Хладнокровны

      Бы­ло шум­но. Как и на лю­бом прос­пекте. Лю­ди то­ропи­лись, цеп­ляя друг дру­га пле­чами и ки­дая ку­да-то в пус­то­ту глу­хие из­ви­нения. А ку­да спе­шили, ка­жет­ся, ник­то не по­нимал. Хо­тя, вот вро­де бы ре­бён­ка из дет­ско­го са­да заб­рать нуж­но, ту­да ус­петь да сю­да за­бежать и ещё обя­затель­но сде­лать то! … И так — до бес­ко­неч­ности.
      Но спе­шили не все.Не все так глу­по упус­ка­ли свое вре­мя. Я зна­ла, что приш­ла сю­да не зря. Что тот, ко­го я ищу, бу­дет имен­но здесь. И я не ошиб­лась.
      Вот он идет, ти­хо сту­пая, слов­но бо­ясь пот­ре­вожить за­пылен­ный се­рый ас­фальт. Низ­ко опус­тив го­лову, из-под рес­ниц наб­лю­дая за спе­шащи­ми людь­ми. Для не­го это не сов­сем лю­ди сей­час. Все ка­кие-то оди­нако­вые, спе­шащие по сво­им де­лам, они нас­толь­ко быс­тро мель­ка­ют пе­ред гла­зами, что сли­ва­ют­ся в од­ну бес­ко­неч­ную се­рую мас­су. Слов­но чер­но-бе­лая ки­ноп­ленка, ко­торую за­пус­ти­ли и прок­ру­тили с ог­ромной ско­ростью. Он пы­та­ет­ся ус­ле­дить за ни­ми, но ни­чего не вы­ходит. В си­лу воз­раста, — все­го ка­ких-то семь лет — он ещё не по­нима­ет, ку­да так спе­шат эти лю­ди, по­чему не ос­та­новят­ся, не по­гово­рят друг с дру­гом. И сно­ва: все­го семь. Но для не­го это не­веро­ят­но мно­го! Ведь не прос­то так, ведь це­лых семь!
      Вне­зап­но лю­бимая иг­рушка па­да­ет, вы­битая из рук сум­кой слу­чай­но­го про­хоже­го. Муж­чи­на да­же не обо­рачи­ва­ет­ся и скры­ва­ет­ся в тол­пе. Маль­чик смот­рит ему вслед, мол­ча под­хо­дит и под­би­ра­ет плю­шевую иг­рушку, от­ря­хива­ет и идет даль­ше.

Не спус­кая глаз, иду сле­дом за ним.

      Ка­рие гла­за сколь­зят по про­хожим. Из всей ог­ромной тол­пы он не ви­дит ни­кого, кто бы улы­бал­ся. Бров­ки его не­до­умен­но взле­та­ют вверх, но воп­ро­са я так и не слы­шу, хоть и стою все­го в мет­ре от ре­бен­ка. Он ос­та­нав­ли­ва­ет­ся воз­ле ру­га­ющей­ся па­ры. Гнус­ные ос­кор­бле­ния ле­тят друг на дру­га, по­лосуя где-то внут­ри сер­дце чем-то ос­трым, по­хожим на лез­вие. Кри­чат, не за­мечая ни­кого вок­руг. И их не за­меча­ет ник­то. А маль­чик всё смот­рит, и удив­ле­ние всё рас­тёт в гла­зах.

— Я не по­нимаю, — сры­ва­ет­ся ти­хий воп­рос, ко­торый я уже дав­но жду, — За­чем кри­чать и ру­гать­ся, ес­ли мож­но прос­то об­нять или по­мирить­ся? За­чем кри­чать так, это же стран­но.

Ес­тес­твен­но, я ни­чего не го­ворю, мол­ча стою ря­дом и наб­лю­даю. Ма­лыш, от­вернув­шись от па­ры, сно­ва ша­га­ет по прос­пекту. Тенью сле­дую за ним. Он все рав­но ме­ня не ви­дит…
      Маль­чик сно­ва ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, уви­дев, как две мо­лодые де­вуш­ки си­дят на ска­мей­ке и ми­ло бе­седу­ют. Он прис­лу­шива­ет­ся. Не­лепый раз­го­вор. Од­на жа­лу­ет­ся дру­гой на сос­то­яние ма­тери. Де­вуш­ка вни­матель­но слу­ша­ет, как и ма­лыш. За­тем у рас­сказ­чи­цы раз­да­ёт­ся зво­нок и она, в спеш­ке об­няв под­ру­гу, убе­га­ет по сво­им де­лам. Маль­чик хму­рит­ся, но не сдви­га­ет­ся с мес­та, наб­лю­дая за той, что ос­та­лась. Де­вуш­ка дос­та­ет те­лефон, на­бирая чей-то но­мер, и ждет па­ру гуд­ков.

— Я сво­бод­на… Да, гос­по­ди, как она ме­ня зад­ра­ла со сво­ей ма­терью. Да мне пле­вать, что она боль­на, у ме­ня сво­их проб­лем по гор­ло! — с про­межут­ка­ми, выс­лу­шивая от­вет, го­ворит она, - Да, еду к те­бе, жди. Ско­ро бу­ду.

Де­вуш­ка сры­ва­ет­ся со сво­его мес­та и рас­тво­ря­ет­ся в тол­пе, зас­тавляя маль­чиш­ку ещё боль­ше мрач­неть и рас­те­рян­но смот­реть ей вслед.

— Не по­нимаю. И за­чем тог­да де­лать вид, что ин­те­рес­но? А ес­ли ей пло­хо? — смот­рит на мяг­кую иг­рушку, за­жатую в ру­ке, — Вот я бы ему по­мог всег­да.

Ус­ме­ха­юсь про се­бя и не­види­мой ру­кой под­талки­ваю его ид­ти даль­ше. Вне­зап­но маль­чик сры­ва­ет­ся с мес­та и бе­жит в са­мый центр тол­пы, к са­мому цен­тру пло­щади.
      Мой крик, ес­тес­твен­но, ник­то не ус­лы­шал…
Он за­леза­ет на глад­кий бор­тик фон­та­на и, рас­ки­нув руч­ки, гром­ко кри­чит:

— По­чему вы та­кие? За­чем вы так глу­по вре­те всем? — па­ра че­ловек обо­рачи­ва­ет­ся на не­го, стран­но­го, но в то же вре­мя очень нег­лу­пого для сво­их лет, маль­чиш­ку. Они, за­мерев на се­кун­ду, вновь нак­ры­ва­ют­ся хлад­нокров­ной пе­леной, слов­но сот­канной из не­види­мой тка­ни, опу­тав­шей весь наш чер­тов Мир, и про­дол­жа­ют нес­тись по сво­им сроч­ным де­лам.

      Проз­рачные сле­зы ка­жут­ся жи­вее этих лю­дей, бес­чувс­твен­ной се­рой мас­сы. От маль­чиш­ки, как от ма­лень­ко­го Сол­нца, рас­хо­дят­ся жи­вые по­токи, еще цвет­ные по­ка, ра­дос­тные лу­чики нас­тро­ений, эмо­ций. Эти по­токи, кро­ме ме­ня, не ви­дит ник­то. Он оди­ноко сто­ит на сколь­зком бор­ти­ке фон­та­на, не за­меча­емый боль­ше ни­кем из про­хожих, ко­торых на пло­щади не­мере­но. Под­хо­жу к ма­лышу, стою пе­ред ним, не зная, что те­перь де­лать.

— Ну по­чему ник­то не хо­чет по­иг­рать, по­гово­рить друг с друж­кой? — в от­ча­янии ти­хо спра­шива­ет он, уже зная, что его воп­рос ос­та­нет­ся опять без от­ве­та.

Хлад­нокров­ность лю­дей его уби­ва­ет, пы­та­ясь сде­лать та­ким же бес­чувс­твен­ным в столь ма­лом воз­расте. А ко­му нуж­ны чу­жие проб­ле­мы и за­боты? Сво­их у каж­до­го хва­та­ет. Жаль, что они все не так важ­ны, они яв­ля­ют­ся ме­лоча­ми, ко­торые лю­ди раз­ду­ли до раз­ме­ра ги­гант­ских проб­лем и ко­пошат­ся в них, ко­пошат­ся, слов­но чер­ви, мать их! И то, что пре­одо­леть их сто­ит лишь од­но­го ша­га — им не важ­но, ведь не в чем раз­би­рать­ся же бу­дет. За­чем им счастье? Так же ин­те­рес­нее. Соз­дал се­бе проб­ле­му и ко­пай­ся до оду­рения…
      Маль­чик спрыг­нул с бор­ти­ка и сде­лал шаг, по­дой­дя ко мне поч­ти вплот­ную. Еле сдер­жи­ва­юсь, что­бы не отой­ти на шаг на­зад, но ос­та­юсь на мес­те.

— За­бери ме­ня от­сю­да. Не хо­чу жить там, где нет жи­вых лю­дей, а хо­дят хлад­нокров­ные ма­шины без эмо­ций, — про­из­но­сит он.

- Ты ви­дишь ме­ня?

— Да. Ты шла за мной все это вре­мя. За­берешь? — Маль­чиш­ка при­жима­ет к гру­ди свою иг­рушку и жа­лоб­но смот­рит мне пря­мо в гла­за.

- А ты зна­ешь, что там, ку­да я те­бя за­беру? — Я бе­ру его за ру­ку, ко­торая то­же ста­новит­ся не­види­мой, вы­вожу из тол­пы.

— Вот и уз­наю, — ра­дос­тно за­гора­ют­ся его гла­за, и я без ко­леба­ний за­бираю его из это­го се­рого Ми­ра.