Он пришел. Знакомство

06 апреля 1943 года

Берлин, Германская империя

15:25

Получив необходимую информацию, Шольц отправился в гости к Маттиасу Герингу, а Софи осталась его ждать. Ибо теперь, когда она стала его практически полноправным партнёром, у неё не было сомнения, что он к ней вернётся. Или – что было бы ещё лучше – перевезёт её к себе в Ванзее. Хотя, с другой стороны, там ей придётся конкурировать на кухне с Эльзой…

Она вдруг вспомнила, как они познакомились. Впрочем, наверное, не так уж и «вдруг» - она об этом последние дни вспоминала постоянно.

Как бесшумно распахнулась дверь в её одиночную камеру (тюремщики терпеть не могли дверные визги и писки, поэтому регулярно смазывали дверные петли машинным маслом)… и на пороге появился Он. Герой её ураганно-феерического и, в некотором роде, служебного романа.

Чуть выше среднего роста, блондинистый, симпатичный – хотя и не сногсшибательно красивый, облачённый в голубой мундир люфтваффе, шикарную кожаную лётную куртку на меху с погонами подполковника, залихватскую лётную фуражку и (как потом она узнала, не совсем уставные) ботинки Fallschirmjager – десантников Германа Геринга. Его шею закрывало тёплое серое уставное кашне, на котором возлежал Рыцарский крест с дубовыми листьями.   

Потом она узнала, что это был всего лишь один из видов формы, которые Карл Юрген Шольц имел полное право носить – наряду с фельдграу подполковника вермахта и такой же повседневной формой оберштурмбанфюрера СС.

Она влюбилась в него сразу, окончательно, бесповоротно и по самые маленькие розовые ушки. Не только и не столько потому, что ещё с подросткового возраста была неравнодушна к лихим улыбчивым пилотам люфтваффе, сколько потому, что…

Она сразу почувствовала, что он другой. Абсолютно не похожий ни на военных, ни на эсэсовцев, ни даже на её товарищей по «Голубям мира». Наверное, именно про таких, как он, говорят, что «он живёт в этом мире, но не является его частью…»

Софи видела, ощущала, чувствовала в нём какую-то странную, необычную, но очень светлую и добрую Силу, неподвластную ни люто ненавидимому ею нацистскому режиму, ни вообще этому грешному и падшему миру. Силу, способную сразиться с этим миром – и победить его; защитить и спасти слабого, например, женщину, от ужасного кровожадного дракона. И почему-то она была уверена, что он уже спасал – и не раз.

И ещё она чувствовала, точнее, знала, что он пришёл за ней. Чтобы спасти её.

Её мир перевернулся. Радикально и необратимо изменился буквально в мгновение ока. Ещё каких-нибудь десять минут назад она была абсолютно убеждена в правильности и праведности своего решения умереть за свои убеждения на нацистской гильотине. Потому, что для неё даже просто жить при нацистском режиме означало – пусть и неявно – признавать и принимать этот режим. И, таким образом, служить нацистам. Что было для неё абсолютно неприемлемо ни по религиозным, ни просто по этическим убеждениям.

Бежать – например, в Швейцарию, было бы трусостью и, следовательно, позором. Поэтому ей оставалось только одно – вступить в открытый бой с этим режимом и погибнуть в этом бою. С достоинством и честью, как и подобает действительно благочестивой католичке.   

Но это было уже в прошлой жизни. Сейчас она… просто летала. Она с удивлением почувствовала, что первый раз в жизни по-настоящему счастлива. Весь окружающий мир просто перестал существовать. Всё просто исчезло – тюрьма, гестапо, нацисты, суды, гильотина… вообще всё. Остался только он. Нет, Он. С большой буквы. С очень большой буквы.

Он смотрела на неё неожиданно весёлым и удивительно мягким, спокойным, тёплым, добрым и ласковым взглядом. Ей вдруг стало необыкновенно тепло, легко, спокойно и хорошо. Как рядом с мамой в теперь уже бесконечно далёком детстве…

К реальности её вернул голос лётчика. Такой же весёлый, мягкий, спокойный, тёплый, добрый, ласковый и непоколебимо, железобетонно уверенный.

«Здравствуйте, Софи. Меня зовут Юрген…»

Он явно хотел ещё что-то сказать, но, видимо, заметил, что ей холодно. Очень холодно. В Мюнхене стояла необычно зябкая погода, тюрьма была подземная и весьма сырая, на отоплении камер смертников явно экономили – всё равно через несколько дней их ожидала гильотина… в общем, девушка просто замерзала.

«Так» - вздохнул лётчик. «Вижу, что тебе срочно необходимо согреться. И снаружи, и изнутри. Начнём, пожалуй, с изнутри…»

От его неожиданного перехода на «ты» (впрочем, совершенно естественного, учитывая заметно внушительную разницу в возрасте и легендарную фамильярность пилотов люфтваффе) её словно молнией ударило. Ей сразу стало заметно теплее.

Юрген подошёл к её кровати, на которой она сидела, поджав под себя ноги и закутавшись в издевательски тонкое одеяло, осторожно опустил на кровать внушительного размера полевой брезентовый рюкзак люфтваффе и ловко добыл из оного солидную – два с лишним литра – лётную флягу. М31, если она не ошибалась.

Положил флягу рядом с рюкзаком, извлёк объёмистый металлический стакан с эмблемой люфтваффе - золотым орлом, державшим в когтях золотую же свастику, заполнил его где-то до половины золотистой же жидкостью из фляги, протянул девушке:

«Это должно помочь. И сильно»

Холод, как говорится, не тётка. Кроме того, если любишь, то доверяешь. Поэтому Софи, не пытаясь выяснить природу предложенной жидкости, с благодарностью приняла ёмкость из рук лётчика. И храбро выпила. Залпом.

Жидкость кувалдой ударила ей в голову, практически оглушив девушку. Зато по всему телу растеклось долгожданное блаженное тепло…

«Это ирландский виски» - уточнил Юрген. «Бушмиллз. Десятилетней выдержки. Односолодовый. Купажированные не признаю…»

Придя в себя, Софи вопросительно посмотрела на подполковника. Явно надеясь на предложение закуски. Не столько потому, что крепкие напитки полагалось закусывать, сколько потому, что на еде смертников гестаповцы экономили безжалостно, и чувство голода было столь же постоянным и сильным, как и холода…

Лётчик неожиданно расхохотался. Громко, заливисто и как-то по-юношески звонко.

«Ирландцы виски не закусывают, фройляйн Паульсен» - лукаво улыбаясь, произнёс он. «В настоящем ирландском пабе еду даже не подают…»

«Вы бывали в Ирландии?» - язвительно осведомилась девушка. Ибо есть хотелось просто жутко. Особенно после приёма внушительной дозы крепкого алкогольного напитка, сработавшей как сильнейший аперитив.

«Приходилось» - снова улыбнулся подполковник. «Приятная страна, надо отметить…»

«Не волнуйся, я тебя сейчас накормлю» - неожиданно заботливо продолжил он. «Только сначала тебя нужно переодеть. Во что-нибудь потеплее…»

Софи снова в высшей степени вопросительно посмотрела на него. Ибо мысль о том, что он сейчас будет её самолично переодевать была, с одной стороны, категорически возмутительной, но, с другой стороны, столь же категорически соблазнительной.

Проигнорировав её вопросительный взгляд, лётчик раскрыл флигер-рюкзак и одну за другой извлёк из него все необходимые для стопроцентного переодевания женские вещи. Тёплое нижнее бельё, чёрные шерстяные брюки, плотные белые тирольские шерстяные же носки, ярко-алый свитер, коричневые шерстяные перчатки, коричневую же тёплую куртку на меху, шерстяную зимнюю шапочку и надёжные зимние ботинки.

Теперь она поняла, для чего за день до появления в её жизни лётчика с неё сняли подробные и тщательные мерки…   

Подполковник отвернулся и глухо приказал:

«Переодевайся…»

Она переоделась по-армейски мгновенно (в глубине души слегка обидевшись, что он не стал наблюдать за процессом). Ну, не совсем по-армейски, а как её учили в BDM – Союзе немецких девушек - во время бесконечных турпоходов и не менее бесконечных занятий спортом. То есть, всё равно очень быстро.   

Юрген оглядел её с головы до ног. Результат переодевания ему явно понравился.

«Тебе идёт» - уверенно констатировал он.

Заключённым подземной тюрьмы мюнхенского гестапо (тем более, смертникам) зеркало не полагалось. Даже микроскопическое. Поэтому ей оставалось верить ему на слово. Она поверила. Она была готова поверить вообще всему, что он говорил. Не от отчаяния, которого с его появлением в её душе не было и в помине, а просто потому, что она видела и чувствовала, что ему можно было верить. И даже нужно.

Лётчик снова запустил руку в бездонный рюкзак и добыл из него небольшую голубую коробочку со странной надписью Kokos Energie, две голубые же упаковки шоколадных вафель, средних размеров термос (явно с кофе) и – вот неожиданность – две белоснежные кофейные чашки «без опознавательных знаков».

Поместил всю эту еду на маленький столик у стены и жестом пригласил Софи:

«Прошу к столу»

Девушка изумлённо смотрела на него, явно не понимая, что ей делать с коробочкой. 

«Это сухпаёк люфтваффе» - объяснил подполковник, разливая в чашки соблазнительнейший явно настоящий кофе. «На случай, если сбитому лётчику придётся долго добираться к своим. В коробке три пайки, каждой из которых хватает на шесть часов. А через шесть часов мы будем уже в Берлине…»

«В Моабите?» - кисло осведомилась девушка. «Или в Плетцензее?»

Он покачал головой. «В Ванзее. А потом на Тирпиц-Уфер, на квартире абвера…»

«Очень интересно» - подумала она. «Во что же я такое вляпалась, что мне такая честь…»

Впрочем, это вопрос её волновал не сильно. Главное, что следующие несколько часов она проведёт со своим любимым. А там видно будет… 

Насытившись и насладившись отменнейшим кофе, Софи надела куртку, натянула перчатки и шапочку и торжественно объявила:

«Я готова»