Все Братья - Сестры

Из книги Александра Кушнира "100 магнитальбомов советского рока":

- Выросшие на западной рок-культуре Борис Гребенщиков и Михаил «Майк» Науменко понимали, что нужно начинать делать собственные альбомы - хотя бы для того, чтобы у людей была возможность слушать не случайные концертные записи, а именно те варианты песен, которые авторы считали каноническими. Поскольку пластинки с подпольными рок-записями никто в СССР выпускать не собирался, все логическим образом докатилось до идеи создания магнитофонных альбомов.

- Предшественник «Акустики» «Аквариума» и «Сладкой N» Майка, «Все братья - сестры» был первым альбомом, записанным как упорядоченный набор композиций со специально подготовленным оформлением. Он стал дебютом Майка в звукозаписи и последним «любительским» опусом Гребенщикова - в активе БГ уже значились такие работы, как «Искушение Св. Аквариума», «Притчи графа Диффузора» и «С той стороны зеркального стекла», записанные либо в одиночку, либо в сотрудничестве с музыкантами «Аквариума».

- «Все братья - сестры» записывался прямо на открытом воздухе - на берегу Невы, неподалеку от здания факультета прикладной математики и юрфака Ленинградского Университета.
Это было именно то место, где в мае 78-го года «Аквариум» и Майк провели камерный фестиваль акустического рока, знаменательный, в частности, тем, что Майк чуть ли не впервые публично исполнил несколько собственных песен.
До этого многие привыкли воспринимать его как сессионного гитариста «Аквариума», «Союза любителей музыки рок» и всевозможных импровизированных составов типа «Вокально-инструментальной группировки имени Чака Берри».

- Я исполняю обязанности рок-н-ролльной шлюхи, - говорил Майк в одном из интервью того времени.
- Играю где придется, с кем придется и что придется».
Неудивительно, что когда Майк запел, это, по воспоминаниям современников, стало для многих откровением.

- Вскоре после акустического фестиваля Гребенщиков и Майк начали записывать совместный альбом. Большая часть сессии проходила прямо на берегу Невы, поскольку музыкантов не устраивал эффект «закрытой акустики», который возникал при записи инструментов в помещении.

- Мы решили посмотреть, что же будет, если убрать все стены и попросту записываться в поле, - вспоминает Гребенщиков. - Все песни были сделаны без суеты в течение двух недель. Мы не концентрировались вообще и больше всего усилий затрачивали на то, чтобы найти несколько удлинителей и вытащить магнитофон метров на десять во двор.

- Происходило все следующим образом. Прямо в центре поляны в гуще одуванчиков стоял табурет, к которому был прикреплен массивный микрофон. От своих стандартных собратьев он отличался лишь тем, что был как бы «двойным» - в него можно было петь с обеих сторон.
Ответственный за эту сверхсовременную технику концертный аппаратчик «Аквариума» Марат Айрапетян осуществлял запись напрямую с микрофона на магнитофон «Маяк-202».
Удлинители были протянуты в форточку одной из квартир, в которой жила приятельница музыкантов Ольга Аксенова. В ее крохотной комнатушке записывались почти все композиции Майка - с помощью подыгрывающего на гитаре и гармошке Гребенщикова и Михаила «Фана» Васильева из «Аквариума» (перкуссия, гитара).

- По воспоминаниям БГ, звукорежиссура осуществлялась «на уровне здравого смысла», который подсказывал, в какое именно место нужно поставить микрофон, чтобы он наиболее полно снимал звук. Концовки песен при этом оставались необработанными и резко обрывались - без малейшего намека на какое-либо микширование.
Состав инструментов был также вызывающе аскетичен: две акустические гитары, гармошка и перкуссия, по-видимому, принесенная Фаном на несколько часов из ближайшего студенческого общежития.

- Драматургия альбома не отличалась сложностью и заключалась лишь в том, что исполнители чередовались между собой - одну песню исполнял Борис, вторую Майк и так далее - «чтобы не уставать». Очередность была нарушена на финальной композиции, посвященной рождению у Гребенщикова дочери Алисы. Запись песни «Дочь» состоялась в сопровождении хора пьяных друзей на следующий день после этого знаменательного события и датируется 13-м июня 1978 года.

- Атмосфера записи «Все братья - сестры» неотделима от того лета, когда она была сделана, - вспоминает Михаил Васильев.
- Никакого напряжения, просто часть жизни. Очень искренне.

- Мы слушали песни Дилана, - вспоминает Гребенщиков, - и думали:
«Он описывает в них какие-то вещи, которые нам очень хорошо известны».
Затем брался какой-нибудь крючок - например, ключевая строчка и все это перенасыщалось нашей реальностью, радикально противоположной тому, о чем поет Дилан.
Он пел про свой Нью-Йорк, про свою жизнь, а мы пели про свой Петербург. Возможно, суть построения песен была такой же, но все остальное - это как прогноз погоды там и здесь...


***

P.S.

Что хочется добавить от себя...

В конце 70-х эти записи были нужны нескольким сотням "эстетов"; глухой совок такое творчество в лучшем случае - не замечал, а в худшем - преследовал.
О пластинке не могло быть и речи...

Что самое поразительное, 35 лет спустя мало что изменилось - по сути.
Тогда об этом полуподпольном творчестве мало кто знал, сегодня оно - не востребовано.
Хотя, поэзия в той же Стали (и не только) на порядок выше дилановской; но это - почти никому не интересно.

Я не люблю выносить диагнозы - но, в данном случае, скажу: страна, где в маршрутках хрипит т.н. "шансон", а женщины берут кредиты на поездку на концерт Стаса Михайлова, бросая дома мужей (этот дикий случай недавно описывал в своем блоге Артемий Троицкий); где у песен уровня Стали нет ни единого шанса попасть в прайм - тайм на ТВ; где о советском прошлом вспоминают не Тарковского, Бродского, или лучшие образцы советского рока, а ботинок Хрущева (как нас все боялись!) сталинский "порядок", да брежневские цены - она, эта страна, культурно вымирает.

Что еще добавить...
Майка больше нет - он тихо ушел в 1990, находясь дома в одиночестве.
А Борис и сегодня - нет-нет, да и вспомнит ту "невскую сессию" летом 1978...


***

СТАЛЬ (1978)

Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,
Hо давай пpоведём этот вечеp вдвоём,
Если кончится день, нам останется pом –
Я купил его в давешней лавке.
Мы погасим весь свет, и мы станем смотpеть,
Как соседи напpотив пытаются петь,
Обpекая бессмеpтные души на смеpть,
Чтоб остаться в живых в этой давке.

Здесь дворы как колодцы, но нечего пить
Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть
Научись то бежать, то слегка тормозить
Подставляя соседа под вожжи.
И когда по ошибке зашёл в этот дом
Александр Сергеич с разорванным ртом,
То распяли его, перепутав с Христом,
И узнав об ошибке днём позже.

Здесь развито искусство смотреть из окна
И записывать тех, кто не спит имена
Если ты невиновен, то чья в том вина?
Важно первым успеть с покаяньем.
Ну а ежели кто... не ещё, а уже
И душа, как та леди – верхом неглиже
То Вергилий живёт на втором этаже
Он поделится с ним подаяньем.

Здесь вполголоса любят, здесь тихо кричат
В каждом яде есть суть, в каждой чаше есть яд
От напитка такого поэты не спят,
Издыхая от недосыпанья.
И в оправе их глаз только лёд и туман
Но порой я не верю, что это обман,
Я напитком таким от рождения пьян
Это здешний каприз мирозданья.

Нарисуй на стене моей то, чего нет
Твое тело как ночь, но глаза как рассвет
Ты не выход, но видимо лучший ответ
Ты уходишь, и я улыбаюсь.
И назавтра мне скажет повешенный раб:
Ты неправ, господин! И я вспомню твой взгляд...
Я скажу ему:
Ты перепутал, мой брат,
В этой жизни я не ошибаюсь...