Котовка. Авраменко

В Котовку без всяких боев вошли немцы. Погонявшись за курами, насытившись молоком и яйцами, подались дальше, а от фронта пришла другая часть, то ли выздоравливающих, то ли легкораненых.
  Коля, племянник  Авраменко, был в том возрасте, когда особой разницы не замечал, кто был рядом, свои, чужие. Солдатам мальчонка понравился, и каждый день щедро одаривался шоколадом, печеньем, или еще чем, сроду не виданным в селе. Через год он уже сносно чирикал по-немецки.  С интересом разглядывал своих сверстников на небольших фото, которые были у каждого солдата в кармане. Части сменялись, но Коля неизменно был завсегдатаем их жилищ и   с интересом разглядывал фото новых мутер, швестер, зон. Какая-то группа забавляясь, учила его ездить на велосипеде. Учителя сменялись, а искусство управлять  велосипедом, стоя на педалях через раму, совершенствовалось.
  В сельсовете верховодил староста, вошел в привычку новый порядок. Фронт был в нескольких сотнях километрах, вокруг села степь до горизонта. О Партизанах слыхом не слыхивали. В селе жили в основном деды, бабки, и молодухи с детьми. К некоторым вернулись, отпущенные из лагерей, мужья. Так бы и тянулось, но вдруг стал вопрос выезда на работу в Германию. Никто особо не рвался ехать в неизвестность. Староста, по давней традиции, бросал жребий, чья семья пошлет от себя работника. Выпало и Авраменко. Четыре дочки, старшая заневестилась уже, младшая еще себе ладу не даст. Кого послать? За старшую испугались, не обидел бы кто, младшая сама не выживет. Дуся и Шура – две претендентки, но у Шурки здоровье получше, придется ей и ехать.
   Молодежь, отобранную для работы в Германии, свезли на ближайшую станцию. Там их осмотрели врачи, выдали какие-то бумаги и погрузили в товарные вагоны. В дороге мучила жажда и голод. Съели всё, что брали с собой. На станциях стояли мало, да и из вагонов не всегда выпускали. Наконец, поезд остановился, и какие-то люди стали сортировать, кому, куда идти.  Кто покрепче отбирался на завод. Шурка с подружкой решили сказаться больными и ничего не умеющими. Думали, может назад отправят.  Потом отбирали на фабрики. Потом еще куда-то. В конце концов, Шурка осталась одна. К вечеру приехал старый, толстый немец на одной ноге. Хмуро глядя на Шурку, он долго недовольно сопел, все разглядывал, разглядывал, затем махнув рукой велел садиться в пролетку. Дорогой все попытки заговорить терпели неудачу. Юсуп, как звали хозяина, недовольно бурчал, гневно сверкая глазами. По приезду Шуру определили в сарай, где держали свиней, жестами показали, что делать, и она осталась одна. По наивности, Шура думала, что утром всё переменится, но пришедший Юсуп жестами повторил, что ей делать, чем кормить свиней, где брать, а на вопрос «а я что буду есть?» указал на корыто из которого ели свиньи.  Шура обиделась, решила, что с ней неудачно шутят, что всё не взаправду, но в обед на свой повторный вопрос Юсуп повторно указал на корыто разразившись гневными непонятными словами.  На другой день, голодная, продрогшая, обиженная, сопровождаемая недобрыми взглядами и недовольным бурчанием Юсупа, Шура заботилась о свиньях, но всё вываливалось из рук. В голове кружила одна мысль – «казалы хвашисты, а воно так и есть, хвашисты, ще и яки! Що робыть? Скилькы выдержу, помру тут, мабуть. На що було так далеко везты, можна було и дома вбыты. Не хочу цього терпиты, не хочу до смерти!»
  Дорогой она заметила небольшую речку с мостиком. «Зараз побижу, та втоплюся, а терпиты не хочу!» И Шурка побежала, бросив посреди двора ведро с кормом, за поселок, к мостику через реку. Дорогой дала волю слезам, а добежав до реки, вытерла слёзы, решительно взялась за поручни, перегнулась, разглядывая темную воду. Вдруг кто-то окликнул её. Шурка думала, что это Юсуп догнал, но, обернувшись, увидела не молодого полицейского. То держал велосипед и внимательно разглядывал Шурку.
- Was ist passiert? Was wollen Sie?
Снова хлынули слезы. Шурка, плача, повторяла, что лучше утопится, чем будет жить, как свинья и есть с ними из одного корыта. Полицейский, как мог, расспрашивал её, а Шурка снова и снова твердила о своей беде. Каким-то непостижимым образом полицейский понял, что случилось, а его спокойный, добродушный тон несколько успокоил Шуру.
-Commen, gehen, bitte.- Он жестом пригласил ее следовать за собой.
   Шурке было уже все равно. Пусть хоть стреляют, хоть вешают, не буду жить со свиньями. Всю дорогу до дома Юсупа она сквозь слёзы выговаривала свою обиду, все, что наболело за эти два дня. Во дворе Юсуп вежливо приветствовал полицейского. Тот задал несколько не понятных Шурке вопросов, затем спокойно вынул резиновую палку. Шурка отвернулась и закусила губу. Бей, фашист!
   А полицейский несколько раз ударил палкой Юсупа, который жалко стоял на одной ноге. Шурка опешила. Юсуп безропотно сносил удары и стоял, покорно склонив голову, вытянув руки вдоль тела. Шурке стало, даже, жаль его, одноногого старика. Она пыталась что-то сказать полицейскому, но тот спокойно пристроил палку к поясу, развернул велосипед и жестом поманил Шурку за собой. Дорогой полицейский где словом, где жестом рассказал Шурке, что у Юсупа на восточном фронте погиб сын, потому он так зол на русских.
   В полицейском участке Шурку заперли в камеру. Снова ничего не понимая, она   улеглась на жесткую лавку, и измученная переживаниями уснула.
   Утром ее разбудили, принесли еду,  и она с аппетитом съела все, что было в тарелке. Казалось, так вкусно ее еще нигде не кормили. Потом ее вывели во двор, где уже ждала двуколка. Пожилой немец приветствовал ее, прикоснувшись к своей шляпе. Шурка смутилась и заняла место. Всю дорогу новый хозяин пытался с ней поговорить, но беседа не клеилась. Вскоре они приехали на большой двор. Большой каменный дом, каменные сараи, диковинная колонка с большим колесом посреди двора и много других рабочих, которые с интересом разглядывали ее. Потом выяснилось, что в хозяйстве были чехи, поляки, француз и американец. Шурку приветливо встретила хозяйка с двумя дочками и повела показывать дом, открывая двери, и показывая, где что находится. Дойдя до столовой, большой и светлой, хозяйка пригласила Шуру сесть за стол показывая, что хочет накормить её, но Шурка отчаянно запротестовала. Тогда хозяйка предложила большую чашку кофе с молоком. Кофе не понравился, но Шурка выпила и поблагодарила. Потом вышли во двор, и хозяйка показала, где держат птицу, где коров, где лошадей. Когда дошло дело до свиней,  Шурка напряглась.
  Все работники помогали понять, что от нее требуется и Шурка взялась за работу. Дело было привычное, животные и сараи были чистые и Шурка с удовольствием работала. Ближе к полудню француз, прошмыгнув мимо, сунул Шурке сверток. Украдкой заглянув в него, Шурка увидела коричневый брусок и решила, что это взрывчатка. Француз-то был военнопленным. Припрятав сверток, продолжила, как ни в чем не бывало, работать. Позвали на обед. За большим столом сидели все вместе, хозяева и работники. После обеда было принято отдыхать и все разошлись по комнатам. Улучив момент, фпанцуз спросил:
-Ну, как? Шоколад понравился?
-Тю, а думала, что это взрывчатка!
   Спустя некоторое время, Шурка втянулась в режим. Было чудно, что молоко не перегоняли на сепараторе, как дома, а в высоких тонких, как стакан, сосудах опускали в колодец, где молоко само разделялось. Хозяйка подарила Шурке чемодан, чтобы та хранила в нем свои вещи. А к чемодану дала белье, несколько платьев, туфли и разные диковинные штучки. Когда случался праздник, все одевались, делали прически и шли гулять на озеро. Хозяева были довольны работящей Шуркой, а Шурка никогда в своей жизни так роскошно еще не жила. На маленьких, 6х9, фото она сама себя не узнавала. Прямо артистка какая-то!