Паломница

                Полуденное небо густо-синего цвета куполом нависло над морем, бросая на лениво бегущие волны тени медленно плывущих облаков. Верхушки валов пенятся и сверкают хрустальными брызгами в лучах солнца,  а когда светило прячется за облаками, валы темнеют, приобретая насыщенный аметистовый цвет таинственных неисследованных глубин, куда не проникает глаз человека. Большой белый теплоход, чуть покачиваясь, скользит по волнам, с шипением разрезая их могучим килем. Стройностью и изяществом очертаний он напоминает мечту детства о чудесных путешествиях в волшебные края. И действительно, для многих пассажиров теплоход этот – сказочная ладья, везущая в Землю Обетованную, «текущую медом и млеком» - в Палестину, в Святой град Иерусалим.
                Разная публика собралась на борту теплохода. Есть тут и священники, собравшие для поклонения Гробу Господню своих прихожан. Есть богатые бизнесмены и бизнеследи, совершающие подобный круиз во второй, а то и в третий раз, по большей части москвичи и питерцы. Присутствуют на теплоходе и дети из какой-то провинциальной церковной воскресной школы, но больше всего простых русских женщин разного возраста в платочках и длинных платьях. Некоторые из них годами копили деньги на эту поездку, иным дорогой билет помогли добыть более-менее состоятельные чада. Хотя на паломнические рейсы в Иерусалим большие скидки, такая поездка всё равно стоит дорого и далеко не каждому по карману.
                Кругом ничего, кроме воды и неба. Какие потрясающие дали открываются путешественникам! Нигде не заметно следов присутствия человека, даже самолёта не видно. Пассажиры прогуливаются по палубе в ожидании обеда или сидят вдоль бортов в шезлонгах, ведя между собой тихую беседу. Путешествие продолжается третий день, так что многие между собой уже перезнакомились. Паломников на теплоходе много, целых 600 человек и в этой толпе мало кто обращал внимание на скромную паломницу маленького роста, почти карлицу, неопределённого возраста – между 40 и 60-ю, одетую в бело-голубое дешёвое платьице и укутанную традиционным белым платком, несмотря на жару. Женщины, даже едущие по святым местам, стараются одеться к лицу. Тут в ход идут всяческие тонкие уловки: если платочек, то из красивой ткани, если длинное платье, скрывающее ноги, оно всё равно должно сидеть красиво, подчёркивая достоинства фигуры. Если косметика и драгоценности неуместны, то ведь и крестик с цепочкой тоже может украсить. Даже монахини, которые тоже представлены в числе паломников, к прибытию в Хайфу переоблачились во всё белое и до времени упаковали в чемоданы свои обычные чёрные одеяния. Стоит ли осуждать слабый пол за эти маленькие невинные ухищрения? Они в крови. Такова женская природа, но наша героиня, кстати зовут её Матрёна, совершенно лишена хотя бы тени женского кокетства. Она с детства не такая, как все. В настоящий момент Матрёнушка достигла пенсионного возраста, но знавший её с молодости нашёл бы, что она мало изменилась с тех пор, разве что поседели густые и длинные чёрные волосы. Матрёна мордвинка, как уже отмечалось, совсем малютка ростом, коренастая, плотная, сбитая. Лицо у неё смуглое, лоб высокий, нос пуговкой, рот широковат, но зубы прекрасные – крупные и белые, как у негритянки. Стопы её чуть вывернуты и при ходьбе Матрёна слегка косолапит, но руки длинные и не по-женски сильные. Ими она умело делает всякую тяжёлую работу. Самый невзыскательный поклонник женской красоты даже  и в юные годы Матрёны не нашёл бы её привлекательной, если б не  глаза -  главное и единственное украшение внешнего облика Матрёнушки: большие, чёрные, блестящие с искорками на дне и… весёлые. Матрёна радостный человек, всегда довольный судьбой и потому у неё на душе всегда праздник. Ей чужды обычные женские радости – она другая. Про таких говорят: «Христова невеста» и так оно и есть, хотя Матрёна не монахиня. Мне неизвестно её прошлое. Знаю только, что она приехала к Троице в Сергиев Посад (тогда Загорск) ещё совсем юной и работала то уборщицей, то санитаркой, всё свободное время простаивая на службах в лавре. Она долго жила без прописки, снимая какие-то углы и питаясь Бог знает чем, но несомненно у Матроны возник свой круг знакомств среди православных христиан, охватывающий весь спектр современного сложного российского общества: от бомжей до крупных бизнесменов, что может показаться удивительным при её скромном и даже застенчивом характере, но причина проста – у Матрёнушки особый дар ухаживать за немощными и больными и в ней нуждались. Казалось бы, дело не сложное, не требующее специального образования или особых сложных навыков, зато выдвигающее на первый план два необходимых условия: нелицемерную  любовь к ближним и бесконечное терпение. Выносить горшки за лежачими больными редко кто берётся даже за большую плату, а Матрёнушка бралась, даже если ей платили мизер – ради Господа. Её спрашивали: «Ведь противно? Ведь пахнет?» Она отвечала: «Я не чувствую». При этом облагодетельствуемые далеко не всегда были благодарны – дрались, плевались, обзывали её «дурой – Матрёшкой», но она терпела, сознавая, что в этих раздражённых несчастных стариках говорит болезнь и возрастное слабоумие. Но разумеется, иные и весьма высоко ценили её услуги. Не просто так же она попала на паломнический теплоход! Хотя при её скромном положении и достатке поездка в Иерусалим представлялась настоящим чудом, сбывшейся мечтой, грезившейся Матрёне по ночам в её убогом жилище – ветхом полусгнившем домике на окраине города. Она всей душой стремилась во Святой Град, о котором так часто слышала в церковных песнопениях и читала в Евангелии. Она могла бы сказать о нём словами песни: «Иерусалим – город городов, город моего Христа», но до поры до времени ( в советский период) мечты эти оставались бесплодными. И лишь, когда загудел пресловутый «ветер перемен», Матрёнушка стала слышать рассказы прихожан своего храма о поездках в Израиль и робкая надежда увидеть родину Спасителя зашевелилась в её сердце. Как ни странно, мечте помог осуществиться человек, когда-то принесший Матрёне много горя и огорчений. Им был бывший начальник паспортного стола, от которого зависел вопрос прописки Матрёны. Ох уж эта прописка! Как много значила в советское время эта маленькая графа в паспорте гражданина СССР! Без прописки нельзя было жить на месте больше трёх недель и, хотя иногда власть сквозь пальцы смотрела на нарушение этого положения, когда дело касалось обычных людей, она становилась неумолимой хранительницей и исполнительницей сей грозной статьи, когда речь заходила о верующем православном человеке, ИНАКОМЫСЛЯЩЕМ. Вот и этот чинуша пугал и угрожал Матрёнущке, которая никак не могла прописаться в Московской области, будучи родом из Мордовии, скорей всего оттого, что у неё не имелось достаточной суммы на взятку этому самому начальнику. Он грозил принудительно отправить её на родину, словно уголовницу, пугал наложением штрафа и даже стращал КПЗ – то есть камерой предварительного заключения, предназначенной для преступников. Она же трепетала и молилась, молилась за этого человека, так как узнала, что он в детстве крещён, как и многие русские люди, даже под властью коммунистов и, следовательно, его можно поминать о здравии в церкви, но наверно пролила немало горьких слёз. Что уж там произошло, доподлинно не известно, но вдруг ситуация переломилась и притом самым радикальным образом, ещё тогда, когда о падении «развитого социализма» и появлении «демократии» никто и не помышлял. Зловредный чиновник был замечен в Троицком соборе лавры с пучком больших свечей в руке, которые  не без робости неумело расставлял в подсвечниках перед многочисленными иконами под руководством Матрёнушки, обращаясь к ней подчёркнуто почтительно, величая по имени-отчеству Матрёной Артамоновной. Тогда и узнали, что у Матрёнушки и отчество оказывается есть.
                После всех политических перемен, изменивших страну, этот человек, хоть и покинул свой пост по выслуге лет, всё же нашёл свою нишу в новых условиях, остался на плаву и даже, можно сказать, преуспел, сделавшись бизнесменом средней руки, но довольно известным в небольшом нашем городе. Именно он и финансировал паломническую поездку Матрёнушки. Ей досталось место в каюте на 4-х человек. Среди соседок оказалась одна женщина, поначалу ничем не привлекавшая к себе особого внимания, но постепенно вызывавшая всё большее беспокойство окружающих. На вид ей было около сорока лет, высокая, стройная, худощавая, с тонким породистым лицом, которое можно было бы назвать красивым, если б не тусклая, почти мертвенная бледность черт и круги под глазами. Одевалась она в длинное белое платье и широкополую тоже белую шляпу, не дававшую даже неумолимому южному солнцу позолотить её кожу. Поначалу «женщина в белом», назвавшаяся Маргаритой, вела себя, как все, но вскоре обнаружились странности. Сама она ни с кем не разговаривала. Если её о чём-то спрашивали, отвечала односложно. Однако все заметили, что Маргарита часто шевелит губами, разговаривая сама с собой, уставившись взглядом в одну точку. Большую часть времени Маргарита проводила в каюте на своей койке и на палубе появлялась редко. Если ей напоминали, что пора идти на молитву в походную церковь, на обед или на ужин, она молча поднималась и шла со всеми. Если ей забывали сказать, могла и пропустить общее мероприятие. Койка Маргариты оказалась рядом с постелью Матрёны и иногда женщины перекидывались несколькими словами. Вскоре Матрёнушка поняла, что её соседка тяжело больна. Впоследствии этот недуг некоторые прямо называли беснованием. Неизвестно мнение Матрёны по этому вопросу, но она с первых часов паломничества добровольно взяла на себя заботу о соседке – будила её на церковную службу, отводила в столовую и оказывала другие мелкие услуги, на которые всегда была большая охотница и мастерица. Накануне прибытия в Хайфу Маргарита напугала окружающих, обратив на себя всеобщее внимание. Дело произошло за ужином, когда монахиня Александра, возглавлявшая паломничество и исполняющая роль гида делала объявление назавтра. В тишине трапезной вдруг раздался страшный женский крик, так что все испугались и переполошились. То кричала Маргарита. Вскочив со стула, вне себя от возбуждения и ярости, неизвестно чем вызванной, она обеими руками смела посуду со своего стола, обдав окружающих брызгами салатного соуса, жира и чая, и забилась в конвульсиях. Торжественный момент был смят, ведь матушка Александра только что объявила о прибытии на Святую Землю. Люди повскакали с мест и некоторые устремились к маргаритиному столу, желая узнать, что произошло. Но Маргарита уже лежала, уткнувшись лицом в юбку Матрёнушки, а та поглаживала её по вздрагивающим плечам и тихо приговаривала: «Ну же, успокойся!» К ночи приступ повторился и всем стало очевидно, что высаживать Маргариту на Святой Земле нельзя. Но и бросить её на теплоходе одну не представлялось возможным, так как она была вне себя и существовал риск каких-либо эксцессов, а команде поручать больную (или если угодно бесноватую) невозможно. У команды теплохода свои сложные заботы и обязанности и они не в состоянии ещё и надзирать за неадекватными пассажирами. Как и следовало ожидать, никому не улыбалось остаться на корабле и не увидеть Иерусалим и главную цель паломничества Гроб Господень. Желающих остаться с болящей не находилось и тут объявилась Матрёнушка. Один Бог знает, чего ей стоило отказаться от Мечты и, когда она заявила о своём решении, в её голосе слышались, а в глазах виделись слёзы, но она преодолела себя и выполнила своё намерение. Когда Маргарита наконец затихла и уснула, истомлённая, на своей койке, Матрёна поднялась на палубу и стала вглядываться в ту сторону, где, как ей сказали, в 60 километрах находится Святой Город. Она видела, как светятся и мигают огоньки в горах. «Наверное» - думалось ей, - «если подняться на эти высокие горы, у подножия которых плещет тёплое море, можно разглядеть огни Иерусалима, но мне и это недоступно».
                Через два дня радостные и счастливые паломники вернулись на теплоход. Рассказам о впечатлениях не было конца. Матрёнушка слушала, закусив губу, боясь разрыдаться. Однако, исполнила свой долг, как она его понимала, до конца: надзирала за Маргаритой до возвращения домой, пока не препоручила болящую заботам родственников. Затем вернулась к своей работе – уборке храма, надраиванию полов, постановке свечек и чистке подсвечников.
                Прошёл месяц. Однажды утром сослуживцы Матрёны и многочисленные прихожане заметили необычно радостное, прямо-таки праздничное выражение лица Матрёнушки. На шутливый вопрос, что произошло и не получила ли она наследство, уборщица извлекла из кармана рабочего халатика билет на самолёт в паломническую поездку в Иерусалим. Ей кто-то подарил его. В этот раз всё прошло, как по маслу: Матрёна посетила Святой Град, приложилась ко Гробу Господню и увидела все святыни Палестины, о которых грезила, читая Святое Евангелие.

                Июль 2007