10-Армия

Отрывок из романа "ПО КРАЮ".


...Об армии можно говорить и писать бесконечно долго. Этой теме посвящено немалое количество книг. Но ни одна из них, по моему мнению, не даёт в полной мере ясного  и чёткого представления о армейской службе, а следовательно и о самой армии в целом.
 

 Тем кто лично прошёл суровую армейскую школу, объяснять что она собою представляет нет необходимости. Тем же кто не служил, понять что это такое, мне кажется, довольно затруднительно. Чаще всего их представления о службе романтичны, с реальностью ничего общего не имеющие.


Таким людям для того чтобы ложная романтика не заслоняла собой суровую реальность следует помнить и никогда не забывать, что армия это прежде всего то место где учат убивать. Учат там этому на каждом шагу, ежедневно и еженощно. Учат жёстко, искусственно создавая экстремальные  физические и психологические условия.
В армии нет таких понятий как "не хочу" или не"могу". И в силу этого совершенно отсутствуют такие понятия как жалость и сострадание.


-Не можешь научим! Не хочешь заставим!  -повторял нам чуть-ли не каждый день наш командир роты, старший лейтенант Скочинский. И в этих его словах, как я думаю, наиболее точно отражается вся сущность службы.
Что же она даёт человеку как личности?-эта армия. Какие качества прививает и воспитывает? Ответить на этот вопрос односложно  практически не возможно. Но то, что она подавляет в человеке большинство его положительных качеств приобретаемых им в семье, в школе, одним словом там на гражданке-это точно.
Лишения и тяжесть армейской службы  как правило, заставляют солдат волей-
 -неволей приспосабливаться к окружающей их среде. И каждый приспосабливается по своему  не гнушаясь чаще всего при этом ничем, что бы хоть как-то облегчить свой быт и службу. Отсюда и неуставные отношения которые в какой-то мере выгодны и офицерскому составу.


Что же это такое, неуставные отношения? Что они собою представляют? Неуставные отношения это прежде всего безграничный цинизм вперемешку с хамством, жестокостью и подлостью.
И всё это в огромных порциях ты ежедневно черпаешь из общения с офицерами, младшим командным составом и так называемыми "стариками", то есть старослужащими.
Унижения и оскорбления которым подвергается большая часть молодых солдат просто неописуемы. И противостоять этому может далеко не каждый. Для этого  надо иметь твёрдый характер и, конечно, физическую силу. Всем этим, и физической силой, и твёрдым характером я обладал можно сказать даже в избытке. Поэтому подвергаться унижениям и оскорблениям со стороны "стариков" лично мне не пришлось. Хотя справедливости ради надо сказать что бороться за свою честь и достоинство, а проще говоря за своё "место под солнцем" приходилось вначале каждый день. Борьба эта началась сразу на второй день моего призыва, ещё до прибытия к месту службы.


Но об этом чуть позже. Вначале хочется рассказать о более важном для меня событии, о проводах в армию. Ведь ничто так крепко не врезается в память как проводы и дембель.
День этот 15 мая 1968 года я вспоминаю очень часто. В этот день во дворе Таласского военкомата собрали призывников со всего города. Было шумно, пьяно и весело. Не обошлось разумеется и без, обычно, сопутствующих такие важные события драк.


Меня провожали дед, мать, Эркин с Машей и конечно мой крошечный, черноглазый крестник Эрик.
Отец на проводы не пришёл. И это, если быть до конца честным, обидело меня. В армию забирают не каждый день, мог бы и придти,-думал я, глядя как мать уголком платка украдкой вытирает навернувшиеся на  глаза слёзы.
          

       В одиннадцать часов, после немногословной напутственной речи военкома которую он произнёс прямо с высокого деревянного крыльца, нас стали рассаживать по автобусам, которые уже стояли наготове во дворе военкомата. В время посадки Эркин умудрился, незаметно для матери и деда, сунуть мне во внутренний карман пиджака бутылку "Столичной", прошептав на ухо: В пути сгодится.


После посадки, дав прощальный круг по двору, автобусы поочерёдно стали выезжать на дорогу беря направление в сторону города Фрунзе. И в этот момент обернувшись, через запылённое заднее стекло автобуса, возле покрашенных в зелёный цвет широко распахнутых ворот военкомата я увидел сгорбленного, одиноко стоявшего возле них, деда. По щекам его текли слёзы. Таким я его никогда не знал, слёз его никогда не видел, и это заставило болезненно сжаться от остро нахлынувшей жалости к нему моё сердце.  В эту минуту я как никогда раньше понял, что родней его у меня никого нет и никогда не будет.  Если бы я только знал что вижу его в последний раз... Но в то мгновение я даже не подозревал что через семь месяцев и двадцать дней, в одну из тоскливо-длинных декабрьских ночей, он умрёт. Умрёт в своей квартире в полном одиночестве. Умрёт так и не попрощавшись со мной. Если бы я только знал...
    

   В тот же весенний день в семь часов вечера нас доставили в столицу Киргизии и разместили на ночлег в здании Ленинского военкомата. А утром шестнадцатого мая построив в колонну повели на Пишкекский железнодорожный вокзал. Там уже стоял ожидая нас специальный, составленный из пятнадцати плацкартных вагонов, состав.
То что творилось в то утро на Пишкекском железнодорожном вокзале  трудно передать словами. В этот день кроме нас туда согнали призывников почти со всего города. По крайней мере так казалось.
Шум, гам, музыка и пляски, смех и слёзы всё смешалось в этой  массе. Гул, исходящий от этого скопления людей, был слышен по всему прилегающему к вокзалу району.


Кое как,  офицеры и сержанты,  в обязанность которых входило сопровождение призывников к месту службы, расчистили подходы к вагонам и началась посадка. И только через два часа, с невероятным трудом, в буквальном смысле слова отбиваясь от наседающей толпы провожаюших, им наконец удалось втиснуть нас всех в вагоны.
А ещё через полчаса поезд тронулся, оставляя позади себя здание вокзала, привокзальную площадь и перрон до отказа набитые бурлящей массой людей.
 

    То что я попал в совершенно другой, особый живущий по своим правилам мир, я ощутил сразу как только поезд выехал за пределы города.
В вагоне стояла духота и я скинув с себя пиджак и рубашку, обнажённый до пояса вышел в тамбур глотнуть свежего воздуха.


Тамбур оказался занятым. С правой стороны, около двери, о чём то оживлённо болтая стояли два сопровождающих наш вагон сержанта. 
Один из них заметив на моей груди кулон, прощальный подарок Веры с которым я никогда и ни при каких обстоятельствах не расставался, нахально глядя на меня в упор полюбопытствовал развязным тоном: Чувиха. наверно, подарила? Он чё у тя золотой?

  -Золотой,-я присел на корточки прислонившись спиной к стенке тамбура. 
-Дай посмотреть,-чуть ли не потребовал второй подойдя ко мне вплотную и протянул руку к кулону.
-Нельзя,-я отвёл его руку в сторону.
-Как это нельзя?! Ты чё салабон, как со своим командиром разговариваешь?! Ты знаешь что в армии всякие там побрякухи таскать не положено?! А ну... сымай!
-Да пошёл ты..! Нашёлся мне тут тоже... командир,-обозлился я.
-Чё ты счас прогавкал?! Ну-ка встать когда с тобой "старик" разговаривает! Расселся тут  тоже..! Зелень пузатая!


Я не спеша поднялся с корточек, и смерив обеих с ног до головы взглядом полным презрения насмешливо спросил, накалив своими словами обстановку до предела: Ну и что дальше? Старички-красноармейцы.
-Гляди-ка Лёха! Он над нами ещё смеётся! -"Стариков обидел... и смеётся. Чувырло эдакий! Сымай сказано свою висюльку!-он вновь протянул к кулону руку. Лучше бы он этого не делал. Я отступил на полшага в сторону и схватив его за запястье руки резко завёл её ему за спину.


-Ты чё делаешь?! Гад!-завопил он, диким голосом.-Отпусти! Руку сломаешь!
-Не сломаю. А если и сломаю невелика беда, до дембеля срастётся. Ну, а это тебе за гада!-я со всей силы двинул ему коленом под зад. Удар был настолько силён что он, буквально, пролетев через половину тамбура по воздуху, врезался головой в поручень входной двери вагона.


Его друг не ожидавший такого поворота событий был настолько ошарашен происшедшим что не мог вначале произнести ни слова, и только тупо переводил глаза то на меня, то на лежавшего на заплёванном полу тамбура, потерявшего сознание от удара головой о поручень, своего незадачливого сослуживца.
-Ну что? Тебе может тоже похожий гостинец преподнести? А? "Старичок",-презрительно спросил я его, заметив как у него от страха мелко трясутся руки.
-Да-а ты-ы чего... Я же к те-ебе не при-иста-авал,-заикаясь, еле выговаривая слова, произнёс он.


-Молодец!-похвалил я его намешливо усмехнувшись.- Значит так. Принимаю твои слова как извинение, и на этом считаю данный инциндент исчерпанным. А теперь будь добр Лёха, посторонись, а то стоишь около двери словно прилип. Не пройти, не проехать.
Он отскочил в сторону как ужаленный, а я не спеша, считая что поступил в данной ситуации абсолютно правильно, прошёл в своё плацкартное отделение, забрался на полку и положив под голову свёрнутые пиджак с рубашкой заснул как убитый.
Спал я долго, и может спал бы ещё дольше если бы меня не разбудил главный, сопровождающий нас к месту службы, капитан Кругляков.
-Зайди-ка ко мне в купе парень,-коротко приказал он мне, после того как я продрал глаза.

 
-Ага. Уже нажаловались. Вояки-забияки,-подумал я, нехотя спускаясь с полки. Ребята, сидевшие внизу за столиком и игравшие в карты, тут же забросали меня вопросами: Что случилось? Нахрена ты ему понадобился?
-А чёрт его знает,-просто так, на всякий случай, соврал я. Затем сделав паузу добавил с простодушной улыбкой: Может понравился? Теперь поближе познакомиться хочет. Парень-то я из себя, вроде ничего.
Эти мои слова вызвали у сидящих за столиком настоящий шквал смеха.
    

     В отделении проводника которое занимал капитан, в отличие от всего остального вагона царили чистота и вызывающий зависть комфорт.
Кругляков просматривающий какие-то документы, которые тремя аккуратными стопками возвышались перед ним на столе, кивнул мне головой приглашая присесть.
Я сел напротив него, и молча терпеливо стал ждать пока он закончит просмотр документов.


Ждать пришлось не долго. Минуты через три отодвинув в сторону бумаги он внимательным,  изучающе-оценивающем взглядом поглядел на меня. Затем встав из за стола и сняв с себя портупею приоткрыл до половины окно.
-Духота, а дальше вообще пекло начнётся. В Туркмению ведь едем. Ты когда-нибудь бывал в Туркмении?-спросил он уставшим, слегка хрипловатым голосом.
-Нет. Не приходилось,-ответил я мысленно отметив: Ага, вот значит куда  везут. В Туркмению.
Ни в Таласском военкомате, ни во Фрунзе нам никто о нашем будущем месте службы не говорил. Почему? Не знаю. Возможно это являлось военной тайной. Хотя какая тут тайна?
 

  -Небось догадываешься зачем ты мне понадобился?-задал свой второй вопрос Кругляков.
-Догадаться не трудно,- мне стало как-то неловко, хотя виноватым  в случившемся я себя не считал.-Они сами начали...
- Сами говоришь,-прервал он меня.-Что ж, охотно верю. И всё-таки избивать своего будущего соратника по оружию нехорошо и даже преступно. Что нельзя было обойтись без драки?


-А не было никакой драки товарищ капитан. Просто пришлось слегка поучить, этого будущего соратника по оружию, правилам хорошего тона. И как мне кажется-это пошло ему на пользу,-заметил я не без сарказма.
-Ну ты и фрукт, парень. Рассадил своему непосредственному начальнику голову, и толкуешь ещё о каких-то правилах хорошего тона!-голос Круглякова заметно построжел.-Чего они от тебя хотели?


-Кулон, товарищ капитан,- я расстегнул замок цепочки и сняв с себя кулон положил его перед ним, на стол.-Вот этот.
Он взял его в руки. Внимательно, не скрывая восхищения великолепной работой, рассмотрел его со всех сторон.-Изящная вещица. И судя по всему не дешёвая. Откуда она у тебя?


-Подарок. Память о детстве.
-О детстве говоришь? Хочешь дам тебе дельный совет? Возьми эту вещицу,-он протянул мне кулон,-и спрячь как можно подальше. Отслужишь хотя бы с год, тогда носи. А пока не советую. Если не отберут то украдут наверняка. Это армия. А в армии, к сожалению, есть ещё такое понятие как старослужащие.  Ты меня понял?
-Понял товарищ капитан,-я сунул кулон в карман брюк.
Ну, если понял тогда свободен,-он тяжело вздохнув снова уткнулся в бумаги.
      

    Ровно через трое суток наш состав прибыл в город Чарджоу. Вернее остатки состава.  Более половины вагонов с призывниками  отцепили ещё в Ташкенте, затем ещё четыре в Самарканде. Так что по прибытии в этот  изнывающий от жары город от пятнадцати вагонов осталось всего два.


В Чарджоу, на железнодорожном вокзале, разбив разношёрстную гомонящую ораву на группы и погрузив в грузовики крытые брезентовыми тентами нас  быстро развезли по разным воинским частям города.


Я попал в один из гвардейских полков пол №59262. Пробыл я в этом полку не долго.  Через четыре дня приехали так называемые "покупатели" и мне, с ещё десятью ребятами из Киргизии, пришлось продолжить путешествие. На этот раз правда не на поезде, а на вполне комфортабельном автобусе.
Через пять часов езды нас доставили в небольшой  туркменский городок Керки, который раскинулся вдоль по берегу реки Аму-Дарья, приблизительно в двухстах километрах от Чарджоу.
 

В городке этом, несмотря на его небольшую величину и немногочисленное количество жителей, стояли четыре воинских части. В начале 1970 года все они за исключением одной, которая целиком состояла из погранвойск, были передислоцированы в Казахстан, под Караганду. Наша воинская часть перебралась тогда в небольшой  шахтёрский посёлок Сарань. Оттуда в мае семидесятого я и демибилизовался.
Но  всё это будет только в семидесятом, а пока я и ещё несколько ребят из Киргизии начали службу в одном из подразделений мотострелкового запорожско-хинганского, кадрированного полка.


Служили в этом полку в основном выходцы из Запорожской области, и то что мы, призывники из Киргизии попали именно в этот полк, как нам сразу объявил замполит полка майор Весёлкин, являлось чистой случайностью. В чём заключалась эта случайность он объяснять не стал, сказал только с кривой ухмылкой: Считайте что вам крупно повезло гаврики! Могли бы очутиться у чёрта на куличках, в Мары или того хуже на Кушке.  Там бы совсем загнулись от жары. А у нас здесь в Керках "настоящий рай", больше шестидесяти в тени не бывает.
Так началась моя служба в этом "раю".

                Продолжение следует