Певчий Гад. Перчатка-самолёт

Перчатка-самолёт

Великий лукав. Дураковат не в меру. В последних классах школы двадцатилетний переросток, несколько лет потративший на подростковые колонии, вынужден был доучиваться с нами, пятнадцати-шестнадцатилетними. Он явно отличался от всех, как настоящий Неандерталец от кроманьонцев. И ненавидел халдейский глас, особенно истерический вопль педагогов. И первый написал стихотворное сочинение об ученических годах, и назвал его «Школьный вальс»:

«Мы в школу шагали,
А в школе шакалы,
Которые сделали нас ишаками,
Указками били, дерьмом нагружали,
Пасли, и над ухом дышали, дышали…»


***
…но ведь и я, сам тайный неандерталец (пока ещё тайный), стал поражать его самодельными стихами. Стихи были чудовищны и потому нравились Великому.
Особенно его поразило двустишие про нежную девочку, про невозможность красиво признаться ей в «красивых» чувствах, а потому под конец любовной эклоги раздавался там идиотический вопль:

«Мне покоя не даёт
Твой перчатка-самолёт!..»

Великий хохотал, как сумасшедший: сгибаясь, переламываясь в поясе, чуть ли не падая на сырой весенний тротуар, по которому мы шагали из школки после уроков…
А потом взял да насочинял про себя, нередко икающего и заикающегося во время глубокой пьянки:

«Мой приватный логопед
Как-то сел на лисапед,
В грязь упал, и напугался,
И захрюкал, как свинья…
Матюгался, заикался,
Стал такой же, как и я…

Ходим мы теперь вдвоём
К логопеду на приём...»

***
И обрывочек ещё:
«…и с тоски
Сел в такси…» – Кажется, продолжение темы «логопеда»

***
А я читал ему, читал на полном серьёзе другие стишки, и сам внутри хохотал. 
Я прочитал ему эпос: «Про Корову, Таракана и Паровоз», где все три персонажа дружили, враждовали, стремились. Эпос венчался лирическим пассажем, где после столкновения коровы с паровозом вырисовывалась величественная степная картина:
«Лягушки квакают вдали
И Паровоз лежит в пыли…»
Великий хохотал. А я ликовал, учуяв родственную душу. И снова, и снова нёс вдохновенную ахинею. Потом я назвал это так: прозотворение…
Нельзя? Но почему! Стихотворение – можно, а прозотворение – нельзя? Можно.