Дневник подопытного 13. 20 мая. Первая часть

      День выдался жарким. Несмотря на то, что мне запретили покидать секретную базу «Союз», я таки выбрался за ворота, перемахнув через забор. Так как от внешней информации меня отрезали злобные военные, пришлось выкручиваться самому. Предварительно разорвав штаны колючей проволокой, и получив несколько незначительных царапин на ладонях, я побежал тридцать километров до ближайшего населенного пункта.

      Вы и представить не можете как, оказывается, иногда не хватает простой социальной информации. Хотя, возможно, моя жажда, в большинстве своем, как раз от запрета, ведь пойти наперекор чему-либо мне всегда хотелось больше, чем окружающим.

      Эти тридцать километров были ничем. Преодолел я их, примерно, минут за десять. Это совершенно нечеловеческий результат, даже стоило потерпеть те трубки, что проходили через все мое тело и одним видом вызывали рвотные позывы. Не обошлось и без побочных эффектов, а как же. На руках появлялись мерзкие и плотные коросты, которые болезненно удалялись хирургами. Даже завышенный болевой порог не защищал меня от самопроизвольных возгласов.

      Добежав до газетного киоска, я долго всматривался в витрину. Никак не мог выбрать, что же купить на тот полтинник, который я стянул у ученого из стола. Продавщица долго сидела и не обращала на меня внимания, но затем, подняв глаза, ушла за перегородку. Немного погодя она выкрикнула прямо оттуда, чтобы я либо покупал товар, либо уходил. Что послужило этому причиной, сказать не могу.

      Назад я возвращался не спеша, с «Комсомольской правдой», которую, можно сказать швырнули мне в лицо. Какие же злые люди пошли. Пятнадцать лет назад, когда меня забрали из колонии для несовершеннолетних, все были добрее. Даже в самой колонии в меня не швыряли ничего с такой небрежностью, даже слов. Там ко мне относились как к герою по двум причинам: первая — я очень хорошо дрался, и вторая — угодил я туда за то, что убил педофила. Суд вроде и был на моей стороне, да вот только, оказывается, физическое отвращение к тварям у нас тоже карается, и жестоко. Дали мне шесть лет, это самый минимум который могли позволить себе присяжные, но все-таки для семнадцатилетнего, я приравнял его к очень весомому наказанию.

      И вот, через год, когда начали готовить бумаги для перевода в тюрьму, на пороге появился генерал. Он сказал, что ознакомился с моим делом и предложил поработать «манекеном» в его исследовании. Я не сразу согласился, ведь мне предстояло быть подопытным. Генерал ничего не скрывал и сказал о возможных последствиях, коих было пугающе много, но что собственно было терять. Я согласился.

      Открыв газету, я ознакомился с событиями последних дней. Где-то пасека набирает обороты, а в другой части страны люди помогают жертвам катастроф. Какие же все добрые на фото и в строчках, дышащих филантропией. Такое чувство, что только мне так кошмарно не повезло встретить ту продавщицу. Я зевнул, прикрывая рот, и вся нелюбовь той женщины обрела смысл. На лице я ощутил большую коросту, тянущуюся от щеки и до самого лба, обходящую глаз сбоку. Благо до самого расположения «Союза» не будет никаких домов и людей.