Донос

       Алекс никогда не был прост, и каждый раз, как только она не видела его хотя бы два дня подряд, ей казалось, что в нём что-то изменилось. Тем более после такой продолжительной разлуки - три недели.  Несколько успокоившись, он, как бы между прочим, сказал ей:
       - Регина тоже вернулась из Германии после каникул, и привезла мне письмо от Кирстен. Хочешь прочитать?
       - Нет, к тому же оно ведь на немецком.
       - Нет, оно на русском языке. Она пишет, что не может забыть меня.
       - А ты?
       - Ты же знаешь, она хорошая девушка, но мне безразлична.
       Он стал читать вслух строки из письма Кирстен, которая высказывала надежды на то, что они ещё встретятся, но до конца дочитывать не стал. Сложил письмо, и продолжил:
       - Мне и другие бывшие мои девушки писали такие письма, но я никому никогда не отвечал. И фотографии свои присылали. Вот, одна из них, не так давно пришла из Баку, где я на подготовительном факультете учился.
         Ева внимательно посмотрела: на фото возле фонтана стояла молодая самка — ничего более. Ей не понравился его выбор. Ева не дрогнула. “Нет, он не проймет ее ревностью. Ей просто неприятно: эта  пошлая тема,.. и этот его испытующий взгляд — не её мир”.


       Игры прервались неожиданно. И в самом неожиданном варианте. Начались занятия второго семестра, и в кафе университета, в котором она любила обедать, Ева встретила своего бывшего шефа с геофака, где раньше временно подрабатывала на полставки. Впрочем, она никогда не забывала своего благородного, по-сути, опекуна, и частенько наведывалась на кафедру, поздороваться с бывшими коллегами, подышать воздухом карт, глобусов, минералов и кругосветных путешествий.
       - Зайдите ко мне, Ева, лучше сразу после обеда.


       - Проходи в кабинет, - предложил Модест Дмитриевич, пропуская девушку перед собой.
       Она вошла, но осталась стоять у входа. Модест Дмитриевич, проходя совсем рядом, вдруг, как-то будто пошатнулся, развернулся и, оказавшись лицом к лицу с ней, поцеловал в губы... чуть высунув кончик языка. Глаза его дрогнули прямо напротив её удивлённых глаз. Будто выплеснул всё, что у него накопилось. Ева обомлела: она никогда не думала, что он её так воспринимает. От неожиданности девушка отшатнулась, и ей почему-то стало жаль его. Несколько неровной походкой, Модест Дмитриевич продолжил путь, и сел в кресло.
       - Садись, Ева, - уже ровным голосом сказал ей. - Я знаю, что у тебя появился друг. Это серьезно?
       - Да.
       - Ева, но у тебя с ним нет будущего. Если б он был коммунист, или из Восточной Европы, ещё ладно, какие-то варианты были бы возможны. В других ситуациях, ты же знаешь, общение с иностранцами у нас расценивается, чуть ли не как измена Родине.
       Ева молчала.
       - К тебе ведь приглядывались на твоём факультете, предполагали для тебя аспирантуру, досрочное вступление в партию, научную карьеру. Ты всё потеряешь.
       Ева как онемела. Он помолчал.
       - Ты уже была близка с ним?
       - ...
       Он вздохнул:
       - О чём же ты думаешь, что чувствуешь?
       - Я чувствую одно — какое-то невероятное насилие, будто пытку со всех сторон, со стороны внешних обстоятельств.
       - А ты знаешь, что его уже тоже вызывали к ректору университета?
       - Зачем?
       - За тем же, зачем беседу с тобой веду я.
       - И что?
       - Его предупредили, что если он не изменит своих намерений, то ему предстоит отчисление из университета.
       - Каких намерений?
       - В отношении тебя. В таком случае, ему припомнят многое.
       - И что он ответил?
       - Он сказал, что ни за что не откажется от тебя. Так что с ним — вопрос решён. Теперь речь пойдёт только о тебе. Для этого тебе и предстоит встреча с деканом факультета.


       Шеф снова замолчал, будто разглядывая девушку.
       - Ты знаешь, Ева, что у меня неприятности?
       - Нет. Какие у Вас могут быть неприятности!?
       - Мне пытаются поставить в вину нецелевое использование финансовых средств, отпущенных на научные исследования. Учти, поэтому я, скорее всего, не смогу как-то помочь тебе, защитить тебя. Подумай ещё раз, как ты поступишь.


       Ева встала, направилась к двери. Этот человек сделал для нее много, даже место в общежитии ей выдели по его ходатайству, а то жила бы она в затхлых старушечьих квартирах. Благодаря ему, она, уже потерявшая отца, ассоциировала его внимание к ней с отеческой заботой, и в этом городе, где у неё не было никого из родных, она знала, что у неё есть взрослый, уважаемый человек, которому она может полностью доверять. Она не могла даже сопоставить его с другими преподавателями.  В голове мгновенно пронёсся один из прошлых эпизодов, когда она, однажды, относила по распоряжению Модеста Дмитриевича документы в кабинет к одному из нескольких заведующих ректора университета. Тогда, едва войдя в кабинет, она почувствовала неприятный пристальный взгляд. Положив документы на стол,  уже в спину, услышала, чуть приглушённое: “Вот бы мне такую!”. Она не остановилась, в какой-то степени не поверила своим ушам. “Пожилой, уважаемый человек, занимающий ответственный пост, учёный, и... такое?! Да я молодая, невинная девушка! А ведь у тебя, конечно, семья есть и дети, уже взрослые, скорее всего.” Впрочем, выйдя из того кабинета, никогда не вспоминала об этом эпизоде — до сегодняшней ситуации.


       Голос Модеста Дмитриевича остановил девушку у самой двери:
       - Ева, знаешь ли ты, что весь этот кошмар спровоцировал донос одной из твоих подруг? А мы не имеем права на него не реагировать.
       Ева замерла от удивления, обернулась:
       - Донос?! Но о чём?
       Лучше бы она спросила: “Кто его написал?” Но у очень, очень наивной Евы вместо разумной мысли в голове промелькнуло: “Ни Оленька, ни Татьяна — мои любимые подруги -  на подлость не способны, да и Ирина тоже, а другие, ну что ж, они не столь близки мне”. И услышала ответ:
       - Вот это ты и спросишь у декана. Постарайся быть взрослой и разумной на встрече с ним, - поставил точку Модест Дмитриевич.