Память вечная

ПАМЯТЬ ВЕЧНАЯ

                «В память вечную будет праведник». (Пс. 111, 6)      

                Белый потолок, белые стены, железные кровати… Как часто священник Ростислав Потёмкин видел всё это в истинной юдоли печали, как выражались в Х1Х веке, ну а проще сказать, в онкологическом отделении городской больницы. Он бывал здесь часто по вызовам и к нему привыкли. Спеша к больному в палату со Святыми Дарами или готовясь к соборованию отец Ростислав не спрашивал «где это?», а уверенно шёл по коридору в нужную палату, на ходу здороваясь с персоналом. Заведующий отделением благоволил священнику и иногда приглашал его в кабинет для беседы. Канули в лету те времена, когда пастыря не пускали к больному. Старые враги «советской выдержки» часто в подобных случаях чинили препятствия, но потом под давлением и «сверху» и «снизу» отступили, уступили, разрешили, вернее вынуждены были разрешить, да и осталось их не много в результате смены поколений. В умах и душах многих людей произошёл переворот, многие вернулись к православию, зато здравоохранение деградировало. «Батюшка! Ну, найдите нам хоть кого-нибудь! Нету нянечек!» - взывала старшая сестра. Отец Ростислав только руками разводил. Младшего медперсонала катастрофически не хватало. Кто же пойдёт на тяжёлую, грязную, неприятную работу за нищенскую зарплату? И всё же ему удалось уговорить двух девушек из числа своих прихожанок – студенток медицинского училища, поступить на работу в «онкологию». Мать одной из них в студенческие годы сблизилась со студентом из Танзании, поэтому Ниночка была негритянкой, вернее мулаткой. Когда отец Ростислав впервые встретил Ниночку, она была издёрганным нервным подростком. У нас всё-таки не Америка и ребёнку с тёмным цветом кожи жилось несладко – дети порой, как известно, бывают жестоки и многие не упустят случая поглумиться над «черномазой», «Читой», «людоедкой». После нескольких встреч и разговоров со священником Ниночка перестала дичиться, а со временем полюбила бывать в храме, где все к ней относились по-доброму, а среди маленьких прихожанок у неё появились подруги. Когда девочка подросла, и возник вопрос о выборе профессии, батюшка пожелал взять Нину к себе в хор. У неё был хороший, низкий, своеобразного тембра альт, вероятно унаследованный от африканских предков, и она очень красиво читала «Апостол», но регент установил,  что кандидатка, к сожалению, совершенно лишена музыкального слуха -  весьма досадно и непоправимо. Вот тогда и решили послать Нину с подругой Дашей в медучилище. Даша тоже прихожанка отца Ростислава, говорливая, весёлая, пригожая девушка. Вместе они поступили, вместе и закончили сие заведение и вдвоём же поступили в «раковое» отделение. Кокетка Даша продержалась месяц, поняв, что ежедневное созерцание людских страданий и смерти не для неё. Кроме того, все сотрудники онкологического отделения пожилые люди и строить глазки здесь некому. Даша перевелась в платную поликлинику и состояла теперь при заведующем – молодом перспективном враче, по слухам, готовящим сенсационную диссертацию. Другое дело Ниночка. Сердце священника всякий раз переполнялось гордостью, когда старший персонал или больные хвалили заботливую сестру: и умелая она, и отзывчивая, и надёжная, и ласковая! И даже её необычная наружность нравилась им. У Ниночки были большие блестящие чёрные глаза с пушистыми ресницами, в которых сияла её чистая душа, и сияние это достигало чужих сердец.
                Тёплым весенним днём двери в палаты оказались открытыми и, следуя в конец коридора, священник услышал разговор больных: «Я вам говорила: все попы миллионеры! Вот и этот на «Мерседесе» прихрял. Ишь, какую тачку отхватил! А на какие шиши, спрашивается? Обдирала и есть обдирала!» Тихий старческий голос что-то возразил. «И не говори мне об этом! Он что, сюда задаром ходит? Небось и ты и каждый ему в руку что-то суёт. Будет он в эту богадельню зря ездить!» Отец Ростислав только ухмыльнулся. В молодости, когда он начинал своё служение, его до глубины души огорчали подобные высказывания. Теперь он относился к ним иначе, по-философски, стараясь на практике применить святоотеческий совет: относись одинаково и к тем, кто тебя хвалит, и  к тем, кто хулит. Дело в том, что его машина, его верная «девятка» неожиданно сломалась, и все попытки завести её своими силами кончились неудачей. Тут, к счастью, в храм завернул какой-то бизнесмен – поставить свечку, охотно согласившийся подбросить батюшку до больницы. Вот откуда взялся «Мерседес». Узнал он и голос, приписывающий сребролюбие всему духовенству. Он принадлежал женщине средних лет с прооперированной грудью по имени Зинаида. Её место слева у окна. Когда на прошлой неделе отец Ростислав соборовал больную из этой же палаты – двадцативосьмилетнюю мать двоих маленьких детей с опухолью в мозгу, эта особа ему всячески мешала. Когда священник зажёг положенные при елеосвящении семь свечей, скандалистка заявила, что задыхается от чада. Напрасно другие обитательницы палаты пытались её успокоить. Чем больше они её уговаривали, тем громче она кричала и под конец устроила настоящий концерт с закачиванием глаз под лоб и пусканием пены изо рта.  А поскольку Екатерина – больная, к которой вызвали священника, в результате своего недуга несколько повредилась в рассудке и стала раздражительной и капризной, пастырь оказался между двух огней – среди женщин, бьющихся в истерике. С трудом нашли компромис – Екатерину вместе с кроватью вынесли в коридор, где отец Ростислав и совершил таинство. Потому он не удивился, слыша обличение из уст Зинаиды. Было бы странно, отнесись она к духовенству иначе. Прослужив достаточное время, иерей ясно понял: семидесятилетняя атеистическая пропаганда сделала своё чёрное дело. У некоторых «иванов, не помнящих родства» до сих пор всё, связанное с верой и церковью вызывает отторжение и пройдёт Бог знает, сколько лет, прежде, чем положение изменится к лучшему. Он знал также: большинство его собратьев-священников вообще не берёт денег с болящих, особенно тяжёлых, за требы в больнице. Сам он поступал несколько иначе. В большинстве случаев к больному священника вызывали заботливые родственники. Они же и оплачивали требу, но сколько раз, приехав причастить и пособоровать одного, отец Ростислав приобщал ещё троих-четверых, а то и больше. Все, даже самые одинокие и бедные старушки старались его хоть как-то отблагодарить, и он понимал, что отказ от вознаграждения оттолкнёт и обидит их. Потому поступал так: брал с благодарностью, что ни давали – тысячу или десять рублей, иногда просто пару яблок или апельсин. Если не давали ничего – не просил и не требовал. Иногда даже сам незаметно оставлял на тумбочке у кровати больного пару сотен, когда попадались особенно бедствующие.
                Сегодня же он спешил к своей недавней знакомой Варваре Михайловне Поспеловой, безнадёжно больной, как было ему известно со слов главврача. Старушка с пожелтевшим высохшим лицом лежала на высокой, чисто застеленной постели, укрытая простынёй до самого подбородка. При появлении священника опущенные веки взметнулись вверх, открывая ещё не совсем потухшие бледно-серые глаза и две худые руки высунулись из-под простыни, сложившись для принятия благословения. Сидящий у изголовья юноша, держащий в руках толстую раскрытую книгу, тоже привстал, приветствуя вошедшего иерея. «И ты здесь Вася?» «Да. Читал Псалтырь для Варвары Михайловны».
                Этот Вася – семинарист из областного центра, уже второй сезон появлялся в поле зрения отца Ростислава. Родители семинариста имели дачу поблизости от его прихода. Хотя иерей повидал множество бурсаков и сам когда-то учился в духовных школах, Василий не переставал его удивлять.  Всё свободное время юноша отдавал церкви: пел, читал на клиросе, помогал убирать и украшать храм, ездил со священником на требы, звонил в колокола, помогал гладить облачения и всегда с готовностью отзывался на всякую просьбу. Именно он первый познакомился с Варварой Михайловной, на которую ему указала одна прихожанка. Во время очередного посещения «онкологии» Вася приблизился к священнику и тихо сказал: «Тут я со старушкой одной познакомился. Она такая… необыкновенная! Всем, говорят, помогала. Настоящая «Русь уходящая»! И под действием этой красноречивой рекомендации отец Ростислав не преминул познакомиться с Варварой Михайловной, оказавшейся совсем незаурядным человеком. Старушка прожила долгую и трудную жизнь, сохранив верность Богу и церкви и один этот факт уже достоин почтения и удивления, если не забывать,  какое было время. Она и детей воспитала в вере и благочестии. Рано лишившись мужа, поднимала их одна, умудряясь при этом ещё, и помогать другим людям. Но даже не это удивляло священника. Он и прежде не раз встречал таких тихих праведниц и они не были ему в диковинку. Поражался он Васе. Ну, какой двадцатилетний парень ясным майским днём будет сидеть в душной палате ради чтения умирающей старушке? А он приходил сюда почти ежедневно. Варвара Михайловна привыкла к Васиному присутствию и радовалась  всякий раз его появлению. Попутно гость оказывал разные мелкие услуги и другим болящим: то подушку поправит, то стакан чаю подаст. Делалось это так естественно и просто, что даже самые стеснительные и нервозные больные не чувствовали неловкости от этих знаков внимания. Очевидно, у этого семинариста был особый талант общения с людьми. Его открытое и нелицемерно доброе отношение согревало сердца несчастных, порой озлобленных страданиями людей, собранных в «онкологии». А отец Ростислав не раз говорил про себя: «Ну, этот всем нам десять очков форы даст. Настоящий прирождённый пастырь! Из таких в прежнее время миссионеры формировались, чтобы целые народы к Богу приводить».
                Всё было приготовлено к соборованию. На тумбочке у изголовья стояла миска с рисом и стаканчиком, наполненным маслом и вином, в окружении семи тоненьких свечек. Быстро облачившись, отец Ростислав начал: «Благословен Бог наш…» Вася басом пропел: «Ами-инь». Запахло ладаном и воском. Больные приумолкли, вслушиваясь в незнакомые слова молитв, причём каждый реагировал согласно своему настрою: большинство – сочувственно, кое-кто равнодушно, но враждебно настроенных в этой палате не было. Василий сноровисто помогал священнику, то беря из рук кадило, то читая глуховатым баском «Апостол», то поддерживая и поворачивая руки болящей во время помазания. К концу таинства старушка кажется, совсем обессилела – глаза закрылись, дыхание стало редким. И вот,  после седьмого помазания отец Ростислав положил ей на голову Евангелие и прочёл последнюю молитву. Почему-то многие считают, что таинство елеосвящения (соборования) проводят только над умирающими. Из-за этого родственники часто медлят с вызовом священника, боясь напугать больного или сами не веря в его скорую кончину. И напрасно. Соборование совершается как раз с целью исцеления. У этого таинства есть и другое замечательное свойство – оно снимает неосознанные и забытые грехи. Вот почему оно важно: даже если человек вскорости умирает, грехи, по выше приведённым причинам не исповеданные, ему прощаются. У Варвары Михайловны после совершения над ней этого замечательного таинства последовало улучшение самочувствия. К сожалению, оно было не долгим, и через одиннадцать дней она умерла. После отпевания отец Ростислав и Вася, который вычитал всю Псалтырь полностью у гроба почившей, были приглашены на поминки. Сын и дочь Варвары Михайловны жили в другом городе и оба были скромными служащими, поэтому угощение оказалось недорогим. Однако, почтить память усопшей явилось не менее 60-и человек. На отпевании храм был полон, как в двунадесятый праздник. Теперь эти люди толпились в маленькой полуторной квартирке, и каждый подходил к детям покойной не с пустыми руками. Приносили банки солений и маринадов, конфеты, фрукты, какие-то полуфабрикаты, кто что мог, кто, чем был богат, и рассказывали разные истории из жизни покойной. Кого-то она выручила деньгами, причём в такую минуту, что хоть в петлю… Другому вовремя дала добрый совет, что иногда дороже денег. Третью прятала от разъярённого мужа-алкоголика. Тому крестила детей, ту пустила к себе жить, когда собственные дети выгнали из дома и т. д. и т. п. до бесконечности. Каждый, буквально каждый гость, какого угодно возраста и пола рассказывал подобные случаи, выслушивая которые отец Ростислав вспоминал историю гибели Содома и Гоморры, когда ради десяти праведников Господь обещал помиловать весь город. Для него было совершенно очевидно: покойная раба Божия Варвара одна из таких десяти, благодаря которым и стоит их город.

                Январь 2007