Вино

Глава первая. Старые вещи

Однажды, в обычный вечер, я подъехал к обычному высотному зданию, в цокольном этаже которого находилось обычное помещение, в котором жили не совсем обычные вещи. Вещи были старые. Иногда очень старые. Но они там действительно жили - в запахе потрескавшейся кожи, в тусклом блеске усталого от времени железа, в почерневших деталях из дерева или тканей и в пиратских россыпях старинных монет.
Я приехал сюда в компании молодой женщины, и сейчас, помогая снять ей шубку, я шнырял глазами по престарелым мелочам, вдыхая неповторимый запах ещё живого прошлого. Так пахнут старики. И, возможно, когда-нибудь я буду так пахнуть тоже. Но поскольку это произойдёт очень нескоро, а может и никогда, я пытался надышаться тем, чем сам пока не являюсь.
- Это ещё что такое?! - вдруг воскликнула моя спутница.
Обернувшись на голос и проследив её взгляд, я увидел на полу обширную лужу воды, растекшейся прямо под старинной тумбочкой с выдвинутым верхним ящичком, похожим на высунутый язык. Тумбочка издевалась. И её можно было понять. Прожив среди людей сто триста сорок лет, храня в своём ящичке любовные письма от баронессы и пилюли с можжевёловым ядом для барона, разделяя историю комнат с роскошными каминами и в залах с давно умершими камердинерами, тумбочка вдруг оказалась в полуподвальном помещении, макая свои кривые ножки в лужу непонятно откуда взявшейся воды. Я её понимал. Я всегда прислушивался к тому, что чувствуют хорошие вещи.
- Течёт откуда? - спросил я, подняв глаза на потолок и снова опуская их на обиженную мебель.
- Не знаю, - ответила молодая женщина, разминая лицо трагической мимикой, - подвинь, пожалуйста эту тумбочку, ты же видишь, она совсем мокрая.
Конечно. Я это видел. Перетащив в безопасное место не только тумбочку, но и несколько старых намокших книг, пожелтевших бумаг и лежащих на полу современных шурупов, я обратил внимание, что моя спутница принесла в комнату пролетарское ведро совершенно красного цвета и небольшую сонную тряпку из странного материала, похожего на плоское козье вымя. Теперь я смотрел на тоненькую фигурку в длинном узком бордовом платье, наблюдая, как девичьи руки решительно подтягивают узкий подол вверх по затянутым в чёрные колготки бедрам, принимая широкую стойку борца, чтобы, переломившись в пояснице ровно пополам, совершить старинный женский моечный обряд. Мне стало неуютно. Быть просто наблюдателем я не мог, сейчас во мне бунтовали джентльмен и мужчина, первый не мог допустить, чтобы женщина в красивом платье занималась грубой уборкой помещения, второму же было физически трудно смотреть на такого рода провокацию.
- Дай сюда, - беспрекословным тоном буркнул я, забирая из цепких пальцев уже мокрое вымя, мощным сворачивающим движением выдавливая из него остатки воды.
- Ой, - сказала девушка, расправляя подол платься ладошками по напрягшимся ногам, - Спасибо. Я тебе за это кое-что подарю.

Пока я приводил в порядок пол, моя спутница сделала пару телефонных звонков с вопросами, какого сырого лешего тут происходит, а потом, скрывшись в смежной комнате, вернулась оттуда с тёмной бутылкой в руке.
- Вот. Это тебе. Давно уже тут стоит. Может, пригодится.
Я взял пыльную бутылку в руки. На ней курсивом плыло название: Barolo Bricco Rocche 1999, и весь её вид говорил об аристократии вместе с благородством.
- Это чьё вообще? - осведомился я, - По всему видно, что это очень неплохое вино.
- Не знаю. Просто давно тут. Бери.

Какое-то время мы ещё убирались, вытирались и переставляли с места на место. За всей этой суетой я забыл, что время позднее, магазины работают до десяти вечера, а у меня дома из еды оставался только чеснок. До закрытия ближайшего магазина оставались считаные минуты, и я спросил свою спутницу, не можем ли мы поторопиться.
- Иначе мне придётся завтракать чесноком, а это, сама понимаешь, может неузнаваемо изменить мой день.
- Так ты езжай, я теперь сама управлюсь.
- Дудки, я ещё помогу. Только куплю чего-нибудь к чесноку. Апельсинов, например.
- Ну, тогда ключи возьми, чтобы я не бегала дверь тебе открывать. Помогать уже нечего, лучше потом домой меня отвези. А если передумаешь - я просто захлопну дверь. Ключи привезешь завтра утром. Ты уже вторые сутки на ногах. Отдыхай. А я на такси.
Говоря это она пыталась отсоединить от связки ключей тот, что был от подвала. Следя за её движениями я вдруг почувствовал, что действительно поизносился. Однако мне нравились эти нотки заботы в её голосе.
- Давай сюда! - я сграбастал всю связку, - Я приеду.
Почти бегом я выскочил на улицу, влетел в машину и рванул в магазин, находящийся в паре сотен метров дальше по улице. Мой телефон зазвонил, когда я ходил между стеллажей с продуктами.
- На тот случай, если ты передумаешь возвращаться. Ты вино забыл.
- Точно, забыл. Но я заеду через полчаса. Или чуть позже. Домой ещё заскочу.
В трубке повисла короткая тишина, а потом девичий голос виновато проговорил:
- Слушай, а можно я вино попробую? Очень захотелось. Вот прямо очень. Можно? Один глоток только. Ну, может, два. Домой на такси поеду.
- Открывай, и никаких такси. Просто позвони мне, как с делами закончишь. Я приеду и тебя отвезу.
- Хорошо. А ты пока отдохни немного. Мы с тобой всё здорово придумали!

Такой искристый расклад меня устраивал, поскольку жил я рядом, успевал немного оклематься от сегодняшнего суматошного дня, а возможность отвезти молодую даму к ней домой позволяла мне лишний раз показать ей свои давние и с трудом скрываемые симпатии.
Едва войдя домой и полностью раздевшись, я зашел на кухню, забросил купленное в холодильник, принял душ, сделал себе чая, сел в глубокое кресло и только сейчас почувствовал, как же я всё-таки устал. Положив телефон перед собой, я пару минут цедил через зубы горячий чай, затем поставил стакан рядом с телефоном, закрыл глаза и через минуту уснул.


Глава вторая. Шубка

Я проснулся словно от толчка. Машинально посмотрел на часы и подскочил - было уже почти три часа ночи. Бросив взгляд на телефон, я не увидел пропущенных звонков и набрал номер, вполголоса рассуждая об этих женских трудоголиках в их антиквариате. Никто не отвечал.
- Только не говори мне, что ты тоже уснула, ёлкина голова, - бормотал я, снова набирая тот же номер. Повторный набор ничего не дал, и я, быстро одевшись и спустившись вниз, прыгнул в машину, через пять минут затормозив возле знакомого высотного дома. Открыв дверь, я вошел в ярко освещенный коридор:
- Чего так долго? Голимая ночь на дворе, - мои глаза тикали по помещению, надеясь увидеть потускневшую от усталости женскую фигурку. Я уже представлял себе, как возьму её на руки, ласково отругаю и отнесу в свою машину, потом отвезу домой, открою подаренное ею вино, чтобы уже никуда больше не ехать. План был хорош. И сейчас я смотрел на столы, старые стулья, медные зеркала и заваленные старчески пахнущей дребеденью стеллажи. В комнате горела только настольная лампа на той самой кривоногой тумбочке, которую я спасал от воды. В помещении никого не было.
- Что за дела... - начал было я, но вдруг увидел винную бутылку, стоящую на письменном столе. Я подошел, взял бутылку в руки и посмотрел на неё внимательней. Это была другая бутылка. Не такая пыльная, как первая, но марка та же. Barolo Bricco Rocche. Только год другой. Двухтысячный.
- У них тут винный склад какой-то просто. Бароловский. Ну, ладно. Тогда я заберу эту.
Снова набрав номер телефона, я уже был готов не ругаться, понимая, что девчонка устала, выпила два глотка вина, меня не стала беспокоить из человеколюбия, вызвала такси и уехала, забыв выключить свет. И к телефону она, мертвецки спящая, конечно не подойдёт. Раздавшийся в полной тишине телефонный звонок заставил меня так дернуть шеей, что щелкнули зубы. Я держал свой сотовый в руках и смотрел на звенящий аппарат, лежащий на полке стеллажа.
- Что же ты... и телефон тоже забыла?
Выключив сотовый, я огляделся по сторонам, надеясь увидеть хоть что-то, что указывало бы хоть на что-нибудь. Дверь заперта. Вещи в порядке. Единственным предположением, спасительно вертевшимся в моей голове, было то, что вдребезги уставшая женщина просто вызвала такси, и, дождавшись машину, просто вышла, просто захлопнула дверь, просто села и просто уехала. Забыв вырубить свет и оставив свой телефон. Бывает. Женщина же. И как только я успокоил себя такими умозаключениями, я увидел висящую в углу норковую шубку.
- Без норковой шубы ни одна дура в такси не сядет, - вслух подумал я, пытаясь сбить растущее ощущение тревоги. Впрочем, эта женщина могла сесть в машину даже голой. И садилась. Я вспомнил, как однажды она догнала меня на своей Тойоте, по дороге раздевшись почти полностью. Мы так поспорили. Тогда я безнадёжно проиграл. А ещё были пара случаев, когда она встречала меня у себя дома, невозмутимо закрывая голую грудь белыми от муки руками, полностью вышибая из моей головы цель визита. А один раз я раскрутил её прогуляться под дождём в одном купальнике. В центре города. Днём. Так что она могла сесть в такси голой. Голой могла. Без шубы - нет.

Размышляя таким образом, я подошел к шубке и потрогал её ладонями. На ладонях остались влажные следы. Я посмотрел на сухой потолок, скосил взгляд правее и увидел мокрое пятно над тем местом, где стояла вешалка в тот момент, когда я несколько часов назад вешал шубку на плечики.
- Ну вот теперь всё ясно, - снова вслух пробурчал я, пытаясь таким образом придать уверенность своей неожиданной идее. Но мне действительно стало легче.
- Значит так, - рассуждал я, - она вызвала такси. Машина пришла, девчонка собралась надевать шубку, заметила, что шубка влажная от капающей с потолка воды, психанула, оставила норку сохнуть и уехала в одном платье, в спешке и нервах забыв здесь свой телефон и начихав на горящий свет. Вроде, сходится. Хотя, учитывая весь этот геморрой, мне она могла бы и позвонить. А если посмотреть, в какое такси она звонила?
Быстро убедившись, что код доступа никаких вольностей мне не позволит, я положил её сотовый в карман куртки, ещё раз оглядел полутёмный склад, подхватил почти забытую винную бутылку, выключил свет и вышел на улицу.
Я решил поехать к ней утром, сразу после встречи по объявлению с одним прощелыгой, который должен был прийти ко мне домой. Её жилище находилось в нескольких кварталах отсюда, однако сейчас, ночью, было бесполезно ехать и барабанить в дверь подъезда с давно сломанным домофоном. Можно было взбудоражить весь район, можно было поднять на ноги вообще целый город, но мою знакомую, по опыту, был в состоянии разбудить только полдень.


Глава третья. Бутылка открывается - раз

Домой я вернулся в настроении, близком к никакому. Переживания последнего часа прилично взъерошили мою нервную систему и я решил хлебнуть вина, чтобы немного расслабиться. Уже сам вид этой бутылки, почему-то казавшейся мне седой, несмотря на её абсолютную темень, позволял предполагать весьма достойный вкус. На этикетке курсивом вилась уже знакомая мне надпись, напомнившая моё студенческое увлечение каллиграфией. Я взял в одну руку бутылку, в другую перочинный нож со свинячим хвостиком короткого штопора, ещё раз хмуро осмотрел едва различимые буквы задней этикетки, и, вкрутив штопор в пористую поверхность пробки, осторожно потянул. Штопор легко вышел вместе с древесной крошкой, застрявшей между витков металлической спирали.
- Хм, - значительно сказал я и вкрутил штопор снова, но уже ближе к краю. На свет вышла часть рыжей пробки и ещё одна кучка пробковых крошек. В очередной раз внедряя короткую спираль в уже благоухающую богатыми винными нотами бутылочную голову, я тихо материл и этот нож, и этот штопор, делая акцент на бессильной длине вьющегося рудимента. После нескольких минут бурения, усыпав пол коричневыми крошками, я взял кривой узбекский нож, попытавшись кончиком клинка вытащить пробковые останки, затем ругнулся в голос и пальцем протолкнул пробку внутрь. Комната наполнилась замечательным ароматом, слегка вытеснившим висящее в воздухе напряжение, а я, близко приблизившись лицом к бутылочному горлу, взял бокал и налил в него жидкость неопределённой по цвету темноты. Это не был красный цвет. Это было нечто бурое, мутное, похожее на разбавленную жареную кровь. Я ел жареную кровь. Давно. Нет, это не была человеческая кровь, это была кровь престарелой коровы, у которой, тем не менее, было не слишком часто встречающееся среди коров имя - Галя. Так её называли мы, солдаты срочной службы авиационного полка, придавая нашим кухонным нарядам в натуральном хозяйстве определённую долю романтики, не связанной с чисткой хлева. "Я, между прочим, сегодня Галю мыл и убирал её спальню". И все тут же понимали, что день этого авиационного механика был прожит не зря. Но сейчас, рассматривая странный осадок на дне бокала, я пытался вспомнить, что я знаю о виноделии, чтобы понять значение этих маленьких чёрных зернышек, похожих на перетертый кофе. Не вспомнив ничего, я пригубил тёмную жидкость. И, едва почувствовав вкус, строевым шагом направился к своему компьютеру, чтобы узнать, что же я, собственно, пью. Уже через две минуты бесстрастная техника показала мне искомую бутылку и её цену в рублях. Шестнадцать тысяч.
- Ничего себе... помог знакомой полы помыть, - с уважением смотря на бокал проговорил я, уже с повышенным вниманием распределяя ценные капли по рецепторам языка, - всё-таки польза от некоторых поступков даже не очевидна - она буквально ощущается на вкус.


Глава четвёртая. Она

Следующие два часа прошли в хмельном покое уставшего от нервотрёпок человека. Я составлял небольшой текст о моей попытке выспаться на новый год в медвежьей берлоге, предоставляя в качестве оплаты за ночлег салат оливье, приготовленный чужими руками. Затем, бесцельно шляясь мышью по рабочему столу, я случайно стёр весь свой вечерний труд, ошарашенно смотря в бесстрастный монитор и запоздало тарабаня по клавиатуре. Настроение, и без того балансирующее на тревожной грани, враз снова стало паршивым. Раздраженно вылив в пустой бокал остатки вина, я посмотрел в тёмно-коричневую жидкость, провожая взглядом кружащиеся в ней похожие на кусочки сгоревшей бумаги рваные лохмотья, после чего отрешенно перевел взгляд на лежащую передо мной связку ключей, бездумно смотря на их причудливые формы, и вдруг, увидев одну странную деталь, забыл и про долбанных медведей и про давно съеденный салат. Два ключа на связке были от её дома. Это была та самая связка ключей, которую я у неё забрал. Ну, понятное дело, забыла девчонка, что домой она теперь не попадёт. Хотя, я же обещал ей вернуться.
- Но позвонить то она мне могла? А если забыла телефон, ключи у меня, то куда она, нахрен, поехала?! - я глухо шипел, резким движением головы стряхивая высыпавшийся по плечам и щекам мерзкий холодок. Без единой связной мысли теребя в пальцах тяжелый веник ключей я безуспешно пытался родить хоть какую-то разумную идею своей плывущей от усталости и выпитого вина головой. Именно в этот момент мне показалось, что в комнате я не один. Не понимая, откуда пришло это ощущение, я встал, подошел к входной двери, открыл её и посмотрел в пустую тишину плохо освещенного коридора. Сзади раздался звук, похожий на тихий свист ветра, пытающегося пролезть через неплотно закрытые ставни. Резко обернувшись и забыв запереть дверь, я долгим взглядом посмотрел в сторону лоджии, за стеклом которой маячила чья-то крылатая тень. Через несколько секунд тупого созерцания я понял, что это всего лишь вывешенный для проветривания коридорный коврик, после чего снова подошел к столу и тяжело опустился в стоящее перед ним кресло, поворачиваясь к связке ключей и уже пустой бутылке. И от неожиданности прикусил нижнюю губу.

Из бутылочного горлышка на меня смотрело девичье лицо. Красивое, в обрамлении длинных тёмных волос, с немного усталыми, но какими-то очень яркими глазами, это лицо поднималось над узким отверстием, слизывая с полураскрытых губ почти чёрные винные капли. Не сводя с меня глаз, девушка вытянула сначала одно, затем другое плечо, очень изящно вытащила обе руки, поддерживая слегка замешкавшуюся грудь, и, змеиным движением раскрутив тонкую талию, упёрлась ладонями в стеклянные края, пытаясь освободить застрявшие в горлышке бёдра. Тёмно-красное платье тянулось за ней длинными эластичными нитями словно горячий шоколад, в котором ясно рисовались бесконечно тянущиеся из узкого отверстия ноги. Поднимаясь выше, девичье тело незаметно становилось отчётливей и больше, в конце концов заняв место напротив меня и придерживая длинными пальцами качающуюся бутылку.
- Тебе хорошо? - её голос был неожиданно низким, и я кивнул головой, прислушиваясь к его звучанию, хотя не сразу понял, что обращается она ко мне.
- Да, конечно.. только пробку.. вот.. раскрошил.., - мне очень хотелось чем-нибудь занять, заинтересовать, удивить свою неожиданную гостью, которую, как мне показалось, я узнал сразу, однако уже сейчас я понимал, что она здесь ненадолго, и какая-то волна дурацкого протеста и даже тоски поднималась во мне, потому что я так этого не хотел, - Вино будешь? Тут в бокале, есть ещё.
- Нет. Я не могу пить сама себя. А ты меня можешь. Не сдерживайся. Пей.
А я не сдерживался. Мне было просто не до этого. Я смотрел на странно знакомое лицо перед собой, словно укрытое красным туманом, на что-то шепчущие губы, с которых на меня шел даже не голос, а череда запахов от слов и мыслей, любовался линией плеч и отчётливым рисунком груди, думая при этом, что зря она так опёрлась на правую ладонь подбородком, её запястье выгнулось настолько сильно, что я боялся, что оно сломается, но именно это положение руки и тела придавало ей какой-то очень невинный и даже школьный вид.
- Я тебя знаю? - с надеждой в голосе спросил я, снова всматриваясь в совсем недавно и в других обстоятельствах улыбающиеся черты, умом понимая, что этого не может быть, мучительно пытаясь хоть чем-нибудь заинтересовать свою собеседницу. Вместо ответа она кивком головы указала на стоящий передо мной бокал:
- У тебя ещё один глоток. Пей.
Она сказала это, по-прежнему пристально смотря мне в глаза огромными темными озёрами, в которых далёким отражением колебалось моё лицо.
И я выпил. Растирая языком странные хлопья по внутренней стороне щек и губ, мелкими глотками отправляя вино во вдруг ставшую голодной гортань, жадными спазмами реагирующую на последние терпкие капли.
- Всё. Тебя в бокале больше нет, - сказал я.
И в то же мгновение она в меня вошла.
Я отшатнулся от неожиданности, но сразу за этим горячее электричество потекло по моим жилам, оплетая мою глотку и сердце словно жадными пальцами. Я не противился этому, понимая, что всё равно не смогу уже оставаться в этой тесной квартире, выходить в эту тесную кухню, тянуть цепочку никому не нужных следов в этом тесном мире, если не найду возможность каждую секунду наслаждаться взглядом находящихся против меня глаз, словно горячечный больной последним глотком холодной воды. Я понимал, что только таким образом смогу жить дальше, долго, очень долго, дольше, чем мне это удавалось до сих пор, становясь ещё сильней и свободней с каждым выпитым глотком, вина или воды - неважно, но всегда открывая какую-то очередную возможность оставаться тем, кем я всегда был. И на мне это не закончится, я лишь ступенька в длинной лестнице из бессмертных человеческих судеб, не первый и не последний в бесконечной череде сжимающихся за стеклом душ, протекающих пьянящими каплями и ждущих своего часа быть освобожденными. И как только я понял это, чьи-то руки потащили меня к пьянящей воронке прямо передо мной, я начал падать раскрыто и беспомощно, запутавшись в каких-то странных хлопьях, напоминающих бордовое платье. Края воронки блестели бутылочным стеклом, а рваная ткань ударами красных крыльев расходилась на чьих-то стройных бедрах, и уже находясь внутри я почувствовал поднимающуюся к моему горлу волну горячего, терпкого вина, выступившего обильными каплями из моих глаз, ушей и распахнутого в немом крике рта, мгновенно заполняя всё пространство вокруг тёмно-красным туманом, через который в мою грудь вплетались чьи-то длинные пальцы, безжалостно сжавшие меня внутри и остановившие моё дыхание. Больше я не помню ничего.


Глава последняя. Число

- Эй, есть кто дома? У вас дверь открыта, - в дверной проём пролезла голова человека, настороженно смотрящего по сторонам. Потом дверь приоткрылась ещё, впуская в коридор молодого мужчину с кожаным портфелем в руках.
- Есть кто? Я по объявлению. Мы на утро договаривались.
В квартире никого не было. На столе в комнате горела люминесцентная лампа, тихо гудел работающий компьютер, а рядом, полыхая от света лампы грязно-красным огнём, стояла полная бутылка вина, по этикетке которой медленно ползла бурая капля, оставляющая тёмный след поверх красивой надписи: Barolo Bricco Rocche. 2001.



GC