Птица-Благость

Антошка Рыжий относил себя к литераторам новой волны, вырвавшейся из глубин сознания «самой читающей страны в мире» когда то в начале девяностых. Он начинал как поэт, потом пробовал себя в качестве  литературного переводчика и даже удостоился похвалы мэтров. Затем ему стало скучно в прокрустовом ложе стихосложений и он перешел в прозаики.
Таких как Рыжий в стране большие тысячи, добротных крепких середнячков, которые всегда к месту и гарантированно не испортят ни поэтический вечер, ни литературный сборник. Каждый имеет право на место под солнцем, лишь бы локтями не толкал окружающих. Очевидная истина, для любого нормального человека, но только не для писателя.
Этим ребятам дай повод кулаками помахать, да друг друга обозвать по всякому, разойдутся-не остановишь! Особенно если в городе два конкурирующих писательских объединения.
Антошка-активный член демократического крыла местных писателей, но есть и другое крыло, консервативно-посконное. Они даже свою газету выпускают «Посконный литератор» Собралось три десятка пенсионеров и сидят друг напротив друга- раздувают щеки от чувства собственной значимости, а на выходе- «старые песни о главном».
То ли дело молодые демократы пера! Они и фестиваль организуют и встречи с читающей публикой, даже дом для себя у властей отбили- литературная гостиная называется.
Пенсионерам оскоменно это видеть, желчь так и подступает, а ведь нервничать нельзя, не тот возраст! И так каждый год их ряды все меньше и меньше, кто от пьянства сгинул, кто от болезней - как следствие пьянства.
Это еще что, вот раньше, бывало, замерзали в дороге по пьяному делу, тонули в ванной, травились паленой водкой, горели, попадали под машины, давились и были задушены. Теперь этого нет, все чинно- благородно:  цирроз, инсульт,  инфаркт и все такое, никакого криминала.
Но жить так совсем скучно. И время от времени пенсионеры любили устраивать провокации против «демократов». Те огрызались, пенсионеры жаловались по начальству, тем и развлекались.

Сегодня- хороший день. Рыжий приобрел в киоске очередной номер «Посконного литератора», большая удача, куда пенсионеры девают  тираж-не понятно, но на лотках его не купить. Антошке специально оставляет один номер знакомая киоскерша.
Прозаик пробежал глазами оглавление: так и есть, вот перепечатка столетней давности,  это - тридцатилетней, смотри ка - совсем свеженькое, материал 1997 года.
Читать маразмы пенсионеров Антошке было скучно и он уже хотел закрыть газету, как  вдруг глаз остановился на портрете хмурого мужчины с неандельтальскими надбровными дугами и неолитическим черепом.
Антошка хорошо знал его: профессор Бардаков когда то  преподавал в пединституте. Удивительно бывает, как фамилия соответствует образу мыслей. У Бардакова с этим полный порядок, бардак и в голове и в делах.
Когда то давно, в молодости, ему было видение, что он должен встать на защиту литературы от разного рода нуворишей, стоять крепко и никого туда не пущать.
С годами он укрепился в этой мысли, ушел с филфака преподавать на факультет досуга и сервиса. Делать там ничего особенно не надо, это же не учителей готовить, а администраторов и официанток, короче, «чего изволите-с»? Времени на борьбу с нуворишами стало больше.
Между тем демократы бросили вызов старикам-посконщикам, прямо в год литературы. Подготовили издали большую толстую книгу — альманах современных авторов. Пенсионеры не отстали-тоже издали  альманах, только размером поменьше и потоньше. Обе книги вышли одномоментно. Вроде бы и слава Богу, чем больше публикаций-тем лучше. Ан нет! Пенсионеры требуют эксклюзивности. Где же ее сыскать, как нету? Выход один, облить конкурента с головы до ног, пусть обтекает.
Вот тут и понадобился Бардаков со своей докторской степенью.
-Вделай им по первое число,- лютовал Сашка Цыган, в прошлом то ли вертухай, то ли уголовник, ставший писателем с легкой руки одного пьяницы, уступившего Сашке свою издательскую квоту. Давно это было, еще при Советской власти, но Сашка в колею попал и удержался. О чем он пишет, никто не понимал, одна профессорша так прямо и призналась: три раза его рассказ прочитала, так в толк и не могла взять, откуда что берется, настолько мудрёно.
Другой писательский начальник поэт Мишка, знаменитый тем, что срифмовал «постель-коростель» и этим приблизился к классикам, туда же: «Вдуй, говорит, им, профессор, по самое некуда».
Бардаков и рад стараться, в кои то веки потребовался. Схватил «демократический альманах», пролистал, нет, читать и вникать в это он не будет, все и так ясно и сел писать рецензию.
Досталось всем, один «скучен и вторичен», другой «унылый и многословный», третий вообще журналюга, притерся к писателям, а кроме очерков ничего сочинить и не может.
Рыжий шмыгнул носом, всех упомянутых всуе писателей он хорошо знал.
«А, вот и про него самого, ну-ка, ну-ка...он ведь тоже автор этого альманаха!»
Антошка  прищурился, прочел:- текст многословный и рыхлый, затянутый и неумелый по исполнению».
«Ах, курва!»- Рыжий был вне себя от ярости, - Кто бы говорил, сам то Бардаков что написал? слюнявые очерки о задушенном поэте, да оскорбительные пасквили на коллег по цеху. Критик-хренов!»
Антошка разнервничался, дальше читать это он просто не мог. Рыжий пошел на кухню, съел бутерброд, выпил кофе, потом еще бутерброд и еще кофе. Через полчаса желудок подсказал ему, больше не вмещает.
«Ага,- подумал Антошка,- есть  повод для мести».
Он взял номер «Посконного литератора» пошел в туалет. Долго тужился, стараясь удалить из организма отходы литературной деятельности, потом с удовольствием  вырвал из газеты страницу с портретом  Бардакова, смял её и подтер статьей профессора причинное место.  Удовлетворившись, Рыжий бросил грязную бумажку в унитаз и с удовольствием нажал на кнопку сливного бачка.
«Вот я тебя где видал, критик, хренов»,- подумал он.
Настроение  у литератора неожиданно поднялось, его руки желали трогать буквы клавиатуры, и снова сочинять, назло всем «бардаковым».
В сердце Рыжего уютно свила гнездо птица-Благость, враг был повержен.