда, или я всегда здесь буду один.
Появилась мама. Она была в длинном черном платье, на шее блестел кулон, который мы с Мирандой подарили ей на пятидесятилетие. Плачет, говорит мне неприятные слова, обвиняет в жестокости и безграничном эгоизме, а дядя все это время стоит позади и тихо вздыхает, выражая полное согласие со словами его любимой сестры.
О…
И Миранда тоже здесь – ничего не говорит и, кажется даже не живая вообще. Она обхватила руками коленки и смотрит в пол, такая маленькая, хрупкая, беззащитная… с каменным лицом, искаженным болью. И все знают, что произошло нечто ужасное, и я виноват в этом ужасном. Все, кроме меня. Я ничего не понимаю, но не пытаюсь защищаться, ведь я все знаю. Только мне не кажется это такой уж трагедией…
И воспоминание исчезло.

17
- В чем был смысл? – спрашивал я, задумчиво ковыряясь в раскаленном песке.
Смысл, смысл, смысл… Во всем ищем смысл! Это что программа, записанная у каждого в голове и никак эту программу не удалить? Почему я не могу просто что-нибудь сделать? Почему мне во всем нужно видеть смысл и хоть какую-нибудь выгоду, духовную или нет, неважно? Даже благотворительность и то несет в себе смысл. Так может и существование каждого из нас тоже имеет свой особый смысл, раз все в этом мире устроено именно по этому принципу? Может, зря мы так переживаем за свою судьбу и свое предназначение, если изначально все определено за нас какой-то невидимой силой, которая шепчет нам в ухо, что правильно, а что нет, что можно делать, а что нельзя, и постоянно просит вкладывать больше смысла во все наши мысли и действия?

18
Когда мне было лет одиннадцать, я придумал себе цель, даже не помню в чем она заключалась, или помню, но не хочу говорить, или просто не уверен, и шел к этой цели в течение какого-то времени, даже поверил в реальность ее достижения, но сломался на первом же препятствии. Кажется, его звали Брэд – отпетый хулиган. С тех пор я никогда не доводил начатое до конца, может быть неосознанно, хотя если я думаю об этом сейчас, то, скорее всего, вполне осознанно и даже преднамеренно. Я ссылался на неудачи постоянно, жаловался, хныкал и впадал в депрессию, говорил о несправедливости жизни и не выходил из дома по нескольку месяцев.
- Ты не должен сидеть на одном месте?
- Почему? – не удивляясь уже ничему и никому, спокойно ответил я лицу, которое сам же и выкопал из-под песка.
- Тебя затягивает… - сказала мне Миранда и рассыпалась.

19
Я вскочил на ноги и помчался вперед, а может быть и назад, к тому черному страшному месту, из которого с большим трудом выбрался несколько тысячелетий назад. Песок постепенно становился зыбучим, из него вылезали то ли палки, то ли руки, то ли люди, и все эти существа пытались схватить, повалить, засосать в песок, а я все бежал и бежал, зачем не понимая или понимая, но не желая признавать, или признавая, но не желая поддаваться.
Снова наступила ночь или она не кончалась? Голова горела, руки стали длинными и тяжелыми, мешали мне бежать, мчаться вместе с ветром, вдруг появившимся на моем пути. Может быть, этот спасительный живой ветер вытащит меня отсюда, а может быть это всего лишь очередная галлюцинация.

20
Я бывал в разных местах нашей планеты, но такого ужасного места я еще не встречал. Здесь было кладбище живых или мертвых. Я прибежал к ним, едва заметив тени вдалеке. Волны из песка выбросили меня на этот жуткий берег мертвых живых людей и шторм прекратился.
Кладбище для таких, как я, - подумал я и сел, хотя ноги мои так и не устали от бега, будто и не несли меня вовсе.
- Как ты здесь оказался? – спросил меня высокий полный мужчина лет сорока-сорока пяти, и осторожно, а может быть просто машинально, отошел на несколько шагов.
- Не знаю, - честно ответил я, искренне веря самому себе, но подавляя неприятное чувство лживости, будто это просто изжога.
Мужчина ухмыльнулся.
- Эй, стой. Что это за место?
Он снова ухмыльнулся и ушел на другой конец кладбища.
- Если будешь сопротивляться, смерть никогда не наступит, - сказала мне полупрозрачная женщина и испарилась, широко улыбнувшись чему-то вдалеке. Я повернулся в ту сторону, или мне это только казалось, и ничего не увидел.
- Смерть не наступит? Разве я не умер? И куда она исчезла? – бормотал я себе под нос, бродя между людьми. Все были еще более странными, чем я. Никто ни с кем не разговаривал, никто ничего не делал, никто из них не выглядел живым.
Я собрался с силами и снова подошел к высокому мужчине.
- Простите меня, но вы не ответите на один маленький вопрос?
Он повернулся, недовольно глянул на меня, словно я отвлек его от очень важного дела, и резко кивнул.
- Как долго вы здесь?
- Уже сто двадцать две ночи, - ответил он и отвернулся.
Я посчитал и решил, что я нахожусь здесь три или четыре ночи. И женщина сказала мне, что мы все еще живы…
- Ох… - вскрикнул высокий полный мужчина и упал на песок, превратившись в камень, а затем в песок.
А вот он умер, - подумал я и сильно расстроился.

21
Сердце. Вместо пустоты я почувствовал боль в области сердца, оно вернулось, проснулось, ожило, и загорелось. Я плакал, но слез не было – только песок со скрежетом сочился из глаз. Другие мертвые живые собрались вокруг меня и стали внимательно разглядывать, впиваться глазами, тыкать пальцами и совещаться, наверное, все-таки я был здесь самым странным, иначе бы они не удивлялись так каждому моему движению.
Я понял, чем я отличаюсь от них всех – я не принимаю безысходность, меня не устраивает мое положение, не устраивает пустыня, я не могу просто стоять на месте и вглядываться вдаль. Я борюсь.

22
Я понял, как оказался здесь, но так и не понял, что это за место и как из него выбраться, но мне кажется я на правильном пути, за много миль от кладбища живых, снова один, но в то же время не одинок, ведь у меня есть цель – понять, простить, принять, вернуться.
Слезы прекратились, боль осталась, песок покрылся росой, большими каплями, тонким слоем воды, пресной, соленой, мутной, прозрачной и не водой вовсе.

23
Понять.
Все началось с кровотечения…. Нет, намного раньше.
- Я беременна! – с этих радостных слов Миранды все и началось.
Все радовались, поздравляли НАС. Но я не понимал, не мог понять, не мог даже представить себе, каково это – быть отцом. И тогда я решил, что все происходящее не имеет ко мне никакого отношения. Я оставил все хлопоты Миранде, закрылся у себя в комнате и принялся жалеть себя – это я умел делать лучше всего на свете или, можно сказать по-другому, это единственное, что я умел делать хорошо, даже слишком хорошо. Депрессия захватила меня своими скользкими грязными лапами и принялась высасывать из меня способность к состраданию.
Затем я помню фразу…
- Ненавижу тебя, ублюдок!
Произнесенную моей девушкой сразу после моего пафосного заявления…
- Тебе никогда не понять, как мне сейчас плохо!
И больше мы не разговаривали. Думаю, она ушла бы от меня, если бы ей было, куда идти, но она не ушла, она терпела меня… а я жил так, будто я один… будто ее нет…
Сколько боли я ей принес! Как издевался я над ее чувствами! Как я мог быть таким жестоким! И неужели мне нужно было оказаться здесь, чтобы понять это?! Неужели только это ужасное место могло тронуть, действительно тронуть мою душу. Я словно проснулся, пробудился, впервые увидел мир таким, какой он есть… И теперь я вижу, что мир вовсе не вращается вокруг меня. Я – это всего лишь его маленькая, незаметная песчинка, слишком много о себе возомнившая и слишком сильно верящая в свои иллюзии.

24
Вода прибывала, света не было, но откуда же блики? Или свет был, а мои глаза улавливали лишь маленькие вспышки?
Колени трещали при каждом моем движении, но меня невозможно было удивить, глаза слипались, словно кто-то пытался усыпить меня, не позволить добраться до причины, до источника, до истины. Я боролся и вспоминал.

25
- Помоги… - шептал тихий, практически исчезнувший голос Миранды.
Я лежал на диване, свернувшись калачиком, и смотрел не то чтобы в какое-то определенное место, нет, скорее, просто смотрел во все места сразу, но при этом ничего не видел, хотя старался увидеть боль – свою боль, ведь чувствовать ее недостаточно для абсолютного понимания чего-то особенного, точнее особенного себя… как глупо! Вот так я и лежал, пока она молила меня или кого-то другого, более могущественного, в чью силу верила еще тогда, о помощи, о маленьком одолжении. Нужно было только дойти до телефона и вызвать скорую помощь. И этого бы хватило, чтобы спасти моего ребенка… Моего ребенка… Но тогда я не считал его своим, это был ребенок Миранды, и только ее. Раньше это казалось таким простым, а сейчас уже нет… не кажется…

26
- Она работала. Много и тяжело. Она содержала дом в идеальном порядке, она пыталась ухаживать даже за мной, не получая в ответ ничего, кроме оскорблений, она была ангелом… - сказал я своему отражению в воде, и оно заговорило со мной, или мой рассудок просто не выдержал. Может я выдумал все это место? Или это место выдумало меня? Или мы просто оказались друг в друге?
- Вода, - прошептало мое отражение.
И я захлебнулся.
- Воздух, - снова прошептал не двигающийся и не изменяющийся я.
Мои ноги освободились от воды, вылезли на поверхность, что было просто безумием, и теперь вместо жидкой прозрачной бесконечной глади образовалось твердое, отражающее, блестящее, серебряное… зеркало.
Из моего рта подул ветер. Я чувствовал, как раздуваются мои легкие, как они заполняют всего меня, вытесняя остальные органы наружу. Я увидел свое сердце, выдавленное наружу, вывернутое наизнанку, и почувствовал боль – немыслимую, невыносимую, нереальную…
- Это все обман. Тебя нет, - прошептал я самому себе.
Это место пыталось остановить меня, пыталось затуманить мою голову другими, отличными от настоящих, мыслями и не выпустить меня обратно из своей вечной тюрьмы, из тьмы, из безумия, но я боролся, боролся из последних сил. И тогда другой я заплакал. Он смотрел на меня своими безжизненными глазами из бесконечного зеркала под моими ногами и плакал.
- Смерть, - произнес другой я напоследок и исчез.
Вместе с ним исчезло все: зеркало, вода, пустыня, небо, я…

27
Тьма сгущалась.
Тьма причиняла боль месту, где должны были быть мои глаза, но их там не было, как не было и остального меня, остались только чувства.
Тьма правила всем, и пустыня была лишь частью этой безликой, бессмысленной массы.
Тьма была мной или я был тьмой.

28
Наконец Миранда завладела моим вниманием. Она хрипела, ее глаза закатились, руки сжимали живот, все тело тряслось, под ней была внушительная лужа крови.
Я наблюдал за жуткой сценой, развернувшейся в моей гостиной, несколько минут и даже не понимал, что все это реальность. Я думал, что мне сниться очередной кошмар… Когда я очнулся было уже поздно. Миранда потеряла сознание, скорую помощь она вызвала себе сама, телефон лежал рядом с ней, в луже ее собственной крови.
В дверь позвонили. Я медленно, пребывая в шоке, проковылял к двери и открыл. Я не смог ответить ни на один из задаваемых врачами вопрос, и они, махнув на меня рукой, просто забрали Миранду в больницу, а я даже не поехал вместе с ней, даже не подумал о том, что в тот момент мой собственный сын умирал внутри моей любимой женщины, умирал и отчаянно боролся за жизнь и выиграл бы эту борьбу, если бы я хотя бы попытался ему в этой борьбе помочь. Но я не помог.

29
Что-то хрустнуло во мраке и отвлекло от воспоминаний. Что огромное приближалось ко мне. Я не мог видеть, но я видел его огромное тело. Я не мог слышать, но я слышал его мощное дыхание. Это был самый настоящий монстр, монстр, напоминавший мне меня. Он открыл рот, я увидел его белые ровные зубы, напоминавшие мне мои зубы, и схватил меня огромными руками – моими руками. Я, или точнее то, что от меня осталось, погрузилось в его рот, прошло чуть ниже и улеглось в районе гудящих легких. Я оказался там, где должна была быть душа. Я был душой этого жуткого монстра, или этот монстр и был я.

30
Миранда плакала и плакала, кричала и кричала, страдала и страдала, но я не мог выносить чьи-либо страдания, за исключением своих собственных. Я уговаривал ее сначала, она не слушала. Я угрожал, она не боялась, казалось, что она больше не способна на страх, ведь она не просто потеряла своего ребенка, она потеряла себя. Тогда я сам стал плакать и кричать, я бился в истерике до тех пор, пока она не пришла в себя, пока она не решилась уйти, пока она не бросила меня, обвинив во всем. И теперь я понял, только здесь и только сейчас, когда у меня есть целая вечность на раздумья, целая вечность в мире забвения, я понял, что она была права. Все были правы. И я – убийца.

31
Мое новое страшное тело стало уменьшаться, я скукоживался, превращался в безжизненную мумию. Каждый миллиметр моей плоти пронзила страшная боль, иссушающая, испепеляющая, уничтожающая.
Я упал на колени, мои ноги стали отваливаться, но я все еще пытался их сохранить, собирая пепел в кучки, пока не рассыпались мои руки. Я плакал, рыдал, выливал целые реки слез, пока мои глаза не выпали…

32
После расставания с Мирандой прошло несколько месяцев. Я был один, все время один, никто не навещал меня. Никто не пытался меня утешить, потому что никто не испытывал ко мне жалости, даже мои родственники, даже моя мать.
Я долго думал о том, почему они меня бросили, но не находил ответа. Я ждал, что они опомнятся, поймут мои страдания, но никто не приходил. Тогда я бесцельно шатался по квартире, принимал наркотики чаще, чем обычно я делал это, голодал, не спал пару дней, хотел сойти с ума, но не сошел. Все это время я всего лишь пытался скрыть от себя ненависть, бесконечную, бессмертную ненависть к самому себе, ведь я осознавал и понимал все с самого начала. Я знал, что такому, как я нет места на Земле с самого начала своего жизненного пути, но я скрывал от себя истинные причины этой обреченности.
Наконец, я откопал в коробках Миранды, которые она почему-то долго не забирала, ее дневник, и, не удержавшись, хотя я даже не пытался себя удерживать, прочитал все. Я прочитал слова, написанные ангелом. Она не жаловалась, не ныла, не просила о помощи, нет. Она писала о том, что любит меня, несмотря ни на что, что хочет иметь от меня ребенка, даже выбрала ему имя. Его звали бы Дэниэл. У меня мог бы быть сын, и она хотела назвать его моим именем... Последние ее слова были такими:
«Мрак поглотил душу моего любимого Дэниэла… горько осознавать то, что он даже не пытался бороться с ним… горько осознавать и то, что я все равно люблю его»
Прочитав их, я написал внизу свои последние слова, на случай, если она когда-нибудь вернется и заберет этот дневник. Затем я достал шприц, ложку, свечу, весь оставшийся героин, и сделал свой последний укол.

33
Мои глаза лежали во тьме, на куче пепла и смотрели на мое искореженное тело. Я знал, что у меня больше не осталось времени. Это знание пришло из ниоткуда, из тьмы, но это было правдой.
- Прости, прости, прости меня за все. О я так виноват, так виноват… Прости меня, моя любовь… - успел прошептать я, пока мои зубы вываливались один за один и падали в мои глаза.

34
Я вдруг четко понял, чем было это место, почему я был здесь и для чего. Это место было мной, это был мой последний кошмар, и в то же самое время – это было моим последним шансом понять все, понять себя, понять других, найти смысл своей жизни… и попросить прощения. Я сделал все, я понял все, я вспомнил все, но больше уже ничего не будет. Это конец. Я не смогу уже ничего исправить, не смогу никому помочь, не осуществлю ничего из того, что мог бы осуществить… Я не смогу больше никого любить, и никто не будет любить меня.

35
Я улыбнулся душой, я почувствовал, как пустота внутри меня наполняется светом, как свет выходит за пределы меня. Моя голова отделилась от тела и упала, мое тело превратилось в песок, затем и моя голова последовала за ним…

Я стал песком в той самой пустыне, по которой так долго бесцельно бродил…