Прощай

     Холодный ветер трепал полы моего плаща и путался в волосах. Ночь постепенно опускалась на космодром и на город, мерцающий вдалеке вертикальными и горизонтальными плоскостями и шпилями. Небо было чистым и будто сияло призрачным светом. Казалось, это купол надо мной висит, а не бесконечные просторы космоса. И, казалось, купол этот никогда не выпустит сигаровидный корабль, стоявший поблизости.
В наушнике запищало, затем послышался голос капитана:
-Взлет через десять минут. Всем пассажирам занять каюты и приготовить компенсационную паутину.
     Пора! Скоро я покину родную планету, усыпанную городами и автоматизированными фермами, с ее людьми, которые, казалось, жили лишь для себя и давно позабыли о смысле жизни. Скоро я оторвусь от поверхности Земли и, наконец, разорву этот порочный круг, эту петлю, что затягивалась в моей жизни и грозила очутиться на шее. Легкая грусть тронула сердце. Зона комфорта! Это то, что убило людей. Зона комфорта, в которой было тепло, уютно и привычно. Теплый и родной омут! Застой, в котором гаснут умы и самые примитивные потребности берут верх. Скоро я покину Землю навсегда... Навсегда уйду из этого мира, и, даже если мне суждено вернуться, то на Земле пройдет много сотен или даже тысяч лет. Вспомнилось прощание с родными...

     Большая комната со столом в центре - столовая, где было принято принимать пищу всей семьей. Мягкий ковер, электрический камин у стены, картины на стенах. Все это я помню с детства. Неизменной оставалась обстановка в этой комнате на протяжении всей моей жизни, с самого рождения, а может быть и дольше. Старые маятниковые часы над камином - любимая вещ в доме. Просто проходя мимо, я не раз застывал, с интересом наблюдая за работой шестеренок и за ходом маятника. Из кухни, как всегда, вкусно пахло маминой едой. Оттуда же доносилась музыка и бряцанье посуды. Из комнаты брата тоже звучала музыка. Современная музыка, построенная на диссонансе и несуразности, сменялась нетленными произведениями классиков, а затем, роком двадцать первого столетия. Я потоптался в дверях, не решаясь войти в столовую.
     Сколько же лет я здесь не был? Окончив седьмой класс, я поступил в колледж, оставив одноклассников доучиваться еще два года. А поступив в колледж, я, конечно, переехал от родителей в общежитие. В наше время дети взрослеют быстро. Слишком быстро. Так всегда говорил отец. Мне было стыдно, что я так редко вижусь с семьей, но я искренне считал, что у меня нет времени. Первый год я каждые два дня ездил домой. Несмотря на то, что учился за пятьсот километров от родного города. Для современных видов транспорта это разве расстояние? Это тоже говорил отец. Затем, я стал приезжать домой лишь на выходные. А после и вовсе перестал посещать родной город. Родители сами приезжали ко мне. Ведь что такое пятьсот километров для современного транспорта? Это уже я сказал, когда по телефону уговаривал отца приехать. И вот с тех пор я и не был дома. Три года.
     С братом все обстояло иначе. Он уже два года как поступил в колледж в моем городе, решив стать киберспортсменом. С ним мы виделись часто. Вместе ходили на кибер-арену, вместе прогуливались по парку, выискивая красивых девиц. Много чего делали вместе. Но, несмотря на это, братец чувствовал себя накрытым моей тенью. Я был красивее, выше. Я был сильнее и выносливее, хотя он был гораздо шустрее. И, несмотря на то, что я нашел себя в искусстве и совсем не пытался переплюнуть его в чем либо, брат всегда из кожи вон лез, чтобы превзойти меня в том, что ему было неинтересно. Он собирался даже пойти на тот же факультет, что и я. Он был неглупым, но в этом странном духе соперничества граничащего с завистью он был слеп. Мне пришлось открыть ему глаза. Процедура эта была не из приятных, в результате мы оба обзавелись кучей синяком и ссадин. Но разговор пошел на пользу нам обоим. Я стал учить его играть на гитаре, а он перестал стараться превзойти меня во всем, что было интересно мне, в ущерб своим увлечениям. Он пошел в колледж киберспорта и там нашел себя как непревзойденного киберспортсмена. Уже на втором курсе он занял первое место на многоэтапном турнире, в котором участвовали без малого тысяча спортсменов.
     Да, с братом у меня складывались очень хорошие отношения, но секрет их был в том, что мы не успевали друг другу надоесть. Мы оба это понимали. С огромной радостью мы встречали друг друга, проводили вместе несколько дней, а затем легко и непринужденно обходились друг без друга неделю-две. Родители не понимали наших отношений, считали, что братья рассорились, но это было не столь важно.
     И вот теперь брат первым встретил меня. Открыв дверь своей комнаты, он обнаружил брата на пороге столовой. Молча он подошел ко мне, я вошел в столовую, навстречу. Крепкая ладонь брата, сухая и теплая легла в мою. Крепкое рукопожатие наполнило меня теплом. Мы обнялись, будто силясь раздавить друг друга в объятьях. Отпустив брата, я отстранился на расстояние вытянутой руки. Я заглянул ему в глаза. Молча он стоял и смотрел на меня. Привычной улыбки и след простыл на его лице. Казалось, он повзрослел за те две недели, что мы не виделись. Глаза его блестели, в них читалась легкая обида, непонимание и грусть.
-В чем дело брат? - спросил я, разглядывая угрюмое лицо, обычно улыбчивое и радостное.
-Я прочитал все в той слинг-газете. Я знаю, ты думал, мы не читаем слинг-газеты. Да так и есть, но папа вдруг решил почитать их в коем-то веке. Там была статья. Об этих новых звездолетах. О том, что они используют совершенно новый принцип передвижения по космосу. О том, что один день полета на этом звездолете - это сорок лет на Земле. Ты знал об этом, брат? - в голосе его звучала обида. Он просто не понимал меня. - Знал ты об этом?
     Я знал. Конечно, я знал. Знал об этом новом принципе передвижения. Принципе пространственных витков или же «пространственной пружине». Пространство закручивалось в тугие витки, как пружина. По краям две точки пространства - пункт отправления и пункт назначения. Витки сжимались и обе точки как бы совмещались, одновременно пребывая «там и тут» и проходя через все витки пространства, разделяющего эти точки. А затем пружину «отпускали». Она «распрямлялась», пронося корабль в точку назначения, со скоростью, превосходящей скорость света во много раз. Фактически, корабль переставал существовать в нашем измерении до момента полной стабилизации пространства. Изнутри корабля это выглядело, как Абсолютна Тьма. Именно с большой буквы. Поэтому в космолетах нового поколения не было иллюминаторов. Только сложнейшие расчетные приборы, занимавшие весь головной отсек. Абсолютной точности этот способ не давал, так что корабль отправляли в точку, находящуюся на расстоянии в несколько световых лет от нужной планеты. Связи с Землей не было. Какая связь на таком расстоянии? Да и временной подвох нового способа перемещения делал подобные путешествие весьма непривлекательным. Один день полета - сорок лет на Земле. Да, черт возьми, я знал это!
-Пойми, - почти прошептал я. «Не поймет, - обреченно подумал я. - Не поймет. Думает, я предал его... А что, разве не так? Я бросаю его...» все мое красноречие куда-то ушло, я забыл все слова, все речи, что готовил для него. «Не поймет» - билось в моем мозгу
-Ты можешь улететь со мной, - неуверенно начал я, но брат упрямо тряхнул головой.
-Нет. Зачем? Что мне искать на этих хваленых Внешних Мирах? Зачем они мне? У меня есть все, что нужно. - проговорил он скороговоркой, будто давно заучил. - И у тебя есть все. У тебя есть работа, ты сыт и обогрет, ты имеешь все, что хочешь, так чего же тебе еще нужно? У тебя ведь есть все, что нужно!
     Речи моего брата были речами ограниченного дурака. Именно от этого я хотел уйти. Не уйти даже - убежать! Даже любовь к брату не пересилила этого порыва. Ступор немедленно схлынул и ко мне вернулось мое красноречие.
-Пойми же, брат! То о чем ты говоришь - это не счастье! Это не жизнь. Это не удовлетворение всех потребностей, это притупление духовных и доминирование плотских, примитивных потребностей! Пресыщение и застой ведут к смерти ума и личности. Я потерял себя во всем этом шике и блеске, во всей этой вседозволенности! Я потерял себя в этом обилии! А теперь, когда я хочу найти себя, осознать, кто я такой, ты считаешь меня предателем. Отказываешься понять! Считаешь меня эгоистом, но что же движет тобой, когда ты хочешь удержать меня, но отказываешься пожертвовать своей «зоной комфорта», чтобы быть со мной?
     Глаза брата наполнились недоумением. Он понимал, что я прав, но настолько мои слова противоречили его способу думать и жить, что он отказался понять. Он отверг мои слова, предпочел считать меня предателем... Боль сжала мое сердце. Я посмотрел ему в глаза. Пусть мы не понимаем друг друга, пусть не хотим понять и принять образ жизни, принятый каждым из нас, но мы остались братьями.
-Прости, брат. Я не могу улететь с тобой. Слишком дорого для меня все это. Но я не стану держать тебя или таить злобу на тебя. Не хочу, чтобы ты улетел с болью и обидой.
-А я не хочу оставить тебя здесь с обидой, брат. Я понимаю тебя. - это была ложь. Я не мог понять. Но принял как данность  и простил. И с великим облегчением принял его прощение.
     Затем было прощание с родителями. Долгое и слезливое. Плакал даже отец. Украдкой, смахивая слезы и силясь улыбаться. Он говорил о птенце, навсегда покидающем гнездо. Последний раз мы сели за стол все вместе. И, несмотря на такой печальный повод, мы неподдельно смеялись, наслаждаясь последними моментами, проведенными вместе... А затем нахлынула дикая боль. Идя по улице, я вспоминал недавний прощальный ужин и плакал. Навзрыд, не стыдясь, потому что улицы были абсолютно пусты в это время. А потом пришло умиротворение и спокойствие. Боль уступила место ностальгической грусти, а вскоре и та ушла.

     Холодный ветер трепал полы моего плаща и путался в волосах. Ночь постепенно опускалась на космодром и на город, мерцающий вдалеке вертикальными и горизонтальными плоскостями и шпилями. Небо было чистым и будто сияло призрачным светом. Казалось, это купол надо мной висит, а не бесконечные просторы космоса. И, казалось, купол этот никогда не выпустит сигаровидный корабль, стоявший поблизости. Но я твердо знал: через несколько минут он, пропоров купол неба, вгрызаясь в плоть космоса, яркой звездой взмоет вверх. А затем неизмеримо далеко отсюда, к непознанному. А еще я твердо решил, что никогда не пущу сожаление в душу. Никогда не дам жертве, принесенной не только мной, но и моей семьей, пропасть даром...
     В наушнике запищало, затем послышался голос капитана:
-Взлет через девять минут. Всем пассажирам занять каюты и приготовить компенсационную паутину.
Все, пора! К неизведанному, столь далекому и столь близкому...
.
.
.
Посвящается младшему брату, Артему, ушедшему в иные миры по доброй воле и невыясненным причинам. Надеюсь, он нашел, то что искал в смерти...