Домна

Песок тот же в часах.
И каждый день.
Она приходит с обидой:
- До чего же издивленный! Вот как такие люди бывают!
Что случилось?
- Да как же: сварила овсяную кашу, овёс хороший такой, пошла к нему - покушай каши, пока горячая, ведь совсем не ешь ничего, целый день голодный ходишь. Я, говорит, Домна Платоновна, маковой росинкой сыт бываю и ангелы приносят мне... забыла я, что приносят. А вы, говорит, воительница и не от мира сего. А я лучше потом попозже картошечки поджарю и вас приглашу. Очень мне нужно.
Картошка жареная нам первый враг. К тому же Филий Фотиевич жарит "картошечку" по своей методе, по словам Домны Платоновны, совсем без масла, отчего она получается чересчур жареная, а сковорода быстро портится и выходит из строя. На этой почве они спорят и ссорятся почитай через день.
- Ему хочешь как лучше, а он нарочно всё перевернёт и наговорит бочку арестантов, - резюмирует Домна Платоновна.
Она сжимает сухие маленькие кулачки. Сама маленькая, устойчивая, крепкая в части основания.
Просто Филий Фотиевич научный человек.
- Да никаких он наук не знает. Попросишь розетку заменить, искрит, - нет, вызывайте электрика. А электрика в нашей управляющей компании нет, это нужно звонит в аварийку. Я позвонила, а они - за вызов 250 рублей и за работу 450... Это одна розетка выходит в 700 рублей?! Нет уж, пускай я лучше квартиру сожгу и весь дом.
Искрит?
- Искрит.
Он не из таких наук, Домна Платоновна, он вот ночами всё сидит, читает Библию, и Коран читает, и Вендидад, и Ломброзо, и Пушкина, и всё читает, читает, а потом сидит и пишет, пишет... Важно написать, а там прочтут кому надо. Человек посвятил себя внутренней работе, презрел успех...
- Да какой успех?! Он слова такого не знает, успех! Презрел успех - это вот, добилась я, положим, чего-то и говорю: спасибо, не надо! Не надо мне цветов, денег, вот этого всего, я презираю успех! Вот как. А если человек как сыч в норе сидит и выходит только раз в день в магазин "Посуда", откуда у него будет успех?
Разошлась не на шутку. Скоро ли Новый год? Может, сегодня?
- Неделю назад был. Неделю в новом году живём, никакой разницы. Кошек прибавилось только у меня, вот и вся разница, - садится на любимого конька Домна Платоновна.
Она сжимает кулачки.
- И что же это за люди такие безжалостные - животинку на мороз выгнать? Опять у меня в том доме новый кот, рыжий, большой, сразу видно, что домашний. И через двор кошечка беременная в подвале. Я туду в дырочку даю ей корм, а она глупая - лапой цап меня...
Она улыбается грустно и ставит на плиту большую кастрюлю с водой. Будет варить для кошек макароны. Готовый продукт Домна Платоновна сдабривает немного рыбой, немного мясом... не очень вкусно, не так чтобы сытно, - по деньгам...
- Он мне на Новый год подарил сковородку. Купил, видно, в магазине "Посуда". Ничего, большая, красивая. Китайская. Сами не умеем уже и сковородку сделать. Антипригарная, всё. Крышка, лопаточка силиконовая. Старую-то испортил сковороду, без масла жарит, так сгорело покрытие, - объясняет Домна Платоновна, по ходу дела засыпая в кипящую воду макароны.
Макароны валятся и шумят, как лес, приятным шумом и шёпотом: что мы слышали... что, что слышали?
А вы что подарили ему?
- А я деньги за сковороду вернула.
Как же вы узнали, сколько нужно, или он так прямо с чеком и дарил?
- А сходила посмотрела, почём такие сковородки с крышками. Столько и вернула, тютелька в тютельку. Уж я знаю, куда он ходит. Потом сидит, там кафе на первом этаже, пьёт кофе да смотрит на тёток.
Да откуда же вы это знаете, Домна Платоновна?
- А знаю. Знаю, и всё.
Слышали? Слышали! Что мы слышали...
Много-много лет прошло с той поры, когда моя собеседница была влюблена в Филия Фотиевича. Ночью звонила ему на городской телефон, а когда Филий Фотиевич купил, как все люди, мобильный, и на мобильный звонила. Хохотала в трубку. Или медленно, медленно, засыпающим голосом говорила, как бы теряя силы: "Прощай, завтра меня не будет... прощай, не поминай лихом..." И так за ночь несколько раз. Филий Фотиевич, тогда человек молодой и с приверженностью, навещал после каждого звонка холодильник на кухне - осадит рюмку, и полегчает ему на время.
Она поступала, как женщина достаточно умная, чтобы определить объект своего влечения и определить в том смысле, что сам-то он, может быть, и красен и хорош, но вот только к ней прямого отношения не имеет, и не предназначен, а обозначен лишь, как некая возможность.
Разумеется, таких страстей конец бывает никакой. Домна Платоновна остепенилась и принялась за кошек. Звонить она перестала. Совсем. Филий Фотиевич ещё попил-попил годик-другой, да и оставил пагубную привычку, ради Корана и других опиумоподобных текстов. Судьба свела этих двоих не для счастья одного из них и не для несчастья, а в силу недогляда где-то там, где планируются подобные своды и разводы.
Сейчас он стоит посреди своей комнаты, среди книжных завалов, и разводит руками:
- Мало того, что графоман, так ещё и маттоид! Вот, Ломброзо пишет... Графоман ну ещё куда ни шло.
Всякая новая книга производит в нём "перемену лиц и физиогномии", по выражению писателя Гоголя. Как теперь говорят, разрыв шаблона. Филий Фотиевич верит в свежее достоинство пойманной рыбы со всей искренностью простого рыбака, произведённого в ловцы человеков.
- Ну так чистая же правда.
Сел, руки на коленях... Филий Фотиевич невелик ростом. Довольно длинные волосы он обыкновенно собирает в хвостик. А для случаев романтических, например, собираясь в "Посуду", картинно распускает по плечам. По утрам он делает зарядку, а потом радостно кричит под обжигающим, совершенно ледяным душем. Вечером тягает гантели, ухает как лесная птица, наухавшись, сядет в позу дза-дзен (на пятки) и так может сидеть долго, не сводя глаз с некоторой точки на полу примерно в полуметре от местоположения сидельца.
- На ночь только не советуют медитировать. А так можно. Не вредно.
Сейчас он в расстройстве и в рассуждении: то ли сесть в позу дза-дзен, то ли заняться неурочной гимнастикой с отягощениями. Так его Ломброзо сбил с панталыку. Увидев это, я незамедлительно спрыгиваю оттуда, где я люблю вполглаза дремать, и к нему на колени. Топтаться. Нынче силы наши, мои и его, уже не те. А в прежние-то времена, бывало, по часу топтался, урчал, выпускал когти. Было, было это.
- Вот у  меня, - только что неприлично, а то показал бы, - ноги по сих пор в шрамах незаживающих. Он же не соразмеряет, топчется. Медведь этакой.
- Что же вы позволяете, ведь он же вас изуродовал, - ахает Домна Платоновна.
Ну а как? Дано, значит - терпи. Значит, так надо. Это не обсуждается.
Всякому своё послушание. Одному репу сажать вверх ногами, а кому-то кота-топтыгу терпеть.
Топчемся... Филий Фотиевич доволен:
- Аккуратно. Только ты не увлекайся, пожалуйста. Меру свою знай. Он мало что топчется, он потом спать уляжется. И не тронь его, и не замай. А начни высаживать, так ещё, пожалуй, зубами прихватит или лапами вцепится... Ну спи, спи. Не ругаюсь я, не ругаюсь.
После ночных звонков и того послушания, Домна вцепилась в белый порошок и в короткий срок спустила имущество, все денежки, а потом и квартиру. Когда новые владельцы выкидывали её на улицу, в присутствии участкового (в сторонке маячил под березами), Филий Фотиевич случайно шёл мимо - в "Посуду". Случайно он оказался в самой гуще событий, правда, ненадолго: успел только мигнуть - и вот, уже лежит под берёзой, голова на коленях у Домны Платоновны, глаз у неё подбит и вот-вот закроется.
- Буду тебе кашу варить по утрам, - пообещало заступнику лихо одноглазое.
Несмотря на трудности с артикуляцией и шевелением губами, заступник отрёкся твёрдо и ясно:
- Я кашу не ем!
Так сошлись и живут.
В прихожей слышится шуршание газет. Это Домна-воительница собирается в поход на кошек и готовит валенки, наворачивает туда старые газеты в несколько слоёв, для тепла. Валенки на несколько размеров больше, поэтому требуют много газет. Снарядив обувь, Домна Платоновна с такой же тщательностью, не упуская никакой мелочи, собирает свои сумки, мешочки и пакетики. Собирается сама: две куртки, обе на рыбьем меху, валенки, шапка, одна рукавица - на левую руку: "А как же кошкам давать - в рукавице?!"
- Ну, я пойду. Пять часов. Много ходить не буду, за школу не пойду сегодня - там я вчера хорошо покормила одноглазого и Марусю.
- Счастливо, - Филий Фотиевич запирает за ней двери.
До возвращения Домны Платоновны он будет сидеть со светом, умостив на коленях сами понимаете кого. Будет читать что-нибудь, всё равно что, или писать новый текст. А по возвращении терпеливо и не перебивая выслушает обстоятельный отчёт о сегодняшнем кормлении: кто пришёл, а кто не пришёл, был ли новый рыжий котик и как неизвестный мужик заругался из окна и пообещал убить, "если увижу ещё раз". Всё это знакомо, меняются только подробности. Не рыжий котик, а чёрный. И не мужик, а баба: пыталась палкой ударить прямо с лоджии.
Расставив свой упаковочный арсенал по местам, Домна Платоновна начинает варить овсяную кашу. Филий Фотиевич идёт спать. Обиходец, говорил писатель Шмелёв.
На часах у одних утро, у других вечер. А у кого-то ещё ночь кромешная.
Так живут эти двое: две малые песчинки в больших часах. А я присматриваю за ними. Я, третий.
Идём.
Песок всё тот же. Песчинки только меняются.


2016 г.