Он пришел. Святой

23 ноября 2015 года

Даллас, Техас, США

12:15

Обедать я отправился в одиночестве. Ибо меня достало и длительное нахождение в замкнутом пространстве, и перманентная нагота Ракель… и вообще весь этот напряг с лекциями. Израильтянка сначала обиженно надула прелестные губки, но потом понимающе кивнула.

Направился я… правильно, в Золотой Корраль. Который нежно полюбил ещё во время учёбы в Техасском университете. Судя по тому, что это заведение общественного питания регулярно признавалось лучшим шведским столом в США, нежно и страстно любил его далеко не только я. Кроме того, что немаловажно, ближайший «корраль» располагался в десяти минутах ходьбы от отеля (ехать куда-то на машине мне было категорически лень).

Нельзя сказать, что я так уж капитально объелся (после перенесённой операции я вынужден был строго контролировать объем принимаемой пищи), но пообедал на славу.

Поглотив шикарный истинно техасский стейк (употреблять любое другое мясо в Техасе было бы просто святотатством), отварные овощи (морковку, брокколи, цветную капусту и всё такое), картофельный салат (раз уж читал лекции о Германии, то нужно было как-то соответствовать) и, на десерт, разумеется, американнейший и вкуснейший яблочный пирог. Который я запил на удивление вкусным (хотя и бесконечно далёким от венского идеала) декаффеинизированным кофе. Со сливками (точнее, «50/50» в смысле содержания молока и сливок в этом чисто американском продукте).

Возвращаться к Ракель мне категорически не хотелось. Впрочем, не совсем так. Ибо дело было не в моём желании или нежелании, а в каком-то очень глубоком и стойком ощущении, что Всевышний хочет от меня чего-то другого. Совсем другого.

Как говорится, «если не знаешь, чего от тебя хотят, спроси». Я и спросил. В очень короткой молитве. Ответ, разумеется, можно было получить только в христианнейшей медитации. Которой к тому времени я уже владел зер гут.

Минут через семь я получил некий ответ. Не то, чтобы совсем уж окончательный, но достаточный для того, чтобы понять, куда мне надлежит двигаться. А двигаться мне – судя по картинке, чётко, ярко и очень живо нарисовавшейся у меня в голове, надлежало… в одну из комнат для деловых переговоров в моём теперь уже почти родном Ритц-Карлтоне.

Что я и сделал. Я выбрал наименьшую по размеру переговорную (на шесть участников) и сообщил портье номер своей комнаты. Что означало, что я могу находиться в переговорной сколько душе угодно, оплатив фактическое время при выезде.

В переговорной меня уже ждал посетитель. Что меня нисколько не удивило. Я бы, скорее, удивился, если бы там никого не было. Не удивила меня и личность посетителя.

В дальнем от меня кресле основательно, хотя и несколько скованно, расположился высокий худощавый священник лет шестидесяти пяти или около того, ярко выраженной аристократической внешности (он скорее походил на римского сенатора времён поздней республики или ранней империи, чем на служителя Церкви).

Облачённый в белоснежную сутану с характерным резным золотым крестом на золотой же цепочке, богато инкрустированным крупными бриллиантами, характерную белую шапочку – дзукетто со смешным маленьким еле заметным «хвостиком» и необычные ярко-алые вельветовые туфли-шлёпанцы с вышитым на каждой стилизованным золотым крестом. Наряд священника гармонично (как ни странно) дополняли внушительных размеров круглые очки, вышедшие из моды лет так пятьдесят назад (как минимум).

Передо мной сидел тот, с кем я больше всего хотел встретиться с самого начала работы над Лавиной Холокоста. И уж точно после визита Рейнгарда Гейдриха и знакомства с аффидавитом Гюнтера Раша.

Величайший понтифик в истории Святой Римско-Католической Церкви (после Святого Апостола Петра, разумеется); человек, который, по сути, спас Церковь, когда она столкнулась с самой страшной угрозой со времён как минимум Реформации и исламского вторжения (а то и римских гонений).

Эудженио Мария Джузеппе Джованни Пачелли. Викарий Христа, Епископ Римский, Преемник Князя Апостолов, Глава Вселенской Церкви, Верховный Понтифик, Примас Италии, Архиепископ и Митрополит Римской Провинции, Суверен Ватикана, Патриарх Запада, Слуга Слуг Господних.

Его Святейшество Папа Пий XII. Святой папа Пий XII, что бы там не думал клоун Бергольо (вопиющее недоразумение на папском троне), из соображений политкорректности заблокировавший процедуру канонизации Пия XII. Жалкий ничтожный пигмей, недостойный и мизинца сидевшего передо мной Голиафа…

Появление Пия XII в моей жизни было сильным ходом Всевышнего. Очень сильным. Ибо решало важнейшую проблему моей (всё ещё не до конца понятной для меня Миссии). Для успешной реализации которой я должен был быть – хотя бы внутренне – в высшей степени активным католиком, неотъемлемой частью Святой Римско-Католической Церкви.

К сожалению для Него (наверное, и для меня тоже), я просто не мог считать себя частью церкви папы Франциска. Как, впрочем, и церкви Иоанна XXII, Павла VI, Иоанна Павла II. Я мог считать себя частью церкви Бенедикта XVI, во время понтификата которого я, собственно, и перешёл в католичество… но Йозеф Ратцингер был уже всего лишь экс-понтификом. Поэтому выполнять Миссию для церкви вышеперечисленных персонажей мне хотелось как-то не очень…

А вот частью Церкви Пия XII я был готов считать себя смело. Окончательно и бесповоротно. Как и выполнять Миссию для этой воинствующей Церкви. И что-то подсказывало мне, что очень и очень скоро Святую Римско-Католическую Церковь ожидает радикальная трансформация. Решительный шаг назад – во времена до Второго Ватиканского собора. В эпоху Пачелли…

Если бы на месте Пия XII оказался папа Франциск (да хоть бы и любой из его предшественников – даже Бенедикт XVI), я бы сразу развернулся и закрыл дверь в переговорную с обратной стороны. Ибо обрушить на Викария Христа поток нецензурной брани было бы как-то… неправильно, а больше разговаривать с оными мне было решительно не о чем. Особенно с клоуниссимо Бергольо.

Эудженио Пачелли был не то что совсем другое дело, а просто из другой Вселенной. Поэтому я, даже не дожидаясь его приветствия, быстрым шагом приблизился к понтифику, опустился на одно колено и поцеловал протянутую руку Пия. Точнее, знаменитый папский перстень Anulus Piscatoris. Кольцо рыбака.

Ощущение было… странным. Как в ярком сне, когда не только видишь и слышишь, а чувствуешь происходящее. Хотя происходило всё очень даже наяву. Пусть Пий XII и был…

Нет, не Призраком. Призраки – это Рейнгард Гейдрих и прочие. Пий XII был просто святым. Или не просто – «просто» святые так ярко и живо в наш грешный мир не являются. Даже к мистикам-люденам. Даже к трондам.

Я совсем не был уверен в соблюдении мною строгих правил ритуала приветствия (чего, насколько мне было известно, Пий XII требовал весьма настойчиво). Скорее я был уверен в обратном. Я только был уверен, что сделал всё возможное, чтобы выразить своё глубочайшее уважение и восхищение.

Понтифик внешне практически никак не отреагировал на мой поступок. Жестом показал мне, что нужно подниматься. Я повиновался.

«Здравствуйте, сын мой» - мягко, доброжелательно и даже как-то благородно произнёс Пий. И указал мне на ближайшее к нему кресло.

«Здравствуйте, Ваше Святейшество» - как можно более уважительно произнёс я, усаживаясь в предложенное понтификом кресло. Опять-таки не будучи уверенным, что поступаю по надлежащему этикету. 

С ним было удивительно комфортно. Несмотря на внешнюю сдержанность и даже некоторую замкнутость, Пий XII был на удивление благодатным папой. Хотя, в отличие от кардинала Монтини (будущего папы Павла VI), я не нашёл внешность Эудженио Пачелли ни изящной, ни, тем более, хрупкой.

Я видел перед собой римского патриция (Пачелли родился в Вечном Городе) в самом лучшем смысле этого слова. За внешней сдержанностью, замкнутостью и осторожностью (и даже некоторой неотмирностью) скрывалась натура пылкая, благородная и мужественная с тонкой и весьма чувствительной душой.

Натура воина, командира, руководителя, способного взять на себя ответственность за судьбы миллионов – и всей Церкви – и нести эту ответственность с достоинством и честью. И, что самое важное, умело и эффективно, принимая оптимальные (хотя зачастую невероятно жесткие и даже жестокие решения), выбирая действительно наименьшее из зол. В чём, собственно, и состоят обязанности главнокомандующего. Как в войне физической, так и в войне духовной.

Странно, но я не воспринимал Пия иначе как человека. Просто человека, как мы с вами. Хотя понятно, что был он… понятно, что не человеком. Ибо человек скончался пятьдесят семь лет назад - 9 октября 1958 года - в знаменитой загородной папской резиденции Кастель-Гандольфо. И, тем не менее, Эудженио Пачелли был для меня живее всех живых. И, уж точно, святее всех святых. Кроме разве что апостолов Петра и Павла.

Хотя у меня к Его Святейшеству был просто миллион вопросов, я счёл за лучшее промолчать и дать возможность ему начать разговор. Ибо было совершенно очевидно, что Пий XII – как и обергруппенфюрер Гейдрих до него – явился ко мне во плоти (не знаю насчёт крови) чтобы сообщить мне какую-то важную информацию. Очень важную.

«Я знаю, что у тебя ко мне миллион вопросов…» - спокойно начал Пачелли.

Я вздохнул. Собственно, у меня с самого начала не было никаких иллюзий. В смысле возможности скрывать от святого свои мысли.

«… и я отвечу на все действительно важные…» - улыбнулся понтифик. Мягкой, бесконечно доброй и заботливой улыбкой. Улыбкой пастора. Что было довольно странно, учитывая, что Эудженио Пачелли был в высшей степени компетентным юристом, блестящим дипломатом, искусным политиком, великим главой Церкви… но ни разу не пастором.

«… в хронологическом порядке» - добавил он.

Меня явно ожидала пусть и небольшая, но лекция по истории. Что ж, иногда полезно побыть и роли слушателя. Ученика. Студента. Даже очень полезно.

«Я Вас очень внимательно слушаю, Ваше Святейшество» - улыбнулся я.