Легенда о Безымянном

(Колыбельная)

**
Спи, дружок. Погружаясь в мир призрачных грез,
уходя вдоль границы меж смертью и сном,
не жалей, что за прожитый день не сбылось.
Лучше слушай, что я расскажу о былом.
Не пытайся представить пейзажей и лиц –
сами в нужные образы лягут слова
с истонченных от времени, хрупких страниц.
Предоставь это Тьме – спи, глаза закрывай.

Первый шаг по дороге в сей мир совершив,
ты принес в него голос, и запах, и боль,
но подняться до впившихся в небо вершин
не любому под силу. Так просто позволь
погрузиться сознанию в ласковый мрак,
в зыбких путах туманных теней утонуть.
Ночь, что ужас вселяет в живущих,  – не враг.
Светлый - только на черном проявится путь.

Закрывай же усталые глазки, дружок.
Подвергаясь опасности даже во сне,
еще большей, чем если в ночи за порог, -
постарайся, однако, довериться мне.
Мост сожжен: ты меня уже в дом пригласил,
чтоб уютней – зажег в изголовье свечу.
Для борьбы не достанет мальчишеских сил.
Да и смерти твоей я пока не хочу.

Не порви этой нити, связующей нас,
восприимчивый разум для знаний открой,
будь умен и используй единственный шанс -
не могу обещать, что получишь второй.

**
Оставляя заботы за хрупкой спиной,
ты все дальше идешь во владения сна,
каждый раз не один. Нет, малыш, не со мной:
за тобой наблюдает богиня-Луна.
Ее взгляд мимолетен, но чуток к другим,
ее силой рожденным. И Ночи дары,
что вручались взамен человечности им,
обусловили правила новой игры.

Разлетелись по свету в густой темноте,
для охоты достойные земли избрав,
Дети Ночи, Наследники этих Детей.
Каждый мнил себя избранным. Каждый был прав.
К совершенству окрашены кровью пути:
смертных много, а вечность вампира – одна.
Помогая к поставленной цели прийти,
улыбалась с небесного трона Луна.

Потеряв одного – сберегла остальных.
Разделив свою нежность меж меньшим числом,
наблюдала, как те уже учат других
беспощадной охоты владеть ремеслом.
Утверждала сильнейших и хищный талант
умножала стечением знаков и звезд.
Злобный брат ее, огненноликий гигант,
задыхался в бессилии ярых угроз.

Мир изменчив. С таким убежденьем вовек
не простится и наиглупейший из нас.
Для тебя же, пока ты живой человек,
он сложней и опаснее в тысячу раз.

**
Страх, невежество смертными руководят -
нет удобней среды стать вампирам сильней.
Впрочем, я не о том. Над землею взойдя
в одну давнюю ночь, Королева на ней
не нашла Эркенвальда. Один из семи
(из шести), кто был отнят у ясного дня.
Зов тревожный, не слышимый, разве, людьми,
пролетел, серебристой струною звеня.

Не откликнулся Сын. И повторно смолчал –
ни движения мысли богине в ответ.
Мерзлой тенью на сердце упала печаль:
неужели и в нем прежней верности нет?
И рассеяла всюду она облака
и туманы, стелившиеся  над землей.
Никогда еще ночь не была так ярка!
Долго люди Серебряной звали ее.

И пронзала лучами от крон до земли
полуночных лесов бесконечную вязь.
Ни ущелья, ни скалы бы скрыть не смогли
и песчинки. Но чем помогла эта страсть?
В каждый дом человечий сквозь ставни окна
заглянула, надежду умножив стократ,
полноводных озер каменистого дна
дотянулась, но всюду – один результат.

Ни кладбищенский червь, ни летучая мышь,
ни дряхлеющий филин не вышли на след.
И от боли отчаянной не закричишь –
и нигде Эркенвальда пропавшего нет.

**
Тает, плавится воск…. Отчего ты не спишь?
На ресницах дрожащих сверкает слеза…
Не терзай себя жалостью мнимой, малыш.
Я не всю еще сказку тебе рассказал.
Эркенвальд возвратился, как только лучи
смертоносного солнца угасли, и враз
послужил объяснением сотни причин
поразительный воина Ночи рассказ.

Пробудившись, попал он в неведомый мир –
вереницу реальностей, если точней.
Проходил их насквозь, только ориентир
не нашел средь сверкающих в небе огней.
Миновал мертвый лес, видел реки, поля,
и предгорья, и мрак неприветливых скал –
но повсюду, повсюду чужая земля.
Нет дороги назад, как бы он ни искал.

Он десятки границ меж миров пересек,
ощущал то рассвета спешащего гнет –
то прохладную полночь. Горячий песок
под ногами хрустел – и не тающий лед.
О подмоге взывал, обращаясь к Луне,
уповая: откликнется, явится та.
Но мольбы растворялись в глухой вышине -
равнодушно молчала небес пустота.

Все ж, он вышел. Опять же, неведомо, как.
Не поняв механизма вселенских дверей.
И обиду, и счастье сдавив в кулаках –
как все дети, нашедшие вновь матерей.

**
Есть миры, будто отзвуки давнего сна,
параллельные нашему. Просто поверь.
В них у Солнца нет власти, бессильна Луна,
но бессмертным порой открывается дверь.
Я бывал в таком, знаю, есть некая власть
над слоями реальности. Пусть над одним.
И могу беспрепятственно снова попасть.
Мы – как будто единое целое с ним.

Да, в таком же в ту ночь побывал Эркенвальд,
даже многих, что нонсенс. Но мне ли судить
о возможностях Призванных? Бард или скальд
пусть сомненьем терзаются. Чтоб оградить
от сюрпризов Вселенной, иной был бы рад
перекрыть все ходы, наложил бы табу…
Но Луна – верх бунтарства: не терпит преград
и запреты видала в прогнившем гробу.

Если есть где исток человечьих безумств,
если гения в нем хоть бы малая часть -
да сорвется заклятие тайное с уст,
что подарит над этим источником власть!
Если можно услышать вселенский мотив
и в созвучие с ним гармонично войти –
своеволие в сердце навеки убив,
я и сам бы пошел по такому пути!

Но – не Эркен. Мне имя другое дано,
моей Вечности цели – иные совсем.
Среди тех, кому кровь ваша, будто вино,
ведать скрытые связи доступно не всем.

**
С языка на язык, из легенды да в миф.
Я свидетелем не был, но ходит молва,
что молчал Эркенвальд, хмурый взгляд опустив,
от богини услышав такие слова:
"Ты в неведомый мир ныне ключ получил,
ты сумеешь реальность познать изнутри.
Я не вижу каких-то серьезных причин
преграждать тебе путь: трогай, пробуй, смотри.

Изменяй, если хочешь, - я дам тебе сил
чтоб влиять, исправлять что-то в каждой судьбе.
Этой власти никто у меня не просил –
и никто не был близок, подобно тебе.
Но запомни: гармония, истинность всех
твоих мыслей и чувств, твоих действий и слов
каждый миг – твой единственный шанс на успех.
А иначе – будь к жертвам серьезным готов.

Но любимого Сына отправить в поход
без щита, без доспеха – что сразу убить,
оборвав бесконечного времени ход.
Чтоб тебе никогда уязвимым не быть,
под чужое влиянье вовек не попасть,
не связать заклинаньем себя самому,
ни одна чтоб не стала помехою страсть –
безраздельную ценность твою отниму.

Не хочу, чтоб с тобою приветилась Смерть,
чтоб кружилось над пеплом твоим воронье –
и, без права когда-либо снова владеть, –
Эркенвальд – отнимаю я имя твое!"

**
Не дослушал, стервец. Все ж усталость сильней
любопытства и страха, чего-то еще…
Спи, дружок. Промелькнут сотни, тысячи дней,
прежде чем за твоим вновь возникну плечом.
Не для сказок. Да, собственно, это финал:
догорела свеча, на подходе рассвет.
Если б только я имя Создателя знал!
Но ни имени, ни самого его нет.

Да и те, кому больше других повезло,
кто запомнить успел цвет внимательных глаз,
силу рук, может, голос иль смех, – как назло,
не намного уже отличимы от нас:
правом доступа в Х-параллель награжден,
меж мирами замкнув пребыванье свое, –
ни один не ответит, чьей кровью рожден,
где встречает закат передавший ее.

Теплый воска комок. Разлилась темнота
беспрепятственно. Скажешь, что я был не прав,
за дорогой, пронзившей горбину моста,
у живых твою мать навсегда отобрав?
Но иначе б я вряд ли ступил на порог.
Обусловленный Вечностью – выбор един:
слишком краток и блекл человеческий срок,
каждый Ночи Охотник – тебе господин.

Повинуясь привычке – да просто уму,
что предложит решенье проблемы любой, –
я и память твою, уж прости, отниму.
Доживешь – повидаемся снова с тобой.