Ольгин день

Окровавленных, избитых до полусмерти,  нас втолкнули в камеру.  Дверь
за  нашими спинами с лязгом захлопнулась, и мы очутились в полной темноте.  Шел
1948 год, омраченный политическим разрывом между нашей Родиной - Россией
и страной пребывания - Югославией.  Сталин и Тито выясняли отношения,  а
страдали мы - рядовые русские люди, эмигранты, радостно  согласившиеся  в  конце
2-й мировой войны принять гражданство СССР и ныне обвиненные югославскими
властями  в  шпионаже  в  пользу СССР. До этого мы жили
мирно и тихо на новой родине с 1920 года, работали, растили детей
и старались быть полезными приютившей нас стране.

Здесь кто-то  есть-  заявил мой подельник священник отец
Александр, настоятель нашего русского храма в С.,  где мы проживали.
Батюшка был центральной фигурой процесса,  затеянного властями, главой
шпионской организации.  Истинным здесь был лишь тот факт,  что  действительно,
все  русские  на  чужбине  объединялись вокруг православного прихода,
вокруг Церкви.  До принятия сана, в годы 1-й мировой войны отец Александр  был
красавцем-гвардейцем и служил в личной охране Государя,  а затем Великого
Князя Николая Николаевича.  Он обладал весьма живым  и решительным
характером, был человеком действия. Вот и сейчас он начал ощупью продвигаться
по стене,  исследуя наше новое обиталище.  В углу он наткнулся на
кого-то или что-то: Вот он! Длинные волосы! Длинная одежда!  Женщина?!
Нет,  - прозвучало в ответ,  - это  православный священник."
Так мы познакомились с отцом Виктором.

Отец Виктор был русским эмигрантом,  внуком известного отечественного
политического деятеля.  По возрасту значительно моложе нас. Он служил
на  приходе  в одном сербском селении и был обвинен,  подобно нам,  в 
шпионаже.  Арест его вызвал большое возмущение местных  жителей,  так
что  отцу Александру с трудом удалось удержать прихожан от бунта против
властей.  Однако,  на свое счастье,  он был английским  подданным
(там проживали его родители), поэтому, забегая вперед, скажу, что
его скоро выпустили, выслав из страны.

Потекли тяжкие дни следствия. Улик у обвинения не было, поэтому к
нам применяли  уже опробированный коммунистами СССР - наставниками
коммунистов Югославии - способ:  показания выбивали. Мы,
старшее поколение, прошедшее 1-ю мировую и гражданскую войны, хлебнувшие
лиха, держались.  От нас не добились ничего.  А вот младшие... Отца
Александра оговорил  один  юноша-алтарник,  выросший  на его глазах
и многим ему обязанный.  Впоследствии на суде этот многообещающий
юнец заявил, что ему стыдно сидеть рядом со шпионом т.е.
отцом Александром. Впрочем, это его не спасло от срока -2х- лет. Отец
Александр получил 20 лет, я 6 лет каторжных работ. Но это было, повторяю,
позже, а теперь мы напрягали все душевные и физические силы,  чтобы
выстоять, не сломаться, не навредить кому-либо неосторожным словом
и не запятнать себя на веки вольным или невольным предательством.  Кстати,
по нашему делу было привлечено  немало  сербов-русофилов.  Единственной  их
виной перед коммунистическим правительством была симпатия
к  русским,  которая  у многих сербов в крови.

Тревожное время удавалось скоротать беседами с отцом Виктором. Каждый
день нас выводили на прогулку в тюремный двор. В центре этого залитого
слепящим балканским солнцем двора были нарисованы круги. Самый малый
диаметром около 3 м,  следующий - 4м и т.д. до 15. По этим кругам
мы  и гуляли.  Естественно,  каждый заключенный старался занять самый               
большой, внешний круг для прогулки.

Тот день - 24 июля по н.ст.  - был днем Ангела  моей  младшей  дочери
Оленьки.  Для  меня в нынешнем положении это был очень грустный день.
Он напоминал мне о прежних временах,  о  семейном  счастье,  о  любви
близких и родных... Как теперь они без меня? Их матери - моей дорогой
жены давно уже нет на свете... Некому помочь, защитить. Сердце щемило
и грустные предчувствия не оставляли меня.

Но оказалось, что в этот день я не одинок в своих переживаниях: у
отца Виктора матушку тоже звали Ольга,  и сегодняшний день и  для  него
значил так много...

Когда нас  выводили на прогулку,  отец Виктор шепнул мне:  <Занимайте
самый маленький круг. На этом малом круге, в самом центре, мы
очутились вдвоем, подальше от надзирателей. Мы медленно шли друг за
другом и отец Виктор тихонько служил молебен святой Ольге:  Святая  равноапостольная Великая Княгине Ольга, моли Бога о нас!

Таким он мне и запомнился: высокий молодой, светловолосый священник
в старой мятой рясе,  ставшей для него тюремным  одеянием,  под  лучами
слепящего балканского солнца, великий в своей любви и твердый и непоколебимый
в своей вере.