Третий год

  На  третий  год я  обнаружила,  что  мой  юношеский  энтузиазм   сменился  любовью  к  своему  делу.  Школа  приходила  ко  мне  даже  во  сне,  и  первое  сентября   наполняло  меня  адреналином  до  краев.
  Палисадники  у  домов  благоухали  осенними  астрами,  обреченными  стать  букетами   учеников,  чтобы  медленно  угасать потом  в  банках  на  окнах  в  классах.    На  партах  были  закрашены  все  надписи,  старые  портреты  водрузились  на  стены,  и  Великие  приняли  свой  привычно-укоризненный  вид,  взирая  на  веселую  кутерьму  внизу.  Ах!   Школа  оживала!

  Впереди  были  туманные  от  мороза  утра,  где  со  всех  сторон  слышен  скрип   снега  под  ногами ребятишек,  бегущих  с  тобой  к  светящимся   сквозь  наледь  окнам  школы.   Впереди  были  истории,  поджидающие  тебя  каждый  день  и  за  каждой  дверью.  Впереди  были  любимые,  и  не  очень,  но  твои  дети,  которых  ты  получал  в  безраздельное  пользование,  и  от  которых   ни  за  что  не  отказался  бы.

 
  Мой  класс  вырос  за  лето,  округлился  фигурками  девочек  и  забасил  петушиными  срывами  голосов   юношей.  Мне  снова  предстояло   знакомство  с  ними  и  завоевание  их   доверия.
   Класс  потерял  двух  соучеников,  поступивших  учится  в  техникумы,  и  переживал  это,  как  переживал  бы   любой  механизм,  лишившийся   своих  деталей.
  Наконец,  белые,  праздничные  фартуки  сменились  деловым  видом  черных,  мы  входили  в  режим  уроков.
  Десять  девочек  и  двадцать  два   парня.   Ну,  что  ж,  не  привыкать.  Свои  уроки  у  них  я  попросила  поставить  последними  в  расписании,  и  проводила  их   на  берегу  Оби,  пользуясь  теплыми  днями  осени.  Эти  уроки  затягивались  у  разведенного  костра  с  печеной  картошкой,  и  превращались  в  разговоры  на  вольную  тему.

   Их  интересовало  всё  в  жизни,   особенно  вопросы  взаимоотношений.  Я  запоминала  их  и  возвращалась  к  ним,  подготовившись  к   ответам.
 Мой    восьмой  Б  полыхал  любовью  друг  к  другу,  и  это  чувствовал  весь  педсостав. Требовался  какой-то  путь,   на  котором  они   вырастут  духовно. Я  убедила  ввести  зачетную  систему  на  неделю,  чтобы  получить  возможность  вывезти  их  в  город    на  три  дня.  Эксперемент  получился,  и  вот  мы  загрузились  на  «ракету»,  снабженные  вареными  курицами  и  яицами.   Вечером  их  ожидал  поход  в  филармонию  на  «Щелкунчик»  Чайковского.   Сказать,  что  они  ожидали  этого,  я  не  могу.   Но  какой-то  сюрприз  они  ожидали.
  Поселились  мы  в  спортклубе,  по  договору  со  школьным  физруком,  нам  выделили  спортзал,  маты  и  спальные  мешки  туристов. Гам,  шум,  беготня,  азарт  в  предвкушении   неизвестного,   закончились  переодеванием  в  наряды   для  концерта.  Я  везла  их  городским  автобусом,  прибывшем  к  подьезду  Дк  Энергетиков.    Их  лица  выражали  недоумение. Они  попались!
 
 Симфонический  концерт  им  не  предвиделся бы  в  самых  нелепых   предположениях.  Очутившись  в  толпе   зрителей,  блиставших  вечерними  платьями  дам,  мои  Золушки  окончательно  присмирели.   Я  видела  их  лица  во  время  концерта,  которых  постепенно  захватывала  живая  музыка,  и  мне  они  нравились.
 
   Следующий  день,  они  уже  безропотно  пошли  в  картинную  галерею  местного  музея,  результатом  чего,  вечером,  было  выработано  решение,  создать  такую  галерею  в  маленьком  корпусе,  где  была  одна  смена,  и  где  находились  ещё  четыре  классе  начальной  школы.
  Мне  предстояло  закупить  репродукции  в  городских  книжных  магазинах,  а  им  изучить  биографии    русских  художников  и  стать  гидами.
   Вот  такой  результат  поездки,  мы  привезли  в  школу.
 
   Педколлектив  скинул  на  меня  докучливую  обязанность,  представлять  их,  учителей,  в  комиссии  по  делам  несовершеннолетних  в  сельской  администрации.
  -  Посидишь  на  паре  заседаний,  поголосуешь  когда  надо  будет,  и  все  дела.  У  тебя  небольшая  нагрузка,  а  за это    доплачивать  будут.-

   Они  были  наивны,  как  и  я  сама.
Судьба  настигла  их,  когда  я  получила  вызов  на  такое  заседание.
  Пятерым  человекам  предстояло  решить  судьбу  Тольки  Попова,  ученика   другой  школы   леспромхоза,  а  конкретно,  дать  добро  на  помещение  его  в колонию   для  несовершеннолетних  бузотеров.
 Народ  прочел  перечень  его  прегрешений   в  течении  ряда  лет,  порешил   собрать   отчеты   и  отправить,  подписав  с  чистой  совестью,  согласие  на  меры.
     Последней  каплей  явился  разгром  бюста  Мичурина  на  садовом   участке  той,  второй  школы.

  Мне  было  поручено  написать  отчет  о  семье  преступника.
  Я  позвонила  «своим»  родителям,  и получила  полную  картину  жизни  семьи  Поповых.   
  - Мать  работает  по  суткам,  мальчишки  беспризорят,  а  отцу  запрещено  касаться  детей.    Дети  практически  заброшены,   делают,  что  хотят,  в  школе  просто  балласт.-
  Мой  поход  на  усадьбу  Поповых,  был  обставлен  торжественно.  Свита  из  трех  человек   сопровождала  меня,  когда  я  появилась  в  большом  доме,  занимаемой   мамой  и  двумя   сынами.  В  маленьком  домишке,  стоявшем  тут  же,  в  усадьбе,  жил  их  отец,  машинист  паровоза  леспромхозовской  узкоколейки,  состоявший в условиях перманентной  войны с женой.

   Сквозь  перечисление  обид,  было  не  пробиться  к  родительским  чувствам  ни  того,  ни  другого   родителя.    Состоящий  в  сопроводителях,  отец  моего  ученика,  дважды  выскакивал  из  дома  в  негодовании  от  разговоров.    Четкое  желание  набить  морду  самому  Попову,  читалось   на  его  лице.
   Я  методично  и  изуверски  продолжала  пытать  мамашу   своими  вопросами  о  воспитании   парнишек.   Свита  взмокла.
 
   Мой  отчет  о  положении  Толяна  в  семье,  поверг  администрацию  в  ступор. 

   Она  спаслась  тем,  что  нашла  решение  передачи  хулигана  мне  на  поруки,  определив  его  в  мою  школу   и  в  мой  класс. 
 
   Учительская  рыдала,  а  я  всерьез   опасалась физической  расправы.
Класс  встретил  эту  новость  в  штыки,  там  были  те,  кто  сталкивался  с  Толяном,   и  ни  один  раз  залечивал  разбитые  им  носы.
   Мне  пришлось  убеждать  их,  что  только  они  могут  спасти  парня  от  колонии.
   -  Забыть  драки  и  обиды,  поддержать  его,  быть  человечней  и  великодушней.  Помочь  ему  стать  иным.  Помочь  мне  в  этом  деле.  Чем  лучше  были  бы  вы,  очутившись  на  его  месте?   Он  пережил  очень  серьезный  урок,  он  напуган,  примите  его,  как  приняли  бы  друга.  Я  вам  доверяю.-
  Что-то  в  этом  роде   звучало   в классе.
 
  Утром,  в  кабинете  директора,  мне  «вручили»  Толика  Попова.
  Он  сам  выбрал  с  кем  за  парту  садиться,  хотя  выбора  у  него  не  было.   Все  были  его  бывшими  врагами.
 
  Мы  начали  жить.   Провалы  в  знаниях  были  глобальными,  но  он  не  был  тупицей.   Это  был  живой,  активный,  неприкаенный   пацан.  После  уроков,  класс  обсудил  результаты  и  принял  решение  «вытягивать»  его  индивидуально.    Толян  молчал  во  все  время  обсуждения,  и  так  же,  молча,   принял  их  решение.
   Результатов  почти  не  было,  но  Толян  освоился,  позволил  себе   на  уроках   быть  бойким,  не  поняв  всей  серьёзности   нового  положения.  До  него  ещё  не  дошло,   с кем   он  имел  дело. От  меня  требовалось  решение   столь  неадекватное,  что  встряхнуло бы  его  как  никогда.
 
   Я  предприняла  визит  в  местный  комитет  леспромхоза,  потребовав   присутствия  на  уроках   отца,  так  как  дома  он  не  занимается  воспитанием  сына.  В  борьбе  за  Толяна,  я  была  одна  в  школе, учительская  узнавала  обо  всем  постфактум.
 
   Шел  интенсивный  вывоз  леса  из  тайги,  и,  естественно,   время  больших   заработков.
   Папу  Попова  не  только  отправили  в  отпуск, лишив  возможности  заработать,   но  ещё  обязали  каждый  день  приносить  в  местком  от  меня  записку,  что    нет  претензий   на  этот  день.
  Это  пришибло  не  только  старшего,  но  и  младшего  Попова.  От  возможной  ременной  расправы   с  сынком,  я  предостерегла  в  самых  изысканных  выражениях.

   Он  начал  работать   на  уроках,  втягиваясь  в учебу.  Отец   смирно  сидел  за  последней  партой.
   За  месяц  пребывания  отца  в  школе,   у  нас  было  много  разговоров.   Он  заходил  в  учительскую  после  уроков,  где  ждал  его  чай  и  похвальба  Толяну,  значительно  изменившемуся   за  это  время.   Класс  действительно  начал  дружить  с  ним,  и  темноглазый  взгляд    симпатичного  парня   терял  выражение  волчонка.  Учительская  сменила  гнев  на  милость,  отмечая  его  успехи  и  проснувшийся  интерес.  Мне  уже  не  приходилось  просить  их  не  ставить  Толяну  двойки,  в  качестве  моральной  поддержки.
  -  Лучше  ничего  не  ставьте.  Запишите  мне  в  тетрадь,  я  пройду  с  ним  тему.-
  В  классном  журнале  лежала  тоненькая  тетрадка  для  записей  предметников  для  меня,  классного  руководителя,  о  всяческих  замечаниях  по  классу.
  Тетрадка  была  табу  для  класса,  и   хотя  лежала  свободно,  в  неё  не  заглядывали.  Она  носила  название  "Вась-Вась",  что  заменяло  собой  известный  "тет-а-тет".  Эти  месяцы,  она  была  посвящена приобретению  школы  -  Анатолию  Попову,  и  я  знаю,  что  он  тайно  заглядывал  в  неё,  предвосхищая   моё  прочтение.  Он  явно  жалел  меня.
 
 Потом  он  появился  у  меня  в  доме  на  наших  читках  фантастики.   Я  читала  им  Бредбери.    Толя  вручил  мне  тетрадку  с  написанным  им  фантастическим  рассказом,   это  был  самый  дорогой  Новогодний  подарок  мне!  Мы  решили  поставит  спектакль  по  его  рассказу.  Родители  принялись  шить  спешно  костюмы.   Ребятня  репетировала  даже  на  переменах.   Толька  выбился  из  двоешников.
 
   Мы  выпустили  стенгазету  для  школы,  где  прорекламировали  спектакль.   В  Новогодний   утренник   спектакль  был  показан  на  сцене  клуба  для  всех  сельчан.

   После  поклонов  артистов,  зал  потребовал  Толяна.  Его  нигде  не  было.  Я  нашла  его  в  чулане  технички  по  заглушенным  рыданиям.   
   Мне  пришлось  долго  гладить  по  вихрастой  макушке  парня,  предрекая  ему  будущее  журналиста  и  писателя.  Он  успокаивался,  стыдясь  обернуться  ко  мне  лицом.  Представляю,  как  жаждало  его  сердце  этих  слов....
   Потом  я  видела  его  в  толпе  танцующих,  и  светлое  лицо   Толяна,   красавца  в  новом  костюме,  купленном  отцом,   вызвало  слезы  уже  у  меня  самой.
  Это  был  последний  год  моей  работы  в  школе,  но  ещё  много  лет  мне  снился  мой  класс  и  ныло  сердце  первого  сентября.
   
 (  первая часть  -Обретение  соседей.  Привет! )