Про Куню

Однажды Куня валялась на второй полке их купэ и уже не знала, какое еще положение можно принять чтобы хоть как-то забыться сном.

Ее мама сидела внизу у окна и безостановочно разговаривала с мужчиной напротив. Мужчина ей ни в чем не возражал, и поэтому разговор был односторонним. Мужчина был занят едой. Его щеки были раздуты, как  голова у фонтана Пушкарских бань в Петербурге.

Мамин голос был узнаваем, и поэтому было странно слышать, как хорошо она была осведомлена о положениях на фронтах.

Свозь сощюренные глаза  Куня  увидела через немытое окно, что поезд их замедляет ход и проезжает сквозь огни большого города. Она склонилась с полки чтобы спросить у мамы ....а будет ли остановка, и удивленный мужчина не смог удержать все нажеванное во рту.

Зашипели колодки тормозов, и сонный кондуктор в коридоре, с фонарем по уставу безразлично орал «Станция Бодайбо, остановка на 2 часа».

После натопленного купэ морозный воздух перрона приятно освежал маму и Куню. Они медленно шли по направлению вокзала, раскланиваясь на ходу с дорожными знакомцами.

Паровоз уже отогнали под тендер, и станционные слесаря деловито стучали разводными ключами вокруг него, уверенные что будто именно по их заслуге происходит движение.

В конце перрона Куня увидала группу военных в незнакомых ей шинелях. Они грелись танцем под мелодию из Сметаны. Стало понятно, что это части белочехов спешат на встречу адмиралом.

В здании вокзала было, как всегда: молодой подпорудчик, затянутый ремнями, прощался с заплаканной гимназистой и обещал, что напишет ей длинное, как только писаря разведут свежих чернил. Начальник вокзала отчитывал буфетчика за несвежие бутерброды. Кто-то менял портянки.

Куня стояла завороженной всей этой прелестью дорожного быта и не заметила, как мама ее куда-то делась. Первой обнаружила ее одинокое присутвие ничейная собака. Она подошла к ней близко, на длину языка, и робко лизнула ее.

Но Куне было не до собачьих сентиментов: поезд скоро будет отправлять, а у нее на себе не было ни билета, ни плацкарты. К томуже она не знала, в каком вагоне они с мамой ехали. Чтобы не создавать ненужного возбуждения среди пассажиров, она выскользнула на перрон и столкнулась нос к носу с мужчиной из из купе. На морозном воздухе он не узнал ее или просто сделал вид. Однако пальцы поднес к козырьку своей фуражки с меховыми ушами. Куня потупила  взгляд, но внутренне обрадовась такой встрече: человек этот должен будет неприменно вернуться к ним в купэ, чтобы продолжить еду, и она просто последует за ним.

В это время Кунина мама тоже обнаружила свою пропажу. Она уже в который раз запускала руки глубоко в карманы шубы, пока не прорвала из насквозь. На утоптанный снег сразу вывалилось их содержимое: надушенный еще в довоенные времена носовой платок, ключи от гороской квартиры и закладные квитанции из ломбарда. Но среди содержимого не было и следа от Куни.

Пассажиры от скуки и холода предлагали свою помощь и задавали про Куню дурацкие вопросы, как будто на перроне могла потеряться другая, но очень похожая на мамину.

Один мужчина, чтобы привлечь к себе внимание толпы, наклонился к маме и сказал: « Я видел вашу Куню несколько минут назад среди белочешских солдат в конце перрона». Его речь возымела действие, и мама заспешила к солдатам.

На ее вопрос про Куню белочехи делали  вежливые улыбки и отвечали, что « не помают порусску».

Дали первый звонок к посадке, и все радостно кинулись к своим вагонам.

Мужчина из их купэ был одним из первых. Видимо, от морозного воздуха он успел проголодаться. Куня следовала за ним до самых ступенек их вагона, а там решила подождать своей мамы. Во время ожидания она слышала отрывки разговоров про  какую-то  женщину, которая бегала по перрону, сломя голову, в поисках чего-то для нее очень важного. Куня гордилась этим и, когда увидела свою маму, обрадовалась их встрече.

В купэ Куня залезла на свою полку и скозь сон слышала покашливание их паровоза.