Певчий Гад. Красивый пожар был. Осенние деньки

Красивый пожар был


А начиналось так…
Впервые нажрался Великий в школе. Отметил обязаловку всеобуча по-взрослому. Наслышан был: доброму делу «дорожку промочить» надо. Ну и промочил. Купил на украденные у папашки копейки «огнетушитель» красного вермута, и…
выжрал, засранец-первоклассник. До донышка высосал. Хорошо ещё, пил на детской площадке. Иначе б не дополз до дома и не получил от папашки таких звездюлей, что хватило на всю оставшуюся жизнь…
А хватило их, звездюлей, и на долгую ненависть к родителю. А заодно и к школе. И к родимому дому…

«…будем всякой хренвой заниматься.
Будем падать и вновь подниматься.
Будем, будем… а после не будем.
Заниматься  хренвой нужно – людям...»
(Из поздних опусов Великого)

***
Избитый «папулей», изобиженный малый ушёл из дома на следующий же день. Ушёл недалеко, но умненько – на уютный чердак родимой трёхэтажки. Пожил там пригожими сентябьскими деньками, а их выпало ровно семь, комфортно.
Ночевал на бесхозной ветоши. А с раннего утра со своей верхотуры, из слухового окошечка начинал хитрую разведработу – выслеживал час, когда вся родня расходилась, спускался с чердака и проникал в собственную квартиру через окно на кухне. Благо, первый этаж, рядом пожарная лесенка… какие проблемы? Запасами из холодильника и кормился…

***

Осенние деньки


Они, они, именно они, первые осенние заморозки, а не жадность и природная вороватость вынудила великого человека забрать из дома не только очередную порцию съестного, но и деньжат для сугрева.
Винцо винцом, но и огонька захотелось… как не понять. Распалил, гад, костерок на деревянном чердаке, испёк картошку, клюкнул бормотушки, заснул. Сон был безоблачен…
Но – до поры. Клубы едко смердящих облаков плотно стояли над головой очнувшегося Великого и, кажется, говорили:  «Пора. Вставай. Или усни навеки. Теперь или никогда…».

***
«…приходил какой-то жёлтый,
Он шугал его: «Пошёл ты!..»,
Только жёлтый уходил,
Фиолетовый будил…»

***
Великий выбрал – проснулся. И увидел: чердак  тлеет, струйки дыма расползаются уже не только от очага, но и от ветхих деревянных перекрытий…
Кинулся тушить костерок – топтал, кашлял, задыхался. Сухие балки  вот-вот вспыхнут, а тогда… не только дом, но и Великий мог сгореть, и пропасть на фиг, и не оставить о себе Эпоса, Саги… хотя бы обломков ея…

***
Пришлось спуститься вниз, сдаться взрослым. А в итоге…
В итоге на целых два годочка попасть в зону для малолетних преступников – за  поджог многоквартирного дома. Это первая страница жизни, от которой в памяти навсегда остался едкий осадок, а в груди хронический кашель и навсегда надтреснутый хриплый голос «а-ля Высоцкий». Впрочем, причина хрипоты крылась ещё и в более раннем детстве. Но не всё сразу…

***
«Дом горел. Прибыл отряд.
С похмелья отряд строг.
«Никто не уйдёт. Все сгорят!» –
Красивый пожарник рек.
Добил бычок. Сказал «Вашу мать».
Пламень был чист. Бел.
Чёрный брандспойт. Жёлтая медь…
Красивый пожар был…»
(Из поздних отрывков-воспоминаний Великого)

***
…тогда-то, раным-рано – после битвы с «огнетушителем» грязного винища, битвы с  пожаром, битвы с папулей, битв на зоне, стал Великий осознавать шкурой, ещё не очень дублёной, что всё в этом мире – Битва. Видения надвинулись позже.  И заслонили…