Забайкальские посиделки

   Белыми искрящимися  хлопьями  снег  медленно кружится и пушистым покрывалом  падает на замёрзшую землю.  Над крышами заснеженных домов  вьются слабые языки дыма, словно пёрышки на шляпах.  Фонари, невольные участники хоровода снежинок, покачиваясь и скрипя, освещают широкие безлюдные улочки.
Посёлок Новая Комушка, растянувшийся  у подножия  сосновой сопки, погружается в дремоту.               
   Тринадцатилетняя девочка стояла одна на опустевшей улице, любуясь  зимней сказкой. Этот  снег, на редкость тёплый зимний  вечер, небо, щедро осыпающее землю своими дарами, переполняли  её  каким-то ранее неведомым  щемящим чувством.
Всё, как всегда: зима, снег,…но в этом мире уже нет, и никогда больше не будет её мамочки!
   Оленька только-только оправилась после смерти матери и  училась жить по-новому, воспринимая действительность такой, какая она есть теперь для неё...
Закрыв ставни на окнах, постояв ещё немного посреди тишины, девочка  открыла скрипучую калитку и прошла через сенцы в избу.
   В маленькой уютной кухоньке топилась русская печь, в которой весело потрескивали смоляные дрова.
   В простенке между окнами кошечка-часы неутомимо отсчитывала время, забавно кося глазами  из стороны в сторону, в такт с маятником.
За круглым столом сидели дед - Пётр Иванович и бабушка - Клавдия Никифоровна  чисто русской фамилии – Петровы и, по-стариковски,  о чём-то  негромко беседовали.
   Жили они совсем, как  по той пословице: "врозь скучно, а вместе тесно". Частенько ругались между собой и потом  несколько дней не разговаривали, переваривая обиды.
   Начинались скандалы  всегда примерно одинаково:
   -А помнишь, как ты в тридцать девятом...?
   -А ты-то, в сорок восьмом…?
   И понеслись взаимные упрёки, обвинения...
   Ольге было невдомёк: как это можно ругаться сейчас, вспоминая  то, что было  когда-то, давным-давно?!
   Она подводила их  друг к дружке и, заставляя взяться  за мизинцы, приговаривала:
   -Мирись, мирись  и больше не дерись...
   Старики улыбались и  в знак окончательного примирения трижды целовали друг друга в щёки.
   Так на непродолжительное время наступали мир и согласие!             
   Девочка  с нежностью посмотрела на  «воркующих» стариков.             Теперь это её, Олюшкины, два самых родных человека, на всём белом свете!
   Они ещё совсем  даже и не старые.
   Шестьдесят два года  деду никто не давал, хотя после похорон дочери Елены - Оленькиной матери, он сильно сдал и поседел.
   Пётр Иванович  являлся самым, что ни на есть, типичным представителем "петровской родовы": среднего роста, крепкого телосложения, трудолюбивый и выносливый.Его высокий лоб подчёркивал строгие, но вместе с тем  привлекательные черты лица. Пшеничного цвета чуб, как свидетельство не утраченной  молодецкой прыти, спадал волной, почти - что на глаза. А они у него были серо-голубые, и их ничуть даже не портило бельмо на левом глазу - "подарок" прошедшей войны. Прямой, слегка удлинённый, нос  с горбинкой  делал лицо чуть вытянутым и мужественным. Но вот глубокая ямочка, разделяющая подбородок, придавала  некоторую загадочность.
   Пётр Иванович в молодости  слыл балагуром с завидным остроумием и
чувством юмора. Но потери родных и близких людей, сделали его  замкнутым  и немногословным, что  выдавали тонкие, зачастую поджатые губы. 
   Но всё это  лишь до тех  пор, пока старенькая отцовская гармошка не оказывалась в его мозолистых руках. Растягивая меха, он мгновенно  преображался   в жизнерадостного молодца с озорным огоньком в тех  самых, серо-голубых глазах!
   Оленька перекинула  взор на бабушку.
   Та уже перешагнула полувековой рубеж и, в отличие от деда, полностью соответствовала своим годам.
   Хоть она и не родная по крови, но дороже её  у Ольги никого нет!
   Невысокого роста, полная, круглолицая, с пухлыми губами, с  большими карими глазами, обрамлёнными густыми  чёрными ресницами,  Клавдия Никифоровна  была по-своему красивой. Ей даже  к лицу был крупноватый нос картошкой. Редкие волосёнки бабушка аккуратно зачёсывала на затылок и собирала «в калачик»,  закалывая  гребешком.  Спокойная и тихая, но вместе с тем впечатлительная и суетливая, она создавала уют и тепло в доме, излучала  добро и ласку.
   Клавдия Никифоровна  на одиннадцать лет младше Петра Ивановича.
   Ещё от своей матери Ольга слыхала, что старикам досталась очень  нелёгкая  жизнь и горюшка  они  оба хлебнули  сполна.
   Да!Те  времена были суровыми! Судьба многих не жаловала, но всё-таки находилось место и  для приключений и  для радости.
   С  нетерпением  внучка ожидала вечерние посиделки, когда дед с бабушкой, управившись с домашними делами, предавались воспоминаниям. Рассказываемые  ими истории были то смешными, то печальными. Девочка не переставала удивляться, как  это они помнят  все имена, детали до мелочей, события давно минувших лет?!
   Старики  разговаривали на своем забайкальском наречии, сокращая окончания. Значения многих слов Ольга не понимала, но  её старички  были такими отличными  рассказчиками, что в процессе повествования всё становилось ясно и понятно.
   Их истории  внучка слушала с упоением,  представляя события и обещая когда-нибудь обязательно написать обо всём  услышанном  книгу.       
   -Кланя, а помнишь, каки  раньче  вечеринки-то  були, а?- спросил Пётр Иванович жену.
   Конечно- же, она  помнила, хотя  самой почти и не пришлось на них погулять. Клавдия Никифоровна задумалась, не слыша, как муж  повторил свой вопрос:
   -Нюжли не помнишь?-  и, не дождавшись ответа, продолжал. - Я  бул хошь и моложе жанихастых парней, дык они миня завсегда с собою на  энти вечеринки  брали. Ну, потому, как луччее гармониста на селе-то и  не було!- похвастался Пётр Иванович,  довольно улыбаясь.
   -А энто-то, мнученька, сушша  правды! – подтвердила бабушка, кивая головой.- Гармонистом-то  твой  дед бул исключительным, на всё село таков один! А ужо  краси-и-вый-то какой  бул! Чуб волной!
   -Дык пошто бул-то?- перебил дед жену, не согласный на её «был».- Я и нонче  ишо ничё! - он поправил поредевший чуб, пытаясь сделать из него  ту самую  «волну».
   -Хто- б сумлевалси-то?- улыбнулась бабушка. -Ты и нонче тожа браинький, тока  волосья – то шибко поредели, ды и прыть не та ужо!
   -Ничё и не поредели! Ну, рази што… маненько. И нашшёт  прыти…ты того… ну…энтого…
   Ольга с трудом сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
   Старики разговаривали совсем по-ребячьи: спорили, обижались, доказывали друг дружке. А потом, спохватившись, возвращались к начатому рассказу, не теряя нити  повествования.
   - Я днём-то тятьке подсоблял по хозяйству, а с вечера, ажно до самых первых петухов, на гармошке играл.- продолжал дед. – Дык вота, бувало раньче…
   Этими словами он всегда начинал свои рассказы.
   Вот и в эти посиделки  Олюшке предстояло услышать очередную, может быть даже и самую главную,  историю.