Рецензия на роман Г. Сенкевича Камо грядеши

Всё началось, когда одним прекрасным утром Акта объявила персонажам, что по причине глубочайшего запоя на работу не выйдет Тигеллиныч.
- Как это – без Тигеллиныча? – возмутился Виниций. –Во-первых, нарушается вся структура произведения. А во-вторых, почему это Тигеллинычу можно работу прогуливать?
 - Ребята, давайте с пониманием: всё-таки человек самого гнусного подонка  на протяжении всего романа отрабатывает. Ну, сдали нервишки немного, с кем не бывает?
 - Нет, вы слышали? – не унимался Виниций. –Мы, оказывается, теперь обязаны покрывать  прогулы Тигеллиныча только потому, что он, бедняга, подонка отрабатывает! То, что он на работе бухой постоянно -  это уже вообще стало нормой, теперь давайте ещё и свободный график ему установим!
 - Маркусенька, чаще всего нетрезвое состояние Тигеллиныча является элементом сюжета.
 - Сюжета?! -  ревел Виниций, бешено обводя взглядом присутствующих. – Как мне – так даже к невропатологу на полчаса отъехать нельзя, а как ему – так пожалуйста, ходи на работу, как пожелаешь! Вот возьму и свалю без предупреждения!  И делайте, что хотите.
 - К невропатологу тебя отпускали. В итоге ты сам не поехал, - констатировала Акта.
 - Ну и вали, - сказал Нероныч. – И милую свою с собой забирай: ваша блевотно-приторная сюжетная линия, хэппи-энд и розовые сопли  не вяжутся с  напряжённо-драматическим настроением всего произведения и законами жанра.
- Ты охренел?! –заорал Виниций не своим голосом. Урс на всякий случай приготовился оттаскивать его от Нероныча, если вдруг молодой неврастеник надумает прибить императора.
– Да мой образ выражает сложный путь Европы от изживших себя идеалов языческого мира к христианским ценностям новой эпохи! А ваши образы что выражают?! Ни хрена они не выражают!
 - Аннотаций начитался наш Маркусенька, - печально вздохнула Акта.
  - Виниций, -  сказал Петроний, - твоё личное преображение не имеет никакого отношения к судьбам Европы. К тому же, через несколько столетий эта же христианская Европа  в лице святой инквизиции будет творить такие вещи, глядя на которые наш Нероныч сдох бы от зависти. Детский сад, ей-богу.
- Причём здесь инквизиция?! Я говорю о том, что могло заполнить духовный вакуум в сознании европейского человека!
 - Ну всё, понеслось, - шепнул Вителлий Ватинию, - сейчас этот психопат про своё духовное развитие рассказывать начнёт. Сгоняем в буфет?
  - Красиво ты, Виниций, рассуждаешь о духовностях всяких, - сказал Крисп, до этого наблюдавший за происходящим. -  Но Нерон, хоть и сволочь редкостная, а дело говорит: персонажи ваши слащаво-шаблонные, и не вписываются они  в концепцию раннего христианства.Во первых, ранняя христианская община представляла собой единое целое – церковь, тело Христово, и вне её христианина не существовало. А ты, Маркусенька, вечно где-то бегаешь.Вы похожи скорее на современников Сенкевича, чем на первых христиан. Для вас христианство – это какая-то индивидуальная вера. Принять смерть вместе с братьями – вот что  выглядело бы более достойной концовкой, причём лишь это воспринималось первыми христианами как высшая благость.  А вы вместо этого убегаете в деревню к тётке, в глушь, в Саратов, чтобы на фоне пасторалей вот так же, как ты сейчас, красиво рассуждать о том, какие вы замечательные. Короче, ребят, которые действительно хорошо знают матчасть – я имею в виду историю христианства – вы просто раздражаете.
Виниций, конечно, немного офигел от такого поворота событий, но тут же взял себя в руки и продолжал настаивать на своём:
 - Автор провозглашает радость христианской жизни, предлагая её как верный путь к нормальному, человеческому счастью. Эта мысль – вне времени.  Сенкевич не мог позволить нам с Лигией умереть, иначе вся суть романа терялась бы, и моё духовное возрождение не имело бы смысла. И не нужно здесь придираться к историческим несоответствиям, это не научный трактат, это художественное произведение, понимаете? Ху-до-же-ствен-ное!
 - Маркусенька, ты какой-то лузер, - сказала Поппея. – И нормальным христианином, как сейчас выясняется, не стал, и вместе с тем из настоящего воина и мужика превратился после крещения в какую-то тряпку. Ты б хоть для приличия попытался разделить судьбу любимой девушки, увидев её привязанной к рогам парнокопытного, если спасти её не можешь.
 - Я собирался! Честно!
 -Как-то вяло ты собирался.  Это всё какой-то идеологический косяк: получается, что христианин – это бесхребетное создание, неспособное к действиям.
 - Дура ты, Поппея. В этот момент мой персонаж стоял перед серьёзным  духовным выбором: стать христианином навсегда либо навсегда отвернуться от учения. И ещё неизвестно, как бы я себя повёл, если бы Лигия погибла, вы главу перечитайте. Я мог вообще Нероныча придушить, и тебя заодно.
 - Ну это вряд ли.
 - По крайней мере, попытался бы. Но автор показывает, как усилием воли – это к слову про настоящего мужика – мой персонаж  приходит к новому  уровню веры. Смирение требует гораздо больше внутренней силы, чем маскулинно-самцовое поведение, поверь,я знаю, о чём говорю.
 - Твоего духовного уровня кот наплакал, - вмешался Крисп. – Духовный уровень, Маркусенька, это когда нет эмоций, нет сомнений и терзаний. А ты просто психически неуравновешенный тип, поддавшийся влиянию таких харизматичных лидеров, как Пётр и Павел.
-  Не надо забывать, какой скачок я сделал в своём развитии, - продолжал защищаться Маркусенька. - Я не обязан в произведении представлять из себя образ идеального христианина ранней эпохи: человек моего склада и происхождения им всё равно не стал бы. Через мой персонаж показан путь к переосмыслению своей жизни, который не бывает лёгким. А вот мой генетически заложенный характер пальцем не заткнёшь. Да, я бываю иногда немного нервный.
- Да ты психопат на всю голову! – заявил Нероныч.
 - Кто психопат?! Я -  психопат?! Всё, не могу больше себя контролировать!А ну, сука, сюда иди! -  заорал Виниций и двинулся в сторону Агенобарба. Тот завизжал и бросился наутёк.
Урс подхватил Виниция под белы рученьки.
- Видели? Нет, вы это видели? – воскликнул Нероныч, когда почувствовал себя безопасности. – Да он ненормальный!Он просто опасен для общества! Его надо изолировать!
 - Давайте, изолируйте меня, изолируйте меня полностью! – кричал Маркусенька, вырываясь от  Урса. – А я посмотрю, как вам после этого Нобелевку дадут! И божественную вместе со мной изолируйте:  от неё без меня всё равно толку никакого, как и от всего произведения!
- То есть как, - произнесла Лигия,ошарашено глядя на Виниция, - то есть ты считаешь, что мой образ сам по себе не несёт в романе никакой смысловой нагрузки?
 - Божественная, без обид.  Ты являешь собой кристально чистый образ одной из дев-христианок, изменивших душу языческого мира, чья вера, чьё целомудрие смогли побороть во мне эгоистичного патриция, пробудив в моей душе любовь в более глубоком понимании этого слова. Ну и  так далее, и тому подобное. Но дело даже не в том, что у тебя маловато текста, а в том, что твой образ…как бы это сказать?  Слишком однозначный, понимаешь? Ты в романе скорее… объект.
 - Ах, объект?! – воскликнула Лигия, покраснев. – Ты, может, не заметил, но мой образ, в отличие от образов других христиан, динамичен! Он развивается!  Если в начале романа я предстаю перед читателем как дитя, воспитанное в духе христианского учения, то по мере развития событий я только укрепляюсь в собственной вере, у меня появляется личный опыт религиозного переживания!
 - О прекрасная дева, чья добродетельность равна прелести, - ласково обратился Петроний к Лигии, - не могла бы ты визжать не так пронзительно? А то если перейдёшь на ультразвук, то со стен посыплются редкие фрески.
 - Извините. Да мой образ, если хотите знать, вообще предвещает эстетику новой эпохи! – продолжала Лигия возбуждённо. -  Духовная красота, озарённая светом чистой веры, противопоставляется античным формам, прекрасным, но бесстыдно-самодовольным, тленным символам отходящей эпохи!
 - Правильно, даёшь эстетику на идеологические рельсы! – усмехнулся арбитр изящества.
 - И даже несмотря на это ты сливаешься с серой, монолитной массой христианских персонажей, - с улыбочкой сказала Поппея.
 - Не хочу, конечно, встревать, - вмешался Главк, -  но как вы все достали со своим «христиане показаны недостаточно ярко,какой отстой, серая масса, и так далее…» А как ещё он мог нас показать?! Я что, по-вашему, недостаточно колоритно на кресте Хилонидыча прощаю?Все эти критики христианских персонажей  – они вообще сами знают,  как мы должны выглядеть?
 - Понимаешь ли, уважаемый, - сказал Петроний, - языческий мир показан намного более живым и привлекательным по сравнению с христианским.  Ваши образы словно взяты из нравоучительной повести, а это немного раздражает. К тому же,  являя собой образцовых верующих, они на сегодняшний момент выглядят неправдоподобно.  У  читателя возникает больше симпатий к языческим персонажам…
 - Это ты себя сейчас имеешь в виду?
 - Ну, в общем-то, можно и так сказать.
 - Да уж, все знают, что тебе хоть фан-клуб открывать можно.  И всё-таки я настаиваю на том, что невозможно было показать христиан иначе: пусть простоватые, немного фанатичные, пусть сплочённые до монолитной массы, если вам угодно, но сильные в своём единстве, непоколебимые в своей решимости до последнего не отступать от своих убеждений.  Лишь это помогло христианству из небольшой секты стать одной из мировых религий.
 - Возможно, в этом ты и прав. Но дело не только в монолитности и сухости. Вы показаны не просто фанатичными, а недостаточно думающими. А читателю нравятся думающие персонажи.
 - Хватит трепаться! – не выдержал АвлПлавтий. – Устроили здесь демагогию, чтобы только не работать!  Здесь самый сложный персонаж вообще Хилон, однако он стоит спокойно и не выпендривается.
 - Ребята, - продолжила его мысль Помпония, - давайте будем объективными. Его сюжетная линия лучше всего  выражает суть христианства: истинное покаяние способно искупить собою любые грехи. Путь к богу открыт каждому, кто действительно этого захочет. Это, если вам угодно, притча про блудного сына, только немного видоизменённая.
Всё это время Хилон действительно стоял у стеночки и не выпендривался. Когда на него обратились взгляды всех присутствующих, он немного смутился.
 - Вы хотите знать моё мнение? – спросил он наконец. – Так вот, Петрония на самом деле очень легко понять. Он новые ценности принять не способен, а среди старых жить больше не может. А ты, Крисп, зря на Маркусеньку наехал, сам, поди, не идеален.
 - Что это ты имеешь в виду? – встревожено поднял брови Крисп.
 - Перед смертью на арене ты произносишь изобличительную речь в адрес Нероныча. А ведь настоящее христианство – это всепрощение. Да, да, в этот момент ты должен был молиться о том, чтобы господь ниспослал свою благость на твоих мучителей, вот как умирали настоящие христиане!
Крисп немного обломался.
 - Ну, - произнёс он, подумав, - должен же был хоть кто-то из христиан высказать ему, какая он сволочь. Чтобы, так сказать, жажда мести читателей была хоть как-то удовлетворена.
 - Нет уж, позвольте, - вставил Петроний, - это как-раз-таки моя работа. Да и вообще, не такие они и мстительные, эти читатели, некоторым даже такая сволочь, как наш Нероныч,  нравится.
 - А что сразу сволочь? – плаксиво воскликнул солнцеподобный. – Как Нероныч  - так сразу сволочь? Может, у меня детство было тяжёлое? Психологическая травма и всё такое…И вообще, можно подумать, я был хуже остальных императоров! Вы, вообще, историю Древнего Рима читали когда-нибудь? Вас хлебом не корми – дай обидеть несчастного артиста!
 - Они тебе просто завидуют, о божественный, - съязвил Петроний.
 - Сарказм здесь не уместен. Я надеюсь, вы понимаете, что  я здесь самый яркий персонаж?  У меня есть всё: и характер, и внутренняя проблема. Я нравственно сложный образ, понятно? Да ещё и мастерски прорисованный талантливой кистью автора. Тонкая душевная организация и желание создавать прекрасное, приносить людям радость сочетаются во мне с распущенностью, которой я обязан своему окружению,  и тому, что мне довелось перенести в отрочестве. Всё это создаёт трагическую смесь артиста и тирана, злого шута. Власть сыграла со мной недобрую шутку, и моя тёмная сторона одержала верх, но согласитесь, насколько захватывающе всё это наблюдать!
 - Во сказанул так сказанул, - заметила Хрисотемида.
Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь, и помещение наполнилось насыщенным запахом перегара.
 - Какая прелесть! – всплеснул руками Петроний. – Солнышко наше явилось, не запылилось!
На пороге стоял помятый Тигеллиныч и смотрел на всех заплывшими глазёнками.
 - Тигеллинчик, радость наша, - продолжал Петроний, -  ты решил всё-таки осчастливить нас своим появлением!
 - Харя твоя арбитровская, - сказал Тигеллиныч, блаженно улыбаясь. – Куда ж ты без меня денешься-то? Я ж тебе нужен для раскрытия твоего образа...
 - О да, твои две с половиной реплики за весь роман необходимы мне как воздух, без них ну никак мой образ не раскроется.
- Вам всем негодяй-подонок нужен. Вы ж всетакие белые, пушистые. У кого хоть две с половиной реплики, а чья-то Эвничка вообще двух слов связать не может.
 - Идиот, у меня функция другая, - обиделась Эвника.
 - Слава богу, все в сборе, - сказала Акта. – Теперь мы можем, наконец, начинать.
 - Неа, не все, - ещё шире улыбнулся Тигеллиныч. – Вителлий с Ватинием в буфете жрут. Я сам видел.
 - Они просто думают, что Виниций до сих пор про своё духовное развитие нам втирает, - вставила свои пять копеек Августа.
 -Да пошли вы все на хрен, - вяло отозвался Виниций, которому уже изрядно поднадоело спорить.
 - Так надо их позвать! – сказала Акта. – Тигеллинчик, пожалуйста, позови своих друзей и будем уже работать.
 - Чего это я их звать должен? – возмутился Тигеллин. – Мне они каким лешим сдались? Пусть вон жирный метнётся, они по сюжету его прихвостни.
 - А что сразу жирный? – испугался Нерон. – Что сразу жирный? Ты тоже по сюжету мой прихвостень, а ну беги в буфет, живо!
 - Ребята, - здраво рассудил Хилон Хилонид, - если мы его обратно в буфет отпустим, он ведь там снова так налижется, что работать сможет только на следующей неделе, когда капельницу снимут.
 - Я и на работе нализаться успею, - гордо ответил Тигеллиныч.
 - Нет, ну что это такое? – возмутилась Акта. – Давайте ещё подерёмся за то, кто из нас позвать коллег сходит. Детский сад.
 - Ага, - согласился Петроний, - мы ведь на любой почве подраться готовы.
Урс  обвёл взглядом окружающих, тяжело вздохнул и спокойно побрёл в буфет.
 - Кому-нибудь кофе  захватить? – спросил он, обернувшись у выхода.
Персонажи притихли.
 - Нет? Ну как хотите.
 День обещал быть насышенным.