Место для дискуссий

                Кашину и Ашуркову, в полном восторге
     - Что пишут, браток ?
     Голый матрос с перевязанной головой, безногий, но добрый, ползал где-то внизу, задирая рябую рожу кверху он видел горные вершины, покрытые снегом, крымского мудня, избегающего экстремистов, длинного ефрейтора из профессиональных недовольных, уральского градоначальника, экс-беспредельщика и бандюгана, советника по экономике, отодвинутого от корыта, старшего брата рыжего вора, придумавшего всем планам план, и прочих разных пиз...дельных делаваров, лишь изредка разбавляемых вменяемыми людьми-людишками. Я отодвинул матроса ногой чуть в сторону и, немного подумав, ответил :
     - Ленин пишет.
     - Ой, - провыла простоволосая баба с мочалкой и серпом.
     - Ой, -согласился я.
     - И что Ленин-то пишет-то ?
     Молоденький казачок в красной куртке, сшитой из ковра, бренча шпорами, привязанными шпагатом к голым ногам, со звоном и гонором ходил взад и вперед, перепрыгивая через матроса и посматривая на бабу с интересом.
     - Да х...й его знает, я неграмотный.
     Матрос подполз вплотную, вцепился мне в ногу и страшно захрипел :
     - Ух, б...ди, продали революцию.
     - Почем ? - заинтересовалась баба с серпом и мочалкой. Вынула из-за пазухи письмо каторжника, понюхала, бормотнула невнятно : " Нет, такой человек не может быть каторжником", зажгла семисвечник, отлитый на фабрике елочных игрушек имени Кагановича. - Почем ? - Переспросил я. - А " у" на конце потеряла, сердешная, страдница, бля ?
     Казачок отшвырнул матроса на Краснопресненскую через Триумфальную, приложив заскорузлую ладонь к глазам, долго смотрел на полет безногого, улыбался, наконец, повернулся к нам. Подошел к бабе, взял ее за грудь, бесформенную, гигантскую, шевелящуюся под кофтой безобразной лягушкой, потискал немного, заржал. Поднял ее на руки и отнес в аэропорт, пинком посадил на рейс " Москва - Тель-Авив", хотел вернуться, но не нашел дороги, сменил имя на Добрыню, выучил французский и контрабандно пересек границу, убыл, бля, в Париж и теперь красовался на Елисейских полях, лезя мокрым носом под юбки коренных афро-француженок, в кальсоны мароканцев и в рюкзаки алжирцев, сенегальцев, камерунцев, истинных европейцев. Это я не выдумываю, по телевизору показывали, я ж только полет матроса застал, как он летел, блея тенором, загибая пальцы и каждые десять секунд поминая тюрьму, где он однажды побывал гостем недолгим. По телевизору, вообще, много интересного показывают, жаль, не смотрю, но я много чего не делаю, например, не слушаю Бритни Спирс, например.
     - Почему два раза ?
     Я покрутил головой в поисках источника голоса. Голос, вроде, раздавался из круглого отверстия в земле.
     - Ты кто ? - гукнул я в дыру и отскочил. Ну его, боязно.
     - Ондатр.
     Я заглянул внутрь и увидел бойкого ондатра, грызущего книжку Генри Миллера, говорливого и какого-то надроченного, как хер Рокко Сиффреди, но размерами куда меньше, так, не х...й, х...ек или х...шко, мелкий, изгибистый, европейский.
     - Ты чё там сидишь ? - плюнул я ему на голову.
     - Пригласили, - словоохотливо затарахтел ондатр, - вот и сижу, мозги вправляю всем желающим. - Он засунул лапку в мешок, на котором сидел, вынул какие-то волосы, потряс ими и засунул обратно. - Я и Петру-Бэтру подогнал чутарик.
     - Почем ?
     Я резко оглянулся. Вот, снова она. Баба. Видимо, рейс отменили из-за снегопада, она и вернулась, подкралась, сука, неслышно, со спины ( слово " сука" употребляю не для оскорблений, а плагиатя из Жванецкого, лысого и полудурочного, сующего слово это куда ни попадя, ибо - свобода). Я вспомнил отца Опасного и толкнул ее в дыру. Посмотрел вниз. Бог ты мой, что с ней вытворял ондатр ! Никакой Миллер не расскажет, такого даже Сорокин себе не позволяет, ну, а уж я - тем паче.