Если бы они могли говорить

  Его взяли совсем маленьким щенком. Этот милый пушистый комочек катался по полу, иногда смешно подпрыгивал и при этом гавкал. Это забавляло всех, особенно веселило, когда маленькое любимое чадо таскало бедного щенка за хвост или ухо. Шло время, интерес к подрастающему ньюфаундленду угасал и теперь он путался под ногами. Его пинали, кричали, чтобы он шёл на своё место, и он шёл...
Когда хозяйка с ребенком ушла из дома насовсем, то жизнь собаки, с часто пьяным хозяином, и вправду превратилась в «собачью».
Теперь он больше лежал, ему забывали наливать сутками воду, не говоря уже о еде.
   Однажды, когда хозяин забыл закрыть дверь, измождённая собака неуверенной походкой решилась уйти из этого ненавистного ей дома. Она брела, не выбирая дороги, часто по лужам, остаткам грязного весеннего снега, прохожие мало обращали на неё внимания, они привыкли. Сколько таких собак бродят теперь...
Собака всё шла и шла, вот она пролезла в дыру в заборе городского парка, вышла на дорожку, на которой, то там, то тут, стояли скамейки. Она прошла ещё совсем немного и остановилась.  Теперь она смотрела на пожилую женщину, сидящую на лавке. Женщина заметила эту измождённую, худую животину, позвала её, поманив рукой. Собака подошла ближе, ощущая недоверие, но, пересилив страх, стала вилять хвостом, опустила голову, как бы в поклоне, и смотрела заискивающе и моляще, снизу вверх, на сидящего перед ней человека. Голос старушки был приятен ей, она теперь была совсем рядом. Старушка протянула руку и очень осторожно и нежно погладила голову пса. Они смотрели друг другу в глаза. Пожилая женщина молчала. Собака, как бы смутившись, опустила голову. Когда она снова подняла голову и посмотрела на женщину, её собачье сердце защемила острая боль, у обоих текли слёзы...
 Огромный, сильный и  добродушный пёс, тёмно-бурого цвета, по имени Бэр, на немецкий манер – медведь, сидел у ног своего нового друга. Была очередная весна, светило тёплое, приятное солнце, сад наполнялся ароматом цветущей сирени. Они любили приходить сюда, где два года назад произошла их встреча, подолгу сидели, каждый думал о своём, но что-то общее было в их судьбах. Старушка вспоминала блокадный Ленинград, похороны единственной дочери, боль от похоронки... Сколько выпало испытаний на долю простой, обычной женщины. Собака сидела всякий раз тихо у ног, положив огромную голову на колени старушки, та поглаживала её. Бэр иногда поворачивался к ней и долго смотрел ей в глаза, он понимал её печали, ему ли было её не понять...
Мимо проходила молодая пара, у неё на руках была маленькая собачка, такая ушастенькая, почти голая, только очень короткая шёрстка коричневого цвета и глазки, как маслины. Собачка, завидев огромного пса, стала вести себя беспокойно, как-то неловко и резко повернулась, тявкнув при этом, выскользнула из рук, упала на дорожку. Упала, видимо, неудачно, так как теперь она прихрамывала на левую переднюю ножку, но это ей особенно не мешало, она продолжала зло гавкать и оскаливать зубы, виться вокруг, напоминая назойливую муху. Бэр удивлённо, слегка беспокойно, повернулся задом к старушке и теперь, едва наклоняя голову то влево, то вправо, наблюдал за расходившейся «мухой».
Хозяйка этой мелкой козявки пыталась её поймать, что-то при этом зло бормоча. При очередной попытке был сломан каблук, и теперь обе, хозяйка и собачка, прихрамывали. В процесс отлова включился  и спутник хозяйки, им не удавалось поймать разъярённое животное.
   Далее всё произошло так быстро и неожиданно...
Молодая женщина, встав напротив старушки и Бэра, выпалила: «Что вы тут расселись со своим псом, видите, моя Ласка, (видимо, так звали эту мелкую тварь), из-за вас сломала ногу, а я каблук, и вам придётся ответить за это!». Она постаралась при этом пнуть огромную псину с такими спокойными и чуть унылыми глазами. Ласка, почуяв, что они пошли в наступление, стала приближаться и теперь намеревалась всерьёз укусить.
В душе ньюфаундленда что-то проснулось, он вспомнил прежние обиды, горечь несправедливости…  Это был протест...
Одним движением он накрыл своей мощной лапой это «малое», мощная челюсть сомкнулась, как неотвратимый рок, и только окровавленное, безжизненное тельце отлетело в сторону... 
Теперь Бэр чувствовал себя ответственным за всё: за себя, за честь и ту старушку. Он пятился задом к лавке, где сидела пожилая женщина. Сев у ног человека, посматривал по сторонам, ожидая нападения, при этом издавая угрожающий рык, потом повернул голову к старушке и посмотрел ей в глаза, они оба плакали.
...если бы они могли говорить...