Не для детских глаз

                НЕ ДЛЯ ДЕТСКИХ ГЛАЗ
                (рассказ монаха)

       Иногда люди недоумевают: »Почему в ваших рассказах часто фигурируют зеки,  лагеря за колючей проволокой?» Ответ прост: некоторое время я в качестве священника обслуживал тюрьму, оттуда некоторые мои сюжеты.
               
                Вы спрашиваете, какое качество мне наиболее неприятно в людях? Отвечу: жестокость. Даже не неприятна, а отвратительна, омерзительна, ужасна! Главное божественное свойство – любовь («Бог есть любовь» - 1 Иоан. 4,8.). Противоположна любви ненависть. Так вот, жестокость есть крайнее проявление ненависти, следовательно, она есть антагонизм любви и антихристианское качество, т. е. качество антихриста. Многое я могу стерпеть в людях, но жестокость, безразлично: к людям ли, к животным, меня отвращает. Наверное, виной тому детские впечатления.
          Родился и вырос я в глухой провинции или, как теперь говорят «в глубинке» - в городке К-ма Архангельской области. Печальной памяти ГУЛАГ был расформирован до моего появления на свет, но в наших местах лагеря оставались нетронутыми, хотя контингент заключенных изменился. Большинство в них теперь составляли уголовники. Впрочем, в К-ме первые колодники появились не позднее ХУ1 века.
           Я получил типично советское воспитание. Родители работали с утра до вечера. До школы меня водили в садик, а с 7 лет во внеучебное время я был предоставлен сам себе и проводил это самое время на улице, как и большинство детей по соседству. Отец мой крепко выпивал. Во хмелю бывал, буен, придирался к матери и ко мне. Мама всегда была измучена работой и домашними заботами, до меня у нее руки не доходили. Ей приходилось изворачиваться, чтобы кормить и обстирывать нас. Впрочем, так жили все вокруг, и тогда это не поражало и не удивляло. Должно быть молодость и интерес к жизни брали свое, потому что я не замечал и не чувствовал всего убожества нашего бытия. Во дворе у нас была дружная компания мальчишек – сверстников, но нашим вожаком был паренек года на три постарше Вася Шмелев. Держался он степенно и важно, «по-взрослому» и редко кого удостаивал своим расположением. Вместе мы играли во все мальчишечьи игры: футбол, хоккей, в войну, в чижика и проч. Бывало, и покуривали, но втихомолку, т.к. в те времена за подобные проделки можно было получить отцовского ремня, но не выпивали и не воровали, как в других подобных компаниях. И это только из-за влияния Васи. Он криминальных действий не одобрял, хотя его родной отец сидел в тюрьме за убийство, т. е. Вася был из «неблагополучной» семьи. Место заключения Васиного отца находилось далеко от нас, не помню где, но Вася видимо был привязан к папе, потому, что часто ходил смотреть на «зону». Вероятно, глядя на наших заключенных, он представлял себе обстановку, в какой находился отец. А «зона» в нашем городе весьма обширная, не меньше, как на 2 тысячи человек и все городские постройки сооружены зеками. Последних охраняли так называемые краснопогонники, среди которых были отцы моих товарищей по школе и играм. От них мы наслушались всяких ужасов про заключенных. Один зек разрезал себе вены, выпустил кровь на сковородку, зажарил и съел. Другой отрезал голову соседу по бараку за то, что тот храпел и т.д. и т. п. После этих рассказов меня преследовали ночные кошмары, в которых видную роль играли бритоголовые зеки с окровавленными руками, тянувшимися за мной. Я в ужасе просыпался в холодном поту и дрожал под одеялом.
                Надо сказать, что самым большим предприятием в нашем городе был огромный химический завод, на котором работали мои родители. Часть обширной заводской территории была окружена колючей проволокой, т. к. и здесь работали заключенные. Мы часто видели, как они маршировали под охраной конвоя с собаками от казарм к цехам. Было одно место – горка, по гребню которой вилась тропинка. С нее открывался вид на лагерь и завод. Как-то раз мы проходили здесь с Васей и увидели группу заключенных, которые что-то копали кирками и лопатами. Была весна. Яркое солнышко пригрело и разморило охрану. Вопреки инструкциям солдаты сошлись и о чем-то болтали, не обращая внимания на подопечных, из которых один особенно привлек наше внимание. Это был парень лет 25 невысокий и худощавый. Он стоял, глубоко задумавшись, опираясь на лопату, сняв шапку и подставив солнечному лучу бритую голову, глаза полуприкрыты, а  по губам бродила усмешка, никак не вязавшаяся с образом головореза и садиста. Нас отделяло каких-нибудь 15 метров и двойной ряд» колючки». Вдруг мой спутник сунул руку в карман и извлек какой-то предмет, а затем, с силой размахнувшись, перебросил его через проволоку. Оказалось, пачку сигарет и спички. Пригревшийся зек, заметив Васино движение, вовремя очнулся и очень ловко поймал оба коробка, а затем помахал нам рукой. «Зачем ты это сделал?» – спросил я. «Затем, что мужику без курева хуже, чем без хлеба» – авторитетно заявил мой товарищ. »Может я этому здесь помогу и моему папке кто-нибудь курева даст?»
                С тех пор мы не раз делали подобные передачи. Иногда к куреву добавляли солидный ломоть хлеба. Я делал то же и от себя лично, но реже, чем Вася, потому что денег, даже мелочи у меня почти не водилось, а он каким-то образом находил средства, подозреваю: экономил на школьных завтраках. Иногда нам попадался давешний зек, который издали нас узнавал и приветствовал каким-нибудь незаметным для посторонних знаком.
                Прошло несколько месяцев. Однажды мы с Васей (общее дело сблизило нас, и мы сдружились тесней, чем раньше) шли по каким-то своим ребячьим делам и опять – вдоль проволоки, от которой деваться просто некуда, потому, что поселок маленький, а «зона» большая. Вдруг мы услышали шум и топот. Сзади нас бежали два человека, причем один преследовал другого. Бегущие стремительно приближались к нам. Мы в страхе кинулись прочь с тропки, но они пробежали мимо, не обращая на нас внимания. Первым бежал «наш» зек, без шапки, в расстегнутой куртке. Чувствовалось, что последние силы оставляют его. Воздух с хрипом вылетал из раскрытого рта, а глаза были совершенно безумными. За ним, настигая, несся солдат-краснопогонник, дюжий широкоплечий парень с автоматом в руках. У беглеца не было никаких шансов уйти от погони. К тому же, мы увидели, что навстречу ему, с другой стороны, спешили еще двое конвойных. И все-таки зек не останавливался. Вскоре он достиг тупика. «Колючка» в этом месте делала поворот на 90 градусов и он оказался зажатым в углу. Самым благоразумным в такой ситуации было поднять руки вверх и сдаться, но беглец вместо этого прижался лицом к бетонному столбику, нагнув голову и закрывшись с боков руками, как делают боксеры, когда противник атакует сериями. Из описанной позиции он изо всех сил ударил ногой подоспевшего солдата в лицо. Тот отпрянул, заливаясь кровью и тут же передернул затвор автомата, видимо решив уложить беглеца на месте, но тут подоспели другие трое… Как он сопротивлялся со всей силой отчаяния! Его били сапогами и прикладами, а потом протащили метров 10 по проволоке. Я ясно увидел на ней кровь и выдранные кусочки кожи и мяса… Что было дальше не знаю, потому что мы в ужасе бросились бежать. Нечего говорить, как эта сцена подействовало на меня – двенадцатилетнего, но даже у «взрослого» Васи вздрагивал подбородок и тряслись руки.
                Не скажу, что именно в этот момент определилась моя будущая судьба, но убеждение, прочувствованное всей кожей, что «мир во зле лежит» далось именно тогда. Навсегда избавиться от этого впечатления я не смог, поэтому, когда подрос, кончил школу, отслужил в армии, я не пошел накатанным путем, как мои товарищи – на работу или в институт, а очутился здесь, в монастыре, ведь монашеское делание – самый верный способ искоренения зла на земле.
           Что стало с Васей? Да вы его знаете. Это отец С. В обители мы вместе уже немало лет и если Господь сподобит, и дальше будем рядом.



                1996