Кровавый эликсир

- Как ты, Света?
- Еще с километр пройду.
  Моему мужу, Игорю, тоже нелегко. Лицо обветрилось и обгорело. Я прижала руку к правому боку.  Боль начинала всегда вырастать оттуда. Сначала маленьким острым язычком. Потом расплывалась огненным островком. А через некоторое время заливала туманом голову. Нельзя снова допустить до этого. Надо в любом случае сохранять ясность мысли. Иначе не выжить.
   Самое смешное, что нас никто не будет искать. После развала Союза тянули с переездом в Россию до последнего. За пятнадцать лет мы с мужем привыкли к непростой жизни в Казахстане. У нас была работа, маленькая квартира. Не было детей. Все наши русские друзья давно переехали и пишут нам письма из разных городов России, что хорошо устроились и с работой, и с жильем.
   А мы все тянули. Пока я не забеременела. Моему малышу уже три месяца. Муж о нем еще не знает. Как только я почувствовала в себе новую жизнь, желание уехать стало непреодолимым. Я хочу, чтобы мой ребенок вырос русским, а не полуказахом.
  Причину я сразу же нашла. Просто уволилась с работы. Мужу сказала, что не смогу сработаться с новым главным бухгалтером. Искать другое место не было смысла. Это был хороший повод для переезда.
   Муж согласился и тоже рассчитался. Вещи отправили контейнером в Астрахань. Сами решили ехать из Гурьева вслед за вещами на машине. Чуть более пятисот километров по полупустыне. Когда мы смотрели по карте, то дорога казалась такой короткой. Пять-шесть часов по укатанной трассе. А в Астрахани решили определиться, оставаться там или ехать в любое другое место. Ни у меня, ни у мужа родни в России не было. Мы выросли с ним в одном детдоме, и вот уже пятнадцать лет не расстаемся.
   Погода испортилась уже через час после выезда. Сначала поперек дороги замелькали шары перекати-поля. Потом пошла поземка. Мельчайший пелена песка поднималась все выше и выше над дорогой, и, наконец, скрыла ее совсем. Я села за руль, а муж шел впереди машины. На такой жаре в тридцать градусов и на повышенных оборотах двигатель стал перегреваться. Каждые пять минут приходилось останавливаться.
   К вечеру, когда машина первый раз увязла в песке, мы поняли, что сбились с дороги. Надо было сразу остановиться и ждать звезд, чтобы определиться с направлением. А мы упорно двигались вперед. А может и назад. Разве поймешь в этой гудящей серой пелене?
   Из второй впадины выбраться не удалось. Машину прямо на глазах заносило песком. Мы еле успели вытащить еду, воду и два верблюжьих одеяла. Наступала ночь, а здесь даже летом ночью температура падала ниже десяти градусов.
   Сделали из одеял рюкзаки, сложили в них все припасы и пошли пешком. Когда мы выезжали, ветер дул справа. Поэтому старались придерживаться этого направления.
Ни деревьев, ни холмов, ни озер. Ничего. Полупустыня. Редкая желтая трава и норки сусликов.

    Сегодня уже третья ночевка. Ветер  не стихает. Муж все считает шаги. Говорит, что сегодня за десять часов мы прошли двадцать километров, а значит за три дня – около шестидесяти. Проехали мы двести. Если идем правильно, то должны находиться точно посредине между Гурьевым и Астраханью.
   Такими темпами нам идти еще дней десять. Если стихнет ветер, можно идти быстрее. А быстрее надо, так как осталось всего четыре полторашки минералки. Шесть литров.
     На шестые сутки ветер стих. Вокруг до самого горизонта – ровная поверхность. Клочки сухой травы и шары перекати-поля. Воды осталось ровно полбутылки.
    А на седьмые сутки у меня появилась эта боль в правом боку. Муж ночью по звездам определил, что мы идем правильно. Сказал, что осталось еще километров сто. Но и их надо пройти. Последнюю банку консервов  съели день назад. Вчера просидели часа три над норкой суслика, но тот так и не появился. В детстве мы выливали их водой. Но у нас ее – всего полбутылки. Игорь не падал духом. Все время шутил. Я пыталась в ответ улыбаться. На разговоры у меня сил уже не было.
    На восьмой день я не смогла встать. При первом же движении меня свалила резкая боль в животе.
   И тут я поняла, что это умирает мой ребенок. Эта боль была предупреждением. Плод требовал питания и воды, но ничего этого уже не было. К обеду у меня резко поднялась температура. Сознание мутилось.
  Ночью я проснулась от холода. Сначала холод мне приснился. Холодный снег облепил меня, и я превратилась в снежную бабу с красным носом-морковкой. Я оторвала этот нос и съела. Потом увидела облепленного снегом Игоря. Я оторвала нос-морковку и у него. Но пить хотелось все больше. И я стала сначала слизывать с Игоря снег, а потом кусать и глотать холодными кусками. И боль отпустила меня.
  И вот опять холод. Но это уже не сон. Я потрогала бок. Боли не было. Вверху – черное, истыканное звездами небо. Почему на мне нет одеяла? Почему на Игоре – два? Я схватила край и потянула на себя. И закричала.
  На шее Игоря кровоточила черная рана. Я потрогала свои губы. На них была кровь. Вот почему мне стало лучше…

   У меня родилась девочка. Я назвала ее Мэри. Как напоминание о давшем ей жизнь эликсире.