Тулупчик с барского плеча

Когда Александр Сергеевич Пушкин задумал написать "Историю Пугачевского бунта",он еще не знал, что берется за неподъемное дело. С присущей гению дотошностью Пушкин перелопатил горы бумаг, проехал по местам восстания, встречался с людьми, которые еще помнили бунт, и , в результат ...не написал ничего. От задумки Пушкина осталась лишь одна истина : "Упаси Бог от русского бунта - бессмысленного и беспощадного". Ибо заглянул поэт в такую бездну, что озноб прошиб его до конца жизни. И ещё от обшиной задумки осталась "Капитанская дочка" - чудная сказка,которая по словам Давида Самойлова , есть

"Мужицкий бунт - начало русской прозы,
Где Свифтов смех, и Вертеровы слёзы,
И заячий тулупчик Пугача,
Насильно снятый с барского плеча".

Помните конец повести, где императрица милует офицера Гринёва. И где Пугачёв гордо заявляет перед казнью, что он - "Не ворон, а воронёнок. А ворон еще летает!" Так вот , говорил Пугач так , или нет - записей не осталось. Зато осталась дата казни - 10 января 1775 года.
То есть - 341 год назад.
И было это иначе, чем описывает классик.
Тут надо вернуться назад, до пленения. В самый разгар бессмысленого и беспощадного бунта.Это определение восстания очень не нравилось советской историографии. Тогда считалось, что Пугачевский бунт был Крестьянской войной с царским правительством. То есть - делом и осмысленным, и нужным. И потому книга о Пугачеве вышла даже в серии "Жизнь замечательных людей".
Так вот сей замечательный человек отличался такой кровожадностью, что до сих пор не нашлось человека, способного без содрагания читать документы той поры. Ну, что был понятен примерный расклад: с помещиков и их детей запросто живьем сдирали кожу. Особенно жестоко обращались с пленными офицерами. Им устраивали вытяжку члена. Такая медицинская процедура под хохот пьяной толпы. Кстати - этот обряд удачно применялся обеимми сторонам и во время Гражданской войны.
А еще любили закапывать живых, связав их лицом к лицу с покойником. Предварительно, дня за три до похорон.
Словом - веселый был вороненок Пугачев.
А страна воевала с Турцией. Каждый солдат на счету, а тут - на тебе! Удар в спину. Ведь поднялись казачьи области, которые всегда были опорой Трону!
Представьте уровень угрозы, если на подавление бунта императрица вынуждена была бросить войска под командованием Александра Васильевича Суворова.
Знаете - с чего начал операцию Суворов? В Туле он заказал кузнецам медвежью железную клетку. И с клеткой в штабном обозе отбыл на подавление бунта.
Весть о том, что сам Суворый идет на Пугача с клеткой бежала впереди похода. На восставшие области она действовала удручающе. Ещё, сказывали, ключ от клетки у самой Екатерины. Посадить-де в неё можно Пугача где угодно, а открыть западню способна только царица и только в Москве.
Собственно, так все и произошло. Вышколенные суворовские ветераны просто разгоняли шайки бунтовщиков, не способных к организованному бою. Разгром был скорый и полный. К чести Суворова - его солдаты местью не занимались.Это уже на освобожденных землях начались казни и порки, которыми занимались отдельно на то посланные катарельные отряды.
А Пугачева заключили в медвежью клетку. Сам Александр Васильевич защелкнул за ним дверь из толстых прутьев, сквозь которые не пролезал кулак.
Открыть замок можно было только в Москве.
Здесь же, рядом с клеткой, на корточках усадили прикованных к ней пугачевских "енералов" - Перфильева, Жигаева, Подурова и Торнова. Следом в широких санях, уже без оков, под конвоем двух солдат, везди жену Пугачева Софью, да бывшую жену Устинью, и его детишек.
Вот так и двинулись.
Да, чтоб не забыть.
При сем угрюмом поезде ехал отдельным приказом приставленный к обозу полковой лекарь Альтшванг. Ему вменялось доставить арестованных в столицу в здравии.
Зима была. Прутья клетки накалились - не коснешься. У Пугача внутри щёки и ладони в морозных язвах. У нералов - ноги под железами в спрутьях. У баб и детишек - грудной кашель. На что солдаты конвоя молодцы крепкие - и те водки из баклажек хватят, зардеются, а всё-равно через полчаса поёживаются и принацовывают.
Альтшванг лечил бунтовщиков, мазал обмороженные места гусиным жиром, баб и детей поил микстурой.
Все доехали благополучно. Может - не помереть их заставила известность, с которой преступников везди от города к городу, от села к селу.Всюду поглядеть на несчастных сгоняли обывателей, и в народе не было сочувствия к тем, кто еще недавно держал половину империи в страхе.
На Москве обоз прстоял под морозом несколько дней. Пока готовилась казнь. И сизым утром 10 января ключом от клетки, взятым у императрицы, в присутствии митрополита, обер-секретарь Правительствующего Сената Степан Шешковский открыл узилище.
Собственно, сама казнь многожды описана в литературе. Там нет только рассказа о том, как лекарь Альтшванг перед обезглавливанием освидетельствовал всех пригроворенных. О чем и составили акт,не замеченный истриками поздних времен.
Сама казнь была скорее не отпрвавлением правосудия, а общественным зрелищем. Сюда продавались билеты, а недалеко от эшафота шло скоморошье представление, где из такой же клетки, как у Пугачева, извлекли медведя и казнили точно так же, как человека...
А жён, Софью и Устинью, били плетьми. Не оголяя спин, впрочем. И вместе с детьми сослали на вечное поселение, в Кексгольм. Будто-бы, говорили шопотом, так уговорил судей лекарь Альтшванг, имевший там баронское имение.
А кто же тот ворон, о котором загадочно прорицал с лобного места Пугачёв?
Думайте сами.
Во всяком случае, Сергей Есенин тоже искал ответ:

"Невесёлое наше житьё.
Но скажи мне, скажи,
Неужель в народе нет суровой хватки
Вытащить из сапогов ножи
И всадить их в барские лопатки".

Лично я вообще придерживаюсь того мнения, что с вОронами в истории мы уже перебрали. Пережить бы еще голубя с железными крыльями...