12. Мельницы и замки

Александр Евгеньевич Руцкий шёл по замысловатым коридорам главного здания Университета. Коридоры были длинные, переходящие один в другой, некоторые хорошо освещены, а другие полутёмные, похожие на какие-то закоулки. Где-то шёл вялотекущий ремонт, какой-то другой коридор с облупленным потолком и осыпающейся штукатуркой со всей очевидностью требовал, чтобы к нему приложили руку.
Руцкий свернул в хорошо освещённый проход с великолепным евроремонтом. Стены здесь были обиты пластиковой вагонкой, от пола до уровня шеи — тёмной, слегка напоминающей дерево, а выше — светлой, с хорошими отражающими свойствами, такая вагонка визуально расширяет помещение. Здесь, в этом проходе, находилась цель Руцкого — ректорат, а точнее — приёмная проректора по естественнонаучным направлениям.
Этот коридорчик уже начал надоедать Руцкому. Две недели назад он пришёл сюда с вопросом, что требуется для проведения олимпиады. Он смутно помнил, что для проведения требуется приказ Университета, а для подготовки этого приказа — ещё что-то, но что именно, Руцкий уже не знал. Тогда, две недели назад, его обрадовали тем, что у них в ректорате происходит борьба против бюрократии, и процедура подготовки приказа существенно упростилась, а потому он может ни о чём не беспокоиться, их отдел всё сделает. Ту неделю Руцкий действительно не беспокоился, а через неделю зашёл и спросил, сделан ли приказ. Оказалось, что про него благополучно забыли. «Но ничего, - уверили, - времени ещё много, так что всё сделать успеем.» Руцкий спросил, какие действия следует предпринять, чтобы про этот приказ не забыли и в следующий раз. Ему порекомендовали написать электронное письмо-напоминалку. Он так и сделал, и процесс был запущен — на следующий день ему ответили, что теперь он может ни о чём не беспокоиться, потому что процесс запущен. И вот теперь они делали этот приказ, с кем-то его согласовывали, у кого-то что-то подписывали — подробностей Руцкий не знал. А времени становилось всё меньше и меньше, и от слов «не беспокойтесь» ему становилось не по себе. Пара телефонных звонков ничего не решила: «Делается. Согласовывается,» - уверяли его. И теперь он пришёл, чтобы лично проследить, что за это время сделано и каковы перспективы.
Перед дверью Руцкий несколько помедлил. Ему всегда было непонятно, стоит ли сюда стучаться, или же лучше войти без стука. Всё же он постучался и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь. Его встретил рабочий кабинет, по углам которого были разбросаны четыре рабочих места, занятых четырьмя помощниками проректора. Каждый из них делал что-то полезное: миловидная девушка слева с ангельской улыбкой принимала какого-то посетителя, молодой человек с чуть проклюнувшейся лысиной в дальнем правом углу звонил по телефону и что-то обсуждал, помощника в дальнем левом углу на месте не было. На всех четырёх столах были видны следы кипучей деятельности — жёлтая самоклеящаяся бумага, испещрённая номерами телефонов, электронными адресами и прочей информацией, кипы бумаг в лотках, промаркированных «на подпись», «на доработку» и так далее. Вдоль стены стоял уничтожитель бумаг, почти доверху заполненный обрезками. Руцкому было несколько неловко входить в этот кабинет в верхней одежде, но гардероба для посетителей предусмотрено не было. Посетители в расстёгнутых тёплых куртках смотрелись здесь какими-то инопланетянами.
Руцкий остановился посреди кабинета. Скорее всего, нужно было обратиться к какому-то конкретному из секретарей, но к кому именно, он уже не помнил. Зато секретари вспомнили его. Молодой человек с зачатками лысины закончил разговор по мобильному,, приветливо кивнул ему и сказал: «Сейчас Олег вернётся». Руцкий присел в кресло, явно для посетителей, и стал ждать Олега. Через минуту тот вынырнул из двери, ведущей в смежный кабинет, в котором, как догадался Руцкий, и заседал сам проректор. Олег поздоровался, Руцкий напомнил ему про олимпиаду. Олег задумался и стал вспоминать, затем открыл что-то на компьютере и сказал: «К сожалению, этот приказ должен всё-таки готовить не наш отдел, а отдел приёма — именно он занимается олимпиадами.» «Но вы же говорили, что теперь это по вашей части», - недоуменно спросил Руцкий. «Да, мы тоже так думали, но Максимова упёрлась и сказала, что это должно быть по её части,» - ответил Олег. Он явно сочувствовал Руцкому, потому что Максимова придиралась ко всяким мелочам; Руцкому показалось, что Олег хотел подготовить приказ в обход подписи Максимовой, чтобы не создавать лишней мороки ни себе, ни ему, но именно сейчас эта идея сорвалась. «И что же мне делать?» - спросил Руцкий. «Сходить в отдел приёма».
Руцкий тяжело вздохнул. До начала олимпиады оставалось уже менее недели, а теперь этот процесс приходилось запускать заново. Он хотел было выразить беспокойство насчёт оставшегося времени, но решил в итоге промолчать. Не по адресу. «А где отдел приёма?» - спросил Руцкий. Олег объяснил, что нужно пройти по коридору, свернуть налево, спуститься, пройти ещё по первому этажу и выйти во внутренний дворик, где стоит ректорский флигель. Далее нужно подняться на второй этаж, а там сориентироваться.
Руцкий вышел, проклиная всё на свете. Когда сражаешься с гидрой, главное — не вообразить, будто это дракон. Дракона можно победить, отрубив ему все головы, у гидры же отрубленная голова немедленно отрастает, и хорошо если не в двух экземплярах. А иногда сражаешься с драконом, а выясняется, что противником выступает ветряная мельница, и это тоже не сулит ничего хорошего. Мельница циклична, её лопасти делают полный оборот и возвращаются на то же место, откуда начинали, а из жерновов тем временем вылезает мелко нарезанная бумага вперемежку с нервами посетителей, если они вздумают поиграть в донкихотство.
Руцкий вышел на улицу и увидел небольшое зелёное двухэтажное здание, скромно примостившееся между елей. Это был ректорский флигель. Руцкому рассказывали, как когда-то давно, лет десять назад, занимал весь ректорат второй этаж ректорского флигеля, а на первом этаже помещался профсоюз. Потом управление Университетом начали оптимизировать и систематизировать, и ректорат начал потихоньку расти. Сначала он выгнал профсоюз из ректорского флигеля, заполнив собой весь первый этаж, а потом, как злокачественная опухоль, которой некуда расширяться, дал метастазы в разных частях Университета. Говорят, что раньше, чтобы провести олимпиаду, достаточно было оказаться на приёме у проректора, и тот решал вопрос одним звонком, но Руцкому не очень верилось в такое простое решение вопроса.
Внутри в ректорском флигеле был сделан такой же евроремонт, как и в коридорчике, который посетил Руцкий чуть раньше. Пройдя на второй этаж, он сразу увидел сверкающую золочёную табличку: «Отдел приёма», выглядящую так, чтобы ни у одного человека, который мог бы забрести сюда, не возникло и мысли, что Университет может быть несолидным учебным заведением.
Отдел приёма выглядел примерно так же — комната с несколькими рабочими местами, на которых развивалась буйная деятельность. Глядя на интенсивную работу множества людей, Руцкому показалась невероятной сама мысль, что эту всю гигантскую работу раньше мог выполнять один проректор.
Руцкого здесь уже ждали — очевидно, пока он шёл сюда, отделы созвонились и о чём-то договорились. «Да, олимпиада, - сразу, без предисловий, сказал ему толстенький и низенький молодой человек, до смешного напоминающий колобка в пиджаке. - Вам необходимо принести представление от проректора по естественнонаучному направлению, и мы тогда запустим процесс.» Руцкий понял, что его посылают туда, откуда он пришёл, и спросил, известно ли им, что олимпиада состоится в ближайшее воскресенье, до которого, если аккуратно посчитать, осталось три с половиной рабочих дня. Колобок в пиджаке чуть-чуть задумался и сказал: «Ну ничего страшного, успеем.» Руцкий уже совершенно не разделял оптимизма Колобка: для них-то, может быть, ничего страшного и не было, а вот для него, Руцкого, и его людей, срыв олимпиады был критичен. Но сейчас ему всё равно ничего не оставалось, кроме как делать что говорят. Руцкий пошёл обратно к маленькому метастазику-коридорчику.
В приёмной царила та же рабочая атмосфера. Олег вопросительно посмотрел на Руцкого, в его взгляде явно читался вопрос, зачем Руцкий сюда вернулся. «Мне сказали, что из вашего отдела нужно какое-то представление, но я не имею ни малейшего понятия, что это такое,» - сказал Руцкий. «А, представление! Сейчас сделаем!» Олег отложил все остальные дела и начал внимательно просматривать файлы, вглядываясь в бездну монитора. Наконец он нашёл нечто нужное и со словами «Вот сейчас переделаем», сказанными под нос, принялся за работу. Он спросил название олимпиады, дату, примерное количество участников, отразил эти сведения в представлении. Спросил, кто будет ответственным за ключи. Руцкий назвал себя. После этого вышла небольшая заминка, потому что выяснилось, что Руцкий не является штатным сотрудником Университета, и Олег сделал ещё два звонка, чтобы выяснить, имеет ли право Руцкий получать ключи в выходной день, и как это правильно оформить. Наконец оформление представления закончилось, из принтера вылезла страница. Руцкий просмотрел эту страницу, обнаружил опечатку в дате своего рождения — между днём и месяцем рождения стояла не точка, как полагается, а запятая. Он указал на эту неточность и добавил, что других опечаток он не видит, а эта, наверное, непринципиальна. Но Олег решил, что всё-таки принципиальна — этот лист он отправил на уничтожение, а вместо него распечатал новый, исправив недочёт. Убедившись, что больше опечаток нет, Олег положил этот документ в лоток с табличкой «На подпись». «Приходите завтра, будет подписано,» - сказал он. «А нельзя ли подписать сегодня?» - спросил Руцкий, на что Олег ответил, что сейчас никак нельзя, потому что проректора на месте нет, но вот завтра он появится и всё подпишет, и тогда можно будет передать эту бумагу в отдел приёма и уже начать оформление приказа. Руцкий снова напомнил, что олимпиада в воскресенье, до которого осталось уже совсем мало времени. Олег пообещал, что завтра первым же делом отнесёт это представление проректору и тут же передаст в отдел приёма.
Руцкий вышел из приёмной в бешенстве. Ни в какое «завтра» он уже не верил. Он уже не очень понимал, состоится ли вообще эта олимпиада. Одно было понятно: завтра ему предстояло прийти сюда и проследить за судьбой представления. Он понимал, что без этого представление готово не будет.
«Как будто у меня других забот нет, кроме как бегать с этими бумагами,» - зло подумал он. Завтра. Завтра у него пары. Но эта бумажная возня, увы, оказывается важнее пар. «Отменить или попросить кого-нибудь заменить?» - мелькнуло у него в голове. Пожалуй, безопаснее будет заменить. Он вытащил мобильник и с усилием ткнул несколько кнопок, как будто они были повинны во всех земных бедствиях.
- Алло, Женя? Да, привет. Слушай, у меня тут беда. Да вот эти чудики из ректората решили, что мне делать больше нечего... В общем, у меня завтра вторая и третья пары, а я должен буду торчать здесь и следить, чтобы эти чудики всё-таки сделали нужные бумаги. Ты не объединишь наши группы? Ну ты знаешь, я же в соседней аудитории. Да, спасибо! А у тебя что будет? Производные? Я их уже дал на прошлой неделе... А ничего, пусть порешают ещё, производные лишними не будут. Да, спасибо! Да вот, здесь разные чудачества происходят... Какой осёл назвал Кафку сюрреалистом? Его «Замок» - это наиболее точное описание того, как устроен ректорат... Да-да. Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. Ректорат лёгкого поведения, блин! Слов нет!
Руцкий ещё немного поругался в трубку, называя людей из ректората чудиками и волшебниками, явно подменяя ими более ёмкие, но менее цензурные эпитеты, прокомментировал на разные лады действия многочисленных сотрудников ректората, из-за которых ему придётся пропускать занятия, сказал, что он думает по поводу разведения бюрократии в учебном заведении. Но от его слов, по-видимому, документы не стали делаться быстрее и проще, и слова постепенно иссякли — вместе со злобой на то, что мир устроен так несправедливо. После этого разговор свернулся сам собой.
«Оркестр», - подумал Руцкий.
Оркестр. Тяжёлая медь духовиков-проректоров, разбавленная флейтами и гобоями бесчисленных замов и помощников. Следующим звеном идут скрипки — руководители разных отделов и начальники управлений. Отдельные голоса — ударные начальника по безопасности и охране и его управления, контрабасы отдела государственных тайн. И играют они какую-то чудовищную додекафонию, какая и в страшном сне не снилась Шёнбергу — каждый играет в своей тональности, в своём размере и темпе, и сочетание слаженности игры и жутких звуков вгоняет посетителей в жестокий когнитивный диссонанс.

Кафе «Старая мельница» привлекало к себе внимание за два квартала. На угловой дом, снаружи выложенный необработанным камнем, прикрепили огромные деревянные лопасти, а окна заботливо выложили пышными снопами пшеницы. Никаких неоновых реклам — резная деревянная вывеска над входом из букв, стилизованных под старославянский, подсвечиваемая в тёмное время суток неяркой лампочкой.
Внутри кафе создавало такое же впечатление. Массивные столы, словно грубо вытесанные топором, окаймлены такими же рублеными скамьями. Столы разделены свисающими с потолка сетями, похожими на рыбацкие, но сделанные из верёвок внушительной толщины, а на этих сетях — снопы соломы и разный крестьянский инструмент: серпы, вилы, грабли... Весь инвентарь производил впечатление какой-то старины — металлические части, чуть подёрнутые ржавчиной, скорее всего, ковали руками. Эти сети с соломой имели очень важную функцию — они отделяли один стол от другого, и посетители не видели и практически не слышали, что происходит за соседним столом. На подставках из цельных растрескавшихся брёвен, разве что со снятой корой, красовались глиняные горшки и кувшины самой грубой работы. Шведский стол в виде телеги, над которым с потолка свисают гроздья лука, чеснока, перца. Сбоку уютно примостилось чучело петуха на огромной плетёной корзине, висящей на частоколе из жердей.
Александр Руцкий давно заприметил это кафе, оценил гуманные цены в нём и несколько раз в год пользовался им, когда надо было решить с коллегами какие-то вопросы.
«Надо бы в СУНЦе свою учительскую попросить», - мелькнуло у него в голове. Но эта просьба слишком наглая, по крайней мере на текущий момент. Во-первых, их слишком мало. Пятеро ведущих кружки, плюс ещё студенты-стажёры, которых принято называть неграми — в их обязанности входит приём задач. А во-вторых, не время для таких просьб. Да и нет у СУНЦа сейчас таких помещений, имеющиеся классы еле-еле лезут в это здание. А всё-таки как-то неудобно собираться в кафе.
Руцкий посмотрел вперёд и увидел бутафорские лопасти мельницы, олицетворяющие уменьшённую копию системы, с которой он только что сражался. Взглянул на часы — три минуты пятого. Это значит, что он уже опаздывает на три минуты. Наверняка кто-нибудь опоздает гораздо сильнее. Валера Рыжиков, скорее всего, минут на двадцать позже придёт, он просто не способен появиться вовремя. Сколько ни ругайся на него, сколько ни говори, что кружки должны начинаться по расписанию — бесполезно.
Руцкий вошёл в кафе и уверенно направился к угловому столу. Но угловой стол оказался занят какой-то довольно шумной компанией. Руцкий, не ожидавший такого поворота, оглянулся, чтобы найти своих. Это оказалось не очень просто, ибо столы просматривались плохо. Наконец он заметил, что ему машут из противоположного угла.
- Добрый день! - поздоровался он.
- Здравствуйте, Александр Евгеньевич!
Игорь Вернер привык обращаться по имени-отчеству ко всем, кто уже не является студентом. Интересно было наблюдать, как он разговаривал с людьми на два-три года старше. Пока они были студентами, Игорь обращался к ним на «ты» и по имени, но как только они заканчивали Университет, к имени сразу же прикреплялось отчество, а местоимение «ты» куда-то пропадало, уступая место дистанцированному «вы».
Руцкий поздоровался с Наташей Петровой — за руку, как с коллегой. Наташа была на десять лет старше Руцкого. Она всю жизнь работала в мужском коллективе и привыкла здороваться за руку.
- Ждём ещё Диму и Валеру, - подытожила она.
- Капитан Очевидность, - улыбнулся Руцкий и углубился в меню.
Через пару минут он выбрал себе борщ и жаркое в горшочке. Подошёл Дима Литвинский. Все четверо решили, что Валеру они ждать не будут, ибо его телефон, как всегда, выключен, и на сколько он опоздает на этот раз, непонятно.
- Ты договорился? - спросила Наташа.
- Смотря насчёт чего.
Руцкий смотрел не на собеседников, а куда-то в сторону, где к каменной стене был прислонён рогатый ухват.
- С Польским, конечно, договорился. Он очень милый мужик и понимает, что к чему. Правда, с оплатой наших кружков пока проблемы. Увеличить количество часов пока никак не получается.
Игорь пожал плечами с видом человека, который понимает, что без оплаты останется именно он, и согласен поработать на общественных началах, хотя эта идея ему не очень нравится. Ясно, что речь шла об оплате кружков, которые только будут стартовать.
- А с набором в класс?
- Ты же понимаешь, это ещё нужно согласовать. Но в целом разрешение получено. Польский даёт нам карт-бланш, он понимает, что мы приведём в СУНЦ кучу очень сильных детей.
Появился Валера Рыжиков, человек с цветущим взглядом и очень пышными кудрями, ореолом опоясывающими голову.
- Ты бы на экспоненту свою разделил, - рыкнула на него Наташа.
- Да-да, надо бы!
Валера был одним из лучших студентов-математиков, но, как это часто бывает, со странностями. Речь его была до предела насыщена математическими терминами и эпитетами, которыми он сыпал направо и налево. В прошлый раз, когда его отчитывали за опоздание, он заявил, что в его изображении засела неожиданная экспонента, которая при обратном преобразовании Фурье как раз и даёт запаздывающий эффект. Ему предложили поделить изображение на эту экспоненту и пригрозили, что, ежели ещё раз опоздает, поделят принудительно.
- Поделил, но с фазой не угадал, - последовал ответ. - И вообще, я же не гомотопическая последовательность расслоения, чтобы быть точным. Может же мой образ не совпадать с ядром из предыдущего места!
Вот так он и со школьниками разговаривает, разве что термины употребляет попроще. Вообще за ним нужен глаз да глаз, а не то начнёт семиклассников учить линейным операторам и объяснять, как строятся кватернионы из комплексных чисел. Однако идей у него не занимать, и самые интересные задачи на олимпиаду исходят от него.
Руцкий вкратце поведал, о чём договорился с Польским, и о чём надеется договориться в ближайшее время.
- И всё-таки нам нужно помещение, в котором мы могли бы собираться, - резко сказала Наташа. - Не дело каждый раз встречаться здесь.
- Я понимаю, я уже думал над этим вопросом. Пока что я не вижу такой возможности. Да и нас мало.
- Мало? Нас как минимум двадцать человек!
- Ты считаешь всех, кто хотя бы эпизодически приходит слушать задачи?
- Хорошо, а олимпиаду мы тоже будем составлять здесь?
Руцкий несколько помешкал.
- Олимпиаду всё равно надо составлять в кабинете, где есть доска. Никакая учительская для этого не нужна. Хотя, конечно, с ней наша свобода бы сильно возросла.
- Ага, будем свободны, как проективный модуль над кольцом многочленов, - вставил эпитет Рыжиков и ухмыльнулся.
- Кстати, ты с помещением договорился?
Договорился — как это оптимистично звучит. Руцкий помедлил, продолжая смотреть на ухват — прислонённый к стене из булыжника, он выглядел как военный трофей в средневековом замке.
- В процессе, - ответил он.
Что ещё сказать? Самая честная формулировка. Наташа исподлобья взглянула на него — сразу понятно, что догадалась, но ничего не сказала. Остальные восприняли за чистую монету. В процессе. Молоды они ещё, зелены, верят, что всё произойдёт по мановению волшебной палочки. Ну и не надо их разочаровывать, пусть строят дальше свои воздушные замки. Главное, чтобы варианты олимпиады подготовили. Кстати, о вариантах.
- С вас к завтрашнему дню варианты.
- Так мы же их завтра будем обсуждать? - удивился Игорь.
Наивный. Когда эти зелёные молодцы составят вариант, тогда-то и потребуется обсуждение, долгое и тщательное.
Валера наверняка его безбожно загробит. Придётся его переубеждать, говорить, что если первую задачу поставить на пятое место (задачи в варианте традиционно идут по возрастанию сложности), то она будет на своём месте и хорошо смотреться. На такие разговоры уходит много сил, потому что Валера сильно обижается и говорит, что его не поняли, задача-то лёгкая, решается в две строчки. О том, что эти две строчки требуют получасового осмысления, Валера умалчивает. У него не требуют, он такие задачки щёлкает как орешки.
Дима честно сделает вариант, но в нём будет отсутствовать изюминка — красивая и нестандартная задача. А что составит Игорь, пока неизвестно.
Но главное — то, что каждый из них составит, наверняка будет всего лишь сырьём для варианта. В вариант оно превратится после нескольких часов обсуждения, после чего задачные формулировки необходимо будет тщательно вычитать и прилизать.
Руцкий выходил из «Старой мельницы» крайне недовольный. За этот день он набегался и устал, однако ничего полезного сделано не было. Мартышкин труд.
Бесполезное сражение с мельницами.