Воскрешение к жизни - Дмитрий Шаповалов

Первый луч восходящего светила робко пробрался сквозь неплотно зашторенное окно, не торопясь пересёк комнату и застыл, озаряя солнечным светом, лицо лежащего на диване человека. Проснувшийся мужчина тихонько откинул покрывало и, потягиваясь, прогоняя остатки сна, вышел на крыльцо маленького, уютного коттеджа, с трёх сторон окружённого лесом. На поверхности, находящегося рядом, небольшого пруда, зажглись переливчатые блики. Человек, прищурившись от удовольствия свежести утра, ещё не решил, что предпримет, и в этой неопределённости покачивался на босых ногах с пятки на носок. В глазах зажглись искорки азарта. С места, одним прыжком, перемахнул через перила. Мягко приземлившись на руки, перекатом через голову поднялся на ноги и, оказавшись у кромки воды, с глухим выдохом: «Ух, ты!», бросился в прозрачную, сохранившую ночную прохладу, толщу воды. Донырнув до дна, с усилием оттолкнулся и, придав телу дополнительное ускорение, вынырнул у другого берега. Отфыркиваясь и тряся головой, пытаясь выбить попавшую в ухо воду, вышел на «оперативный простор». Не изменяя заведённому порядку, стал будить мышцы гимнастикой, подставляя светилу капельки воды, которые, по мере выполнения упражнений, заменялись бисеринками пота.
Утренняя разминка была в самом разгаре, когда на крыльцо, тихо притворив за собой дверь, вышла женщина. Прислонившись к одному из столбов, подпирающих крышу с резным карнизом и, ёжась от утренней свежести, посильней запахнула халатик. Она смотрела как на песчаном берегу, муж сражается со своей тенью, но мысли снова возвращались к их встрече после той роковой экспедиции. Ничего, не зная о случившемся, была шокирована, увидев перед собой съёжившегося, колючего, опустошённого и безумно уставшего человека. Он был так не похож на того Димку, которого знала всегда. Сжатые губы изредка искривлялись в тяжелой, горькой усмешке. Глаза, обычно добрые и искрящиеся смехом, были пусты и бесчувственны. Лёгкие, почти невидимые, ниточки седых волос превратились в широкие белые пряди. Если честно, она даже испугалась, но женская интуиция подсказала, что за этим скрывалась душа, измученная и истерзанная чувством непоправимой вины. С тех пор прошло немногим больше полугода. Как огонь плавит масло, так и её нежность растопила лёд, скопившийся в глубине его сознания.
Задумавшись — не заметила, как он, увидев её, с юношеским азартом бросился в воду, в один миг, преодолев разделявшую их преграду. Она очнулась, когда муж, взбежав по ступенькам, с разбегу упал перед ней на колени и уткнулся, своим мокрым и сияющим лицом в ставший довольно заметным, живот.
Оттянув его голову за седые волосы и, нисколько не сердясь, шутливо проворчала:
— Ну-у, Димка, ты же весь мокрый. Я тебе что, полотенце?
— Аля, Алечка, Аленька, Алюночка, — мягко, словно пробуя на вкус, наслаждаясь этими звуками, прошептал великовозрастный хулиган.
Он бережно обнял её ноги и медленно встал, поднимая свою жену вверх. Аля уперлась ему в плечи руками:
— Ой, уронишь!
— Ни-ко-гда! — по слогам прокричал он. — Видишь, какой я сильный? Могу поднять вас обоих.
— Пусти силач, завтракать пора и собираться, — и когда таким же образом, снова оказалась на досках крыльца, приподнявшись на цыпочках, поцеловала:
— Мы же завтра уезжаем, ты не забыл?
Муж разжал свои объятия:
— Да нет, — его голос сразу поскучнел. — Может, отложим на недельку? Так не хочется перебираться в город и к тому же, посмотри, какая здесь красота, чистый воздух, природа. Сама говорила, что здесь тебе лучше. Ну, останемся? — Его лицо приобрело жалостливое, просящее выражение.
Аля, стоя в дверях повернулась:
— Дима, не надо. Мы же об этом договорились, — и, видя, что он продолжал стоять с обиженным видом, добавила. — Начинает холодать, а нам это вредно.
После такого веского аргумента Дмитрий поднял руки вверх и вздохнул:
— Сдаюсь, сдаюсь. Так и быть, раз вас двое, а я один, то уезжаем завтра. Да, кстати, — он быстро перевел разговор на другую, более приятную для него тему, — а что у нас на завтрак? Чем собираешься кормить мужа?
— Что приготовлю, то и съешь, — входя на кухню, ответила Аля.
— Позвольте-позвольте, так дело не пойдет, — он уселся в углу на табурет, — а может мне хочется цыплёнка-табака с соусом сацибели или, на худой конец, седло барашка по-итальянски, в чесночной подливке?
Аля, повязывая фартук, улыбнулась:
— Извини, сегодня будешь есть салат с жареной рыбой.
Дима улыбнулся и пробурчал:
— Салат так салат.
Углубившись в приготовление завтрака, Аля не услышала, как муж вышел, принял душ и, переодевшись, снова занял наблюдательный пост. Он смотрел на жену и в который раз ловил себя на мысли, что очень её любит. С того момента, когда в их классе появилась новенькая — он стал пленником её светлых, чуть рыжеватых волос, маленького, слегка вздёрнутого носика, с лёгкой россыпью аппетитных веснушек, нежных губ и бархатного голоса. А в глазах, тёмных и удивительно глубоких, как сама Вселенная, утонул полностью и бесповоротно. Увы, тогда он был для неё не на первом месте.
Прошла школьная пора. Мгновенно пролетело время учёбы в Академии космоса. Приехав, после распределения, в отпуск и узнав, что его Аля снова стала Ивановой, бросился к ней, во второй раз, предлагая руку и сердце. На этот раз категорического «нет» сказано не было, но и долгожданного «да» тоже не прозвучало. Не догуляв положенного, с головой ушел в работу. Бороздил Дальнее Внеземелье. Доставлял грузы и пионеров-строителей к внешним планетам. Помогал основывать форпост на Плутоне. Принимал участие в эвакуации базы с Титана. Командовал экспериментальным лунником при высадке на Европу. Совершил первый гиперпрыжок. Прослыл везунчиком. Но даже эта репутация не помогла ему в последнем рейсе...
Ласковое прикосновение вывело его из состояния воспоминаний. Помотал головой, словно отбрасывая мрачные мысли, и поднял глаза.
— Ну что, Малыш, завтрак готов? — улыбаясь через силу, спросил у Али, глядевшей на него печальными глазами.
— Что, опять вспомнил?
Димка молча кивнул. Она положила свои руки ему на голову и стала тихонько гладить жёсткий ёжик волос. Минут через пять он снова посмотрел на жену:
— Спасибо, — голос прозвучал сдавленно и хрипло. — Давай есть, а то остынет всё.
За завтраком он много шутил, смеялся, но в глубине его глаз Аля видела сжавшуюся и притаившуюся пружину. Там, глубоко в подсознании, находился чужой и пугающий мир. И хотя, с каждым днём эта пружина постепенно расслаблялась, она могла ещё больно ранить дорогого ей человека.
День прошёл в хлопотах и сборах. Занимаясь ими, вертясь в хозяйственной суете, Димка заставил себя забыть о том, что крылось в нём и напоминало каждый раз, стоило остаться одному. Тогда, перед глазами вновь и вновь всплывала картина последней экспедиции. Начало полёта сжималось до одного-двух кадров. Затем, медленно и величаво в его сознании появлялась раскалённая голубая Вега, и вместе с ней приходили ужас и беспомощность. Вега... Двадцать пять светолет с хвостиком. Рукой подать. На древнеарабском — «Падающий орёл». Красиво и величаво. Только, вместе с этой звездой, его память начинала падать, проваливаться, пикировать, достигая дна подсознания, вытаскивая на свет всё пережитое. Воспоминания подавляли своей мощью, вытесняя из распахнутого настежь сознания обыкновенные человеческие чувства…
Но всё заканчивается. Вот и Солнце сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее, стало скрываться за теряющимся, позади коттеджа, лесом. Два любящих человека, стояли на крыльце, наслаждаясь вечерней тишиной и спокойствием. Лёгкий ветерок обдувал довольные лица, светящиеся любовью и счастьем. Тонкий, невесомый серпик Луны стал прорисовываться на небе, словно начинающий художник нанёс на холст первый мазок и испугался сделанного. Линия, противоположная закату, стала темнеть. Горизонт был расписан нежными оттенками. Графитовый тёмно-серый, плавно перетекал, через серо-малиновый, в тёмно-голубой цвет аквамарина. И вот наступал момент, когда чернота наступающей ночи должна была, неуловимым скачком, завоевать всё небо.
Аля тихонько, чтобы не спугнуть всю застывшую тишину этого момента, произнесла:
— Димуль, пойдём в дом, а то я немного озябла.
Он слегка сжал её плечи, опустил глаза и, уткнувшись лицом в душистые волосы, так же тихо произнёс: «Пойдём».
Так происходило практически каждый вечер, и Димка знал, почему супруга не дожидается момента, когда на безупречно чёрном небосводе начнут загораться искорки звёзд. Она волновалась — звёздные искры смогут разжать чужеродную пружину. Звёздный капитан был бесконечно благодарен ей за это. Аля подарила ему снова желание жить. Жить и любить.
Закончился очередной день. Наступила тихая и покойная ночь. Димка тихонечко подул на умиротворенное личико жены, которая уснула, уютно устроившись у его бока. Её маленький носик смешно сморщился от этого дуновения, и, глядя на него, он спокойно уснул, моля Великий Космос не насылать на него очередной кошмар сновидений.
Но молитва не была услышана.
Лишь только его сознание отключилось от реальности, в нём, с ошеломляющей чёткостью, замелькали кадры последней экспедиции «Кавказа», гиперлёта I класса, капитаном которого был он, Дмитрий Шалов.
Достигнув Веги, экипаж почувствовал себя лишним в этом чужом для них мире. Казалось, сама материя даёт бой вторгнувшимся в её пределы людям. Она то сжимала гравилёт в своих объятиях, становясь плотной и вязкой, то вдруг отпускала, закручивая невидимые нити силовых полей в бешеном танце.
По корпусу звездолёта проносились радужные разряды «молний». Приборы пристыжено молчали, не реагируя на не известные им излучения. На границе силового поля, время от времени, появлялись ажурные импульсы, словно паутиной окутывающие защитный кокон корабля, точно проверяя его на прочность. Экипаж, пытался понять сущность происходящего. На ум приходили совсем не научные термины — вспученность, вздыбленность, вспененность…
Корабль, несмотря на яростное противодействие, дошёл до точки назначения. Финишной целью оказалась кратная планетарная система. Газовый коричневый карлик, размером в пятнадцать юпитеров и... землеподобная планета, вращались вместе вокруг раскалённого, сплюснутого, от сумасшедшего вращения, эллипсоида веганского диска. Началась планомерная работа по сбору телеметрии спутницы газового гиганта. Зонды, направляемые к планете, через одного исчезали с экранов слежения. Поступающая информация противоречила сама себе. Одни из получаемых картинок умиляли пасторальными пейзажами. Сверкающие, алмазными искрами, горы. Сочная, непривычно коричневая трава, бескрайним растительным океаном колыхалась в такт порывам ветра. Маслянистыми, тяжёлыми валами накатывали морские волны на безжизненный обсидиановый пляж. Другие, пугали, не менее реальными, апокалипсическими видами... Несущиеся, грязно-бурые облака, крутясь в бесконечном вихре — усеяны сетями электрических разрядов. Многокилометровые молнии боролись между собой за право быть самой величественной из всех. В этой битве они походили на разветвлённые корни разросшихся в поднебесье деревьев. Между зарницами — смерчи, ветровороты и циклопические вихри играли в дьявольские «пятнашки».
Командир раздражённо крутил в руках электронный дозиметр, выслушивая скупые и противоречивые доклады научной группы. Выстраиваемые графики температур, давления, газовых характеристик, радикально менялись по мере поступления новой информации. Единственное, что было общего и постоянного — капсула безопасности земного гравилёта вырисовывалась на всех, принимаемых информацию, экранах, да искажённый сигнал бедствия, как монотонные капли воды стучался в подсознание.
Заседание Совета корабля вспоминалось тезисно:
— Мы не можем посылать людей…. — глава научного отдела был категоричен, — мало информации…
— Давайте рискнём, техника надёжная, лучшая группа… — командир десантников придерживался противоположной точки зрения — негоже возвращаться, бросив своих...
Задача, поставленная перед спасательной экспедицией, была проста и лаконична: «Достичь системы Веги. Определить место катастрофы «Буревестника». Провести комплекс аварийно-спасательных работ». Часть задачи выполнена — Веги достигли. Определили место катастрофы. Обнаружили на планете капсулу безопасности корабля. Установили пеленг. И всё… Противоречивость и скудность информации не давала покоя командиру. Шанс выжить есть всегда. Не всем, конечно… Воспользовался ли им экипаж «Буревестника»? Или там, на планете, пустая железка? А если нет? Время и капсула спасения давали шанс. Ведь кто-то должен был остаться в живых! Не могла быть уплачена космическая дань всеми и сразу!
— Мы не имеем права посылать десант, — ещё раз повторил руководитель научного отдела, — планета станет братской могилой…
— Инженерный отдел, что со связью!?...
Проклятая планета… Она не давала управлять автоматами. Связь. Связь. И ещё раз связь! Её просто не было. Уже несколько разведкапсул, начинённых умнейшей автоматикой, самые совершенные из когда-либо созданных, торчали китайскими болванчиками на поверхности, не отзываясь на сигналы инженеров «Кавказа».
Перед капитаном всплыло лицо его друга, добродушного Вальки: «Ты Димон, конечно лучший, но экспериментальный гипер доверили мне»... «На мой век хватит. Ты обкатаешь, а я в Туманность прыгну».
И вот прыгнул… Только не к Андромеде, а в другую «туманность», где пропал «Буревестник», успев подать сигнал бедствия.
Взяв управление на себя, капитан решил на низкой круговой орбите пройти сквозь верхние слои атмосферы над местом обнаружения капсулы. Зачем это делал? Что хотел разглядеть сквозь бушующий и ревущий океан воздушной грязи? Никто не знал. Он тоже...
Едва пламя двигателей коррекции коснулось верхних атмосферных слоёв, как на корабль обрушился мощный ультразвуковой удар, чередуемый инфразвуковыми колебаниями. Стройный конус гипера начал заваливаться вниз, к поверхности, словно повинуясь приказу неизвестного кукловода. Финишным аккордом пришёл пси-удар. Казалось, все нервные окончания на живую выдирают из тела. Капитан стал ощущать горький запах искусственного освещения, слышать одежду на теле, чувствовать прикосновение ароматов страха, ненависти, злобы. Весь окружающий мир закружился, пытаясь растворить человека в себе. Его чувства падали в бездну страха, а эмоции словно высасывались через сияющую тонкую нить, вьющуюся с поверхности планеты. Перед глазами — калейдоскоп цветных пятен закружился в сумасшедшем танце. Человек раздваивался. Водоворот цвета и оглушающей тишины, сменялся шквалом какофонической симфонии и бесцветным ничто.
Продираясь сквозь костяные заросли ослепительной боли и режущие иглы бархатной тьмы, чувствуя — ещё секунда и наступит потеря сознания, Дмитрий рванул на себя ручку аварийного старта, проклиная эту планету, звезду и всю Вселенную… А затем он очнулся за несколько десятков тысяч километров от Веги. Опустошённый, пропущенный через планетарную мясорубку, оглушённый и ослеплённый мозг на уровне заученных тренингов выполнил гипер-комплекс процедур. Расчёт координат Солнечной системы… Разгон, набор необходимой скорости… Прыжок в подпространство… Забытьё всебесцветной иной материи и после финиш-выхода — «MAY DAY»…. Только ощутив знакомую вибрацию аварийного «луча» стыковки, позволил себе роскошь забыться, потеряв сознание.
***
Врачи вылечили тело, но разум не забыл выпавших на его долю перегрузок и нечеловеческих эмоций. Даже по прошествии месяцев мозг выплескивал наружу чужой мир, иные звёзды, чуждое пространство. В эти минуты его глаза покрывались пеленой боли и отчаяния. Боли от того, что он, человек, ничего не смог сделать, не смог понять произошедшего. Отчаяния — от оставшихся навсегда в далёком секторе пространства его друзей, товарищей... По службе ничего, практически, не изменилось. Действия признаны правильными. Вот, только, несколько рапортов о переводе с «Кавказа», изредка косые взгляды, да приглушённый шёпот, время от времени за спиной: «Вот, тот капитан…бросил…оставил их там…».
Физически он был здоров, психологически — был ещё с Вегой. Когда капитан смотрел на звёзды, слышал о них или, даже, просто видел форму звёздного флота, пружина, сжавшаяся, притаившаяся в глубине подсознания была готова разжаться в любой момент. Спасало, что всегда в эти минуты, рядом была его Аля. Как громоотвод вбирала в себя чужеродный заряд. Пытаясь забыть этот кошмар, переехали за город. Сняли уютный домик в глуши лесного массива, подальше от магистральных трасс и немого укора Валькиной супруги. Отказались от информ-каналов. Заблокировали входящие визоры вызовов. Они наслаждались тишиной, простым уютом и собой…
И с этой мыслью он проснулся. Взгляд бешено метался в полумраке комнаты. Сел, чувствуя, как липкий пот струится по всему телу. Вытирая лицо и коснувшись волос, он услышал их лёгкое потрескивание. Небольшие голубые искорки статического электричества растворились в темноте ночи. Рядом беспокойно зашевелилась Аля. Даже во сне — помогла вырваться из лабиринта мрачных сновидений.
Затаив дыхание, тихо выскользнул из-под простыни. Пошатывающейся походкой вышел на кухню и, достав из холодильника пакет с грейпфрутовым соком, жадно осушил половину. Холодная горьковатая жидкость немного привела чувство. Захватив сигареты, на дрожащих ногах, вышел на крыльцо. Опустился на деревянные ступеньки, ощущая их шероховатую поверхность, и в ночи загорелся одинокий огонёк. Струя душистого, тяжёлого, от ночной влажности, дыма, коротким столбиком ушла вверх. Ушла туда, куда смотрел Звёздный капитан. Он глядел на бескрайний полог вселенского мирозданья, по которому россыпью драгоценных камней были разбросаны мириады звёзд, и невольная слеза покатилась по его щеке. Он не мог отвести глаз от разбросанных по небу искр, этих манящих ночных светлячков. Вместе со слезами выходили боль, страх, скорбь и чувство вины. Дремавшая пружина, разжалась, и случилось это мягко и буднично.
В пальцы ткнулась боль от тлеющей сигареты. Он тяжело вздохнул, сглотнул подступивший комок к горлу, прикурил от не потухшего окурка и хрипло выдохнул в Пространство:
— Я возвращаюсь! Ты слышишь меня? Ты не сломало меня, тебе это не удалось! Я разгадаю твои тайны, а что не смогу, — его голос сделался глуше, — доделает мой сын. Он пойдет с моими знаниями дальше, чем я. Ведь он будет сильней и мудрее меня.
На безлунном небе калейдоскоп звёзд выстраивался в чётком, веками заведённом порядке, сплетая знакомые очертания созвездий. По тёмному, слегка подсеребрённому, звёздным светом, небу, пронёсся метеор. Вспыхнул, вспарывая своим ярким блеском космическое пространство.
Стоящий, у края Вселенной человек, шёпотом произнёс всплывшие из глубин памяти строчки поэта былой эпохи, прозвучавшие, словно эпиграф к началу новой жизни:

«Здесь мой причал, и здесь мои друзья,
Всё, без чего на свете жить нельзя.
С далеких плёсов в звёздной тишине
Другой мальчишка подпевает мне...»