Пандемия красоты

Со всего незапоминающегося начала это был небольшой красный островок прыщей посреди обыкновенной человеческой, женской щеки, что неизменно портил всю улыбку, весь грациозный, в самом деле аристократический изгиб бровей, уничтожая положительное первое впечатление под большим количеством разнообразных химических пудр, бледных тоников и прочей косметики, лишь слегка прикрывшие уродство - она всегда ухаживала за своими лицом, мыла, принимала всевозможные, прямо-таки невиданные ванночки, наносила крема и маски, и как не кстати, вдруг такая мелкая, вроде было безобидная, но очень мешающая, катострофическая проблема, состоящая из нескольких пожелтевших гнойных фурункул. Косметические процедуры, народные средства, лазерные операции, чуть ли не отчаянные выдавливания, слёзы или хирургическое вмешательство - одна, медленно начинающая чернеть точка влипла, словно настоящий врождённый порок, с чем женщине и пришлось смериться, не решаясь украсить вдобавок несколькими шрамами.
Время шло, а слой оставался в пору громадным, от чего кожа однажды начала раздражаться, зудеть под лечебными препаратами, шелушиться, да ещё вдобавок и краснеть, будто явно хотела остановить несносные попытки убрать, стереть без возврата ничтожный бугорок, наполненный едким гноем, разбухавший всё больше в тонких стенках выпуклых тканей, буквально трещавшие по швам от внутренней убийственной жидкости, смерти, либо же просто случайной заражённой желтизны. Могла-ли практически безнадёжная студентка предполагать, что это не угорь, а воспалительный карбунтул? Не гнойный нарыв, а предвестник сибирской язвы ни с того ни с сего? А время всё шло, превращаясь в измученные часы за книгами, учёбой днём, и жалкими, беспомощными рассматриваниями уже не проблемы по ночам.
Прыщ рос, добираясь до таких масштабных размеров с ноготь мизинца, а затем и воспухая до указательного, попеременно то темнея, то наливаясь свинцовой тяжестью гнусного, гниющего заживо сосуда, пронзающий ранимую, очень нежную кожную ткань, впериваясь длинными, жестокими корнями в находившиеся под ними слизистые оболочки, уже заметно побаливая на внутренней стороне рта. Это был уже не безобидный подростковый период, не какие-либо изменения в железах, не слишком обильное потоотделение, раз через месяц странное заболевание оказалось в ловушке разоблачения после стойкого, но нежелательного решения мозга, очередь которого пока что не настала: остриё иглы, дрожа под воздействием волнующейся, боящейся чего-то руки долгожданной болью проткнуло телесную сферу, далее же изливаясь гнойными слезами из открывшейся раны с видными вкраплениями мёртвой, неживой, чёрной крови и побледневших струпьев. Несколько капель попало на пальцы, оставляя свой след...
На следующий день и без того покрасневшая кожа образовала на щеке до невозможности мерзкую флегмону. Ликование быстро прошло, сменившись отчаянной борьбой за то, чтобы сразу же броситься на стол хирурга, со словами  «Уберите эту кошмарную мерзость». О, если бы так оно и было, девушке позволено было бы жить, а не пытаться избавиться от приближающейся смерти! Днём она вполне полно отобедала, купив себе кусочек пиццы — загрязнённые пальцы вкусили мягкую и податливую питающую ткань, безропотно, с таким сатанинским удовольствием входя в царство готового желудка, отбираясь и мягко, плавно, как по плану изучая внутренний мир вместе с кровью. Было поздно — болезнь уже захватила её с её же головой.
С момента освобождения наружу кровоточащей, чёрной и одновременно желчной, слезящейся массы прошло несколько обыкновенных дней на этот раз борьбы с посиневшим, воспалившимся лицом, нещадно болящее и рвущее нечто, что зарождалось внутри готовящимся кошмаром от прыща и до глубокого кратера, смотря в который можно было даже различить проводящие мышцы, отвечающие за мимику, и подкожное мясо, сначала бледно, ну а поле денно и нощно гниющее открывшимся, счастливо опухшим нарывом. Но теперь же  речь пойдёт совсем не о физической стороне её престранного заболевания.
Голова часто болела, как после жестокого похмелья, часто отзывалось внезапной мигренью в районе висок, как и живот, неумолимо выносящий в себе плод уродского творения. Не на шутку развившаяся гангрена более не тревожила девушку, в том числе и новые спутанные нарывы, из которых постоянно выглядывало нечто мерзкое, тёмное и вьющееся, вроде потливых червей-волосков, тоже желавшие наблюдать всем своим невероятным существом творившееся и запредельное развитие всевозможных признаков. Ей часто хотелось есть, особенно мяса и чего нибудь твёрдого, отчего кровожадно подсела на животную пищу, глотая жаропонижающее и снотворное, дабы забыться редким, лихорадочным сном, размазывая по подушке жидкую, светлую кровью. Вонь, разносившаяся от её рук, кожи на лице и на дряхлой, до недавнего времен молодой шее, была нестерпима не только от немытого белья, но от постаревших морщинок, крапинок и заживо гниющего вида. Зубы кишели микробами и съедающим кислотным кариесом; ей постоянно казалось, что в её волосах, под кожей, в самих венах, в частности на лице, существует что-то крепко держащее, без устали грызущее всё её горящее тело, но больше всего захватывающий ужас, неприязнь и мерзкое отвращения было от просыпающегося внутри чувства чего-то живого, длинного и склизкого, ползающего в её запястьях вместо крови, перемещающееся по стенкам кишечника, нечто червивое и усикоподное, жидкое, разъедающее изнутри — она пыталась избавиться о этого, расчёсывая эти места, покрываясь от любого шевеления мурашками, но верно знала, что конец был близко — она умирала.
Постепенно начали заканчиваться медицинские средства, потому девушке пришлось спуститься недалеко к аптеке, на некоторое время проблеска сознания, вовсе позабыв о своём внешнем виде купить лекарства. Глупо, но что поделаешь, она быстро и неряшливо оделась, вышла, сторонясь людей и отворачиваясь от них. Её тошнило при виде приятных и не очень лиц, но увы, отвернуться в аптеке у неё не получилось. Только открыв рот, выдохнув невыносимо-трупный смрад, продавщица слабо взвизгнула, с бешено колотящимся сердцем бросившись к стене. Кто? Она? От неё? К стене?! Её затошнило, охватила невероятное отвращение, душевная боль, а раздражающаяся нужда почесаться решила всё за себя — кровь, безмолвная кровь по дребезжащим стёклам, дрожащие от животных криков и стонов.
Монстр, монстр, поселившийся внутри этого чудовища кричал и рвался, уродовал, вновь и вновь причиняя боль трупу — она была красива, прекрасна, совершенна и обаятельна! Аптекарша не испугалась её красоты, она увидела в ней уродство!..
Вскоре она опустилась на колени, в истощении дрожа и подгибая колени. Любопытная публика вызвала скорую и полицию. Среди многих оказался и какой-то молодой журналист, попробовавший поближе подобраться к этой живописной картине. Назавтра под его носом, у самого кончика ноздри образовался жёлтый нарыв, странно напоминающий прыщ на этой ровном, чистом смуглом лице...