Амфибия Ивановна. Гл. 7. Разрыв

   
   Года три я не приезжала к Аме: то семейные неурядицы, и мы в Лугу не ездили; то моя неудачная беременность с угрозой выкидыша, которая привела к срочному возвращению домой, и на операционный стол, а потом – рождение сына. Замоталась, писала редко. Даже мама стала Матрёне Антоновне реже писать.

    От Амы тоже перестали приходить письма. Мама уж хотела вызвать Аму на переговоры, как вдруг получаем мы пространное письмо, оповещающее нас о том, что Матрёну Антоновну разбил паралич – инсульт. Письмо в основном – крик души. Крик недобрый, сплошные обвинения соседей в случившемся горе. Ама считала, что к инсульту маму привела ссора с соседкой, «сволочной бабой», «чтоб ей ни дна, ни покрышки».

   Нехорошее письмо. Ожесточённое, злое. Единственно, что положительно, так это то, что Костик ещё с ней и очень помогает ей в заботах о Матрёне Антоновне. Мама всплакнула, перечитала ещё раз письмо и говорит:

   - Нет, Лора. Я подумала, подумала и пришла к выводу, что Амка просто переложила вину с больной головы на здоровую. Не может Матрёна так среагировать на ссору. Уж, какие только ситуации ей не приходилось раскручивать. Ой-ёй-ёй! – говорила мама. – Вывести её из себя было невозможно. Она какой-то необыкновенной добротой все инциденты сглаживала. Да и соседей мы видели. Добрые интеллигентные люди. Нет, Нет. Тут дело в другом. Мне думается: сказались её постоянные переживания о жизни Амы с Костиком. Она находилась в постоянном нервном напряжении – стрессе, как сейчас модно говорить. А длительный стресс – это самое опасное. Он исподволь разрушает весь организм, который не может сопротивляться вечно. Вот и сама же Ама пишет, что пока они с Костиком на работе соседи присматривают за Матрёной: то водички дадут, то – покормят. Злая Амка стала: люди относятся со всей душой, а она со злом пишет о них, дескать, СОВЕСТЬ гложет.
 
   Мама заплакала. Мне и самой было жалко Аму, и утешать маму я не стала. А мама продолжала рассуждать сквозь слёзы.

   - Бедная моя Матрёнушка. Ведь паралич хуже смерти. Лежать бревном, от всех зависеть! Врагу не пожелаешь! Это ещё Амке повезло с Костиком. Как бы она сейчас одна управлялась? А вот гордыню свою так и не переломила. Что за человек? И Костика жалко: за что ему такая судьба? Ама собирается выбивать отдельную квартиру, ссылаясь на болезнь матери и на соседей. Оно, конечно, хорошо бы. Только Матрёне в коммуналке лучше: то дети прибегут, то их мама, то бабушка. Никак не возьму в толк: что случилось с Амкой? Откуда такая озлобленность, - вернулась мама к прежней теме. – Я думаю, её самоё совесть мучит, вот и вымещает зло на других.

   Следующим летом мама взяла Андрюшку и поехала в Лугу. Конечно, ради того, чтоб навестить подругу – сестру, поддержать. Нина уже «выбила» отдельную однокомнатную квартиру на первом этаже, чтобы Матрёну Антоновну легче было вывозить на воздух. Для этого она приспособила чью-то старенькую детскую коляску. Мама просидела около своей Матрёнушки до самого позднего вечера.

  Ночевать пришлось в Ленинграде у Серёжиной сестры. Перед отъездом домой, она в последний раз навестила подругу. Она просидела несколько часов у её постели, поглаживая то одну, то другую руку. Ей показалось, что Матрёна слегка сжала её руку. Взглянув, в немного ожившие Матрёнины глазки, она поняла, что это так и есть. Прощальное пожатие. Они обе знали, что им больше не увидеться.

   Через год Матрёны Антоновны не стало. Мама вздохнула с облегчением: «Отмучилась. Смилостивился Бог! А говорят, Бога нет!» Я удивлённо посмотрела на свою фанатичную коммунистку. Мама перехватила мой взгляд, засмеялась. «Конечно, Бог есть! А иначе, откуда весь этот мир?! И коммунисты говорят: «Слава Богу, всё обошлось». Или: «Помоги, Господи», нет задумываясь, как это выскакивает. Так что: одно другому не помеха!»
    
  В очередной отпуск я навестила Аму. Она жила одна, без Костика. Я очень удивилась. Я как-то не могла себе представить её квартиру без него. Ама была мне очень рада. Засуетилась, захлопотала, начинала что-то рассказывать, прерывалась. И вот, что я поняла.

  Ама очень тяжело перенесла утрату. Смерть матери её просто подкосила. Она со свойственным ей максимализмом вся отдалась своему горю. Перестала ходить на работу, перестала есть, только курила, курила, курила. Костя не мог смотреть на её страдания. Он договорился с Нининым начальством, оформил ей отпуск, плюс несколько дней «за свой счёт», купил билеты в свой городок и повёз её знакомиться с родителями и родственниками, которых там оказалось «бесчисленное множество».

  Там Нина в полной мере проявила свой «дурацкий» характер. Она отказалась спать в избе «на периновых постелях», а залезла на крышу какого-то сарая, где сушилось сено – на сеновал. Родственники отнеслись к этому с пониманием: «городской хочется романтики». Но шли дни, гостья слезала только к столу, чтоб попить самогоночки, да немного поесть.
 
   Ни с кем толком не познакомилась, не разговаривала. Только курила и курила, да читала.  Люди стали беспокоиться, что уснёт, не погасив сигарету, и спалит всё. Сочувствие стало уступать место раздражению, стало развиваться негативное к  ней отношение. Костик всё пытался объяснить Нине, что её поведение выходит за рамки приличия. Нельзя пренебрегать отношением добрых хороших людей. Напомнил о том, как он относился к её маме, теперь её очередь отнестись к его маме по-человечески.

   Нина не стала с ним разговаривать, залезла на свой сеновал и  углубилась в чтение. А дальше произошло самое непоправимое. Яркое северное солнышко ласкало своим теплом, и Нина разделась, оставшись в трусиках и лифчике, и стала загорать. Такого в городке никто никогда не наблюдал. Чтоб «голые женщины вот так валялись на виду у народа?!» Это был нонсенс!

   Всю ночь в избе горел свет, слышались голоса, плачь. Утром Костя сказал, что Нине пора уезжать. «А ты? Ты не едешь?» - капризно уточнила Нина. «Я задержусь, - мрачно ответил Костя. До самого местного  аэропортика они ехали молча. На прощанье Костя поцеловал её.

   - Прощай, я остаюсь здесь насовсем, навсегда.
Нина вскинула удивлённые глаза.
   - А как же я?
   - Не знаю. Нормально. Ты же кошка, что гуляет сама по себе. Тебе никто не нужен. Я это понял слишком поздно. Хорошо, что всё-таки понял. Прощай.

   Он сел в мотоцикл, на котором их привез в аэропорт Костин друг, и уехал, даже не обернувшись. Вот так! Теперь она живёт одна. Максимум времени уделяет работе, а остальное время - заботе о маминой могилке. Как всегда, она отдалась этому со всей страстью. Обложилась книгами, накупила кустарников, цветов, чтоб цвели круглогодично. Сделала памятник, штакетник.

   Ночами, когда не спалось, она пригубливала бутылочку и размышляла, размышляла: что бы ещё сделать для мамы? И тут её осенила мысль. Мама очень хотела побывать в своём родном городе Николаеве. «Потом и умирать не страшно будет», - говорила она.

  И вот Ама загорелась перезахоронить Матрёну Антоновну в родном городе. В ближайший отпуск она отправилась в г. Николаев, нашла на кладбище ей место, и перезахоронила гроб с телом матери на её родине. Какое-то время она жила с чувством выполненного долга, но могилка матери далеко, не ухоженная – эта мысль не давала ей покоя.
 
   Теперь жизнь её была наполнена мыслью о деньгах. Она хваталась за урочную и сверхурочную работу. Набрав денег, она брала отпуск, который поделила на две части. Раньше этим не пользовались. Но с Ниной на работе очень считались и во многом ей потакали. Так что минимум дважды в год она могла ездить в г. Николаев.

   Использовала она и праздничные дни, особенно, когда они прибавлялись к выходным. Вся её жизнь заключалась теперь в какой-то дикой жертвенности во имя маминой могилки. Уезжая в Ленинград, она оставляла деньги кладбищенскому сторожу, чтоб он поливал посадки, ухаживал за могилкой.

   Если работы было немного, то есть внеурочно профком не разрешал работать, то у неё оказывалось свободное время, и она всё чаще стала глушить одиночество водкой. Кто-то из близких ей сотрудниц сказал, что так можно совсем спиться. Она засмеялась, сказала, что ей это не грозит, а сама всё же задумалась.

   - Понимаешь, - пожаловалась она подруге. – Не выдерживаю одиночества. Хоть домой не приходи. То мама мерещится, то – Костя. Вот и хватаюсь за бутылочку.
   - Нина Ивановна, послушай меня, - обратилась к ней подруга. – Я что подумала. Я вот от одиночества взяла девочку из детдома. Но, я была молодая. Тебе не потянуть вырастить дитё. У меня вот не получилось – вырастила эгоистку. А ты возьми собаку. Собака – не дочка, не предаст. Сразу двух зайцев убьёшь: от одиночества избавишься и от тяги к бутылочке.  Я слышала: большие породистые собаки алкоголь на дух не переносят.

  Нина посмеялась над предложением Нади, но разговор в душу запал. Опять она ночами курила и думала, думала и курила. За время размышлений она уже свыклась с мыслью о собаке. И уже не могла с ней расстаться. Но как быть с могилкой? Мужик более или менее добросовестно следит за могилкой, но это потому, что он знает: хозяйка может нагрянуть в любую минуту.

   Мозг работал, работал, да и выдал дельную мысль. Ама вспомнила, что мать как-то говорила, что в Николаеве у неё есть двоюродная сестра – единственная родственница. После ареста Ивана и отправки её в тюрьму, «к чёрту на рога», она с ней не искала контакта. Сначала, чтоб не подвести: жена врага народа. После реабилитации жизнь завертелась, и только к старости её стало тянуть на родину, захотелось найти родственников.

   Ама не знала ни как сестру звать, ни были ли у них одинаковые девичьи фамилии: всё-таки сёстры то - двоюродные. И вот в следующий отпуск Ама, то есть Нина Ивановна едет в Николаев, полная намерения найти родственницу, не имея никаких изначальных сведений. Но, Ама есть Ама! Со всей свойственной ей энергичностью, она взялась за дело.

   Подключив логику и психологию, подключив милицию и справочное бюро, соседей, живших когда-то рядом с их домом, она нашла сестру Матрёны Антоновны. Правда, не её саму, поскольку, та была старше Матрёны и давно почила. Но у неё остались дочь и маленькая внучка.

  Нина быстро с ними подружилась, пригласила к себе в гости, чему племянница очень обрадовалась. Нина рассказала о своей проблеме с одиночеством, о своём решении взять собаку. Её поддержали и пообещали аккуратно навещать тётю Матрёну и следить за её могилкой. Нина обещала посылать денег на цветы и прочее. И они расстались.
 
   Окрылённая успехом, Ама по приезде в Ленинград немедленно купила замечательного породистого щенка – немецкая овчарка чепрачной породы. Кобелёк. И теперь её жизнь приобрела реальный смысл. Про бутылочку она забыла. Теперь пользовалась только бутылочкой с молочком для щенка.

   Всё женское начало, вся нерастраченная материнская энергия, заботливость, материнская любовь, любовь всеобъемлющая, всепоглощающая свалилась на бедного щенка. Она купала его каждый день, спала с ним в одной постели, кормила на убой, впихивая в него лучшую колбасу, мясную вырезку и…. витамины.

   Как раз в это время я приехала в Лугу, ну, и как обычно, отправилась навестить Аму. Надо сказать, судьба распорядилась так, что примерно в это самое время, и мы завели собаку той же породы. Но, какие разные выросли собаки! Наша Динка была весёлой, резвой собакой. Она виляла не хвостом, а всем корпусом, извиваясь в тонкой талии.
 
   Длинный нос выдавал присутствие в её отдалённых предках колли. Белый кончик хвоста и белые симметричные носочки на передних лапах подтверждали это. Мы водили её на собачью площадку, чтоб собака была воспитанная. Тренировали её, как тренируют служивых собак.
 
   Так вот на этой площадке её игривый весёлый нрав, и послушный характер, её ласковость пленили всех. Она была самой красивой собакой в этом наборе, но на соревнования её не взяли: подвёл экстерьер – предки. Девушка - инструктор говорила: «может ей хвостик и лапы тушью замазать?»

   Ой! Простите, отвлеклась. Хочу сказать лишь, что наша собака была живая и жизнерадостная. А кобель Нины был абсолютно флегматичным псом. Он лежал и смотрел на свою хозяйку грустными, преданными глазами. Когда я позвонила, Нина открыла дверь, впустила меня и торопливо предложила: «садись, подожди, мне надо впихнуть витаминки».

   Я села. Картина, что я потом наблюдала, повергла меня в шок. Нина засовывала витаминку в кусок колбасы и давала псу. Тот, не торопясь, медленно начинал разжёвывать колбасу, также медленно её проглатывал и ….выплёвывал витаминку. Нина всплёскивала руками, целовала его в носик и лобик, и огорчённо говорила:

    - Ну, Малыш (так она назвала этого огромного пса), Малыш мой миленький, ну съешь витаминку – это очень полезно, понимаешь? Необходимо. Ну, пожалуйста. Смотри, мама встаёт на колени. На, ешь!
  Она действительно встала перед ним на колени и впихнула ему в рот очередной кусок колбасы. Пёс немного повалял его во рту и выплюнул таблетку.

  - Ах, ты, негодник! Издеваешься? Нужно, понимаешь, нужно укреплять здоровье, нервы.
И она заплакала.
  - Смотри, как издевается. Что делать? Ума не приложу, - обратилась она ко мне. – Смотри, какой он грустный – ему витаминов не хватает. Ну, Малыш! Будь умником! – Она снова обратилась к псу. Всхлипнула. - Горе ты моё. Знаешь, часы приходится тратить, чтоб он проглотил таблетку.

   Я решительно встала. Если он не то, чтобы облаять меня, чужого человека, пришедшего в дом, в его дом, даже не поднялся, то, скорее всего, он не опасен. И я решилась. Взяла другую таблетку – эта от слюней уже раскисла, столовую ложку полную воды, положила туда таблетку.

  - Нина, делай, что скажу. Подними его морду и открой пасть. – Я быстро и глубоко в пасть вылила воду. – Зажми пасть и держи. Держи, держи!
  Малыш попытался повертеть головой и… глотнул.

  - Отпусти. Подождём немного. Ну, вот, проглотил твой дружок таблетку.
  - Малыш, Малыш! Давай скажем тёте Лоре спасибо, - и она стала обцеловывать всю его морду.
  - Ну, здравствуй, моя дорогая! Откуда у тебя такие познания? Да, ну?! И у вас овчарка! Вот здорово!

  - Нина! А почему он меня не облаял, да и вообще никак не прореагировал? Тебе же нужен друг, защитник. Живёшь одна, на первом этаже. Мало ли что может случиться. Воры, бандиты. Наконец, просто хулиганы. У нас Динка тоже не агрессивная собака, но чужого без нашего согласия не впустит. Ты его не водила на дрессуру? На собачью площадку?

   - Нет. Во-первых, далеко ездить. Потом, надо намордник надевать, а ему это не понравилось. Опять же поводок нужен. Что ж, он у меня на привязи будет ходить? И потом – нужно ему сделать прививки, получить справку. Без справки нельзя. Представляешь, Малышу делать укол? Это же больно – он не выдержит.

   - Слушай, Амочка! Прошу, не обижайся. Ты сама к врачу не хочешь сходить? К психологу, например. – Мне очень хотелось сказать: «к психиатру». Еле сдержалась. – И к ветеринару. Ты же неправильно воспитываешь собаку. Ты кого из собаки сделала? Амёбу какую-то. Его надо выгуливать. Смотри, какой он жирный. Надо срочно гонять его: кидать палку, мячик и пусть приносит. Надо, чтоб он стирал когти.

   - Я гуляю поздно ночью, когда нет людей. Мы два раза обходим дом вокруг, пока он не опорожнится. После этого он сам сразу идёт домой. А когти я ему регулярно подстригаю.

  - Ты угробишь собаку. Ладно, проводи меня, уже поздно. Мы через пару недель уезжаем. Я с Андрюшкой приду попрощаться. Ты его помнишь? Мы к вам заходили, когда с мамой приезжали. Теперь он большой мальчик.

  Уходя, я обратила внимание на подоконник, который был очень широкий. Но на нём не было никаких цветов. Только мы направились к двери, как пёс встал ( я уж думала: сейчас кинется), спокойно подошёл к окну, не обращая на нас ни малейшего внимания, забрался на подоконник и стал смотреть на улицу.

   - Это он приготовился меня провожать. Будет сидеть так до моего возвращения.
 Мы вышли. Малыш провожал нас своим грустным взглядом. Мне даже стало как-то не по себе.

  - Соседи ругаются, жалуются в ЖЭК, что Малыш скулит и воет весь день, пока я на работе. Их это злит. Не оглядывайся.
   Но я оглянулась и тут же услышала жалобный скулёж, который стал переходить в вой.

 Ужас какой-то.
  - Знаешь, он плачет совсем человеческими слезами, - начала Ама. Но, я её перебила.
  - Иди-ка ты к своему Малышу. Он там уж, небось, рыдает.
  - Хорошо, сама дойдёшь до транспорта? Обязательно заходи попрощаться, обещаешь? Мы ведь толком даже не пообщались. Про тетю Марию ничего не успела расспросить.
 
   И я пообещала. А раз пообещала, должна выполнить обещанное – такой характер. День был воскресный. Поезд ночной до Москвы. Билеты теперь стали компостировать прямо в поездах. Замечательное удобство!  Мы приехали в Ленинград ещё накануне вечером. Вещи сдали в камеру хранения, и поехали ночевать к Диме – двоюродному брату мужа. Мы любили останавливаться у них. Люди гостеприимные, весёлые.

   После весёлого завтрака, мы с Адрюшкой отправились к Аме. Купили тортик. Настроение праздничное! Домой! Домой! «В гостях хорошо, а дома лучше», - любила говорить мама, никогда не умея дожить в санаториях до конца срока.
 
   Тогда метро Новочеркасская ещё не было, и мы довольно долго добирались от улицы Гагарина до улицы Шаумяна. Нина нас ждала. Пёс всё также флегматично отнёсся к нашему приходу. Нина всё крутила Андрея, восторгаясь его симпатичностью. От угощения мы отказались, так как плотный завтрак ещё не усвоился, а вот от чая не отказались. Андрей сладкоежка, и не прочь был попробовать Ленинградский торт.

   Только сели за стол, как пёс неторопливо встал, подошёл к Андрею и положил свою массивную голову ему на колени. Андрей сначала немного испугался, а потом успокоился и стал гладить Малыша. Тот закрыл глаза и замер от удовольствия. Андрюшка осмелел, стал чесать ему за ушками, шею. Малыш блаженствовал. Мы с Ниной смеялись, хотя мне показалось, что ей это не очень нравится. Ревнует.

   - Скучает твой Малыш без товарища. Андрея принял за собрата.
   - Малыш, иди на кухню. Место!
   Но малышу нравилось, как Андрей его треплет. Казалось, он вот-вот захрюкает. Дело шло к вечеру. И, хотя было ещё светло, Ама включила свет. Лампочка мигнула и погасла. Нина нашла другую.

  - Чёрт, мне менять лампочки – проблема: ростом не вышла.
  - Давай, я. Я тоже низкорослая, но выше тебя: может, достану.
   Я влезла на табурет, встала на цыпочки, потянулась и достала. Вывернула легко, а вот ввернуть новую – никак. Говорю: «Есть у тебя пара больших книг?» Книги нашлись, и я ввернула лампочку. Я протянула к Аме руки, она протянула свои, и я, опираясь на её руки, соскочила с табурета.

   - Да здравству……(..ет свет – хотела я казать, но осеклась.)
     Ама смотрела на меня тёмным взглядом кобры. О, я с детства помнила этот взгляд, не сулящий ничего хорошего. Я замерла. Смотрела на неё и чего-то ждала. Ама глотнула что-то сухим ртом. Разжала крепко сжатые губы.

    - Ненавижу тебя! Ненавижу! – сказала она глухим голосом. – Почему? За что тебе столько счастья? За что?
  Наступила пауза. Я растерялась. Я смотрела на неё и не видела. В глазах потемнело.

    - Всё у тебя есть: и муж, и дети. Ненавижу! Почему моя мама умерла, а твоя живёт? Почему?
   У меня кровь прилила к голове, застучала в висках, в шее, в темени. В глазах потемнело. Состояние было полуобморочное. И вдруг меня прорвало. Думаю, сказалось присутствие сына.

    - У меня всё, а у тебя – ничего? Эх, Нина! Сама всё раскидала. Я за мужа, за семью знаешь, как боролась? А ты? Свою гордыню лелеяла. Старпома измучила. Костику жизнь испортила. На что жалуешься? На кого злишься? Мама! Как ты такое могла сказать, как у тебя язык не отвалился? Злишься, что моя мама жива? Моя мама моложе твоей почти на десять лет! Что будет через десять лет? Доживёт ли она до Матрёниных лет? Как ты могла такое сказать?! Я свою маму с раннего детства берегла: старалась, чтоб она не только слезинку не уронила, но, чтоб улыбка с её лица не сходила. А ты? Ты мучила свою мать хуже фашистов. В школе вечно проблемы: с учителями конфликты. Матрёне Антоновне всё приходилось сглаживать, унижаться. Сколько стёкол она вставила!
А твой отъезд в Чарджоу! Ты знала, что мать тебе ни в чём не перечит. Но ты же оригинал! Нет, чтоб сказать маме, что едешь поступать в училище, так ты почти полгода не давала о себе знать. Посмотри фото! Мать молодая была, а уже седая. Она за эти месяцы поседела и постарела на десять лет. Ты, ты  сама себе жизнь испортила и другим тоже. А теперь глотаешь яд, завидуя мне. Я тебя сестрой считала. Родной. Переживала за тебя. Нет у меня больше сестры. Ты для меня умерла. Прощай!

   Андрюшка никогда не видел меня в таком состоянии. Он готов был расплакаться, когда я, наконец, остановилась. Для Нины моя речь была тоже неожиданной. Я боготворила её, слушалась её советов и никогда ей не перечила. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

   Я взяла Андрея за руку и вышла. В глазах всё ещё было темно. Я стояла и никак не могла понять, в какую сторону надо идти. Села на скамеечку. Андрей взял мою руку и стал целовать и гладить. Я прижала его к себе. Наконец, красные и тёмные круги стали блекнуть. Я выплыла откуда-то, вернулась. Сердце стало биться ровнее.

  - Ну, пошли, Андрюша! Я тебя не очень испугала? Вот пересядем в Москве в свой поезд, ехать нам долго, и я расскажу тебе нашу историю, нашу жизнь. Хочешь? Ну, пошли на трамвай. Мне надо всё обдумать, понять.

  По приезде домой, я рассказала маме. Ама нам больше не писала. Я ждала её извинений. Мне жалко было, что мы так расстались. Я её уже простила, но ждала от неё просьбу о прощении. Мама продолжала ей писать, делая вид, что ничего про нашу ссору не знает.Однако, ответов не было, и наша связь с Амой окончательно прервалась.

  Раз мама с ребятами одна ездила в Лугу. Мы с мужем этот отпуск посвятили горам. Она выбралась в Ленинград, чтоб навестить Аму, попробовать разобраться в наших отношениях. Ама ещё была на работе. Пёс выл на подоконнике. Мама присела в ожидании Амы на скамеечку. К ней подсела соседка.

   Мама сразу нашла с ней общий язык, рассказала, как они познакомились и подружились с мамой Нины. Слово за слово. Соседка сейчас на пенсии, а раньше они работали вместе с Ниной Ивановной. Она характеризовала Нину, как отличного специалиста.

   - Она всегда работала на износ. Сначала отношение к ней было напряжённое. Сами понимаете. Нина Ивановна не совсем обычная. В проектирование она пришла,  хорошо разбираясь в мельчайших деталях судопроизводства, а мы – со студенческой скамьи. И хоть она была всегда приветлива, помогала, её недолюбливали, так как начальство шло на любые её прихоти. Она потребовала, чтоб у неё было собственное помещение для работы. И ей - организовали.

 В командировках, она всегда снимала частное жильё, хотя оплачивали ей по минимуму. Потом разобрались. Она курила постоянно. Чертила, не выпуская сигарету изо рта. Спала с сигаретой. Так, она просто не хотела нас травить дымом. А как она относилась к маме! Такой заботливой дочери поискать. Из детской коляски она соорудила что-то типа кресла.

 Из досок сколотила мостки. Они обычно стояли у стенки. Когда надо было вывезти маму, они с мужем укладывали их на ступеньки и скатывали свою коляску. Пока мама сидела, дышала воздухом, Нина Ивановна всё следила, чтоб нигде не поддувало, все поправляла шаль. А потом всё изменилось. После смерти Матрёны Антоновны, муж исчез.

 Поехали в отпуск вместе, а вернулась она одна. Стала Нина Ивановна хмурой, неразговорчивой. А тут Надька уговорила её взять собаку. Всё бы ничего. Пёс безобидный. Но его вой измучил всех соседей. Слышите? И так: с восьми часов утра и до восьми вечера. Собачий вой всё время вызывает тревожное чувство. К беде вроде бы. Не можем привыкнуть. У нас в доме у многих есть собаки. Вот начнут приходить с работы, все пойдут их выгуливать. Соберутся, и на пустырь. Там собакам раздолье, а хозяева наперебой хвастаются своими питомцами. Нина Ивановна выводит своего пса только ночью. А когда выгуливает, то пёс ведёт себя странно: сделает пару шагов вперёд и смотрит ей в глаза. Идёт боком, и всё заглядывает ей в лицо. А как он днём страдает! Я иногда не выдерживаю, подойду к окну, поговорю с ним. Он смотрит на меня с такой надеждой, радуется общению. Отношение Нины Ивановны с собакой, странное, необычное вызывает у соседей нехорошие домыслы. Вы меня понимаете?

  - Господи, какую чушь вы говорите. Тьфу.
  - Да, не я это. Я-то понимаю всю глупость этих разговоров. Но они имеют место. Вот люди и злятся. А тут этот вой! – Она посмотрела на часы и заторопилась. – Всё. Извините, наболтала я тут. Пора за внучкой бежать.

   Она попрощалась и ушла. Мама посмотрела на часы. Нина явно задерживается. Скорее всего, зашла в магазин за продуктами для собаки. Мама резко встала и решительно направилась прочь от этого страдальческого воя.
 
« Раз Ама во время не появилась, значит, Бог не считает, что нам надо встречаться.  Не стоит дразнить Аму своим жизнерадостным видом. Соседи скажут, что приходила, мол, ваша хорошая знакомая, да не дождалась. Так что – всё путём». И мама больше не искала с ней контакта. А тут жизнь закрутилась. Мы об Аме и не вспоминали.
   
   Перестройка. Смерть мамы. Разлад с мужем. Жизнь в деревне. Сломанная нога. Возвращение к мужу.  Соседи - цыгане выкрали всё, до нитки. Пришлось продавать там домик, в Душанбе продавать квартиру и искать новое место под солнцем и луной.