Закат Античности

История мировых культур. Культуры древности. Лекция 15. Часть 2. 1997 год.


Не было недостатка в оплакивании Рима философами, историками, беллетристами. И все сходились на том, что римлян погубила утрата римских добродетелей, римлян погубила распущенность. На самом деле распущенность была следствием, а причина была этнологической. Лучше всего закат виден, когда обращаешь внимание на изменения в римской армии.


ЭВОЛЮЦИЯ РИМСКОЙ АРМИИ

Армия стала большой. В эпоху Гражданских войн появились наемники, в том числе из римских граждан. В итоге военных реформ Гая Мария в легионы начали брать пролетариев (неимущих), чего раньше не было, но качество войска от этого нисколько не ухудшилось, и римляне оставались солдатами непревзойденными. А далее ситуация меняется довольно заметно.

Уже Август впервые размещает войско в Риме, в городе. Это — преторианская гвардия. Иными словами, появляется то, что всегда является угрозой гражданскому обществу, — внутренние войска. В свободных странах у свободных людей внутренних войск не бывает. Внутренние войска всегда содержат в себе угрозу полицейского режима. Римляне допустили ошибку — они создали подобное войско.

Следующий этап — изменение поведения солдат, отношения к своим полководцам. Солдаты Цезаря были, пожалуй, уже более верны своему вождю, чем римской государственности, чем римскому Сенату. Но теперь солдаты начали не просто выдвигать своих полководцев в императоры, они заставляли их провозглашать себя императорами. После убийства Нерона, который всем надоел своими сумасбродствами, вдруг появляются один за другим, но практически одновременно, четыре претендента на пост императора. Более того, они, сменяя друг друга, даже ухитряются править, хоть и короткое время. Это императоры Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан. Последний, впрочем, будет править успешно до самой своей смерти и станет основателем хоть и небольшой, но династии. Надо сказать, что Веспасиан в императоры не собирался, а Вителлий откровенно не хотел. Кроме того, Веспасиан и Вителлий не собирались друг друга убивать (они были лично дружны). Однако оба ничего не могли поделать со своими армиями, которые желали, соответственно, одна — чтобы императором стал Вителлий, а другая — чтобы Веспасиан. То есть, теперь уже не вождь за собой ведет солдат захватывать Рим, а солдаты его вперед выталкивают, как осадную башню.

Восстановить мир в империи удалось позже только Кокцею Нерве. Ему пришла в голову гениальная мысль — сделать соправителем полководца, и войско перестало быть опасным для Рима. После Кокцея Нервы начинается «Золотой век Антонинов». Но III век н. э. — это снова эпоха солдатских императоров, когда всё решают солдаты (любые, далеко не только преторианские).

По мере роста политической распущенности в армии, становятся хуже ее боевые качества. В условиях начинающейся обскурации, т. е. в условиях утраты внутриэтнической солидарности главным врагом солдата становится не варвар, не галл, не германец, а порядочный офицер, который по долгу службы обязан заботиться о поддержании дисциплины и воинской выучке своих солдат. Но теперь он рискует получить за то стрелу в затылок при первом удобном случае.

Кроме того, легионеры начинают облегчать себе армейскую жизнь. Сначала им надоедает носить колья для устройства римского лагеря. От лагеря не отказываются, но начинают всё возить в обозе, что, естественно, снижает маневренность армии. Потом солдатам надоедает маршировать в панцире. Он, правда, не очень тяжелый (кожаный), но все равно пусть лучше его везет повозка. А без панциря маршировать было одно удовольствие, потому что обувь у римских солдат (калиги) была замечательна — в ней ноги не уставали. Обоз еще больше увеличился, маневренность армии еще упала. А кончилось это тем, что доблестный Одиннадцатый легион, выступив против врага, вообще оставил доспехи на зимних квартирах и весь был уничтожен. Так эволюционировала армии. А как эволюционировало римское общество?


ЭВОЛЮЦИЯ РИМСКОГО ОБЩЕСТВА

Самым тяжким образом на римлянах сказалась изменившаяся римская сельскохозяйственная добродетель. Уже говорилось, что римлянину всегда было приличным кормиться своим трудом, своей familias, включая рабов, а не быть наемным рабочим. Однако римляне обезземеливались. Процесс обезземеливания начался еще в Пунические войны. Его следствием стало захудание плебейских хозяйств. Со временем сельский плебс все более сокращается, а городской растет. Но плебеи, теряя землю, по-прежнему ощущают себя римскими гражданами, которым не пристало становиться наемными рабочими. Потому их огромное число превращается просто в бездельников (благо, у римлян такая возможность была), хотя часть их и поступает на гражданскую службу, что не составляло труда, ибо в провинции было много всякой работы. Этот процесс деклассации в Римской империи тянулся веками.

История показывает, что в любом обществе образуются социальные низы — некий слой людей, которые не хотят работать. Например, социализм по-шведски поставил перед шведами (старым народом) очень тяжелую проблему: у них сейчас чудовищно растут социальные низы, потому что гарантированное социальное пособие позволяет шведу, ничего не делая, не только не голодать, но даже прилично одеваться. И хотя жить на пособие непрестижно, все большее число шведов начинает престижем пренебрегать, что было бы для них непредставимо еще в XIX веке.

Процесс деклассации шел в Римской империи повсюду, но преобладал в стенах города Рима. Рим во II веке н. э. насчитывал 1,5 млн. жителей. Потом очень долго не будет таких городов. Сверхгород Средневековья — великий Константинополь (Новый Рим) — в периоды расцвета достигает только полумиллионного населения. Рим, действительно, был гигантским городом, и чем далее, тем более был населен неимущими римлянами, которые обладали всеми гражданскими правами. Именно они требовали «хлеба и зрелищ». Им этого было достаточно — они готовы были питаться одним хлебом, но зато ничего не делать!

Их среда обитания была ужасна. Они жили в 5-6-этажных домах — инсулах, с удобствами во дворе. Причем качество постройки было дурным, инсулы иногда разваливались. Так жили и карфагеняне, пока римляне не разрушили Карфаген, но достойные римляне обычно так не жили (как не пристало жить в 16-этажных железобетонных бараках и нам, русским; достойная среда обитания — собственные дома, пусть и скромные). Питались римляне крайне не изысканно, но, с другой стороны, в Италии дивный климат, там росла масса бобовых культур, очень питательных. Чеснок и приправы у них были, они всё заправляли оливковым маслом, и копеечного вина, страшно кислого, у них было сколько угодно (они пили его целый день, правда, разводя водой, потому что ничего больше не пили).

Что касается зрелищ, то в императорский период их становилось все больше и больше. Если сегодня не было гладиаторских боев в амфитеатре, то можно было сходить в театр или отправиться на ипподром на колесничие бега. Кроме того, известна необычайная любовь римлян к воде, с чем связано еще одно их развлечение — огромные государственные термы, т. е. гигантские архитектурные банные ансамбли. В термах можно было провести весь день, что римляне и делали. Там были парильня, горячая баня, бассейн с теплой водой, теплая баня, бассейн с холодной водой (кстати, считалось вредно мыться холодной водой в закрытом помещении, потому холодные бассейны располагались под открытым небом), а также гимнастические залы и даже библиотеки. Наконец, существовали лупанарии, причем рабынь с востока привозили много, потому проституция была копеечной. Таким было времяпрепровождение римской толпы: из амфитеатра — в термы, из терм — в лупанарий, из лупанария — снова в термы, а в инсулах только ночевали.

Рим, где доминировало подобное население, уже не годился в качестве столицы. Потому чем дальше, тем больше императоры выбирают местом своего пребывания не Рим, а другие города. Последний реформатор-язычник Диоклетиан, пытаясь восстановить во всей мощи здание Римской империи, установил тетрархию — систему, в которой четыре императора (два — первого ранга, а два — второго, т. е. два августа и два цезаря) правят каждый своей частью империи. Диоклетиан надеялся, что система будет работать безупречно. Отслужив положенный самому себе императорский срок, он уговорил своего соправителя (второго августа) сложить полномочия и стать частным лицом, после чего цезари наследовали правление в качестве августов и назначили новых цезарей. Но система все равно развалилась. И Диоклетиану все равно пришлось закончить жизнь самоубийством, хоть он был уже частным лицом и жил на своей громадной вилле в Салоне в Далмации (в нынешнем хорватском Сплите). Позднее император Константин Великий основывает Новый Рим — будущий Константинополь.

Надо заметить, в наше время тоже начинают раздаваться голоса, что восстановителям России придется переносить столицу, ибо в Москве появилось чересчур много того отстоя, который погубил когда-то Рим. Думаю, и Санкт-Петербург тоже не лучшее место для столицы. Версий лучшего для нее места много, например, Ярославль. Так или иначе у нас нынешних есть некая параллель с Римом.

Таков был этот мир. А между тем начинался новый пассионарный подъем, и энергичных людей, готовых служить империи, защищать ее, поддерживать имперскую культуру, становилось все больше, однако жили они в восточных римских провинциях. То были ромеи (византийцы), которые хоть и называли себя римлянами, но говорили, в основном, по-гречески. Им Римская империя будет обязана новой жизнью, а «вечный город» превратится в пустырь — он будет разорен и постепенно сойдет на нет.

ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ НАПРАВЛЕНИЯ ПОЗДНЕГО РИМА

В этом мире было необычайно много храмов, религиозных кружков, сект. Казалось бы, у римлян было все для духовной жизни. Римляне, как настоящий имперский народ, очень терпимо относились к чужим богам, но не ко всем. Империя дозволяла повсеместно, в том числе в Риме, возводить храмы, посвященные не только греческим богам, большинство которых было отождествлено с римскими, но и сирийским, и египетским божествам. Даже одну кельтскую (галльскую) богиню римляне охотно инкорпорировали в свой пантеон, почитали, ставили статуи и возводили ей храмы. Это Эпона — богиня коневодства, покровительница лошадей. Религиозный плюрализм, конечно, оставлял для каждого человека возможность замыкаться в значительной степени в собственном кругу, пребывать в окружении симпатичных ему людей. Однако что представляли собою идеологические направления позднего языческого Рима?

Во-первых, то были не вполне религиозные, но религиозно-философские системы, оплакивающие прошлое.

Это поздний стоицизм. Уже такой знаменитый философ-стоик, как император Марк Аврелий, глубокий пессимист, но еще с достоинством римлянина. Произведения Марка Аврелия — интересная литература, но литература некой безнадежности. Таков Аврелий был и в жизни. Он исполнял свой долг, потому что был римлянин и император, но категорически не надеялся на успех, хотя Рим еще был крепким. Далее стоицизм становится все более пессимистичным.

Это также неоплатонизм, давший в III веке н. э. великого философа Плотина. Неоплатонизм, несомненно, не антисистема. Он — продолжение великолепной философской традиции, идущей от Платона. Неоплатонизм близок к единобожию, правда, к богу неперсонифицированному, неличному, наподобие божества гностиков. Неоплатонизм этичен, его нельзя назвать безнравственным. И тем не менее неоплатоники (а тогда ими было чуть ли не большинство) — это люди, которые в сопоставлении этого мира с загробным уже представляли себе, что тут плохо и там будет плохо. Поздний стоический и неоплатонический мир (а это все хоть сколько-нибудь образованные люди) — это мир людей, которые были убеждены, что тут плохо, в загробном мире будет хуже, а если тому противодействовать, то будет еще хуже.

Следует отдать должное Плотину — он был человеком безупречного нравственного поведения, что при таком безнадежном взгляде на мир и на будущее трудно, неизмеримо труднее, чем быть нравственным человеком христианину или мусульманину, у которых в отличие от Плотина есть перспектива. Он вел себя достойно только ради самого себя и рекомендовал это же окружающим. Религиозного смысла в этом неоплатоники уже не видели, а социальный уже утратили, в него не верили. Неоплатонизм — очень горькое мировоззрение, хотя среди неоплатоников было совсем не мало достойных людей. При всем своем скептическом отношении к мифологии, для неоплатоников «золотой век», т. е. все прекрасное, доблестное, мощное, был далеко в прошлом.

Повторяю, это системы, оплакивали прошлое.

Во-вторых, в Позднем Риме было немало откровенных антисистем. Различные школы гностиков были широко распространены по всей империи, а в III веке н. э. начинают распространяться общины манихеев. Это уже не система, оплакивающая прошлое, а система, ненавидящая мироздание.

Конечно, в позднем Риме оставалось добродетельное простонародье, особенно сельское, которое сохранило практически неповрежденными старые языческие верования. Но не они задавали тон в империи. Были также последние выдающиеся волшебники, последние маги, среди которых, судя по всему, не все были мерзкими колдунами. Я склоняюсь к точке зрения Джона Толкиена и Клайва Льюиса, что человек магическими возможностями обладал, что белая магия (не демоническая магия) действительно существовала. Как, в силу каких причин человек окончательно утратил эти способности, неизвестно, но утратил их окончательно в V-VI веках н. э., и уже полторы тысячи лет существует только темная магия, соприкасающаяся с демоническим слоем. Прежде было иначе, и Аполлоний Тианский, видимо, был великим белым колдуном, великим магом — он же не совершил ни одного недоброго деяния (см. «Жизнь Аполлония Тианского» Филострата Флавия).

Но были в этом мире и системы, обращенные к будущему, системы, которые не оплакивали, а утверждали. Потому мир не был безнадежен. Правда, их было всего две: христианство и его достойный конкурент — митраизм, т. е. почитание Митры.


МИТРАИЗМ

Митраизм уходит корнями в авестийскую древность и даже еще глубже — если не в общеарийский миф, то по крайней мере в слой общих верований ранних иранцев и индоариев. Почитание Митры — бога договора — сохранил Заратуштра, и митраизм, таким образом, прошел зороастрийскую обработку. Но тот митраизм, что попал в Римскую империю, уже не зороастризм, а его западное ответвление, вобравшее в себя очень много античного, но сохранившее зороастрийскую основу.

Классическое изображение «Митра, убивающий быка» — понятный и, кстати, довольно античный символ: Митра мыслился как победитель дикости. Подобно античному герою, сражавшемуся со хтоническими чудовищами, Митра сокрушал быка, олицетворяющего неистовую дикость. В сверхответственных случаях и в великие праздники митраисты так и совершали жертвоприношение — они закалывали быка, тогда как обычно они совершали скромное жертвоприношение цветами и благовониями. Щепотка благовония в качестве жертвоприношения вообще была распространена в античном мире. Интересно, что император Юлиан Отступник, крещеный в юности и пытавшийся вернуться в уже христианской Римской империи к язычеству, обратился к митраистскому обряду, дабы (как он полагал) смыть с себя крещение, для чего поместился в яме, над ним закололи быка, и на него хлынула кровь.

Митраизм сохранил дуализм зороастризма, никуда от него деваться не мог, злое начало у митраистов не персонифицировано. Для них быть с Митрой и служить Митре непобедимому значит быть со светом и отвергать тьму. Основное достоинство зороастризма, хранителем которого в Иране был Митра, сохранили также митраисты Рима: они не лгали, что естественно, ибо Митра — бог договора. Митраисты полагали, что человек, единожды солгав, тем самым отторгает себя от света, от служения непобедимому Митре и уже принадлежит тьме. Потому митраизм необычайно, непоколебимо этичен, хоть и примитивно этичен. Христианская этика неизмеримо тоньше. Христианин мог принести покаяние, а митраист нет — совершенный им грех с ним оставался навсегда. Заметим, что христианство и пацифизм не одно и то же. Наоборот, христианство, в первую очередь, воинская религия. Христиане были лучшими солдатами, потому что не предавали в мире, где все предавали всех. Точно так же не предавали и митраисты. То, что они не лгали, не означало, что они не могли применять воинские хитрости. Не лгать означало не обмануть доверившегося, не предать. А в обиходной жизни митраисты не могли лгать даже по мелочам по крайней мере своим родным и единоверцам. Таким образом, митраизм был религией, утверждающей благородство поведение, нравственные основы жизни. И тем не менее он был обречен.

Для человека даже немного религиозного не нужны рациональные объяснения победы христианства. Гилберт Честертон был прав, когда писал, что христианство — великая религия не потому, что всех устраивает, а потому, что всех вмещает. Помимо того, что христианство находится в исключительном положении как религия богоустановленная (Будда не называл себя Брахмой), есть также рациональное объяснение торжества христианства над митраизмом. Христианство не было никогда религией рабов (это выдумки социалистов). Напротив, большинство адептов раннего христианства принадлежало к средним слоям общества. Но христианство было вероисповеданием и рабов. Христианство многое давало на одном социальном полюсе утонченнейшему интеллектуалу (а таковые были уже среди первых христиан — тот же апостол и евангелист Лука был живописцем и врачом, т. е. носителем высокой культуры); а на другом полюсе — полному маргиналу (человеку неимущему или даже рабу).

Митраизм подобного предложить не мог. С одной стороны, интеллектуалу митраизм давал очень мало, так как эта религиозная система проста, и на ней мощной религиозной философии не построишь; а с другой стороны, он отвергал рабов (раб не мог быть членом общины митраистов, ибо они были общинами свободных людей). Кроме того, по специфике культа общины митраистов были общинами чисто мужскими, и одно это уже обрекало митраизм на проигрыш! И все же, повторяю, он был системой утверждающей.

Таким, вкратце, был этот уходящий мир, у которого были свои достоинства и который очень многое нам оставил. Внутренние причины его разрушения мы рассмотрели, а далее рассмотрим внешние угрозы ему.


- Уколова В. И. «Последний римлянин» Боэций. — М., 1987