Урок бесписьменной цивилизации

Люблю эссе, заставляющие думать, особенно если они затронули и заставили выплеснуться на бумаге...
Сегодня у Риммы Андрияновны Дышаленковой (1943), магнитогорской поэтессы - День рождения, и я решил по-своему отметить это событие,хотя бы в такой форме...
С разрешения моего духовного литературного наставника и друга Р. А. Дышаленковой привожу большой самостоятельный отрывок (тем более, что он будет иметь большое самостоятельное продолжение!) из тонкой и лирической книги "Ангел времени", иначе читателям станет непонятна моя авторская "Версия: загадка песенки штрафбатовской".


Римма Дышаленкова.

 Урок бесписьменной цивилизации

Мужская цивилизация

Хорошо было Черное море при социализме. В субтропической юго-восточной его части расположился Дом творчества грузинских архитекторов.
На паях с ними в Пицунде отдыхают шахтеры Донбасса и российские писатели.
Здесь торжество мужской цивилизации: архитекторы, шахтеры, писатели. Женскую среду обитания составляют жены для мужчин, для них же секретарши и кураторши. Женщины-литераторы никого не интересуют. Они, как правило, уже выбрали свой путь: мужчин им заменила мужская же литература.
В объятиях субтропиков хорошо любоваться культурой мирной жизни.Отдыхающие в Пицунде все умеренно знамениты, знают себе цену, любят тишину и ни к кому не пристают. Все укрощены безмерным телом булькающего моря и розовым перламутром неба, похожего на шевелящуюся медузу.
Совершенства моря и неба недосягаемы. Поэтому знаменитости прячут свои мировые претензии в морских волнах, где тоже полно красавиц-медуз.
Я угадываю классиков по их головам в ленивой волне, мне интересно - доплывут или нет эти головы до мирового океана истории?
в одиннадцать часов утра морской пляж оглашает радостный крик шахтера: "Бабу хочу!"
Всем весело: его приняли за диковинного черноморского дельфина.
Шахтеры и на отдыхе держатся побригадно, но с ними подружился известный писатель из Ленинграда Сергей Воронин. Его повести тогда публиковались в "Роман-газете". Это была всесоюзная серия недорогих журналов и их читали на всей территории СССР. Поэтому шахтеры с удовольствием сиживали у Воронина в номере  за вечерней водочкой: видимо, все-таки читывали его повести из колхозной жизни.
Он знал  магнитогорского Бориса Ручьева, любил его поэзию. Они были ровесниками, оба с с 1913 года. И, как говорил Воронин, встречались на съездах и конференциях.

 За полярной дикою чертой...

"Почитай нам стихи Ручьева, - попросил меня Воронин. - Есть в его стихах какой-то несказуемый болевой код".
И я читаю их, тоже переживая свои никому не нужные испытания:
Какой бы пламень гарью нас не метил,
какой бы пламень нас не обжигал,
мы станем чище, мы за все ответим,
чем крепче боль, тем памятней закал.
Шахтеры притихли: уж больно чувствовался им скрежет зубовный в этих словах.
И я живу, не жалуюсь на долю,
за полярной дикою чертой,
привыкший к баням с ключевой водою,
привыкший к жизни трудной и простой.
Здесь все пути-дорожки перевиты,
здесь каждый вор, как равный, мне знаком.
Здесь битые, матерые бандиты,
раздобрившись, зовут меня сынком...
Воронин сползает с креслица на пол, хватается за голову, как бы давясь молчанием. У него обет блокадного молчания.
На то и существует бесписьменная цивилизация, чтобы прорывать обеты молчания.
Сидя на полу, Воронин хрипло сказал: "Я вам сейчас песню  свою спою. Хочу спеть. Должен спеть".
И, медленно выговаривая слова, будто вбивая гвозди, запел, как смог:
Первая болванка попала танку в лоб.
От второй болванки я вылетел в окоп.
Спрашивал танкиста строгий спецотдел:
- Скажи, а поче-му ты вместе с танком не сгорел?
- Вы меня простите, - я им говорю, -
 в завтрашней атаке обязательно сгорю...
Первая болванка попала танку в лоб...
Воронин задохнулся, замолчал, глянул на меня и спросил: "Ну как?"
Шахтер за столом шепнул:"По-моему, это песня штрафбата"

Когда бабы дуры


Я - человек послевоенный, идеологически вышколенный, мне не доводилось слышать таких песен.
Я знаю любовную лирику войны, тоску по мирной жизни и строгое торжество побед.
Защищаясь от ужаса, завожу литературоведческую речь про казачью песню. Дескать, первая пуля попала коню в лоб...
- Дуры вы, бабы,- зло усмехнулся Воронин, - ничего вы не понимаете в рождении слова. И никогда не поймете...
Потрясенные состоянием писателя, мы разошлись.
На другое утро молодой шахтер, выскочив из пучины морской, рявкнул на всю округу: "Первая болванка попала парню в лоб", и снова исчез в море.
Неведомая песня навсегда врезалась в память. Это и был урок передачи знания из уст в уста, урок непрерывной бесписьменной цивилизации...

Версия загадка песенки штрафбатовской

Незатейливую песенку, видимо, штрафбатовскую я впервые услышал более двадцати лет назад.
В конце 70-х я работал в сельской многотиражке "Звезда" с горным инженером, поэтом Виктором Павелиным и зубром журналистики Леонидом Архиповым.
По негласному обычаю, "обмывали" мой первый гонорар на берегу речушки.
Виктор читал свои стихи, что он мог делать в любой обстановке, на пустой остановке или переполненном  автобусе.
Тогда мы завели разговор о песнях.
- Ребята, - начал Павелин, - а вы знаете, что Фадеев, с которым я был знаком, не принимал песни Фатьянова? Мол, пишешь, Леша, не то... Но почему-то после третьей пою "тебя", Фатьянова.
"Майскими короткими ночами...".
Как бы в ответ наш коллега - фотограф, прозванный за глаза "Фото-Бойко", затянул:
Первая болванка попала танку в лоб.
От второй болванки я вылетел в окоп.
Любо, братцы, любо.
Любо, братцы, жить.
С нашим экипажем
                не приходится тужить.
А на утро, братцы, вызвали в отдел:
"Что ж ты в этом танке,
                сука, не сгорел?"
Нашему отделу душевно говорю:
"В завтрашней атаке
                обязательно сгорю..."
Давно это было. Ушли из жизни и фотограф, и поэт, и журналист Архипов. А в памяти занозился мотив той песенки. Захотелось   о ней все и побольше узнать, узнать - точка...

 Поиск

Позвонил Римме Андрияновне. Представился, поблагодарил за "Урок..." (с этого телефонного звонка и началась наша большая дружба, поэта - философа и начинающего дотошного краеведа).
К сожалению, ответ  тогда получил отрицательный: окончания песенки она не знала. Побеспокоил ныне покойного писателя - фронтовика В. П. Баканова, командира самоходки в военные годы: ему и после войны этот вариант песни не встречался.
Как припомнил поэт Александр Павлов, в конце 50-х годов на Башике фронтовики,забивая "козла", иногда напевали эту песенку, хотя слова у нее и были разные.
"Мой отец, - рассказывал Павлов, - был танкистом в 93-й Фастовской  танковой бригаде Уральского танкового добровольческого корпуса. Через эту самую болванку он получил после освобождения Киева 32 осколка, остался без глаза. Как говорил отец, болванка прошибала башню танка, а осколками брони поражала экипаж внутри"...

 Версии

Не из этих ли боев родились такие строчки, полные боли, злости и нескончаемого оптимизма? В чем загадка и почему у песенки нет конца?
Остановимся. Отдел, то есть контрразведка "СМЕРШ" ("Смерть шпионам"), ведал всем, штрафными батальонами и ротами, в том числе.
Скорее всего, на фронте такое петь было небезопасно: запросто можно было "схлопотать" штрафную роту или статью "врага народа".
ослаб послевоенный надзор, фронтовики осколками разлетелись по стране, потихоньку распевая крамольные строчки.
Но почему никто не помнит заключительных слов песенки. Сдается, что их просто ... не было., словно в песенке про белого бычка.
Писатель Сергей Воронин, видимо, знавший, что такое обстрел болванками, вновь вернулся к первой строфе.
Песенка оказалась закольцованной: война-то продолжалась, и не было ей конца, как и злости мужиков, "душевно" обещавших Отделу сложить голову, но только в завтрашней атаке. Не дождетесь, мол, никогда...
Но самое интересное, что через несколько недель фронтовик Василий Никифоров  на страницах газеты "Магнитогорский металл", где и была напечатано мое эссе,почти на всю страницу размахнулся разгромной статьей "В плену мифов и домыслов", по сущности, заживо распиная краеведа В. Ефимова на дверях главного редактора газеты. Но это уже другая,особая история, но уж больно напоминающая иногда разгромные рецензии в "прозе ру", когда забываются элементарные знаки уважения и культуры... Если кому-то будет интересно, загляните в мои материалы "об Алексиевич и у "Боли нет фамилии" и комментарии под ними. Я всегда говорю от первого лица и никогда не скрываю свою точку зрения, а комментарии беспардонных оппонентов, забывших об элементарной этике практически сразу удаляю...
Я отвечаю за свои произведения. Если кто-то думает, иначе - извольте, но не в оскорбительной же форме...

Примечание.

9 июля 2016 года ушла из жизни замечательная уральская поэтесса, член Союза писателей России Римма Андрияновна Дышаленкова (11 января 1942 -  9 июля 2016). Да будет ей земля пухом!...