Борджиа. часть 2 глава 9

ЧАСТЬ 2

ИЛИ ЦЕЗАРЬ, ИЛИ НИЧТО


Глава 9

СЕЗАР ДЕ БОРЖА-И-КАТАНЕИ



 «Все зло в этом мире идет от алтаря».
Святой Иоанн Хризостом
 
«Нигде не найти таких скотов, фарисеев,
отравителей народа, как среди священников и королей».
Святой Иероним


***


Работали тысячи труб органа. Звучал Te Deum laudamus, гимн хвалы Господу. В часовне базилики святого Петра негде было яблоку упасть от множества присутствовавших здесь почтенных семейств. Итальянские аристократы не преминули явиться на церемонию возведения Цезаря Борджиа в сан кардинала святой римской католической церкви. Это был 1493 год, второй год понтификата Александра VI, но уже многие успели ощутить тяжелую руку этого улыбчивого, обходительного папы.

Масштаб звучания органа поражал. Всепоглощающее фортиссимо заставляло содрогаться, и гордые члены лучших семей Италии, близкие к религиозному экстазу, были готовы пасть ниц перед величием папы и его нового кардинала. Александр, держа в руках красную кардинальскую шляпу, высоко поднял ее над головой и сделал шаг к коленопреклоненному сыну. Гимн наполнял пространство базилики, и хвала Создателю возносилась к небесам. Папа благословил Цезаря и увенчал шляпой его голову. Цезарь поднялся и встал рядом с понтификом.

Спокойно и без эмоций смотрел он на собравшихся, и взгляд его был мрачен. Это заметили. В числе присутствующих находились не только сторонники папы. Были и враги. Именно они говорили между собой, что юный кардинал, скорее солдат, чем ученый богослов. Они были правы. Не о такой карьере мечтал Цезарь. Но, его долг – поддерживать семью и выполнять указания отца. А Александр считал, что, находясь вблизи от трона, Цезарь сделает для семьи больше, чем на полях сражений. Пусть этим занимается Джованни, резкий, лишенный такта и чересчур невоздержанный в своих суждениях.    
   
Красота Цезаря производила впечатление. Он понял это еще в 13 лет, пожелав и получив желаемое – 16-летнюю жену одного влиятельного сановника. Теперь, стоя рядом с Александром перед всеми этими людьми, он знал, пожелай он называться ангелом, и они тут же провозгласят его вестником Божьим. Он был так же высок, как Александр, и даже превосходил в росте своего отца, в нем сочетались необузданная сила испанской знати и римская патрицианская утонченность, полученная от матери, как благословение. Его длинные черные, сильно вьющиеся волосы лежали на широких плечах, покрытых сиреневой сутаной. Красная кардинальская шляпа подчеркивала его величие. Теперь, как никогда прежде, Цезарь был воином. Воином Христовым, вставшим под знамена святой католической церкви. В толпе как ветер прошелестел восторженный шепот.

На церемонии присутствовали все: и те, кто искал покровительства папы, и те, кто мечтал о его свержении. Явились даже те, кому было совершенно наплевать на Александра и всю римскую курию, как, например, правитель Романьи Пандольфо Малатеста по прозвищу Злой. Он не захочет уступить свои владения церкви, и тогда в 1500 году Цезарь, явившись на его земли  во главе своей армии, выдворит «волка Романьи» из Римини в Венецию, но Пандольфо  неоднократно будет пытаться отвоевать город.

В тот торжественный день сеньор Малатеста присутствовал на церемонии в качестве гостя, но спустя всего лишь полгода начнется затяжной военный конфликт, который войдет в историю как Итальянские войны (1494 - 1559), и Малатеста будет воевать на стороне папы. Позже, лишенный владений, изгнанный в Венецию, Пандольфо Малатеста станет  капитан-генералом Венецианской республики. Последние свои годы он проведет в бедности при дворе д’Эсте, но останется верен Италии.

Из Милана прибыл герцог Лодовико Сфорца, по прозвищу Морус, что значит «Шелковица». Символ добродетели и благоразумия. С ним была его 18-летняя супруга Беатриче д’Эсте, недавно оправившаяся после того, как произвела на свет первенца, Энрике Массимилиано Сфорца. Их сопровождал брат Лодовико, кардинал Асканьо Сфорца, находящийся в должности вице-канцлера Александра. Стоило им войти, как по базилике пробежал одобрительный шепоток.

Из Феррары пожаловали д’Эсте, одна из наиболее родовитых и, пожалуй, самых консервативных семей Италии. Первым в базилику вошел 62-летний Эрколе д’Эсте, суровый герцог Феррары, Модены и Реджио. По длинному центральному проходу он вел за собой своих сыновей Альфонсо, Фернандо, Ипполито, будущего кардинала, и Сигизмундо. Самому старшему из них – Альфонсо, было 17 лет. Они были, как всегда, в своих цветах - черных и серых, но простоту одежд компенсировали великолепные драгоценности, которые, словно звезды, сверкали на черном бархате. Семейство д’Эсте пожаловало в Рим, чтобы засвидетельствовать свое почтение папе, поскольку нуждалось в его благосклонности.

Старшая дочь Эрколе д’Эсте, 19-летняя Изабелла так же присутствовала на церемонии со своим супругом, маркизом Мантуи, молодым Франческо Гонзага, который, спустя немного лет станет возлюбленным Лукреции, дочери папы.
   
Головы собравшихся повернулись, как по команде, когда в часовню вошел статный Пьеро ди Лоренцо де Медичи, молодой правитель Флоренции, в богато расшитом сине-желтом камзоле и красном берете – традиционных цветах дома Медичи. За ним следовали его братья, Джованни, которому в свое время предстояло стать папой римским Львом X, и юный Джулиано. Так же прибыли четверо гордых родственников Медичи, включая и бастарда погибшего брата Лоренцо Великолепного, Джулио Медичи, будущего папу Климента VII. Уже год Пьеро правил Флоренцией, и упорно ходили тревожные слухи, что республика страдает от присутствия там Савонаролы. Говорили, что со смертью Лоренцо Великолепного клан потерял контроль над городом.

Рим представляли благородные семейства Таксис, Пикколомини, Альдобрандини, Боргезе, Людовизи, Каэтани, находящиеся в конфронтации с династией Колонна из-за общих интересов в Риме и Кампаньи. Среди этих семей особо выделялись гордые Орсини и Колонна, многие годы враждовавшие между собой. Представители этих старинных итальянских фамилий нередко сходились в кровавых схватках. Но сейчас оба феодальных рода заключили перемирие, которое, правда, продлится недолго. 

В последнем ряду, недалеко от входа, на скамье сидел маленький, круглый, как мяч мужчина в лазоревом камзоле. Салюстио Малатеста, сын одного из бастардов Сиджизмондо Пандольфо Малатеста. От знаменитого деда он унаследовал колючие огненные глаза и способность стойко переносить любые лишения. И так же, как дед, он не боялся гнева Божия, потому что не верил в Бога. Он ненавидел Александра, и основания на это у него были. Но это было личное. Глядя со своего места на папу и его новоиспеченного кардинала, он усмехался толстыми, похожими на красных червей губами.

По мнению Салюстио, Бога не было, и быть не могло, а есть политика, есть желание одних возвыситься за счет других. Есть сила. Есть власть. И есть деньги. Все остальное – миф. Слова, нагнетающие страх на стадо, помогающие держать его в повиновении. Александр непогрешим? Чушь! Грешен и жаден. И он всего лишь человек. А человек смертен. Салюстио Малатеста пока еще не был в рядах врагов папы, но уже точил на него зуб. Иногда ему приходила мысль убить папу, и он даже высказывал ее публично. Малатеста не прощают оскорблений. А ему, Салюстио, было нанесено оскорбление. Он снова посмотрел на Борджиа, которыми сейчас все восхищались. Да, они красивы. Красивы, как дьяволы. Но, они всего лишь люди, и у них алая кровь. Как у всех. С улыбкой Салюстио откинулся на спинку скамьи.

В базилике мерцало много свечей, но свет проникал не во все углы. Сеньор Малатеста не заметил человека в простом сером камзоле, стоявшего позади него, и почти полностью скрытого тенью. Но зато человек этот хорошо его видел, следил за каждым его движением. Это был дон Мичелотто, которого называли ангелом-хранителем Борджиа. Знай об этом Малатеста, он не был бы столь беспечен.

Дон Мичелотто. Это прозвище имел один из племянников Родриго Борджиа, который носил имя Мигель де Корелло. Детство его и ранняя юность прошли в Валенсии, там же он и получил свое прозвище, что означает «Карающий меч». У мальчика было остро развито чувство справедливости, он всегда был готов помогать тем, кто слабее, кто менее решителен, кто не имел тех прав, которыми обладал он сам. Но это было еще не все. С детства он уяснил для себя один главный постулат, определивший его дальнейшую судьбу – помогать нужно не только слабым. Помогать нужно семье. В первую очередь – семье. В свои 16 лет он уже находился в Риме, где стал доверенным лицом и охранником Цезаря Борджа.

Дона Мичелотто называли «серым кардиналом». Это была фигура загадочная, легендарная, человек, постоянно находящийся в тени, и при этом – вездесущий. Заочно его обвиняли во многих заказных убийствах. О нем ходили легенды, например, как он одной струной виртуозно убил сразу двух человек. Это был молчаливый профессиональный убийца, решавший неразрешимые проблемы, представитель семьи, вершившей судьбы Италии вплоть до 1503 года. 

Когда гимн хвалы Господу набрал всю силу своих завершающих аккордов, дон Мичелотто совершил молниеносный бросок к человеку в лазоревом камзоле. Набросил на толстую шею гарроту и внезапным рывком переломил шейные позвонки. Салюстио Малатеста не пытался сопротивляться, у него не было на это ни одного мгновения. Потом шнур соскользнул с шеи жертвы, и убийца, никем не замеченный, скрылся в темном пространстве так же быстро, как и появился.


***


По центральному проходу базилики следом за понтификом римской церкви шел его преосвященство Цезарь Борджа. За ними следовали графиня Роза Джованна деи Каттанеи, мать юного кардинала, 13-летняя сестра Лукреция, гордо несущая свою белокурую голову, и братья – герцог Гандия, Джованни и маленький князь Сквиллаче, Джоффре. Потом шли остальные родственники, и те, что жили в Риме, и те, что приехали на церемонию из Валенсии.

Процессия семейства Борджиа молча проследовала через всю базилику к выходу. За ними потянулась великолепная красочная толпа аристократов. Кто-то обратил внимание на сидящего на скамье человека. Его узнали, окликнули по имени, но тот сидел, уронив подбородок на грудь, словно спал. Раздались смешки, на него стали показывать пальцем. Кое-кто шепотом высказал догадку, что таким образом дон Малатеста решил показать папе свое непочтение. К нему подошли, тряхнули за плечо, чтобы разбудить, но сиятельный дон вместо того, чтобы проснуться и поднять голову, завалился как мешок на скамью. Все в ужасе отпрянули. В базилике, где еще звучал величественный орган, раздались истеричные женские крики.

***
   
Кардинал Джулиано делла Ровере испытывал к Александру сильное чувство. Желание взять реванш, унизить, уничтожить Борджиа превратилось у кардинала Джулиано в маниакальную идею мести. И по ночам ему не было покоя, Александр преследовал его в пустых залах сна. Даже горячо молясь Богу под мраморными статуями благостных святых, он ни на мгновение не забывал о расплате. Он объявил ненавистному испанцу вендетту, и только полная ликвидация папы могла бы его удовлетворить. Делла Ровере был убежден в том, что Александр не по праву занял место, на котором находится. Это он, Джулиано, должен был воссесть на святой престол!

Именно поражение на выборах сыграло ключевую роль в возникновении такой вражды. Джулиано обладал духом воина. Поэтому все эти балы, карнавалы, экстравагантности, пожирающие кучу денег, которые можно было бы направить на обеспечение армии, бросить на защиту Папских земель, вызывали в нем глухое раздражение. Александр любил роскошь и оргии, а делла Ровере, жесткий, агрессивный мизантроп, чувствовал себя счастливым только на войне. Только сражаясь, в шаге от смерти, он ощущал абсолютность жизни, всю ее непреходящую ценность. Он не умел расслабляться, не умел отдыхать, постоянно совершая какую-то деятельность. В частности, и по этой причине тоже он ощущал себя человеком, более достойным трона и тиары.

Кардинал всегда держался с большим достоинством, его лицо с классическими итальянскими чертами казалось высеченным из мрамора. Это было, как он сам полагал, лицо императора. Весь его облик демонстрировал стоицизм и непреклонность убеждений. Он был истинным воином Христовым, и он бы твердо отстаивал догмы церкви. Не маскарады нужны Риму, а твердая рука, умеющая крепко держать меч веры!

Все в нем говорило о сильной воле и железных принципах, и эта нетерпимость к человеческим слабостям светилась в его глазах с острым, прокалывающим насквозь взглядом, выдержать который было непросто. Делла Ровере был излишне холоден. Он и любил-то всего лишь раз. Давно. Слишком давно… Более двадцати лет прошло, а он все не может ее забыть. Роза Ваноцца деи Каттанеи, прекрасная, как утро. Она и сейчас замечательно хороша собой. Столько времени прошло, а она – все такая.

Почему она ушла тогда к этому распутнику, чужаку? Чем он так прельстил ее?  Ведь она знала, не могла не знать, что он меняет любовниц, как перчатки, что у него женщин много, что никогда она не была для него единственной. А для Джулиано кроме Ваноцци не было никого, ни до, ни после, никогда.

И все-таки Ваноцца сделала свой выбор, предпочла ему Родриго Борджа, рожала ему детей, прощала измены, бессчетное количество раз выходила замуж за женихов, которых подбирал лично ее любовник. …А Джулиано остались только война и охота. 
   
И еще религия. Святая апостольская церковь, под знамена которой он встал много лет назад. Никто не ставил под сомнение мужественность и ум кардинала. Rovere по-итальянски означает «дуб», и он был столь же несгибаем и тверд в своих суждениях и поступках. Как его отец, как все представители этого древнего герцогского рода. Но за грубость и высокомерный тон его не любили. Люди скорее простят обходительного лгуна, чем человека прямолинейного. В этом отношении простодушный и улыбчивый Александр давал Джулиано сто очков форы. Но не следовало, и Александр это отлично понимал, недооценивать силы этого страшного врага.
   
На встречах с французским королем Карлом делла Ровере обвинял Александра во многих грехах. Он и сам совершал многое из того, что губит душу, но Александр… Джулиано испытывал к нему столь сильное разрушительное чувство, что помимо собственной воли сгущал краски. Но Карла интересовали больше не личные качества папы, а то, насколько тот готов к войне. 
 
В какой-то момент ненависть Джулиано, заботливо культивируемая им же, превзошла здравый смысл, и Джулиано, бежавший во Францию сначала в поисках защиты, затем решил обратиться к Карлу с предложением собрать Великий совет и использовать его для низложения Александра. Эту его мысль поддержали и приверженцы Джулиано, кардиналы, которых Александр со свойственной ему иронией назвал отступниками. Обряд возведения юного Цезаря Борджа в кардиналы настолько взбесило Джулиано, что он покинул Рим, казавшийся ему теперь слишком тесным, грязным, заполоненным испанцами.

- В Риме воняет Борджа и быками, - цедил он сквозь стиснутые зубы.

Политическое чутье подсказывало кардиналу, что с помощью Карла VIII можно начать атаку на Александра. Следовало оживить Великий совет. Это благородное собрание, состоящее из светских государей и церковных лидеров, могло влиять на политику, проводимую Ватиканом, тем самым ограничивая власть понтифика и держа его в определенных рамках. Однако папа Пий II отменил Великий совет, и с этим соглашались все его преемники. Христианский мир лишился инструмента влияния на папу, а последний, в свою очередь, получил абсолютную власть.

***


«Вы сообщаете нам, что крестили своих подданных, вопреки их согласию, вследствие чего возник мятеж, угрожавший вашей жизни. Хвала вам, ибо вы поддержали ваш авторитет, приказав убить заблудших овец, отказавшихся войти в овчарню; вы ничуть не согрешили, проявив столь священную жестокость; напротив, хвала вам, ибо вы уничтожили врагов, не пожелавших войти в лоно апостольской церкви, тем самым вы открыли царство небесное народам, подвластным вам. Да не убоится царь совершать убийства, если они могут держать его подданных в повиновении или подчинить их вере христианской! Бог вознаградит его за грехи в этом мире и в жизни вечной». *
* Источник: Лео Таксиль. «Священный вертеп», цитата из подлинных исторических документов

Эти строки, написанные первосвященником в X столетии, красноречиво говорят о морали святых отцов. Преследования, убийства, геноцид целых народов сопровождали христианскую церковь на протяжении всей ее истории. Служители культа не упускают случая напомнить верующим, что христианство послужило развитию человеческой расы. Позвольте узнать, чем послужило?

Тем, что духовенство сжигало книги и произведения искусства, всячески препятствовало развитию медицины, отчего от чумы вымирали целые города, тем, что служители культа обирали крестьян до нитки, и люди умирали от голода? Чего стоило только знаменитое утверждение священников, что знания – это прерогатива служителей Божьих! Неграмотным, тупым, суеверным стадом легче управлять – кто бы спорил!

Святая инквизиция – отдельная тема. Это сфера юристов и психиатров. Но, понесла ли церковь наказание за массовые убийства, бесчеловечные истязания и пытки, за геноцид, деградацию, упадок, депрессию, духовно-нравственное вырождение наций, которым подвергся весь западный христианский мир? Народ изнемогал от нищеты, в то время как высшие церковные чины погружались в трясину коррупции, имея лишь одну цель – наживу.
 
Следовательно, утверждение, что христианство послужило развитию человечества, противоречит истине.

В течение тысячелетий люди приобретали новые знания, строили великолепные города, развивали науки и искусства. Культура древних поражает своим величием. И все это задолго до возникновения пагубной христианской религии, отбросившей человечество во тьму невесть каких веков. Потребовалось всего-то 400 – 500 лет, чтобы мир, пораженный вирусом христианства, погрузился в непроглядный мрак невежества, суеверий, буйного идиотизма и варварства.

После смерти Ландона (7 июля 913 – 5 февраля 914), 121 папы римского, понтифика периода порнократии,* король Англии Эдгар Миролюбивый писал: «В Риме можно увидеть только оргии, распутство, чревоугодие и блуд. Дома священников превратились в дома позора, в притоны блудниц и содомитов. Днем и ночью там пляшут и играют. Песни во славу Бахуса, сладострастные танцы и оргии Мессалины заменили им обедни и молитвы».

* Порнократия (Правление блудниц, Эпоха блудниц, Правление шлюх) (итал. – pornocrazia romana, governo delle prostitute) — период в истории папства (1-я половина X века), который начался с правления папы Сергия III (интронизирован в 904 году) и длился 60 лет, до смерти Иоанна XII в 963 году.
Горькая, затравленная Италия, разоренная святыми отцами эпохи блудниц, служителей тирании, магии, воровства, дошла до крайней степени обнищания. Долгие, пустынные дороги контролировали вооруженные банды, так что купцы и паломники набирались духу следовать в Рим лишь огромными толпами, нередко в сопровождении вооруженных людей. Жить в Риме стало опасно. Бандиты, искавшие, чем бы поживиться, бесчинствовали на улицах по ночам. Доходило даже до такого позора, как ограбление могил.
 
Паломников Рим манил и отталкивал. Вечный город представлял собой странную смесь из разрозненных, не связанных между собой впечатлений: старинный мост через Тибр, Ponte Sisto; отраженные берега реки, уходящие за предместья, лодки и кучи мусора, покачивающиеся на мутных волнах; лицо очень молодой, очень бедной женщины, оглянувшейся на площади Piazza del Fico; шум толпы в переулках района Парионе; крик легата, возвещающего о новом указе папы; нищее Транстиберинское предместье, представлявшее собой груду лачуг и древних развалин, где паслись тощие коровы; огромный дом проституток в Субуре, с надписью на архитраве: «In vino veritas».*

Дворцы купцов и священников, окруженные цветущими садами. Пустынная улица, стекающая с Палатина, удаляющийся стук копыт всадников, арка, увитая плющом, взгляд, словно бы из ниоткуда. Солнце, питающее землю, мутный поток, несущийся к берегу, и все, что только может происходить под этими небесами. Площадь, статуи, шум толпы – и ничто…

* In vino veritas - Истина в вине.

Рим проходил сквозь время, как иголка, пронзающая ткань. Вот X век, и вот, значит, XV…

«Мы все потенциальные ископаемые, до сих пор несущие в своих телах грубость прежних существований, отметки мира, в котором живые существа текли с немного большим постоянством, чем тучи, от эпохи к эпохе».** Несчастная, раздираемая противоречиями Италия XV столетия представляла собой множество раздробленных, враждующих между собой государств. А рядом находились могущественные соседи – Испания и Франция, настроенные отнюдь не дружелюбно. Не будем забывать, что французский король упорно добивался неаполитанской короны. Молод, упрям и амбициозен сверх меры. Этого вполне достаточно, чтобы начать решительные действия. В конце концов, спесь и мания величия короля довели Францию до беспорядков и ввергли в долги, но это не мешало королевству оставаться грозным противником.

** Р. Желязны. «Песнопевец», 1973 г.

Как только Александру донесли об угрозе, исходящей от Карла, он понял, откуда дует ветер. Кардинал Джулиано делла Ровере, заклятый друг. Незабвенный враг. Он не простил Борджиа победу на конклаве. Никогда не простит. Мальчик был прав, во всем прав! Нужно было еще тогда, два года назад, послушать Цезаря, и накинуть его преосвященству гарроту на шею. Скорее всего, так бы и произошло, но Джулиано успел удрать в Остию, а оттуда – во Францию. И теперь мутит воду, надеясь на хороший улов.
 
Александр, конечно, не ошибся. Это был тонкий политик. Подстрекаемый кардиналом, Карл VIII угрожал захватить Рим, и в 1494 году сделал это. Рим истекал кровью от бесчисленных убийств. Эту проблему следовало решить быстро. Противостоять столь могучему и хорошо обученному противнику было равносильно самоубийству. Поэтому непогрешимый папа решил беспрепятственно пропустить французов к Неаполю через Папскую область, оградив Рим от дальнейших убийств и оккупации.
 
Он оказал Карлу прием, достойный воинственного монарха, приведшего с собой из Гренобля 37-тысячное войско, состоящее из кавалерии, французской и швейцарской пехоты, ландскнехтов, вооруженных аркебузами, а, кроме того, в составе войск был отряд артиллерии со 136 полевыми орудиями. Содержать артиллерию мог позволить себе не каждый государь. В Рим Карл явился, успев захватить Пьемонт на северо-западе Италии. Армия Пьемонта присоединилась к французам, и теперь у Карла было 60 тысяч воинов.
   
Французский флот уже нанес поражение флоту короля Альфонса II, а отряд герцога Орлеанского уничтожил неаполитанский десант, высадившийся восточнее Генуи. Флоренция, зараженная проповедями Савонаролы, уступила захватчикам крепости на побережье, а вместе с ними – Пизу и Ливорно. В этой обстановке от Александра требовались его змеиная чуткость и дипломатия. И он пустил в ход и то, и другое. Харизма Александра много раз выручала его. Он обещает Карлу свободный проход по своим землям и обеспечение войск продовольствием. Кроме того, порукой стал сам Цезарь Борджа.

Получив столь весомую гарантию, Карл обещал остаться добрым сыном его святейшества папы – отныне и навсегда.


***


В белоснежном одеянии Александр VI стоял у алтаря, высокий, тучный, широкоплечий. Монументальность его фигуры завораживала, притягивала благоговейные взгляды прихожан, которых он спас от дальнейшего разграбления этой вечно голодной сворой ландскнехтов. Его темные, по-прежнему выразительные глаза мерцали, в них как всегда светились гордость, надменность и уверенность.

Здесь, в этом доме Бога, возведенном давным-давно над могилой святого Петра, он правил – непогрешимый, божественный, единственный властелин всего христианского мира. Он видел перед собой бледные лица римлян с собачьими преданными глазами. Он знал, фанатики католической церкви выполнят все, что он прикажет. И он порой упивался этим эгоистичным чувством. Но сегодня ему были противны их тупые физиономии. Думал он только о Цезаре.