Война, или Путешествие театрального режиссёра

Татьяна Федина
Война, или Путешествие театрального режиссёра

По воспоминаниям Ольги Ивановны Старостиной






























Действующие лица

Ольга,
театральный режиссёр.
Борис,
её муж, тоже режиссёр.
Андрей,
их сын.
Елена,
беженка из блокадного Ленинграда, попутчица Ольги.
Молодые артисты,
которые иллюстрируют воспоминания Ольги, каждый раз исполняя новую роль.








ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
На авансцене слева — столб, на котором установлена чёрная тарелка радио, справа — скамейка. В центре сцены — купе поезда, который везёт беженцев из прифронтовой зоны в далёкую Сибирь. В купе едут трое: Ольга, её сын Андрей и Елена. Андрей спит, женщины не могут уснуть и негромко переговариваются.
Елена. Сколько нам еще ехать? Недели, месяцы? И кто нас ждет там, в далекой холодной Сибири, кому мы нужны? У меня во всей Сибири ни то что родственника, ни одного знакомого человечка нет. А у тебя?
Ольга. Никого.
Елена. Проклятая война... Оля, давай теперь все время вместе держаться! Ты москвичка, я ленинградка. Не пропадать же!
Ольга  (с улыбкой). Пропадать нам никак нельзя. У нас и выхода другого нет. Будем выживать, хотя бы ради него (кивает на спящего сына).
Елена. Бедный, ему, наверное, еще тяжелее, чем нам.
Ольга. Молчит. Никогда не жалуется. Слова не проронит.
Елена. Что война с детьми делает! Малыш совсем, а глаза как у взрослого, смотрит строго, серьезно, никогда не улыбается.
Ольга. Еще пару недель назад он был как звоночек — бойкий, весёлый. Мы с мужем иногда брали его с собой на репетиции итальянской комедии, он смеялся громче всех и аплодировал.
Елена. Интересная у тебя с мужем жизнь была  — театр, репетиции, спектакли... А я скромный библиотекарь. Родом с Кубани, а училась и работала в Ленинграде.
Ольга. Мы с мужем коренные москвичи. Я выросла в Замоскворечье.
Елена. А где же твой муж? Почему он не с вами?
Ольга. Когда немцы приблизились к Нальчику,  Борис ушел на фронт.
Елена. А говорят, работникам театров дают бронь от призыва...
Ольга. Бронь у него была. Но он так решил. Вместе с одним нашим товарищем по театру пошел в военкомат, написал заявление, минуя медицинскую комиссию. Обоих зачислили в армию. Я сшила ему походный мешок из наволочки. Проводили его с сыном и остались совсем одни. Местные актеры заранее разъехались по аулам, решили отсидеться у родственников, а приезжие вместе с директором эвакуировались. Меня и еще нескольких сотрудников никто не предупредил. Не знаю, как это могло получиться. Как они могли бросить нас, своих товарищей? Скажу тебе больше: директор уехал с деньгами, он увез нашу зарплату, обокрал нас. Мы с сыном остались без средств. Пришлось продать кое-что из вещей. Но потом нам всё-таки удалось вырваться из города,  можно сказать, в последнюю минуту, когда немцы уже входили в Нальчик.
Слышен гул самолётов с завыванием. Гаснет свет.
Елена. Всё. Конец. Прощай Сибирь необъятная, далёкая...
Громкий стук в дверь. Удаляющийся голос: «Покидаем вагон, товарищи! Рядом лесополоса. Постарайтесь укрыться в ней».
Ольга. Сынок, проснись!
Андрей (сквозь сон). Что, уже Сибирь? Приехали?
Елена. Приехали. Оля, давай я помогу!
Шум, топот ног. Полная темнота. И снова гул —  теперь уходящих самолётов. Отдалённый взрыв. Снова голоса, но приглушенные. Женщины и ребенок возвращаются в купе.
Андрей. Мама, они совсем улетели? Больше не вернутся?
Ольга. Да, сынок, они совсем улетели. Думаю, уже не прилетят. А мы поедем дальше.
Елена. Один самолёт вдоль поезда пролетел, а бомбить не стал. Значит, военные составы ищет, а мы ему без надобности оказались.
Ольга. А снаряд всё-таки сбросил где-то неподалеку.
Елена. Нашел что-то подозрительное.
Ольга. Повезло! Нам снова повезло.
Елена. Тронулись... Ну машинист, теперь не подкачай, родной. Увези нас поскорее как можно дальше от этого злополучного места. Очень тебя прошу...
Ольга. Они больше не прилетят. Если бы хотели, разбомбили бы наш поезд сразу. (Устраивается с сыном поудобнее, обнимает его.) Всё у нас будет хорошо, сынок! Скоро приедем в большой город, мы с Леной устроимся на работу, а ты пойдёшь в школу. Когда война закончится, папа нас обязательно найдёт, и тогда мы все вместе вернёмся в Москву, к бабушке и дедушке... Они нас очень ждут и очень скучают.
Андрей. Мама, а как папа нас найдет?
Ольга. Папа будет посылать свои письма в Москву бабушке и дедушке. Мы об этом договорились. А они сообщат ему, где нас можно найти.
Андрей. Мама, а когда это будет?
Ольга. Не скоро, сынок. Надо набраться терпения. И ждать долго-долго...
Андрей. Я потерплю... Мама, а папа меня узнает? Я же буду большой-большой.
Ольга. Узнает, сынок! Папа тебя сердцем узнает...
Ольга укрывает засыпающего сына и выходит на авансцену. Купе погружается в полумрак.
Ольга. Как же это было страшно... Над нами самолёт, у меня в одной руке сумочка с документами, в другой зажата ладошка сына... Кинулись в лесополосу за спасением... Много времени спустя я узнала, что днём ранее вот так же во время налета немецкой авиации на станцию Минеральные Воды выскочила из поезда за спасением моя студенческая подруга Майя Матлина, а с ней ее сыновья и муж, художник Троицкий. Они погибли от прямого попадания бомбы. И только старший сын, ровесник моего Андрея, отбежал в сторону, и это спасло ему жизнь. Какой-то офицер увёз его в Баку. Никто из наших знакомых так и не смог потом узнать, как сложилась судьба сироты военного времени Саши Троицкого.
Поезд, в котором мы ехали, был последним гражданским составом, ушедшим из Нальчика. Через три дня немцы захватили полустанок Майский, и путь на Каспий был закрыт до января 1943 года.
Но тогда мы ничего об этом не знали. Не могли знать о нашем чудесном спасении. Мы думали о том, что сегодня нам повезло. Но тревога нас не оставляла: что же будет с нами дальше? (Возвращается в купе. Пристраивается на полке рядом с сыном.)
Елена (садится). Нет, я сегодня не смогу уснуть. Ты отдыхай, а я посторожу вас. Вдруг они опять налетят...
Ольга. Не думаю. Вздремну немного. Когда Андрей тихо посапывает рядом, меня это успокаивает и даже убаюкивает... Хочется всё забыть — и про войну, и про Сибирь... Словно я дома, в Москве, до войны... (Затихает.)
Елена пытается устроиться поудобнее, чтобы легче было скоротать предстоящую ночь, но усталость от пережитых волнений берёт свое, и она засыпает.
На авансцене появляются актёры. Среди них муж Ольги Борис.
Борис. Для нас с Олей история войны началась в декабре сорокового года, когда мы прибыли в Брест из Москвы вместе с выпускниками театрального института. Здесь, на освобожденной территории Западной Белоруссии, открывался первый советский театр. Труппа была сформирована в институте из курса, которым руководил знаменитый Тарханов.
1-я актриса. Нашему драматическому театру отдали одно из лучших зданий в центре Бреста. Оборудовали сцену. Акустика в зале была замечательная! Все костюмы, реквизит и декорации к студенческим спектаклям привезли из Москвы.
1-й актёр. Но всё это нужно было смонтировать и приспособить к новым условиям. Технический персонал, конечно, набрали из местных, но никто из них не имел театрального опыта. Поэтому мы, актёры, всё делали сами: монтировали декорации, налаживали освещение сцены...
Борис. Директором театра был назначен Петр Андреевич Абросимов, человек ещё молодой, но очень деловой. Работу в театре он совмещал со своей деятельностью в горкоме партии. Рассказывали, что в первую же неделю своего пребывания в Бресте Абросимов, прибывший в Брест в числе первых партийных товарищей, собрал своих коллег, и ночью они накинули верёвку на памятник Пилсудскому, стащив его с пьедестала.
2-я актриса. Встретив труппу на вокзале, он увидел, что все мы одеты по-студенчески, и сразу принял решение прилично одеть актёров первого брестского театра. Нас отвезли в ателье, сняли с нас мерки, и вскоре мы уже могли щеголять по городу в обновках, сшитых в длительный кредит.
1-я актриса. Щеголять? В зимнем Бресте? Сугробы едва расчищены, улицы не освещены. Общественного транспорта нет. К услугам только санки и повозки...
3-я актриса. Ах, этот заснеженный Брест! Но ведь скоро весна! Мы были молоды, впереди нас ждала интересная работа, успех, слава... И мы были счастливы несмотря ни на что!
3-й актёр. Между тем город был весь какой-то притихший, словно настороженный. Молодёжи совсем не было видно...
3-я актриса. Но весной на улицах появилась молодёжь. Звонкие голоса, улыбки  на лицах... Сразу стало веселее. Как-будто молодёжь пряталась по домам, выжидая, что будет дальше, а теперь обрела уверенность. И нам всем стало спокойнее.
1-я актриса. А помните, как однажды мы ездили за город и на обратном пути подвезли шедших пешком еврейских девушек?  Бойкие, смешливые, они, перебивая друг друга, тараторили: «Теперь нам никакой Гитлер не страшен. Мы в Советском Союзе, мы с вами, и никого больше не боимся».
1-й актёр. Тогда все верили, что войны не будет. Еще бы, ведь Сталин подписал договор о ненападении.
2-й актёр. Близость границы мы почти не ощущали, да и о соседстве с фашизмом особенно не задумывались. Правда, когда в феврале сорок первого года всем  актёрам выдали в военкомате мобилизационные книжки, в которых были указаны рост, размер обуви и головного убора, многим стало как-то не по себе. Думаю, у каждого в душе зародилось сомнение: а надолго ли этот мир, прочен ли он? Но наша творческая жизнь была полна событий, мы ставили новые спектакли, и скоро все забыли об этих книжках.
1-я актриса. И всё же иногда было тревожно. Как-то на одном из спектаклей присутствовало много военных с жёнами. Неожиданно спектакль прервали, и все военные срочно покинули театр. Спектакль продолжался, но все  волновались. Что случилось? Неужели война?! Ночью вдалеке слышалась стрельба и взрывы. Мы не могли уснуть. И только на следующий день все узнали, что начались учения.
Борис. Наш театр был открыт в Бресте, но предназначался для всей Западной Белоруссии. Так задумывалось ещё в Москве. Поэтому уже через два месяца мы отправились на гастроли — сначала в Белосток, потом в Гродно, Пинск, Ломж.
А война между тем приближалась и уже отбрасывала свою зловещую тень на наши приграничные земли.
В мае, находясь в цветущем Гродно, мы узнали от нашего директора, что в Бресте, в кирхе, был обнаружен склад оружия. Около города посадили немецкий самолёт-разведчик. Работников театра — мужчин, оставшихся в Бресте, — взяли на лагерный сбор в крепость… А в Гродно, в здании, где шли спектакли нашего театра, приезжий лектор рассказывал о фашизме, о захватнической политике Германии и успокаивал аудиторию, ссылаясь на мирный договор.
3-й актёр. Как вы хорошо сказали, Борис, про зловещую тень войны. Каждый из нас в какой-то момент ощутил её присутствие.
2-я актриса. В начале июня в погожий день мы с мужем  отправились погулять, посмотреть окрестности города. Невдалеке увидели сосновый бор, а перед ним распаханную полосу.
2-й актёр. Едва мы ступили на эту распаханную полосу, как раздался крик, следом прозвучал выстрел. Только в этот миг мы разглядели сторожевую вышку и пограничника с винтовкой.
2-я актриса. Из соснового бора вышел и направился к нам второй пограничник. «Нарушители границы, руки вверх!» — кричал он нам.
2-й актёр. С поднятыми руками мы проследовали в лес, а он шёл позади.
2-я актриса. В глубине леса стояла палатка. В ней находился командир задержавших нас пограничников. Он учинил нам строгий допрос.
2-й актёр. Конечно, всё прояснилось, и нас отпустили. А пограничники вежливо выдворили «нарушителей» за пределы учебного лагеря.
2-я актриса. Однако прогулка была испорчена. Возвращались в город молча. Не знаю, о чём в то время думал мой муж, а я размышляла о том, как всё относительно. Сегодня мирный город, цветущие сады, спектакли, публика, успех, а завтра... Будет ли завтра всё так же безмятежно?
2-й актёр. И я думал о том же. Зловещая тень войны... Что с нами будет завтра?
Свет на авансцене гаснет. И снова купе поезда.
Ольга. Не спишь?
Елена. Вздремнула немного.
Ольга. Стоим? (Вглядывается в окно.) Станции нет. Стоим посреди поля?
Елена. Проводник сказал, что поезд теперь пойдёт очень медленно. Началась минная зона. Впереди нас идут сапёры.
Ольга. Откуда такая осведомлённость? Выходила в разведку?
Елена. Достаточно выйти в коридор. Новости мгновенно разлетаются. Люди не спят, волнуются.
Ольга. Лучше бы я не знала этих новостей...
Елена. Всё-таки с военными как-то надежнее.
Ольга. Может быть, ты и права. Мне снился чудесный сон. Борис и я в Бресте, еще до войны.
Елена. Вы вместе работали в театре?
Ольга (мечтательно). Да, мы работали вместе. Какое это было чудесное время! Наш театр открылся под Новый год. Мы с мужем написали сценарий новогоднего представления. Решили представить наших молодых артистов публике, заинтриговать зрителей. Потом был концерт и танцы. Было очень весело, и все расходились довольные.
Елена. Публика вас быстро приняла? Всё-таки начинающие артисты, издалека... Москали...
Ольга. Люди соскучились по театру. Конечно, не сразу, но довольно скоро наши артисты завоевали зрителя. Сотрудники театра (из местных) очень гордились своей работой и всей душой полюбили наших молодых артистов. Когда один из наших артистов немного приболел и у него к концу первого акта начинал садиться голос, наш повар в белом колпаке торжественно нёс за кулисы   стакан со взбитым яйцом. Актёр выпивал его, и голос восстанавливался. Повар был очень доволен. Оркестр полностью состоял из местных музыкантов. Дирижёр, пожилой еврей, обращался к ним так: «Господа, прочистите ваши вушки!» Скоро его реплика стала для всех нас любимой поговоркой.
Елена. А ты сама играла на сцене? Ты так смешно всех изображаешь...
Ольга. Ты верно подметила моё амплуа. Но после института я занималась только режиссурой. Мы с мужем восстановили студенческие спектакли и поставили новые.
Елена. Недолго же ваш театр радовал зрителей.
Ольга. Да, не суждено было, к сожалению.
Елена. Эвакуироваться всем удалось?
Ольга. А вот в этом, к счастью, повезло. Труппа была на гастролях, и наш директор Абросимов, замечательный организатор, сумел отправить артистов на восток в первый же день войны. Но нас с мужем среди них уже не было. Мы уехали в Москву на две недели раньше, чем началась война.
Елена. В отпуск?
Ольга. Нет. Мы ушли из театра.
Елена. Как же так? Только открыли театр — и всё бросили?
Ольга. Ах, Леночка! Если бы всё было так просто! Московские педагоги взяли над нашим театром шефство. Они не хотели понять, что и мы с мужем, и наши артисты уже не студенты и рвёмся работать самостоятельно. И что именно поэтому мы все согласились уехать из Москвы, и так далеко.
Елена. Подальше от их опеки?
Ольга. Вот именно. С глаз долой. Но ничего из этого не получилось.
Елена. Они приезжали в Брест?
Ольга. И приезжали, и присылала письма с указаниями... Письма мы, конечно, игнорировали. Артисты нас поддерживали. Но когда гости из Москвы стали устраивать репетиции и вмешиваться в готовые спектакли, наше терпение окончательно лопнуло.  Мы с Борисом поняли, что работать самостоятельно нам не дадут, и приняли решение уйти из театра.
Елена. Ну и правильно! 
Ольга. Если бы тогда мы могли знать, что через пару недель начнётся война, а с ней и наши бесконечные скитания...
Елена (прислушивается). Какой-то шум! Ты слышишь?
Ольга. Что это может значить?
Елена. Сейчас всё узнаю. Я мигом! (Уходит.)
Ольга (тихо молится). Святая дева Мария, сохрани жизнь моему мальчику... Дай нам бежать от войны. Нам нужно продержаться ещё день или два, совсем немного... Если мне удастся увезти сына подальше от линии фронта, я смогу защитить его от невзгод. А мне самой много не нужно — лишь бы была крыша над головой и работа...
Елена (возвращается, запыхавшись). Военные объявили, что разминирование завершено.
Ольга. Значит, двинемся дальше?
Елена. Проводники всех загоняют в вагоны. Кто-то вышел покурить или размяться немного.
Стук в дверь купе. Голос: «Граждане, проверьте, на месте ли ваши соседи!»
Андрей (сквозь сон). Мама, что, опять бомбят? Они снова прилетели к нам?
Ольга. Нет-нет, сынок! Это проводник. Всё хорошо. Спи. И мама будет спать рядом.
Елена (тихо). Говорят, нас довезут до Каспия, а потом мы поплывём по морю в Баку, а уже из Баку снова поездом в Сибирь.
Ольга. Завтра расспросим проводника, а сегодня спать. Всё обошлось. Нам снова повезло.
Купе погружается в темноту, а на авансцене снова артисты и Борис.
Борис. Мы с Олей вернулись в Москву, а наши коллеги продолжали гастрольную поездку по Западной Белоруссии.
1-й актёр. В первый же день войны директор театра посадил нас в поезд. Сам же остался в Белоруссии. Оттуда ушёл на фронт, воевал в танковых войсках, горел в танке, но выжил.
1-я актриса. У нас с мужем в Бресте остался сын. Эмилю было всего три года. Мы не захотели возить малыша по съёмным квартирам во время гастролей и оставили его в польской семье, у которой снимали комнату. Старики-поляки, добрые и приветливые, пообещали нам приглядеть за ребёнком.
1-й артист. Они и раньше заботились о нём, когда мы с женой были заняты в театре.
1-я актриса. Я не хотела уезжать на восток, рвалась в Брест, к сыну. Меня силой втащили в вагон...
1-й актёр. Я пообещал жене, что привезу сына, и пошёл в Брест пешком. Ночью мне удалось пробраться в город... У порога дома меня встретил встревоженный хозяин.
2-й актёр (в роли старика-поляка). Это вы? Зачем вы вернулись? Вам нельзя здесь оставаться! Здесь очень опасно.
1-й актёр. Я пришёл за сыном.
2-й актёр. Что вы! Погубите ребёнка в дороге! Идите один. Оставьте Эмиля у нас. Так будет лучше для него.
1-й актёр. Но я не могу. Я обещал жене. Я не могу уйти без сына! Поймите же меня!
2-й актёр. Идите один. И ни о чём плохом не думайте. Мы сбережём вашего сына. Когда война кончится — приедете за ним. Уходите. И будьте осторожны. А мы с женой будем молиться за вас.
1-й актёр. Старик был прав. Выбираться из города с малышом было крайне опасно. Но что я скажу жене? Как посмотрю ей в глаза? Я только и думал об этом, когда выбирался из осаждённого Бреста. К счастью или нет, но объясняться с ней мне не пришлось. Сначала попал в окружение, выбрался, потом оказался на фронте... Сына я увидел только после войны.
1-я актриса. О том, что наш сын остался в Бресте, я узнала спустя несколько месяцев из письма мужа. Он написал в Москву моим родителям, а они переслали его письмо мне. До этого я вообще была в полном неведении. Три долгих года я жила надеждой. Заставляла себя верить в то, что мой мальчик жив, что его не угнали в Германию вместе со стариками, что их дом не разбомбили и он не погиб под его развалинами... А в сорок четвёртом году мне помогли выхлопотать пропуск в освобождённый Брест. Я разыскала дом, в котором муж оставил  Эмиля. Дом остался цел, на подоконниках, как и прежде, были расставлены горшки с цветами. Я долго стояла на противоположной стороне улицы, смотрела в окна в надежде увидеть знакомые силуэты. Наконец в одном из окон показалась хозяйка. Наши взгляды встретились. Она узнала меня. Но я всё равно не решалась войти, пока она не пришла за мной и не проводила меня в дом.
2-я актриса (в роли пожилой польки). Мальчик ещё спит. Не удивляйтесь: он говорит только по-польски. Так было нужно. Так нам было спокойнее.  Все должны были думать, что это наш внук. Ах, если бы вы только знали, как много вокруг злых людей! Они выдавали немцам семьи военных — детей и женщин. Какой грех! Как может человек быть так жесток?
2-й актёр (в роли старика). Что стало с вашим мужем?
1-я актриса. Он на фронте.
2-й актёр. Я говорил: то, что он затеял, очень опасно.  Нельзя было брать ребёнка с собой.
2-я актриса. Поживите у нас. Ребёнку нужно к вам привыкнуть.
1-я актриса. Если можно, я снова сниму у вас комнату. Наш театр восстанавливают, и совсем скоро у меня будет работа. Я буду ждать возвращения мужа в Бресте.
2-й актёр. Конечно, оставайтесь у нас.
2-я актриса. Мы перед вами очень виноваты. Мы люди небогатые, а мальчику нужны были и фрукты, и молоко. Кое-что из ваших вещей нам пришлось  обменять на продукты для Эмиля.
1-я актриса. Вы передо мной виноваты?! Вы?! Я всегда буду помнить, что вы для меня сделали. Вы для меня теперь самые близкие люди. Это чудо, я и не надеялась, что всё будет так хорошо!
1-й актёр. Жена дождалась меня в Бресте, и мы снова вместе играли в драматическом театре. Наш сын вырос, стал хирургом. Он нашёл своё призвание в том,  чтобы спасать чужую жизнь.  Так он возвращал долг за свою жизнь, спасённую в годы войны.
Борис (актёрам). А помните, в нашем театре был администратор, тоже поляк?    Он казался нам высокомерным. Многие недолюбливали его за подчёркнутую вежливость, даже некоторую надменность.
3-й актёр. А ведь именно он, когда началась война, спас семью нашего директора Абросимова — жену и двух маленьких дочерей. Им грозила смертельная опасность — фашисты в первую очередь расстреливали семьи коммунистов и командиров Красной Армии. Рискуя своей жизнью, он сначала    привёл их на окраину города и устроил в польскую семью, где они могли временно укрыться, а потом переправил к партизанам. 
3-я актриса. Борис, а где вас застал первый день войны?
Борис. На даче. Мы с Олей и Андреем отдыхали на даче. Днём сели за стол обедать, включили радио. И замерли от леденящих слов. Война, бомбят Брест...
Авансцена погружается в темноту.
В купе все ещё спят. Доносится шум из коридора. Стук в дверь. Голос проводника: «Граждане, просыпаемся! Готовимся на выход! Дальше поезд не идёт!»
Ольга (садится). Лена, ты спишь? Пора собираться.
Елена. Слышу, слышу.
Ольга. Вот и закончилась первая глава нашего путешествия. Вернее, нашего бегства от войны.
Елена. Сколько ещё этих глав впереди?!
Ольга. Вставай, сынок! Дальше поедем на пароходе. По морю.
Андрей (мгновенно просыпается). На настоящем пароходе? Мамочка, пойдём скорее!
Ольга. Не спеши! Нужно собрать вещи и ничего не забыть.
Ольга с сыном и Елена выходят на авансцену. Всматриваются в даль.
Андрей. Мама, это что, настоящее море?
Ольга. Да, сынок, это Каспий. Нас привезли в большой город. Этот город называется Баку. А сколько мы будем здесь жить, никто пока не знает.
Андрей. А где мы будем жить?
Ольга. Пока не знаю.
Андрей. Смотрите, там, на площади, какая-то гора!
Елена (всматривается). Это не настоящая гора, Андрей! Просто такие же бедолаги, как мы, сложили друг на друга свои тюки и чемоданы. Получился холм в несколько метров высотой.
Ольга. Какой простор! Какая красота! Если бы не война, как было бы замечательно прокатиться на пароходе по Каспию...
Елена. Наверное, потребуется не один пароход, чтобы всех нас, горемык, собравшихся на площади, отсюда вывезти.
Ольга. Смотрите, наши товарищи пристраивают свои вещи к общей горе. У них получаются спальные места из тюков и чемоданов. Давайте и мы поспешим и устроимся поудобнее. Тем более, что ночевать нам, скорее всего, придётся под открытым небом.
Елена. С ребёнком — под открытым небом?! Ну уж нет! Тебя с Андреем надо постараться пристроить в здание порта.
  Уходят. На сцене появляются молодые актрисы. Они прогуливаются по воображаемой набережной, любуясь морем.
1-я актриса. Каждый раз, когда сошедшим с поезда удавалось попасть в какой-нибудь город, у них появлялась надежда: вдруг здесь встретится кто-то знакомый из прошлой мирной жизни. И он, этот знакомый человек, протянет руку помощи, посочувствует их бедственному положению... И жизнь чудесным образом наладится: снова будет работа и крыша над головой.
2-я актриса. Вот и Ольга в Баку на афишной тумбе рассмотрела знакомое имя, и надежда снова поселилась в её сердце. Ведь с этим режиссёром они вместе учились в театральном институте. Он, непременно, захочет помочь однокурснице, нужно только разыскать его.
3-я актриса. И как же больно было разочаровываться в знакомых людях и снова возвращаться на площадь под открытое небо.
Ольга с сыном медленно бредут по сцене. Им навстречу выбегает Елена.
Елена. Оля, ну как?
Ольга  (безнадёжно махнув рукой). Встретил нас радушно. Усадил за стол, напоил чаем, угостил галетами. Выслушал с сочувствием. О работе — ни слова... Наверное, ничего нельзя сделать. Иначе он бы обязательно помог.
Елена. Не расстраивайся! Кто знает, как далеко продвинется фронт? Может быть, ему самому придётся в скором времени собирать свои вещички?
Присаживаются на лавочку. Андрей всматривается в даль. Ольга и Елена негромко беседуют.
Ольга. Живём на площади под открытым небом уже десять дней.  Спим на чемоданах, благо ночи стоят тёплые, асфальт не успевает остыть! Получаем хлеб по эвакуационному листу, запиваем кипятком. Андрей за это время успел переболеть и выздороветь. И никакого просвета. Сколько ещё ждать?!
Елена. Всё, что ни делается, к лучшему. Живём у южного моря, дышим морским воздухом. Вот и Андрей выздоровел.
Ольга (с улыбкой). Тебя послушать — так в нашей жизни одни плюсы. Мы с мужем мечтали о поездке к морю, но при иных обстоятельствах.   
Андрей. Смотрите, смотрите! Пароход! Он так далеко...
Елена (всматривается в даль). Андрей, молодец! Первый увидел. Наконец-то... 
Андрей. Он пришёл за нами?
Ольга. Скоро узнаем, сынок. Совсем скоро.
Все трое, словно заворожённые, всматриваются в даль Елена первой приходит в себя.
Елена. К нам идёт, точно к нам. Оля, ты не представляешь, какая сейчас начнётся суматоха! Оставайся с Андреем здесь, а я принесу сюда наши вещи. (Убегает.)
Гомон голосов за сценой. Мужской голос пытается перекричать толпу: «Граждане! Сохраняйте спокойствие! Весь багаж на пароход погрузят матросы. Пассажиров будем размещать перед отправлением. Никому не расходиться! Приготовьте эвакуационные листы!»
Сцена погружается в темноту. Голоса стихают. Прожектор высвечивает Ольгу.
Ольга. Погрузка на пароход  прошла словно во сне. Мы не захотели спускаться в душные трюмы и остались на палубе. Пароход отправился только с наступлением полной темноты и шёл с погашенными огнями. Море было тихое... В Красноводск прибыли днём. Причал был далеко внизу, словно в пропасти. Когда спускалась вниз по верёвочной лестнице с шаткими деревянными ступеньками, сердце колотилось так, что, казалось, его стук слышат все вокруг. Впереди матрос помогал спускаться по лестнице моему сыну. Когда наконец почувствовала под ногами землю и посмотрела вверх, перехватило дыхание. Как мы смогли благополучно преодолеть такое расстояние по шаткой лесенке?! Неужели всё позади? Матросы быстро выгрузили багаж. Удивительно, но никакой путаницы с багажом не было, хотя пассажиров было много и все измотаны долгим ожиданием.
Поезд уже ждал нас на запасном пути. Мы с Леной снова разместились в одном купе. Поезд шёл по южной окраине нашей страны: Бухара, Самарканд, Ташкент... На станциях нам выдавали хлеб по эвакуационным талонам, через день — горячую похлёбку.  В общем, всё было бы довольно сносно, если бы не новая болезнь Андрея.
Елена (подходит к Ольге и обнимает её за плечи). Не волнуйся так. Скоро большая станция, там обязательно будет медпункт. И стоянка будет долгая.
Ольга. Ты же помнишь, Леночка, как было в прошлый раз в Баку? Врач так и не  смогла поставить диагноз. Объяснила его болезнь стрессами и плохим питанием.
Елена. Но ведь Андрей потом поправился! Ты меняла на свои вещи на фрукты, и витамины пошли ему на пользу. К тому же морской воздух.
Ольга. Но теперь у него новая болезнь — он не встаёт на ноги. Нам бы с ним в больницу...
Елена. Что ты! Посмотри, какие толпы на вокзалах. Люди неделями не могут сесть в поезд. Останешься — уж точно погубишь ребёнка.
Ольга. В прошлый раз врач говорил то же, что и ты сейчас: «Уезжайте. Несмотря ни на что — уезжайте».
Елена. Ты только верь — всё будет хорошо. Как ты всегда говоришь: «Нам снова повезло!» Вот увидишь, нам снова повезёт!
Ольга. Я, конечно, очень далёкий от медицины человек, но уверена, что у Андрея всё дело не в ногах, а в нервах. Он очень устал. Он хоть и маленький человечек, но всё понимает и по-своему переживает.
Елена. Ты тоже устала, совсем не спишь по ночам. Тебе нужно держаться. Ты плохо влияешь на сына.
Ольга. Это правда. По ночам я почти не сплю. Воспоминания о недавно пережитом окружают меня, будто наяву...
И снова сцена погружается в темноту. Прожектор высвечивает актёра в роли пожилого художника и Ольгу. Художник неряшливо одет, не причёсан. 
Художник. Ольга Ивановна, вы образованный человек. Неужели вы не понимаете, что война нами проиграна? Вы были на Пятигорском шоссе? Видели наших раненных военных? Они идут и днём и ночью, и кажется, что  этот поток разгромленных войсковых частей никогда не закончится. Кого только среди них нет — лётчики, артиллеристы, танкисты, пехота... Все вперемешку и без оружия. А вы видели их лица? У них каменные, отрешённые лица. Нет, и ещё раз нет! Сопротивление бесполезно. Оно приведёт только к новой крови, к новым бессмысленным жертвам.
Ольга. Как можно? Что вы такое говорите! Мой муж на фронте, мои родители — в Москве. Я живу здесь, в эвакуации, вдали от Москвы,  только надеждой... Вы говорите, что были на Пятигорском шоссе, наблюдали, как отходят наши военные. Я тоже там была. И видела, как простые женщины раздают раненым еду, выносят кувшины с водой, чтобы они могли умыться после долгой дороги. Войска отступают, но я не слышала ни слова упрёка в адрес тех, кто проиграл сражения. Потому что мы один народ, это не трагедия армии, это наша общая трагедия.
Художник. Вот именно — трагедия! Война проиграна. Да, да! Наберитесь мужества и признайтесь себе в этом. Немцы — великая нация. Гейне, Гёте, Шиллер... Екатерина Великая, наконец... Сколькими именами немцы обогатили мировую культуру, мировую историю! Фашизм — это шелуха, он слетит со временем, и всё станет на свои места. Мы будем жить в великой стране...
Ольга. Пётр Осипович! Опомнитесь, что вы такое говорите!
Художник. Нет, это вы, Ольга, смотрите на мир в розовых очках! Снимите же свои розовые очки и посмотрите же наконец правде в глаза!
Ольга.  Пётр Осипович, вы интересный  театральный художник, талантливый человек, я вас уважаю, но то, что вы говорите, это полный бред.  Перед нами величайшее зло...  Ни вы, ни я не будем жить в другой стране. Мы там не нужны, нас убьют,  убьют миллионы невинных людей, для того чтобы построить новую страну для себя. На нашей земле, на земле наших предков! Без нас!
Художник. Да вы меня совсем не слышите, Ольга Ивановна! Мы с женой уже всё решили — остаёмся в городе. Мы не будем эвакуироваться.  Напрасно вы тут передо мной произносите высокие речи. Я понимаю, вы очень эмоциональны, но здесь не сцена. И ваша патетика ни к чему.
Ольга. Пётр Осипович, ночь длинна, у вас будет время подумать. Завтра утром нас всех ждут возле отдела культуры с документами и вещами. Нас отвезут на вокзал. Другой возможности эвакуироваться уже не будет.
Художник. Слышать не хочу! Уходите немедленно! Мы остаёмся. Вы ещё вспомните мои слова и пожалеете обо всём.
Ольга отходит от него в растерянности. Теперь прожектор высвечивает другую фигуру. Это актёр Погодин, её коллега по театру. Ольга подходит к нему, пытается заглянуть ему в лицо, но он отворачивается.
Ольга (с мольбой в голосе). Виктор Аркадьевич, вам нельзя оставаться в Нальчике. В город вот-вот войдут немцы. Вы слишком заметная фигура в городе. Не мне вам объяснять, какая судьба ждёт актёра-еврея, даже такого талантливого, как вы.
Актёр.  Будем надеяться на лучшее. Как говорится, бог не выдаст — свинья не съест. Подумайте сами, куда мне подниматься с таким семейством. И жена против отъезда в неизвестность, и тёща-генеральша, наш главнокомандующий, категорически против. Тёща твердит одно: «Беду нужно пережить дома». Хотя какой здесь дом! Мы эвакуированные. Ну а сын ещё слишком мал, чтобы путешествовать самостоятельно.
Ольга. Вы делаете большую ошибку... Не случайно всю вашу семью начальник отдела культуры Темирканов включил в список на эвакуацию. Он понимает, что вам грозит опасность.
Актёр.  Оля, многие ли в театре дали согласие на отъезд?
Ольга. К сожалению, нет. Все местные актёры и сотрудники остаются. Многие уехали в аулы, к родным. Только четверть списочного состава удалось убедить в необходимости отъезда. Темирканов настаивает — всем нужно уезжать из города. И немедленно. Я не прощаюсь с вами и надеюсь на ваше разумное решение.
Актёр. И всё же, Оля, нам следует попрощаться. Провожать коллег я не приду. И не просите. Грустно, знаете ли, видеть, как другие уезжают, а ты остаёшься.
Ольга. Виктор Аркадьевич!..
Актёр. Прощайте, Оля, прощайте! Вряд ли мы с вами когда-нибудь свидимся. Лёгкой вам дороги...
Актёр удаляется. Ольга грустно смотрит ему вслед. Уходит в противоположную сторону, а на сцене появляются молодые актёры.
1-й актёр.  Никому не дано знать свою судьбу.
1-я актриса. Всегда кажется, что несчастье может случиться с кем угодно, только не со мной.
2-й актёр. Вот именно! Кто угодно может погибнуть от шальной пули или снаряда, только не я.
2-я актриса. Я не могу погибнуть молодой. Это было бы величайшей несправедливостью.
1-й актёр. Так думает каждый или почти каждый, попадая на фронт или в оккупацию. Так думали и наши коллеги, решив остаться в городе.
1-я актриса. 25 октября немецко-фашистские войска вошли в Нальчик. Но художник театра Пётр Осипович Рябчиков и его жена погибли накануне во время бомбёжки. Их квартира занимала угловую часть дома, и для безопасности они перешли во внутреннюю часть двора.
2-я актриса. Именно здесь и настиг их снаряд. Пётр Осипович погиб сразу. Его жене осколком оторвало ноги. Она умерла от кровопотери. 
1-й актёр. О судьбе нашего ведущего актёра Виктора Посадова, поддавшегося на уговоры жены и тёщи остаться в городе, мы узнали только после войны из газет.
1-я актриса. Кто-то донёс новым властям, что Посадов — еврей. Кому-то понадобилось погубить этого тихого, интеллигентного человека. Расстреляли всех — и Виктора, и его сына, рыжего вихрастого мальчугана, заводилу всех проказ, и его русскую жену, и русскую тёщу-генеральшу, семейного командира...
2-й актёр. Погиб и наш начальник Темирханов, который так настаивал на эвакуации сотрудников. Погиб в горах, в партизанском отряде, от руки предателя.
2-й актриса. Но в те дни Ольга ничего не знала о судьбе своих коллег по театру, оставшихся в городе. Она металась в своих мучительных снах, а поезд уносил её всё дальше на восток от бомбёжек и такого близкого, такого недавнего прошлого...
1-й актёр.  Шёл сорок второй год. Враг наступал, всё глубже вторгаясь на нашу территорию. И ещё никто не знал, чем закончится эта война, которую историки назовут великой.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Купе вагона. Утро. Андрей ещё спит. Елена и Ольга негромко переговариваются.
Елена. Скоро приедем в Алма-Ату. Наверно, будет долгая стоянка. Загонят состав на запасной путь, как в Ташкенте.
Ольга. Скорей бы. Так хочется вынести Андрея на свежий воздух! Кто знает, может быть, он снова встанет на ноги?
Елена. Оля, не спеши. Вспомни, что сказал врач в Ташкенте. У Андрея вся проблема в голове, а не в ногах.
Ольга. Я помню. Пока мы в дороге, в условиях неустроенности и неопределённости, надежды  на его выздоровление нет, но если наша жизнь наладится, он сможет поправиться.
Елена. Вот умница! Ты всё понимаешь. Не нужно изматывать себя. Терпи и жди.
Ольга. Если будет долгая стоянка, я, пожалуй, схожу в город, в отдел искусств. Может быть, мне предложат работу? А почему нет? Я выпускница первого в стране режиссёрского факультета, причём его первого набора. Именно на нас, «первенцах», был поставлен эксперимент.
Елена. Какой ещё «эксперимент»? Я вообще не понимаю, о чём ты говоришь.
Ольга. Попробую тебе объяснить, как в таких случаях говорят, на пальцах. Раньше режиссёров-постановщиков для театров никто специально не готовил.  Режиссёры рождались, если можно так выразиться, в горниле театра. Вот скажи мне, кто учил режиссуре Станиславского?
Елена. Кажется, он пришёл из любительского театра...
Ольга. Вот именно. Он начинал как любитель и сам себя сделал в процессе актёрской и режиссёрской практики. Но у нас новое, молодое государство, мы всё делаем заново. Делам так, как никто до нас не делал.
Елена. И что же мы делаем такое новое?
Ольга. А вот что. В нашей огромной стране множество театров и ими нужно как-то управлять. И вот в Москве открывается факультет, который растит кадры постановщиков для всех театров Советского Союза. У нас на курсе учились посланцы всех республик, а вот москвичей были единицы.
Елена. Я, кажется, догадываюсь, почему... В Москве режиссёры не искусственно выращенные, а те, что из горнила. Но на всю страну их не хватит.
Ольга (смеётся). Вот именно! Многие не верили в то, что режиссуре вообще можно научить. В институте на эту тему шли яростные споры.  Нас, первых студентов факультета, в шутку называли «учёными режиссёрами». Да и сам факультет первое время именовался как режиссёрско-педагогический. Даже в названии осторожничали.
В конце концов, я не просто режиссёр, но и аспирантка, работала со студентами в национальных студиях. У меня есть и театральный опыт. Поставила спектакли в Бресте, Элисте, Нальчике... Мои лучшие спектакли — комедии. Комедийный жанр мне ближе других.
Елена (примирительно). Конечно, дорогая моя! Ты заслуживаешь внимания. В другое время ты была бы нарасхват. Они все за честь сочли бы  тебя пригласить в свой город. Но ты пойми, сейчас никто никому не нужен. Каждый цепляется за соломинку, как может, и выживает, как умеет.
Ольга. Мне не хочется с  тобой соглашаться, хотя, может быть, ты и права.
Елена. И потом я просто боюсь тебя отпускать в город после той истории в Ташкенте, когда ты с коллегами по театру отправилась попытать счастья в отдел искусств и едва не опоздала на поезд.
Ольга. Прости меня. Нам тогда пообещали, что состав простоит на запасном пути до вечера. Мы были уверены, что успеем вернуться к отходу поезда.
Елена. Вот именно — пообещали. А потом был получен приказ — отправить  поезд немедленно. Как я умоляла начальника поезда, только что на коленях не стояла... Всё напрасно. Один ответ: «Приказ». Поезд вот-вот тронется. Я все глаза проглядела... Вижу, наконец ты бежишь через рельсы.
Ольга. Мне так повезло — все пути были свободны...
Елена. И правда, повезло.
Ольга. Подошла к вокзалу и вижу: наш состав уже не на запасном пути, а на выезде и паровоз прицеплен. У колёс стоит помощник машиниста с ветошью в руках. Он оборачивается и смотрит в мою сторону. А из окон вагонов пассажиры что-то кричат мне и машут руками. Я понимаю, что поезд вот-вот отправится, у меня перехватывает дыхание, и я бегу, словно в тумане, и ноги становятся ватными...
Елена. Андрей-то как переживал! Не плакал, глаза были сухие, но такие страдальческие. Все вокруг охали: «Мать ушла в город».
Ольга. Мой мальчик... Как я перед ним виновата!
Елена. А в другой раз, когда ты выскочила из вагона на полустанке с чайником?
Ольга. Но у нас тогда закончилась питьевая вода...
Елена. Мы могли одолжить немного воды у соседей и как-нибудь перетерпеть до большой станции.
Ольга. Я увидела колодец с ведром и не устояла перед соблазном. Думала, быстро обернусь, успею.
Елена. Когда бежала обратно, поезд тронулся. Хорошо, что нашлись сильные мужские руки, подхватили, помогли подняться.
Ольга. Больше никогда не буду испытывать судьбу, обещаю.
Елена. Но в Алма-Ате всё-таки пойдёшь искать работу?
Ольга. Не пойду. Потому что ты, как всегда, права. Все походы в отдел искусств заканчиваются одним и тем же. Даже поговорить ни с кем не удаётся, к столам не протиснешься, везде огромные очереди из таких бедолаг, как я.
Елена. Не унывай. Будет долгая стоянка. Погуляешь по вокзалу, может быть,  встретишь кого-нибудь из эвакуированных знакомых. Знаешь, в жизни всякое бывает.
Ольга. Может быть, и бывает, но только не со мной. Но в одном мне повезло — в дороге я встретила тебя. Ты настоящая подруга по несчастью.
Елена (смеётся). И не говори!
Ольга. Война застала нас с мужем в Москве. Мы оба были без работы. Из брестского театра уволились, а новую работу ещё не подыскали. С этого момента и начались наши приключения.
Елена. Приключения — это что-то весёленькое, а у нас пока смех сквозь слёзы.
Ольга. В Москве муж вступил в народное ополчение и ждал повестку на фронт. Наконец  принесли повестку, но в военкомате только руками развели — набор уже закончился, ждите следующего. Ждём. Из ополчения мужа отчислили как подлежащего призыву. Набора на фронт пока нет. Опять ждём. И тут предложение от министерства культуры... Можно поехать в Элисту с калмыцкой студией и работать сразу в двух труппах — калмыцкой и русской. Соглашаемся. Короткие сборы, и вот мы с ребёнком отправляемся в Элисту. Наш поезд прошёл благополучно, а вот следующий, как мы потом узнали, разбомбили.
Елена. Повезло!
Ольга. Да, это было первое везение в нашем путешествии. Добирались тяжело, долго, особенно тяжёлым путь был для Андрея. После нежных бабушкиных забот его ждали переполненные поезда и вокзалы, где на полу всюду спят беженцы. Но закончилась поездка  благополучно.
Ольга и Елена продолжают о чём-то тихо беседовать, а на авансцене   появляются Борис и молодые актрисы. Во время последующей сцены жизнь в купе идёт своей чередой. Просыпается Андрей. Женщины суетятся возле него, умывают. Елена приносит кипяток, собирают нехитрый завтрак. 
Борис. Первым пристанищем нашей семьи после отъезда из Москвы стала Элиста. Калмыцкая студия, подготовленная в театральном институте, была сильным коллективом с яркими актёрскими индивидуальностями. Но в самом театре царили бедность и разруха. Сцена и закулисная часть плохо оборудована, в партере поломанные кресла... Мы с Ольгой определили сына в детский сад, а сами с головой ушли в работу. В театре поочерёдно играли калмыцкая и русская труппы. Репетиции, вводы, спектакли... А фронт проходил рядом. В Ростове-на-Дону, совсем близко от нас, хозяйничали немцы.
1-я актриса. Элиста... Город в степи. Глиняные мазанки, крытые соломой, побелённые внутри и снаружи, с подслеповатыми окнами и низкими потолками... Степные ароматы.  Звёздные августовские ночи. Купол тихого тёмного неба над головой...
Борис. В одной из таких глиняных мазанок на окраине города мы и поселились с Ольгой и Андреем. Электричества в доме не было, пользовались самодельной коптилкой. Слабенький огонёк от фитиля, помещённого в консервную банку,   гас от любого неосторожного движения и  даже от дыхания. За водой ходили на другую улицу. Оля научилась по-особому повязывать косынку, чтобы защищать лицо от колючих песчинок, которые приносил степной ветер. На улице при сильных порывах ветра, едва не сбивавшего с ног, Оля цеплялась за плетень. Хрупкая, тоненькая, она казалась совсем беззащитной перед разбушевавшейся стихией, но это только на первый взгляд. На самом деле, моя жена стоически переносила все трудности, которые нам послала судьба.
2-я актриса. Как только наша калмыцкая студия прибыла в Элисту, мы сходу начали играть на сцене свои дипломные спектакли. К счастью, удалось привезти из Москвы костюмы и даже декорации. И тут же начались репетиции  новых постановок.
Борис. Но вскоре  молодых актёров призвали в армию, и спектакли развалились. В театре остались возрастные актёры и несколько молодых актрис.
С ними я поставил пьесу калмыцкого автора. В русской труппе были артисты, эвакуированные из Киева. Они привезли с собой пьесу Константина Симонова «Парень из нашего города», переписанную кем-то от руки. Прочитали всем коллективом и решили, что это именно то, что сегодня нужно и театру, и зрителю. Ольга как постановщик работала увлечённо, впрочем, как и вся труппа. В спектакле было много актёрских удач.
2-я актриса. Правда, молодую героиню, Варю, играла пятидесятилетняя актриса, жена директора театра. Скрыть её возраст было невозможно. Но это уже, как говорится, издержки театрального закулисья.
3-я актриса. Ох уж это закулисье! А помнишь, как перед вторжением немцев летом сорок второго года все сотрудники театра и актёры пешком ушли из города и добрались по пескам до Гурьева, и только наш директор со своей женой и собачкой отбыл на грузовике, разместив в нём свой любимый застеклённый шкаф?
2-я актриса. Как такое забудешь?
Борис. На сцене нашего театра танки Сергея Луконина шли в бой, а в жизни  калмыцкие кавалеристы, в белых полушубках, серых валенках, с винтовками,  на низких лохматых лошадках уходили из города в действующую армию. В городе создали истребительные отряды, и актёры вместе с другими сотрудниками театра по ночам с винтовками дежурили на улицах. Частенько я выходил на ночное дежурство с польским режиссером Юре Вальденом, который работал в нашем театре.
1-я актриса. Вальден и его жена Стефа были уникальной супружеской парой. 1 сентября 1939 года они ушли пешком из горящей Варшавы и в конце концов оказались в Элисте. Они всегда держались вместе. Поздней осенью вместе с группой свободных от репетиций актёров Вальден рыл окопы за городом, и жена Стефа была с ним рядом. Правда, пробыл он там недолго, его, больного, привезли на повозке, запряжённой волами. На ногах у него были варежки жены – варшавская обувь не выдержала суровых окопных будней. А Стефа   шла рядом с повозкой.
Борис. После тревожных сводок Информбюро  Вальден  врывался к нам и с порога спрашивал: «Борис, а мы не капитулируем?» У меня ответ был всегда один: «Нет, конечно, нет!» 
2-я актриса. Ваш ответ звучал твёрдо, по-мужски.
Борис. А иначе и быть не могло. Никто из нас не был сломлен, хотя на душе было тревожно. Но эту тревогу, вполне естественную, мы загоняли в самую глубину души. В кабинете директора театра 7 ноября мы вместе с Вальденом и другими сотрудниками слушали по радио трансляцию парада на Красной площади, а позже известие о разгроме немцев под Москвой. Вскоре мы с Вальденом расстались и потеряли его из виду. Дело в том, что нас с женой разыскали актёры  брестского театра, эвакуированные в Нальчик. По их просьбе руководство театра отправило нам телеграмму с приглашением на работу, мы в ответ  телеграфировали согласие: «Ждите — выезжаем». В Элисте нас задерживать не стали: предполагалось, что театр скоро будет эвакуирован в глубь страны. И мы отправились в новое путешествие, не задумываясь о том, что едем навстречу фронту.
1-я актриса. А Вальден со своей женой Стефой после нашего похода из Элисты к Каспию и после многих приключений  оказался в частях Войска Польского. Так вместе с войском они и дошли до Варшавы.
 2-я актриса. Причём Стефа – в чине подпоручика.
Борис. Скольких же  творческих людей сорвала война, словно ураган листья, закрутила, закружила и понесла в неизвестность. И никто не знал, что ещё преподнесёт судьба и какой стороной повернётся она на новых витках этого страшного бедствия, которое зовётся таким коротким и выразительным словом «война».
Борис и актёры не спеша покидают авансцену. Действие возвращается в купе.
Елена (смотрит в окно). Вот и Алма-Ата. Не заметили за разговорами, как добрались. Ты пойдёшь в город?
Ольга. Нет.
Елена.  Даже на вокзал не выйдешь?
Ольга. Никуда не пойду.
Елена. Что так?
Ольга. Все эти походы бесполезны.
Елена. Я тебя не узнаю, подруга по несчастью. Ну да ладно, спорить с тобой не буду. Вижу, что настроение твоё изменилось. А я, пожалуй, выйду ненадолго.
Елена, накинув платок на плечи, уходит. Ольга остаётся в купе с сыном.
Андрей. Я не хочу, чтобы ты уходила.
Ольга. Знаю, сынок. Если наш состав долго простоит на вокзале, мы с Леной вынесем тебя на воздух, на солнышко.
Андрей. А когда мы пойдём гулять?
Ольга. Не спеши, сынок. Дождёмся Лену.
Стук в дверь.
Ольга (поспешно). Не заперто, войдите!
Входят две актрисы.
1-я актриса. Оленька, вот ты где! А мы весь вагон обошли, тебя разыскивая (обнимает её). Привет, Андрей! Я ещё не забыла твой звонкий голосок.
Андрей. Здравствуйте!
Ольга. Верочка, Наденька! Вот неожиданность! Какими судьбами?
2-я актриса. Мы теперь живём в Алма-Ате и  работаем в эвакуированном театре Моссовета.
Ольга. Замечательно! Только вы двое из наших?
1-я актриса. Нет, конечно!
Ольга. Вы так внезапно отбыли из Нальчика вместе с директором!
2-я актриса. Видела бы ты, как мы уезжали! Это было настоящее бегство. Директор театра срочно собрал небольшую группу актёров и объявил: «Мы с женой сегодня уезжаем. Весь коллектив на новом месте я не смогу трудоустроить. Так что выбирайте с кем вы. Кто со мной, немедленно собирайтесь и никому больше не рассказывайте о нашем отъезде».
Ольга. Ни мне, ни Борису ничего не было известно об этом разговоре.
1-я актриса. Извини, но это был приказ — молчать.
Ольга. И директор тоже в Алма-Ате? Он ведь уехал с нашими деньгами — оставшиеся сотрудники так и не получили свою зарплату.
2-я актриса. Не хотелось об этом говорить... Но ты на него не обижайся. Он своё получит. Устроился директором в один из театров. И почти сразу же проворовался. Его арестовали и будут судить по суровым законам военного времени.
Ольга. Неужели ему  было мало денег, которые он украл у нас?
1-я актриса. Ах, аппетит, как известно, приходит во время еды. Кушать хочется всё сильнее...
Ольга. Думаю, суд будет справедлив. Как вы оказались на вокзале?
2-я актриса. Простое совпадение. Провожали подругу. Она поехала в Ташкент, чтобы навестить раненого мужа в госпитале.
1-я актриса. А тут по вокзалу разгуливают наши коллеги из Нальчика. Вот неожиданность! Узнали, что ты с ними, что Андрей болен. Решили навестить.
Ольга. Мы в дороге уже несколько недель. За это время Андрей болел уже не   раз.
1-я актриса. Ах ты, бедняжечка! Как же тебе, наверное, тяжело в таких условиях!
2-я актриса. Такой долгий путь, ужасные условия, да и питание, наверное, совсем плохое?
Ольга. Всё именно так.
1-я актриса. Ты обязательно поправишься, малыш! 
2-я актриса. Куда вас везут?
Ольга (разводит руками). В Сибирь.
2-я актриса. Сибирь велика.
Ольга. Пока никто не знает, в каком городе нас высадят.
1-я актриса. Извини, Олечка, но мы тебе помочь ничем не можем. Мы люди маленькие, подневольные.
2-я актриса. Театры в городе переполнены. И всех эвакуированных, которые приезжают, отдел искусств отправляет дальше  — на восток.
Ольга. Такая же картина и в других городах.
1-я актриса. Ну, рады были повидаться. Нам пора на репетицию. Прощаться не будем — плохая примета.
2-я актриса. Удачи! Устроишься на новом месте — сразу напиши нам.
Ольга. И вам удачи!
Обе актрисы уходят через сцену за кулисы.
1-я актриса (на ходу). Наш бывший директор, конечно, негодяй, но мы должны быть ему вечно благодарны за то, что он вывез нас первыми, и мы успели  неплохо обустроиться.
2-я актриса. Мир искусства жесток, здесь каждый сам за себя. Но не мы   придумали этот мир, не нам и отвечать за его нравы.
Действие возвращается в купе.
Андрей. Мама, это были твои подруги?
Ольга. Когда-то я так думала.
Андрей. Я их совсем не помню. А Лена — твоя подруга? Настоящая?
Ольга. А Лена — настоящая подруга.
Андрей. Но ведь ты раньше её совсем не знала?
Ольга. Сынок, на войне люди очень быстро узнают друг друга.
Возвращается Елена.
Елена (весело). Ну что вы сидите тут, как заговорщики? На улице теплынь, солнышко светит, небо голубое без единого облачка... А ну-ка быстро собирайтесь!
Ольга. А ты узнала, стоять будем долго?
Елена. Ну, по меркам военного времени не очень долго.
Ольга. Ну же, не тяни!
Елена (радостно). До самого вечера!
Андрей. Ура!
Елена. Как мы говорим в таких случаях?
Говорят одновременно, Андрей старается перекричать всех: «Повезло! Нам снова повезло!»
Дверь в купе приоткрывается.
3-я актриса (заглядывая в купе). Вы что, репетируете?
Елена. Можно и так сказать.
Из чёрной тарелки радио звучит марш «Прощание славянки». Купе погружается в темноту. Действие продолжается на авансцене. На скамейке сидит Андрей, Елена и  Ольга стоят позади неё.
Ольга. Какой хороший день сегодня! В такой же ясный, погожий день мы с Борисом и Андреем добрались в Нальчик из Элисты. После утомительной дороги с пересадками, после ночей, проведённых на вокзалах, мы, конечно, выглядели не лучшим образом. Помятые, неумытые, не выспавшиеся...  Очень удивились, когда увидели, что нас встречают. Один из актёров, которого мы знали ещё по Бресту, приехал за нами на двуколке. И началась новая жизнь.  Всё нас радовало. Красивый город в долине среди гор. На дворе февраль, но по всем признакам — весна, уже побежали ручейки...  Поселили нас в санатории, в светлой комнате. В театре столько знакомых лиц, а в городе на щитах расклеены афиши моего любимого спектакля. Читаю и глазам своим не верю: «Режиссёр — Ольга Старостина».
Елена. Как же такое могло быть?
Ольга. А вот как: эвакуированные из Бреста актёры самостоятельно восстановили наш спектакль, ввели в него местных актёров, подобрали музыку. И спектакль, который погиб в Бресте, ожил в мирном Нальчике. От этого было радостно на душе. 
Елена. И всё было бы хорошо, если бы вскоре фронт не продвинулся на Кавказ. Был Нальчик тыловым городом, а стал прифронтовым. Я сама оказалась в таком же положении. Нас, беженцев из Ленинграда, и встретили тепло, и разместили хорошо, и бесплатно кормили в столовых, и подлечили... И даже работу многим  подыскали. А потом всё резко изменилось.
Ольга. Ты права. Мы с мужем поставили в театре шесть спектаклей. Играли не только в городе, но и в аулах. Борис выезжал туда с балкарской труппой. И вдруг всё сразу оборвалось. Когда началась эвакуация госпиталей, в городе стало тревожно. Поползли слухи о том, что Нальчик может быть сдан врагу.
Елена.  Многих наших блокадников, тяжело больных, эвакуировали вместе с ранеными. Больше блокадники в город не поступали.
Ольга. Теперь город наполнили беженцы — дети и старики — с Кубани и Ставрополья.
Андрей. Мама, а поезд без нас не уйдёт?
Ольга. Нет, сынок, поезд только вечером отправится.
Андрей. А если будет приказ?
Елена и Ольга переглянулись. Ольга незаметно смахнула слезы.
Андрей. Зачем мы ушли с вокзала на улицу? Давайте вернёмся на вокзал!
Елена. И правда, лучше вернуться. Так надёжнее будет.
Ольга. Всё, сынок, мы возвращаемся!
Андрей. А вы меня опять по очереди нести будете?
Елена. Конечно. Твоей маме одной тебя тяжело нести.
Андрей. А когда я буду сам ходить?
Ольга. Скоро, сынок! Совсем скоро. Вот приедем в большой город, устроимся, и врачи тебя вылечат, обязательно вылечат.
  Они уходят. Ольга несёт сына на руках. А на авансцене снова появляется Борис.
Борис. Одиннадцатого августа сорок второго года по Нальчику прошёл слух, что немцы совсем рядом и есть приказ: завтра всем покинуть город. Вечером я направился в городской комитет партии, чтобы уточнить обстановку. В здании горкома свет горел лишь в одном окне. У подъезда — вооружённая охрана и заведённый автомобиль. Мне разрешили пройти в кабинет ответственного работника.
Работник горкома (в военной форме, идёт навстречу Борису). Товарищ, у вас ровно одна минута. В чём состоит ваша проблема?
Борис. Я режиссёр драматического театра. Мы, работники театра, хотим знать, действительно ли есть указание покинуть город. В таком случае, что нам делать? Может быть, идти в партизаны?
Работник горкома. Сначала уходите из города, это приказ. А там видно будет, что делать (уходя, оборачивается, вспомнив о чём-то). Услышите одиночные выстрелы, значит, расстреливают дезертиров. А если будут пулемётные очереди — это немцы наступают.
Борис (смотрит ему вслед). «Сначала уходите из города — это приказ». А куда нам идти с ребёнком? В горы? В аулы? Что же, в горы так в горы. Я возил спектакли во многие аулы, познакомился с председателями колхозов. В аулах живут родственники наших актёров. Может быть, нам удастся устроиться в каком-нибудь ближнем ауле на несколько дней, пока прояснится обстановка и будет понятно, что делать дальше?
Предупредил актёров кабардинской и балкарской трупп о том, что надо уходить. Молча выслушали, обещали передать всем остальным. Но в эти дни почти никто из города не выехал. Актёры русской труппы заперлись в своих квартирах и никуда не двинулись. Кроме нас. Мы с женой и сыном ушли из города. Почему мы так поступили? Не знаю. Может быть, сказалась наша дисциплинированность. А может быть, наша наивность, доверчивость. В общем, собрались мы с женой в дорогу.  Помимо тёплых вещей сына, Оля уложила в мешок кое-какие наши вещи, которые можно обменять на еду. Вышли в путь налегке, а чемодан и вещмешок отправили в ближайший аул  с одним нашим актёром, который направлялся к родителям на повозке своих родственников. Нам там места не было, но нас это обстоятельство не насторожило.
На противоположную часть авансцены выходит Ольга.
Ольга. В дороге мы старались не показывать своё волнение сыну. Изо всех сил создавали иллюзию семейной прогулки. «Смотри, сынок, какое красивое дерево! Какой замечательный цветок! А вот стрекоза!» Окружающий мир и в самом деле был прекрасен. В сумерках зажглись светлячки. Сын собирал их, и они светились у него в руках.
Борис. Когда мы наконец вошли в посёлок, было уже темно. Нашли нужный нам дом. И что же? На улице, под стеной дома, стояли наши вещи. Я постучал в ворота, в ответ — тишина. Снова постучал. Ответа долго не было, потом во дворе послышался голос. Я громко объяснил, кто мы, и попросил открыть. В ответ молчание. Снова объяснил, а в ответ услышал: «Не бельмейме», то есть «не понимаю». Но я-то точно знал, что все в доме говорят по-русски. На этом наши переговоры были окончены, и мы остались ночевать на улице.
Ольга. У стены дома соорудили постель для сына из чемодана и вещевого мешка. Уложили его спать, укрыли тёплыми вещами. Ночью было прохладно, выпала роса. Все наши мысли были о том, куда нам идти. Может быть, утром всё прояснится и наш актёр объяснит нам, что произошло?
Борис. Ждать до утра нам не пришлось. На рассвете мимо нас по шоссе, ведущему из города, пронеслась повозка с парой лошадей. В ней — возница в штатском и два милиционера в полной форме с винтовками наготове. Я выскочил на шоссе, закричал им: «Что случилось?» В ответ: «Немцы!»
Ольга. В этот момент нам стало по-настоящему страшно... Мы с сыном на виду, укрыться негде. Дома стоят далеко друг от друга. На улице никого...
Борис. Наконец появилась на шоссе какая-то повозка. Катит из города. Останавливаю. Хозяин — русский мужик, как потом выяснилось, лесник.
Появляется лесник — бородатый мужик в телогрейке.
Борис. Скажите, правда ли, что в Нальчике немцы?
Лесник (степенно). А кто их знает...
Борис. Разве вы не из города?
Лесник. Нет, в городе я не был. Так, ездил по делам.
Борис. Я здесь с семьёй. Мы попали в непростую ситуацию. Был приказ всем покинуть город. Мы ушли из города, надеялись найти временный кров. А оказались на улице.
Лесник. Здесь вам оставаться нельзя. Опасно.
Борис. Что же нам делать? Помогите выбраться отсюда. Куда угодно — только подальше от дороги. Может быть, в лесничество?
Лесник. А что дадите?
Борис. Деньги.
Лесник. А зачем теперь деньги? Кому они нужны?
Борис. Возьмите часы. Хорошие часы. Фирма Буре.
Лесник (рассматривает часы, читает надпись). Подарок отца. Не жалко?
Борис. Так что, берёте?
Лесник (бережно убирает часы во внутренний карман). Ладно. Отвезу вас в лес. Есть одно местечко. Шоссе хорошо просматривается, а сторожку и сарай в зарослях со стороны шоссе не разглядишь (уходит).
Борис. Место, действительно, оказалось удачным, и мы получили краткую передышку. Лесник определил нас в сарай, а сам расположился в сторожке. Днём на шоссе всё было спокойно, ночью тоже. Может быть, обстановка изменилась, и немцы продвигаются в другом направлении? Лесник оказался  молчуном. Настроение у него было мрачное. На все наши вопросы отвечал односложно. Мы наконец поняли, что он нам не помощник и решили действовать сами. В ближайшем ауле жила наша актриса — Женя. Задумались: а что если пойти к ней? Расспросили у лесника дорогу в аул, оказалось, что это совсем недалеко. Оля настояла, что сначала она с сыном сходит в аул и выяснит обстановку.
Ольга. И вот я с Андреем иду по пустынной дороге. Вокруг лес. Андрей притих, ни о чём не спрашивает, ничего не просит. И так на протяжении всего пути. Наконец выходим из леса и спускаемся в долину. Между нами и аулом — горная река с каменистым дном, широкая, но маловодная, неглубокая. Осторожно переходим реку вброд. Навстречу нам выбегает стайка ребятишек. Расспросила, где дом родителей нашей актрисы. Дети вызвались нас проводить. В сопровождении детворы подходим к аулу, и тут неожиданно в небе раздаётся гул самолёта. Звук  незнакомый, чужой, с подвыванием. Самолёт летит низко, но никто от него не прячется, местные жители не обращают на него внимания. Привыкли. И только ребятишки кричат: «Немец, немец!» Для меня это был первый вражеский самолёт.
На сцене появляются родители Жени.
Мать Жени. Мне сказали, что вы ищете мою дочь.
Ольга. Да, мы с Женей вместе работаем в театре.
Мать Жени. Женя не приходила из города. Должна прийти, ждём.
Ольга. Могу я подождать её у вас во дворе?
Мать Жени. Да. (Показывает на скамейку.) Отдыхайте. Я принесу вам молока.
Ольга садится на скамью.
Отец Жени. У моей дочери есть небольшая библиотека. Не могли бы вы посмотреть её?
Ольга. Да, конечно, посмотрю.
Отец Жени. Я хочу, чтобы вы отобрали опасные книги (уходит).
Ольга. Опасные книги... Прохожу в дом. Этажерка уставлена книгами Жени. Отбираю труды Ленина, какие-то политические брошюры, учебники по общественным наукам. А художественную литературу  оставляю. Все отобранные книги хозяин уносит. Издали вижу, что перед правлением колхоза разожгли большой костёр, жгут какие-то документы. К этому костру и направился отец Жени с опасными книгами.
Ребятишки принесли нам яблок. Хозяйка угостила кукурузной лепёшкой и молоком.
Так проходит день. Темнеет, а Жени по-прежнему нет. Решаю остаться на ночлег. Хозяйка постелила нам на лавке в сенях. Я уложила сына.  Пыталась уснуть. Вдруг посреди ночи на улице раздаётся конный топот. Входят двое незнакомых мужчин, с ними хозяин. Освещают меня фонарём. Светят прямо в лицо. Что-то говорят на своём языке, потом уходят. Снова конный топот. Уехали... Я не знаю, кто эти люди, но интуиция мне подсказывает, что они выдадут меня, как только придут немцы. Принимаю решение уходить. Только дождусь утра — и в лес, в наш тайник.
Рано утром разбудила сына, вышли с ним из дома, ни с кем не попрощавшись. Увидела в соседнем дворе хозяйку, позвала её. Договорилась обменять свою кофточку на продукты. Поели с сыном и двинулись к реке. Умылись в прохладной воде, перешли реку вброд. И тут я заметила на склоне холма движущуюся нам навстречу одинокую фигуру. Походка, как у Бориса. Конечно, это он. Борис не выдержал и пришёл за нами.
Борис и Ольга обнимаются.
Ольга. Женя так и не приехала.
Борис. А я всё-таки разговорил лесника, и этот молчун выдал мне, что аул — самое опасное для нас место.
Ольга. Я это поняла, когда незнакомые люди ночью светили мне в лицо фонарём.
Борис. Они приезжали на лошадях?
Ольга. Да. А что, они и у лесника были?
Борис. Нагрянули ночью. Меня они не видели. Говорили с лесником, о чём, не знаю. Он скрытный.
Ольга. Ты спросил хотя бы, кто они?
Борис (подражая леснику). «А кто их знает. Вооружённые...»
Ольга. Долго мы здесь оставаться не можем. Нужно выяснить, что в городе. Может быть, фронт миновал Нальчик?
Борис. Лесник собирается сегодня в город проведать родственников и выяснить обстановку.
Ольга. Я поеду с ним.
Борис. Это может быть опасно.
Ольга. Не волнуйся. Я наряжусь так, что все будут принимать меня за местную жительницу. Надену старый сарафан, тапочки, голову повяжу платком.
Борис. И всё-таки давай подождём возвращения лесника.
Ольга. Нет, я поеду с ним, своими глазами посмотрю. Не спорь, я уже всё решила.
Борис. Ну ладно, пусть будет по-твоему.
Борис и Ольга уходят, а действие снова переносится в купе.
Елена. И что же было дальше?
Ольга. Поехала я вместе с лесником в город. По пути заехали в пригородный посёлок к знакомым лесника. Спрашиваем у них: «Как в городе?» Отвечают: «Людей не трогают, а лошадей отбирают». — «Да кто отбирает-то?» — «А кто их знает? Вооружённые». Лесник испугался за своих лошадей, оставил их у знакомых, и мы пешком отправились в город. По дороге встретили милиционера с винтовкой и противогазом. Я была ему рада, словно родному человеку.
Елена. Нам тоже предлагали покинуть город, но уйти в горы мы не рискнули. Местности не знаем, знакомых нет. Несколько дней в городе совсем не было власти. И радио молчало. И даже хлеб не выпекали. А потом оказалось, что фронт пока миновал Нальчик — бои шли у Моздока.
Ольга. А когда я пришла из леса, власть уже вернулась, заработали учреждения и жизнь снова налаживалась. Мои соседи начали меня наперебой уговаривать: «Возвращайтесь!» Да я и сама всё решила и поспешила в лес за своими мужчинами.
Елена. И власть вернулась, и жизнь наладилась, только вот горе — не надолго.
Ольга. Согласись: то, что жизнь наладилась, было лишь видимостью. Воинских частей в городе не было, фактически город был открыт, а в Пятигорск уже вошли немецкие танки. Оттуда до Нальчика всего несколько часов езды. Выехать из города невозможно — железную дорогу перекрыли.  Спали одетые, у дверей вещевые мешки и сумка с документами. Одежду сына я раскладывала так, чтобы быстро его одеть.
Елена. И мы спали одетые. А что толку? Куда бежать? В поле? В лес?
Ольга. Рядом с нашим общежитием было кукурузное поле. Предполагалось, что на первый случай мы сможем там укрыться.
Елена (с  иронией). Ну очень надёжное место!
Ольга. Иногда ночью, когда не спится, я перебираю в памяти события последних месяцев. И знаешь, что чаще всего я вспоминаю?
Елена. Что?
Ольга. Как провожала мужа на фронт. Шли с ним рядом до моста. А дальше было нельзя. Простились. Стоим с сыном, смотрим вдаль, он крепко держит меня за руку, молчит. Вот и скрылись призывники за поворотом, среди них — мой Борис. Только пыль, поднятая их сапогами, ещё долго кружилась над дорогой. Пыль от сапог Бориса ещё кружится, а его уже нет с нами. И он не вернётся, не прибежит из-за поворота, не покажется больше вдали. До сих пор о нём ничего не знаю. Суждено ли нам встретиться в этой жизни?
Елена (берёт её за руки). Не грусти. Всё будет хорошо. Мне вот и вспомнить нечего. Никого я на фронт не провожала и никого с фронта не жду.
Ольга. И хорошо, что не провожала. Ещё встретишь свою половинку, когда закончится война.
Стук в дверь. Входит актриса, коллега Ольги по театру.
Актриса. Ну что, девочки, заканчивается наша комфортная жизнь?
Ольга. Что ты имеешь в виду?
Актриса. Прошёл слух, что сегодня ночью наш состав расформируют, а нас всех переселят в теплушки.
Елена. А лавки там есть? Или на полу будем спать?
Актриса. Если верить бригадиру поезда, то и нары там есть, и печки железные  поставили, потому что повезут нас, как и обещали, в Сибирь. А с сибирскими морозами, как известно, шутки плохи.
Елена. До морозов в середине октября, думаю, дело не дойдёт, но ночи будут холодные.
Ольга. В Сибирь так в Сибирь! А печка — это хорошо, можно будет для Андрея лепёшки печь...
Актриса. Я вот о чём думаю. Привезут ли нас всех в один город? Или будут высаживать по нескольку человек в разных городах?
Ольга.  Думаю, что сегодня об этом никто не знает.
Актриса. То-то и оно, что никто не знает. А хорошо бы всем вместе...
Елена. Это уж как получится.
Стук в дверь. Заглядывает проводник.
Проводник. Приказ пришёл — всем эвакуированным с вещами покинуть вагон. 
Елена. И куда нам отправляться?
Проводник. На четвёртый путь. Там формируется новый состав. Советую держаться всем вместе, чтобы попасть в один вагон (уходит).
Ольга. Ну что же, надо собираться.
Елена. И поживее, чтобы не отстать от своих.
Актриса. Пойду и я собираться (уходит).
Ольга и Елена собираются, Ольга одевает и выносит Андрея, Елена подхватывает вещи. Они уходят, а на сцене появляются актёры. Они разбирают выгородку купе и уносят её со сцены. На протяжении всего этого времени из чёрной тарелки радио доносится военный марш.
Наконец на заднике сцены высвечивается силуэт вокзала с надписью «Новосибирск».
На сцене появляются Ольга, Елена и Андрей, одетые по-зимнему. У Ольги и Елены в руках вещевые  мешки.
Елена. Пять недель в дороге... И вот наконец приехали, а радости никакой! Вытряхнули нас на вокзале — устраивайтесь, товарищи!
Ольга. А радость пока одна — Андрей выздоровел раньше, чем обещал врач.
Елена. Андрей у нас молодец, всех удивил!
Андрей. Мама, а Новосибирск — большой город?
Ольга. Большой, сынок.
Андрей. Больше, чем Москва?
Ольга. Нет, сынок. Москва — столица нашей страны, а Новосибирск — столица Сибири.
Елена. Только в этой столице Сибири нас, к сожалению, никто не ждёт.
Ольга. Нужно что-то решать. Завтра отправимся в отдел культуры, а ночь нужно где-то пересидеть. Может быть, пойдём на вокзал?
Елена. Ну уж нет. Оставим этот вариант как запасной. Сначала попробуем устроиться в гостиницу. Должны же быть гостиницы в этом большом городе7
Ольга. Думаешь, это так легко? К тому же города совсем не знаем... Давай для начала найдём дежурного по вокзалу или милиционера, расспросим, где ближайшая гостиница.
Мимо них проходит старушка с корзиной.
Старушка. Пирожки, горячие пирожки! С картошечкой, с капусточкой! Только что из печки...
Елена. Кажется, я знаю, что делать. (Догоняет старушку.) Бабушка, мы эвакуированные, не подскажете, где тут ближайшая гостиница?
Старушка (присматривается к ней). Гостиницу я тебе подскажу, только вряд ли ты там устроишься.
Елена. Что так?
Старушка. Время-то военное, приезжих много. На всех мест не хватает. Поселяют только по звонку или по записке.
Ольга и Андрей подходят к ним, Ольга присоединяются к разговору.
Ольга. Может быть, кто-нибудь из ваших знакомых комнату сдаёт?
Старушка. И комнату найти нелегко. Люди с Запада всё едут и едут, думаете, вы одни такие?
Ольга. Ну что же нам делать? В чужом городе, с ребёнком? Подскажите.
Старушка. Даже не знаю, что вам и сказать.
Елена. Помогите нам устроиться хотя бы на несколько дней. Я блокадница, подруга из Москвы. Думаю, с  работой нам помогут и с жильём.
Старушка. Ну ладно. Поживёте у меня, пока не устроитесь. Постелю вам ватное одеяло на полу...
Елена. Вот спасибо! Бабулечка, а пойдёмте к вам прямо сейчас...
Старушка. Вот пирожки распродам — и пойдём.
Ольга. Холодно, ребёнок простудится...
Елена. А давайте мы у вас пирожки купим? Мы голодные с дороги.
Старушка. Ну если так... Идёмте! Здесь недалеко, за вокзалом.
Елена и Ольга подхватывают вещи. Все уходят.
На сцену выходят молодые актёры.
1-я актриса. Так началась жизнь в эвакуации. Правда, в одну из первых ночей они едва не умерли от угара. Бабушка экономила уголь и рано закрыла трубу. Спас Андрей: он громко заплакал и всех разбудил. Почувствовали неладное, выползли в холодный коридор и там пришли в себя.
2-я актриса. Но вскоре жизнь наладилась. Ольга устроилась в отдел искусств инспектором по театрам, а Елена в библиотеку. Дали им комнату в общежитии. А у Андрея началась интересная жизнь: днём в детском саду, а вечером в театральной  ложе вместе с мамой. Смотрел всё подряд и ни разу не попросил, чтобы его оставили дома.
1-я актриса. А в Москву, к родителям Ольги, шли телеграммы...
1-й актёр. «Где Оля?» «Сообщите Оле мой номер полевой почты».
3-я актриса. «Пишите в Новосибирск до востребования». «Есть что-нибудь от Бориса?»
2-й актёр. «Выслал вам денежный аттестат. Получите в военкомате».
1-я актриса. В военкомат Ольга отправилась вместе с сыном.
2-й актёр. Пожилой офицер вручил Андрею документы: «Держи, пацан, это тебе от папки с фронта!»
1-я актриса. Андрей был счастлив.
2-я актриса. Однажды в морозный ветреный день Ольга с трудом брела через площадь...
Из чёрной тарелки радио на столбе раздаётся голос Левитана: «Сегодня наши войска под Сталинградом окончательно разгромили группировку противника».
2-я актриса. Ольга остановилась, слушала и слёзы катились по лицу. Потом поспешила домой. Пересказала услышанное Елене и сыну и все втроём разрыдались. Потом устроили праздничный чай с шоколадом из неприкосновенных запасов. Победа теперь казалась такой близкой...
1-й актёр. А летом пришло известие из театрального института. Ольге как аспиранту пришлют вызов в Москву. Вызов в Москву в то время служил пропуском в столицу. Имея на руках вызов, Ольга сможет купить билеты на поезд.
1-я актриса. Ждать пришлось месяц, но дни тянулись особенно долго. И вот наконец письмо пришло.
Снова вокзал. Ольга с Андреем уезжают. Елена помогает им донести вещи.
Елена. Ну что, подруга по несчастью, присядем перед дорогой, чтобы путь был лёгким?
Ольга. Непременно.
Все усаживаются на скамейку.
Елена. Андрей, не забывай, что в Новосибирске у тебя осталась тётя Лена. И маме напомни, чтобы она мне обязательно написала.
Ольга. Обязательно напишу. И не раз. Столько вместе пережито... Этого нам уже никогда не забыть.
Елена. Я за тебя очень рада. Повезло, снова повезло!
Ольга. И тебе обязательно повезёт. Скорей бы только война закончилась... А она обязательно закончится. Я вот о чём думаю. Вся наша жизнь в эвакуации, все переезды и наше путешествие в Сибирь — всё это было не зря.
Елена. Лучше бы всего этого не было.
Ольга. Всё пережитое, все мои переживания и впечатления — всё это мне когда-нибудь пригодится, непременно пригодится в моей работе. Ну кто бы я была, если бы отсиделась в Москве? Чтобы я знала о войне, о бедствии да и о жизни вообще?
Елена. Ты обязательно поставишь какой-нибудь замечательный спектакль. Или напишешь книгу воспоминаний. Смотри, и обо мне не забудь!
Из чёрной тарелки раздаётся голос диспетчера: «Внимание! На первый путь прибывает поезд «Москва — Новосибирск». Нумерация вагонов с головы поезда».
Ольга. Ну всё, нужно торопиться.
Подхватывают вещи и быстро уходят.
1-я актриса. А потом были письма.
Ольга. Дорогая Леночка! До Новосибирска мы с тобой добирались пять недель и казалось, что этому путешествию не будет конца. А из Новосибирска до Москвы мы с Андреем ехали всего пять суток, но они тоже тянулись бесконечно долго. Первый день Андрей простоял у окна. В Омске к нашему поезду прицепили вагоны с актёрами театра имени Вахтангова. В Москве на вокзале нас встретили мои родители, постаревшие, исхудавшие... Андрей их узнал, хотя не виделись два года, вырвался и побежал к ним. Ну вот всё и позади. Наконец я дома. Родная Москва цела и почти невредима. В первую ночь меня разбудили орудийные выстрелы, но я решила, что никуда не двинусь, пусть бомбят, я дома. Шло сражение на Курской дуге. Для меня — это первый салют победы. Война обязательно закончится, и Борис вернётся с фронта. Не нужно только поддаваться отчаянью, опускать руки — надо делом заниматься.
Елена. Дорогая моя подруга по несчастью! Очень рада за тебя и Андрея. Наконец вы дома, в родных стенах. Больше не пиши мне в Новосибирск, я очень скоро отсюда уеду. Можно было вернуться в Ленинград, но слишком тяжёлые воспоминания оставила блокада. Не хочу в прошлое. Больно. Я возвращаюсь домой, как и ты. Мой родной солнечный Краснодар уже освободили от немцев. Как только услышала по радио это радостное для меня сообщение, сразу же написала домой. Я ведь ничего не знала ни о маме, ни о сестрёнке. Наш дом не разбомбили, стоит по-прежнему. А вот мама и сестра едва не погибли. Ты, наверное, слышала о душегубках — газовых машинах, которые немцы впервые опробовали в Краснодаре? Моя мама и сестрёнка были на Сенном рынке, покупали продукты, как вдруг началась облава. Солдаты оцепили рынок, а к центральному входу уже подогнали душегубки. И тут произошло невероятное. Один молоденький солдат сделал знак моей сестре и повёл их с мамой вниз, в подвал. Что-то сказал по-немецки и запер дверь. Выпустил их через несколько часов, когда трагедия была позади. Не знаю, почему он так поступил. То ли моя молоденькая голубоглазая сестра с волосами цвета соломы напомнила ему невесту или сестрёнку... То ли человек был хороший и на войне оказался случайно. Только если он погиб в боях на Кубани или ещё где-нибудь, мне очень жаль. Первый раз со времени блокады я пожалела немца.
В общем, возвращаюсь я домой, в родные стены. Папа погиб в Сталинграде... Надо помогать маме поднимать сестрёнку. Я хочу, чтобы она получила образование и крепко стояла на ногах. Напишу тебе, когда вернусь домой.
Борис. Оля, родная! Встреча наша откладывается на некоторое время. Меня посылают на Дальний Восток, в Китай или Монголию, ещё не знаю наверняка. Война заканчивается, но не заканчивается моя служба. Но это всё временно. Я знаю, что рано или поздно мы будем вместе. И тоже думаю, как и ты, что всё было не зря. Вышли мы из этого испытания сильнее и опытнее, и больше знаем о жизни, и цену миру знаем лучше, чем те, что не были на войне. До встречи, родная, осталось, думаю, совсем немного...


Рецензии
Серьезный материал. Не берусь критиковать, не критик, не литератор. Правда, вот "наших раненных военных". Скорее "раненых" или "израненных". Разве не так? С уважением к вам и вашему обстоятельному произведению.

Владимир Викто   02.03.2016 05:34     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.