Тонкая линия, плывущая по реке 13

                13
               
Труднее всего было скрывать тошноту. Анна постоянно контролировала свои действия, особенно после того, как отец сказал о волнении матери,  но  контролировать тошноту, внезапные вкусовые ощущения и желания она не могла. Это были уже не её желания, а желания того существа, которое начинало в ней жить помимо её воли. Сегодня возвращалась мать, и это её особенно волновало: у матери такие цепкие глаза.

Вот уже несколько дней Анна просила прощения у родителей за все те минуты, когда делала им больно, а больше всего за то, что намеревалась сделать. И никогда мать и отец не были ей так дороги, как теперь. Особую нежность она чувствовала к матери, более ею обиженной и  пользовавшейся меньшей любовью. Сейчас, когда всё в ней было напряжено и каждая клеточка превратилась в какой-то   сверхчувствительный  аппарат, она вдруг увидела, что  её мать – глубоко несчастный человек с незаживающей внутри раной, и ей хотелось прильнуть к материнской груди, как в детстве.

Вчера они ездили с отцом за город  на пустырь  учиться водить машину. Ей хотелось сделать приятное отцу, и она очень старалась, восхищая его своими способностями. Она смотрела, как радуется отец, и ей становилось грустно: в тех мягких волнах океана, откуда она видела летящую планету, земные правила дорожного движения недействительны…

А вечером звонила мама. Даже по голосу слышно, что ей там всё надоело и хочется домой; билет взяла, и в мыслях уже дома. Каждый вечер звонит. Только в первый вечер и не смогла дозвониться, так не дождалась следующего вечера и позвонила утром, подняла её прямо с постели.

С Денисом – всё. За последние три недели встречались только два раза. Не очень веселые это были встречи, похожие с его стороны на разведку: нет ли чего новенького. Нет, Денис, ничего новенького нет, всё старенькое.

«Ты меня больше не любишь?»

Не будем, Денис, говорить о любви, о ней всё сказано.

«Ты очень ко мне переменилась, не воспринимаешь меня всерьёз,  всё время шутишь, я не понимаю твоих шуток».

О да, Денис, мне очень весело, поэтому я и шучу. Такой уж я веселый человек, Денис.

«Ты опять смеёшься, а я не могу без тебя. Я две недели не приходил, хотел тебя забыть, но не смог».

Ах ты мой бедненький! Хотел забыть и не смог. А зачем же ты хотел забыть? Мамочка велела? Мамочку, Денис, надо слушать, она хочет тебе добра. Ты не  расстраивайся, забудешь; раз хотел, значит забудешь.

За спиной приближалось натужное гудение грузовика.  Одно её неосторожное движение – и всё кончено.

Нет, это не годится. Если людям мешает твоя жизнь, то постарайся хотя бы, чтоб не помешала смерть.

Анна уже несколько дней перебирала всякие варианты, но все они не годились. Она была мёртвой и слышала, что её осуждают. Но самой обидной была фраза,  когда она лежала перерезанная вагонными колёсами, а какой-то тип из толпы презрительно сказал: «Тоже мне Анна Каренина!» Её половинки соединились, и она с позором убежала…

С какой радостью отдала бы она свою жизнь, если бы это ну пусть не человечество, пусть хотя бы одного человека сделало счастливым! Ну почему это нельзя сделать? Почему можно отдать другим всякую чепуху – деньги, платье, дом, а жизнь нельзя? Тысячи людей – молодых, с огромной жаждой жизни умирают в эту минуту  от пули, от ножа, от рака. Почему она не может отдать свою жизнь кому-то из них? Почему нельзя взять чью-то неизлечимую болезнь и умереть вместе с ней?

Нельзя почему-то. Даже просто исчезнуть, словно тебя никогда и не было, - и то  нельзя.

Анна поднялась по лестнице и нажала ручку двери: закрыто, отец еще на работе. Повернула ключ и вошла в квартиру. Утром она убралась к маминому приезду, теперь надо приготовить ужин. Налила в кастрюлю воды, поставила варить мясо: мама любит борщ. Без особой радости подумала о том, что мама привезет сегодня разных гостинцев, она никогда с пустыми руками не приезжает. Обязательно купила и ей что-нибудь. Только потратилась…

Она набрала в кувшин воды и вышла на балкон полить цветы,  росшие в ящиках по периметру всего  балкона. В боковом ящике заметила сорную травинку и  нагнулась выдернуть её.  Перегибаться пришлось довольно сильно, нога немного поскользнулась, и Анна чуть не выронила кувшин. Она выпрямилась и стала смотреть вниз на цветочник. Если его чуть-чуть подвинуть на кронштейнах, а потом что-то там делать, то он может сорваться и увлечь её за собой. Несчастный случай…

 На балконе останется только кувшин с водой. Если упадет и ящик -  никто ничего не подумает; хотела полить цветы и…

Анна просунула руку между прутьев и подвинула ящик на край; мелькнуло серое пятно бетонной отмостки;  почувствовала, как дрожит все телом. Смерть, такая желанная в мыслях, вдруг вызвала жуткий страх.

Анна вернулась в комнату и растерянно остановилась, прислушиваясь к гулко стучащему сердцу. Нет, она не сможет переступить этой черты. Нет-нет, она ни за что не сможет! Как она могла только подумать об этом?! Из оцепенения её вывел какой-то треск на кухне, и Анна  вспомнила, что поставила варить борщ.

Она поспешила на кухню, выключила погашенную сбежавшей пеной горелку, отодвинула кастрюлю, подула на обожженные пальцы, зажгла горелку снова и  при помощи полотенца поставила кастрюлю на огонь.

Помыла под краном несколько картошин и стала их чистить.

Как же теперь жить?  Всего того, что делало ей сильной и независимой, хватило лишь на то, чтобы  передвинуть на несколько сантиметров цветочный ящик. А на большее она не способна; она ни  за что не сможет его столкнуть с кронштейнов и падать вместе.

Господи, какие волны? Да не будет же ничегошеньки! Жила-была Анна, любовалась рассветами и закатами, даже горе приносило ей какую-то терпкую радость – и вдруг ничего? Нет, пусть что угодно, добровольно из жизни она не уйдет. Пусть её мучительно казнят; даже если из неё будет вытекать кровь капля за каплей, она и тогда, при последней капле, будет счастлива уже тем, что может хоть что-то видеть, хоть что-то слышать…

Задребезжала крышка, и Анна сняла её. Хотела сделать газ ещё тише – не надо, сейчас бросит картошку.

Анна услышала, как открывается дверь, и вошел отец.

- О-о, что-то вкусно пахнет!

- Мамин любимый борщ. – Анна подступила ближе к плите; если у неё с лицом что-то не так, то понятно: пар, огонь.

-У-у, чисто кругом. Это, дочь, называется приукрашивать действительность. Но ничего, молодец. Пусть мама не думает, что она пуп земли. Правильно? Мы сами с усами.

- Конечно, папа. Но мама не думает, что она пуп земли. Я думаю, что тебе здорово повезло  с мамой.

- Вот как? А  я-то думал, что это маме повезло.
- Ей тоже повезло.
- Это уже легче. Значит, мы с мамой два сапога пара. Тебе, Анна, надо было идти в дипломатический.
- Зачем? Сейчас этому  искусству везде учат.
- Кто же такой, по-твоему, дипломат?

-«Дипломат», папа,  - это такой небольшой плоский  чемоданчик, и никто не знает, что там внутри. Чаще всего – ничего. Иногда – бутылка пастеризованного молока, которую раньше не стеснялись носить в авоське.

- А теперь стесняются?
- А теперь стесняются.
- Почему?
- Я не знаю.  Думала,  ты знаешь.

- Понятия не имею. У меня и «дипломата» нет. Такие вы с мамой умные, а не догадались подарить отцу «дипломат», я бы проанализировал это явление. Что тебе помочь?
- Всё, папа. Уже капусту бросила. Борщ, по сути, готов. Ты с машиной?
- Конечно. – Михаил посмотрел на часы. – Минут через двадцать поедем. Пойду  покурю.

Анна облегченно вздохнула: отец ничего не заметил.  Изобрела даже какой-то  дурацкий разговор о «дипломате».


Она зашла в ванную, посмотрела на себя в зеркало: всё нормально. Правда, она где-то читала, что человек  никогда не видит себя таким, какой он есть.  Взгляд в зеркало – это уже заинтересованный взгляд, а интересно увидеть бы себя тогда, когда в зеркало не смотришь.

- Аня,  что за вода на балконе?
- Какая вода? – Анна  заглянула на балкон. – Хотела цветы полить и забыла. – Она почувствовала, что побледнела и добавила: - Полей, пожалуйста, а я переоденусь. К ней на несколько секунд  вернулось  прошлое оцепенение, она увидела отодвинутый цветочник,  вырванную травинку и  серый кусок бетонной отмостки  далеко внизу.
Переодеваясь, слышала, что отец снова наливает воду. Мужчины думают, что чем больше воды, тем лучше. А цветы надо поливать в меру, но чаще.

Анна попробовала борщ на соль и выключила горелку.
- Я готова.
- Соскучилась по маме?
- Конечно. Как ты думаешь, что она тебе привезла?
- «Дипломат»,  наверно. Она же знает, что я люблю пастеризованное молоко. Поехали, а то мама не дождется нас  и подкатит к подъезду прямо не паровозе.

- А что,  и никуда машинист не денется.
- Вперед! На выручку машинисту.


Михаил поставил машину на привокзальной площади, и они вышли на перрон. Мимо грохотал товарняк, и Анна сквозь его грохот услышала: «Тоже мне Анна Каренина!»

- Пойдем в зал, объявят, -  услышала она голос отца, увидела его мокрые  редкие волосы и  поняла, что идет дождь. Они с трудом втиснулись в  ставшее сразу тесным помещение вокзала и стояли, прижатые друг к другу и колышимые  волнами входивших и выходивших пассажиров. Из открытых дверей доносился звук дождя и проникал влажный, освежающий воздух.

Дождь закончился так же внезапно, как начался. Они снова вышли на перрон. Мокрый асфальт опьянел от влаги и копировал в своей глубине всё окружающее.

Объявили приход поезда, и они пошли ему навстречу, потому что вагон был двенадцатый. Замелькали первые  вагоны, Михаил и Анна остановились, полагая, что при такой скорости и двенадцатому проскочить немудрено, но вот шестой вагон катился уже совсем медленно, и они снова поспешили вперед. Когда подошли к своему вагону, из него уже выходили.  Анна скользнула взглядом по окнам – матери не видно.  И в это же время  услышала: «Аня!» Дескать, не туда смотришь. Михаил увидел Ольгу раньше, и уже стоял у выхода, чтобы взять вещи.

Ольга обхватила руками их обоих:
- Родные мои, я – дома!

На мокром асфальте  стояла гора сумок, коробков. Как она смогла  всё это затащить в вагон? Михаил  покачал головой:

- Почему ты ничего не сказала, мы  бы на «КамАЗе» приехали.
- Лентяи! Вместо того, чтобы пожалеть бедную женщину, они ещё смеются. А ну берите кто что!

Если брать по одной вещи, то рук не хватало.

- Миша, ну что ты делаешь? Это же торт, а он под мышку суёт. Дай сюда!
- У нас в городе тортов нет, что ли?
- Таких – нет.
- Я думал, это шляпа.
- Вот это возьми.
- Тоже торт?
- Нет,  это шляпа.
- Твоя, моя?
- Неси, разберемся.

Михаил стал  засовывать  что в багажник, что в салон.

- Папа, дай я  сначала  сама  залезу в твой «кадиллак», а потом уже вещи  будешь ставить.
- Правильно. Это нехорошо, когда вещи лезут  поперед людей. Заходи.

Наконец упаковались, и Михаил включил зажигание.

- Ой, даже не верится. – Ольга оглянулась назад. – Как, Аня, твои экзамены?
- Хорошо, мама. Еще одно последнее сказанье, и летопись, так сказать…
- А второй её экзамен,  - сказал Михаил, - то, что я живой. Больше того, зачем она меня так откармливала – ума не приложу.

- Да, мама, я старалась. Надо было папу взвесить до и после, а так, к сожалению, конечный результат не зафиксирован. Можно сказать, работала без аккордного наряда, на одной высокой сознательности.

- Это тебе зачтется, дочь моя, как только мы откроем одну из сумок.

В этот миг Анна увидела цветочный ящик, кусок бетонной  отмостки  у входа в подъезд  и ещё раз поняла, что никогда не сможет этого сделать. Цветочный ящик надо подвинуть на место.

Но эта мысль нисколько её не обрадовала. В памяти  возник Денис, который «хотел её забыть», и все её глупые ответные слова, которыми она его оттолкнула.  Дура, возомнила себя сверхчеловеком, способным перешагнуть черту. Букашка ты!  А всякая букашка  дорожит жизнью, а иначе и быть не может; иначе и жизни бы не было.

- Как погода в столице? – спросил Михаил.
- А-а, не поймешь. Одни чего-то ожидают, другие безнадежно машут рукой. Уже столько было слов,  что в дела никто не верит. План  наши выполнили, не знаешь?

- Ты  завторгом или  я?
- Звонила как-то начальнику – не дозвонилась. А вас не заставили делать те двести тысяч?
- Нет, Никита отказался.
- Молодец. Не снимут  его?
- Кто его знает.  Он не очень-то дорожит своей должностью, пенсионер.
- Тогда конечно. Но всё равно молодец.
- Он хороший мужик.
- Мне не хотелось бы, чтоб ты оказался на его месте. – Ольга  поцеловала Михаила в щеку.
- Когда-то  ты хотела, чтобы я стал большим начальником.
- Я передумала. Ты мне нужен живой.
Михаил посмотрел на жену.
- Столица на тебя здорово повлияла.
- А как же! На то она и столица.
- У Нины Павловны была?
- Была. Там, Миша, живут совсем другие люди и о  Нине Павловне ничего не знают. Когда они пять лет назад вселялись, то в квартире, как они  сказали, жила семья военного: тот переезжал, их вселили. Хотела справиться в адресном бюро - забыла её фамилию. Ты помнишь?
- Нет, не помню.

- И я забыла. Померла, наверно, а может, живет у  кого-то из детей…   Походила по нашим местам, посидела на нашей лавочке…- Ольга посмотрела на Михаила. – Лавочка, Миша,  тоже другая и стоит не там, а поближе к входу, но я всё равно посидела, повспоминала… Жаль, что мы не были там вместе. На следующий год обязательно поедем, ты обещаешь?

- Давай поедем…
- Решили. Не забудь, ты пообещал.  И Анну возьмем. Доча, ты чего там притихла?
- Я сумки держу, чтоб не упали.
- Киев стал ещё лучше, - продолжала Ольга. – Метро, мемориал погибшим воинам, а на другом берегу вырос вообще целый город.
- Купалась?
- Нет. Прохладно, и потом я была одна. Постояла на берегу,  представила вашу с Генкой линию, села на метро и уехала.

- Какую  линию, мама?
- Это ты лучше у отца спроси. Я не сумею рассказать, это его линия.
- Какая линия, папа?
- Гм…  Это, Аня, долго рассказывать. Друг у меня был в институте… Ты спроси как-нибудь в другой раз, я попробую рассказать.

- Вот, - продолжала Ольга. – Метро глубокое, гораздо глубже, чем в Москве, едешь, едешь на эскалаторе…

Михаил подрулил к  подъезду, выгрузил багаж.

- Миша, ты отгоняй машину, а мы с Аней сами переносим.
- Ну да! А мне потом ничего не достанется. Не обдурите! – И подхватил самые тяжелые вещи.
***
Когда через несколько дней Денис позвонил и предложил встретиться, Анна  с радостью согласилась.  Все эти дни ей было очень тяжело. Она была как игрок,  который поставил на карту всё, что имел, но вместо  ожидаемого выигрыша, остался нищим.  Жить было надо, а не на что.

Тяжесть её положения усугублялась ещё и тем,  что она ни с кем не могла поделиться своими невеселыми мыслями. Закадычных подруг не было, а открываться перед матерью  стыдилась.

Звонок  же Дениса сулил какую - то надежду. Всё-таки она его любила, к тому же чувствовала себя виноватой за своё поведение в последние встречи.

Хороший это был вечер. Они долго гуляли по улицам, и ей казалось, что всё так же хорошо,  как и месяц назад, до того  памятного разговора в беседке. Но Анна видела, что Дениса что-то тревожит. Иногда он задумывался,  словно что-то вспоминая, а потом смотрел на неё, как бы порываясь что-то сказать.

- Аня, давай поженимся.

Анна растерялась, настолько это было неожиданно.

- Прямо сейчас? – Её сердце зашлось от радости.

- Я серьёзно. Загс открывается в десять, я узнавал. Давай завтра  отнесём заявления.
- Почему такая спешка? И что скажет твоя мать?
- А мне плавать, что она скажет! – Он почти крикнул это. – Извини. Но пусть она не вмешивается в наши дела.
- Я понимаю, но начинать нашу жизнь со ссоры с матерью тоже не хотелось бы.
- Что ж я, Аня, могу сделать? Ей ничего невозможно  доказать. Вот и сегодня мы поссорились, и я  ушел к тебе.

Анна молча слушала его отрывистые сумбурные фразы.
- Денис, а может, мать права, и ты действительно со временем пожалеешь, что женился на мне?
- Ну вот, и ты туда же. Мне это надоело, понимаешь? Я не маленький, в конце концов.
- У меня, Денис, будет ребенок.
- Тем более.
- Ты не хотел ребенка…
- Мало ли что я не хотел! Дети появляются не от желания. – Он привлек её к себе. – В общем, я завтра прихожу к тебе в десять, и мы идем в загс.

Анна долго не могла заснуть, вспоминая каждую фразу Дениса, а утром поднялась сразу же,  как ушли родители. Умылась, причесалась.  В десять часов придет Денис. Ещё почти полтора часа.

Вот огорошит сегодня родителей! Они, наверное, будут рады.

В дверь позвонили. Денис? Так рано?
- Войдите.

Открылась дверь, и она увидела Маргариту Сергеевну.
- Здравствуйте, Аннушка, извините за столь ранний визит. – Она, как всегда, выглядела безукоризненно, губы растягивались в улыбке.

-Здравствуйте, проходите, пожалуйста.

- Я, Аннушка, ненадолго, с работы забежала. Вы к нам совсем перестали ходить, вот я и… Мне надо с вами, Аннушка, поговорить.

- Прошу вас,  -  показала Анна на кресло, а сама  присела  на диван.

- Я, собственно… - Гостья смешалась и слегка покраснела. – Простите, можно стакан воды? Сидите, я сама. – Она сорвалась с кресла . - В кухне, да? – И вскоре вернулась с чашкой воды, села, отпила глотка два и  поставила чашку на журнальный столик. Её пальцы нервно задвигались на  подлокотниках. – Я, Аннушка, хотела поговорить о вас с Денисом. Я знаю, что в десять часов вы собираетесь идти в загс… - Она вздохнула, коротко взглянула на Анну, не хочет ли та что-нибудь сказать?  Анна молчала. – Я не знаю, понимаете ли вы этот шаг Дениса… На его месте , конечно, так поступил бы  каждый порядочный человек… Я, Аннушка, мать и, может быть, пристрастна. – Она снова выпила воды. – Но мне больно на него смотреть, он так мучается…

- Мучается?

Анне показалось, что переспросила не она, а кто-то другой. Она бессознательно смотрела  в лицо гостье, но самого лица не видела, а видела что-то шевелящееся в нижней его  половине, и этим шевелящимся были красные губы. От  воды краска на нижней губе  размазалась,  и было непонятно, почему гостья не вытрет эту кляксу. В такт  губам шевелился  круглый подбородок, переходящий в шею, и потому кожа на шее то  натягивалась, то ослабевала. Всё это мешало Анне понимать то, что говорили красные губы, улавливались только отдельные слова, фразы.

- …это же очень просто делается, у меня знакомый врач…  кто же против?   Надо присмотреться друг к другу, подождать… может, и рожать нельзя… врач очень хороший… вы умная девушка… Да вы меня слышите, Аннушка? Что вы так смотрите?  Вы меня слышите? Что с вами?..

Анна увидела красные губы совсем близко и очнулась.

- Выпейте воды, - говорила Маргарита Сергеевна, протягивая чашку. – Не надо так расстраиваться, обычное житейское дело, у меня в молодости было точно так же и, как видите, ничего.   Выпейте.

Анна подняла руку, чтоб отвести чашку,  и гостья, решив, что она чашку  берет, выпустила её из рук. Чашка упала  и разлилась  у Анны на коленях.

- Ах, беда какая! Извините, Аннушка, я сейчас принесу. – Побежала на кухню и принесла полную. – Выпейте

Анна покачала головой.

- Аннушка, вы простите меня. Я понимаю всю неприглядность моего посещения, но подумайте о моих словах. Я вам обоим добра желаю. И пожалуйста, умоляю вас, - она прижала руки к груди, - не говорите Денису о моем визите, он мне не простит.

- Я не скажу.

- Извините меня ещё  раз. До свидания.

С минуту Анна  сидела неподвижно, потом взяла кувшин и смотрела, как ровной струйкой набегает в него из крана вода. «Простите меня, родные…» Вышла на балкон,  перегнулась через перила и сдвинула ящик…

Медленный полет мальчика прервал ослепительный свет.
***
Ничего не изменилось в мире. Так же всходило солнце и наступала ночь, дули ветры и шли дожди. Буйно  шумели деревья и  на каждом сантиметре земли тянулась к солнцу трава.

И только могилка Анны была пока голой. Нужно время, чтобы израненная лопатами земля затянула свои раны и обрела способность к жизни. И такое время придет, комочки земли вздрогнут, проснутся и дадут  дорогу пробивающимся травинкам. А пока  земля спит, чтобы не мешать покою той, что уснула внизу.

Так же пусто и голо было  в душах Ольги и Михаила. Вспоминая тот  страшный день, похороны, им казалась,  что то был  кошмарный сон, потому что  наяву такое пережить невозможно. И если бы не соседи,  не Ирина с Валентином, другие люди с его и её работы, то, наверное, и не пережили бы.

Шли дни, а всё казалось, что вот  придешь с работы и откроет дверь Анна. В её комнате всё оставалось,  как было, словно она только что вышла.

Спасала работа. Она заставляла переключаться на другие дела, отвлекала,  не оставляла времени для воспоминаний. Поэтому домой Михаил не торопился, мотался по объектам даже тогда,  когда в этом не было никакой надобности.

Ольга осунулась, похудела, стала молчаливой, и только это заставляло Михаила на работе особо не задерживаться. Дома он старался всячески отвлечь её, по вечерам они часто гуляли.

Сильно болело сердце. Михаил непрерывно глотал тайком таблетки, понимал, что надо бы лечь в больницу,  но боялся оставить Ольгу одну. А позапрошлой ночью она вообще его сильно напугала. Он проснулся от чьего-то безудержного смеха. Смеялась Ольга. Ему стало жутко, он нажал кнопку ночника и стал её будить. Она проснулась, затихла, села и долго  на него смотрела испуганными глазами.

- Что с тобой?
- А что?
- Ты так…  смеялась.
 Она протерла глаза, тряхнула головой.
 –Мне что-то приснилось нехорошее…
 И снова легла и  заснула.

А он уже так и  не смог спать. Ходил, курил, пил таблетки.

По утрам Ольга жаловалась на головные боли.

-  Знаешь, такое впечатление, будто я постоянно не досыпаю. А ведь я сплю больше тебя. – Притрагивалась к голове. – Что-то в этой коробке, Миша, неладно…

Сегодня у Михаила был один из тех трудных дней, когда всё идет кувырком. Ни с того, ни с сего вдруг сняли финансирование  начатого объекта, сломалась бурильная машина, опять не приехали на котельную монтажники (уже две недели кормят обещаниями!), а в конце дня  один плотник отхватил  себе палец на  циркулярке.

Они уже поужинали и собирались пойти на улицу погулять, но Михаил тянул время  - сердце болело. Он уже и таблетку  незаметно бросил под язык, но зверь коготки не убирал, а  лишь перехватывался ими с одного места на другое. 

Ольга сидела на диване рядом. По телевизору шел концерт, на экране пели и плясали.  Хорошо, что она смотрит на экран, а не на него: временами ему было трудно справиться с болью.

Но Ольга хоть и смотрела на экран, видела и слышала тем немного.

- А всё-таки, Миша, это не несчастный случай… Нет, это не несчастный случай.

Этот разговор она заводила уже не в первый раз. Раньше говорила и плакала, теперь слез не было, только отрицательно качала головой.

- Нет, Миша… Как-то недели за две до этого мы сидели на этом диване, а она обняла меня, положила свою  голову  мне на грудь, а потом сказала: «Мама, а ты молоком пахнешь». Я растрогалась, она никогда взрослой ко мне не ласкалась, провела ладонью по её щеке, а щека мокрая.   «Прости, - говорит, - мама». И убежала. Я ещё тогда заподозрила… - Ольга  помолчала. – Прости, говорит… Миша, это же мы должны были – всю жи-и-и-знь! – просить у неё прощения. – И затряслась в рыданиях.

Раньше Михаил  не позволял ей вести таких разговоров, чтобы не травить душу.  «Конечно же упала случайно и нечего выдумывать!»

Но сейчас он не мог вымолвить ни слова. Он только чувствовал, как растет и растет его сердце, заполняя всю грудную клетку и не позволяя дышать. Это вливается в сердце кровь и не находит выхода. Он ловил ртом воздух и не мог ни сказать, ни пошевелиться.

- …сколько, бедная, пережила, она всегда чувствовала себя среди сверстниц белой вороной…

Откуда столько ворон? Кружат, кружат, чуть не цепляя его крыльями. Они кого-то ловят! Ну да, они хотят растерзать белую ворону; вот они её уже сбили, и она убегает по земле, махая крыльями и  припадая на одну ногу. Это же Анна!! Михаил рванулся на помощь, но всё исчезло, и он почувствовал прикосновение к своему плечу. Рядом стоял Генка;  Генка протянул ему руку и сказал: «Пойдем».

-    А со мной что-то творится, Миша. Каждую ночь приходит ко мне та женщина, а на её черной ладони – белая ворона. Женщина хохочет и бросает свою жертву в черную стаю.  Я просыпаюсь вся мокрая и дрожу. Мне страшно, Миша.

Ольга склонила голову Михаилу на плечо, почувствовала, что опора ускользает, и когда муж безжизненно свалился набок, а потом стал сползать  с дивана, она закричала, хотела остановить  его падение, но не смогла , подбежала к телефону и дрожащими пальцами  набрала «скорую».  Вернулась к мужу, припала ухом к груди, вскочила и  побежала стучать соседям...
***
- Знаешь, Валентин, я сегодня  случайно встретила Ольгу и не узнала её, прошла мимо. А  потом меня что-то как  стукнуло: «Это же Ольга!»    Оглянулась, а она стоит и смотрит на меня. Мне стало так неловко! Подошла к ней, извинилась.
«Как ты, Оля?»
«Да как...  Живу…»
«Чем занимаешься, что на работе?»
«Мне, - говорит, - отпуск дали, дома сижу, отдыхаю. Приходите  с Валентином в гости».
«Обязательно придем».

Ну, то, сё. Постояли, поговорили.  И слышу – от неё пахнет; украдкой взглянула на её сумку, там  бутылка вина…  Конечно, такое горе  хоть кого свалит:  дочь, муж…  На девять дней видел, какая она была?

- Что и говорить, - вздохнул Валентин. Да так всё внезапно…   Ну, вы  собирайтесь, я пошел за машиной.

-  Валентин, надо заехать и за Ольгой. Пусть  хоть немного развеется.

-Конечно. Позвони ей, пусть будет готова.

Ирина набрала Ольгин номер и долго слушала длинные гудки. Нету  дома. Может, к соседям вышла. Нехорошо, думала она.  Оставили женщину одну, а ей сейчас, как никогда, нужно внимание.

Зашла Света, уже одетая по-спортивному.

- Надо Ольгу с собой захватить, - сказала Ирина и  набрала номер ещё раз.

- Это ты правильно сообразила, - похвалила Света.

Ирина пересказала Свете, как она встретила Ольгу,  только о винном запахе промолчала.

- Хороший мужик был, - сказала Света. - Жалко Ольгу. Она его, кажется, любила.  А ей, говоришь, отпуск дали? Это зря.

- Конечно зря. Надо ей сегодня  посоветовать выйти на работу. Всё-таки среди людей – не то, что  со своими мыслями. Это же с ума сойти можно. Я вот, когда нечего делать, начинаю думать о Максиме – и то… Опять,  гад, напился, - сказала она со злостью. – С работы, наверно, выгонят. Хорошо, Светка, что у тебя нет детей. И не надо! Не жалей. Сейчас хоть ангел, он всё равно станет  пьяницей, алкоголиком, такая жизнь пошла!
- Не надо мне завидовать, Ира. Ты не можешь знать, что значит не иметь детей…

Ирина словно очнулась от своей злости:

- Прости, Света, я, конечно, чепуху говорю. Просто вот тут болит, - она прижала руки к груди. – Позвоню  ещё раз.

Но снова – длинные гудки.

Ехали на одной машине. Дневная жара несколько ослабла, но в неподвижном воздухе было много влаги. Душно. Ирина немного опустила стекло.
- Не просквозит?  - сказал Валентин.
- Дышать нечем.

Ирина думала о том, что у березки они в прошлый раз были  вшестером, и вот уже одного из них нет. А кто следующий? Не она ли?

Машина остановилась возле Ольгиного дома,  и Ирина поспешила выйти.

- Я сама поднимусь.

На звонок никто не ответил, и она нажала ручку двери. Не заперто. Ирина вошла.

- Есть  кто-нибудь?

Она сказала это уже будучи против кухни и тут же увидела  Ольгу , которая сидела за кухонным  столом, склонив голову на скрещенные руки.  На столе была бутылка вина.  Ольга тяжело подняла голову, узнала подругу и достала с полки ещё одну чашку.

- Давай, Ира, выпьем, спасибо, что зашла.

- Оля, подожди. Там внизу Света, Валентин, Эдик. Мы за тобой, чтобы ехать к березке, я тебе звонила…

- К березке? – Её лицо озарилось. – Какие вы молодцы! Я с удовольствием. Ты выпей, Ира,  а я не буду, я уже выпила. К березке… Какие вы молодцы!

- Тебе надо соответственно одеться, - сказала Ирина, довольная, что зашла одна; сейчас она напоит Ольгу чаем, и всё будет хорошо; Ольга, кажется, немного и выпила,  просто ей нужен свежий воздух.

- Я мигом, - сказала Ольга и пошла переодеваться.

Ирина зажгла горелку, поставила чайник; вино и закуску засунула в холодильник  и сполоснула чашки. Всё, стол чист, а то сейчас наверно, Свету пришлют. Пошла посмотреть, как там Ольга.

Ольга была уже в брюках, оттенявших её крутые бедра, которым Ирина втайне завидовала, и теперь искала курточку.

- Не пойму, куда  она делась…

Ирина тоже стала перебирать одежду и вскоре нашла:
- Эта?
- Ну-ка? Эта.
- Пошли, чаю попьем и поедем. Ждут там. – Увидела расческу и подала Ольге. – Причешись.

Ольга остановилась перед зеркалом.
- Смотри, я совсем белая стала.
- Ты и была белая. Сколько раз тебе говорить: покрась волосы. Думаешь, я черная?  Белее тебя.

Чайник ещё не закипел,  но Ирина решила, что он «кипелый»,  и налила в чашки, добавив покрепче заварки.

В дверь позвонили.

-Да-да! – крикнула Ирина, доставая еще одну чашку.
- Ну, что вы тут? – сказала Света, заходя в кухню.- А Ольга где?
- Садись. Одевается.  – И  оттолкнула ладонями воздух перед грудью: тихо, дескать, ничему не удивляйся.
- А, Светочка? – зашла Ольга. - Здравствуй.
- Здравствуй, Оля.
- Пьём чай и едем, сказала Ирина. – Все разговоры – на лоне.

- Чай… - сказала Ольга, увидев чистый стол. – Это, конечно, не французский  коньяк, но… Ты, Светик, пила когда-нибудь французский коньяк?

- Нет… - растерянно сказала Света, взглянув на Ирину и только теперь поняв её жест.

- И не жалей, - сказала Ольга. – Такая гадость… Лучше чай. – Посмотрела на подруг и вздохнула. – Я Мишу обидела, дура… Всё! Мы едем к березке?  Спасибо, девочки, вы такие молодцы!
***
Время уже было позднее, и вечер прошел в хлопотах по установке палаток, приготовлению ужина. Ольга была то возбужденной, то вдруг становилась вялой, апатичной и тогда её глаза или рассеянно блуждали, или  неотрывно смотрели в одну точку.

Эдик шутил, рассказывал анекдоты, все смеялись. Но если кто-нибудь в этот момент замечал безучастную Ольгу, то смеяться переставал, вопросительно поглядывая  на  других. Воцарялась неловкость, но все понимали, что Ольга после таких ударов  судьбы не может быть прежней Ольгой, для этого нужно время.

Но вот она как бы растормаживалась и первая смеялась самой незначительной шутке и даже находила смешное  там, где не находил никто. Например, когда Эдик  сказал, что маловато  дров и надо, пока видно, сходить  в лес, она расхохоталась и сказала:

- Брось, Эдик! Я знаю, зачем ходят в лес…  Ха-ха-ха!

Все натянуто улыбнулись, Эдик, понятное дело, за словом в карман не полез, потащил её за руку  идти за дровами вместе, на что она хитровато ответила:

- Нет, Эдик, я уже была, а ты иди. Тебе обязательно надо,  ха-ха-ха! - Посмотрела на Свету и добавила. – И поищи, может, там есть коньяк. Желательно французский. Света говорит, что никогда не пила  французский коньяк.

- Пойдем вместе, я не знаю, как он выглядит, -  пытался Эдик выпутаться сам и выпутать других из непонятной ситуации.

Но у Ольги уже пропала веселость, она вроде и забыла,  о чем разговор.

После ужина взялись ловить, как в прошлый раз, рыбу.

- Что скажешь об Ольге? – спросил Валентин Ирину, когда они  оказались одни.

- Не знаю. С нею что-то творится. Я это заметила ещё в квартире, когда заехали за нею. Но я тогда подумала, что в ней просто бродит вино. Какой-то французский  коньяк… Она вспоминает его уже в который  раз.

- Да… Ну ты иди к ней, посматривай.

 Ольга стояла с удочкой на берегу и смотрела на поплавок.

- Ну как?  - спросила Ирина, забрасывая леску.
- Тут, видно,  мертвая зона, - сказала Ольга и стала то подтягивать поплавок вверх, то отпускать вниз по течению.

- Ты посмотри, может, крючок уже пустой?
- Не в этом дело. Линия жизни очень тонкая, а вверх и вниз от этой линии река мертвая. Так говорил Миша.

В этот момент Эдик с радостным возгласом вытащил рыбешку,  и Ольга сказала:

- Видишь, мы с тобой не там стали. Но линия плывет сюда, и скоро поймаешь ты, а потом и я. – Она перестала водить поплавком  по воде.

Ирина вздохнула. Она собиралась  убедить Ольгу выйти на работу, но теперь ей было даже жутковато: «линия» какая-то…

- Когда тебе, Оля, на работу?  - спросила она как можно естественнее.

- На работу? – Ольга задумалась. – Скажут… - Она подняла удилище и стала наматывать на него леску. – Линия движется очень медленно, - объяснила она. – Я устала, пойду лягу. – Оставила на берегу  удочку и   направилась к палатке.

Ирина пошла за нею. К ночлегу всё было готово, но она подождала, пока Ольга улеглась и пожелала ей  спокойной ночи. Когда возвратилась на берег, её  вопросительно окружили.

- Говорила о какой-то линии,  потом сказала, что устала и хочет спать.

Солнце зашло, но, как и в прошлый раз, светила луна.

- Прохладно, - поёжилась Ирина. -  Пойдемте  посидим у костра.

- Там веселей, - кивнула Света в том направлении, откуда доносились песни.

Метрах в ста от них расположилась знакомая компания, приглашавшая к себе и их, но они из-за Ольги не пошли. И вот, как оказалось, правильно сделали.

Сидели долго, слушали байки Эдика, говорили о том, что лучшего места  для отдыха  нет, наверное, во всем мире, попробовали даже тихонько спеть, но без Ольги  песня звучала не так. В конце концов  решили, что пора спать.

- Я боюсь заходить в палатку, - сказала Света.
- Да ну, перестань, - ответила Ирина. – Я лягу рядом, а ты от стенки.

И все разошлись.

Ирина и Света осторожно забрались под одеяла, ощущая неприятную пустоту от того, что нельзя поговорить. Ольга спала на боку, её дыхание было  ровным и спокойным, и Ирина стала думать о том,  что ничего, в общем,  не произошло, просто Ольга много пережила, переутомилась, а утром встанет, и всё будет хорошо. С этими  мыслями она и стала забываться, когда вдруг очнулась от резких движений Ольги и её  бормотания: «Уйди,  гадина!  уйди!  уйди!» Ольга сидела и кого-то от себя отталкивала.

- Оля…

Ольга вздрогнула:

- Кто здесь? Выпустите меня!

Ирина откинула полог палатки, и Ольга  рванулась наружу. Ирина затормошила Свету. «Я слышу», - прошептала та  дрожащим голосом.

Ольга стояла в  трех метрах от  палатки и прогоняла какую-то «гадину». Ирина несмело приблизилась.

- Черная женщина! - кричала Ольга, дрожа всем телом и показывая пальцем.

- Оля, это же дерево. – Ирина подошла  к невысокой, в рост человека, березке и тронула её листья. – Это дерево, нет никакой женщины, видишь?

- А ты кто такая?
- Я Ира, твоя подруга, посмотри на меня. – Она оставила березку, подошла к  Ольге и оторопела перед её  диким взглядом.

- Подруга? Ты её помощница! - И Ольга ударила Ирину по щеке.
На шум прибежали мужчины.

- Черная женщина! – показывала  Ольга на деревце.  – Она отняла у меня всё! Убей её, Валентин, убей её!

- Хорошо, Оля. – Он подошел к березке, собрал несколько её веток в руку. – Эдик, подержи эту женщину, чтоб не убежала, а я пойду возьму топор.

Эдик  взялся  за  ветки, а Валентин поспешил к машине, чтобы взять туристский топорик. «Валентин, - сказала ему шепотом Ирина,  – она  меня ударила, её надо в больницу».

Березка была совсем тонкая и упала от одного удара. Для верности Валентин обрубил ветки и  отломил верхушку.  Ольга смотрела и радовалась, как ребенок.

А ещё через несколько минут Валентин вел машину, Ольга, Эдик и Света сидели сзади, и Ольга говорила,  что Миша очень обрадуется, когда узнает, что черной женщины больше нет. Миша лежит в больнице, говорила она, но теперь он скоро выздоровеет, и они вместе поедут к Аннушке, попросят у неё прощения, и Аннушка их простит, потому что она очень добрая…

Валентин никогда не видел такой яркой луны: можно было вести машину, не включая фар.


Рецензии
Прочитала всё, но так глубоко и подробно, как предыдущий рецензент отозваться не могу. Наверное, я более эмоционально всё принимаю, но к последним главам появилось чувство сопротивления, нежелание того, чтобы линия истончилась настолько. А концовка совсем беспросветная, хоть и луна светит… Все размышления героев выстраивались с надеждой на какое-то озарение, на выход, и вдруг жизнь осыпалась, как штукатурка со стены, а под ней даже оплётки нет. На чём же всё держалось? Не знаю, нужно ли Вам это знать, но плакала я только над Аннушкой, а её родители невольно выбрали лучшие для себя выходы. Берёзка пала в знак того, что невозможно вернуть потерянное. Друзья научатся жить, будто ничего и не случилось. А Земля всё так же будет кровоточить и ждать, что дети вырастут? Или она всё-таки знает, что смертна не менее, чем эти драгоценные "букашки"? Тяжёлое ощущение после прочтения. Больше вопросов, чем ответов.
Кое-где встречались не совсем верно выстроенные фразы, но их можно списать на разговорный язык персонажей. Разве что в предыдущей главе героиня говорит:"Иметь два сына – завидую!", а хочется всё же двоих сыновей, они же одушевлённые. И там же "лес ни лес" - правильно "не" вместо "ни". А в этой главе есть отпечатка, когда Денис говорит, что ему "плавать" на мнение матери.

Мария Евтягина   25.04.2018 12:22     Заявить о нарушении
Спасибо, Мария. Не ожидал, что Вы проделаете такой марафон в столь короткое время.

Низкий Вам поклон и наилучшие пожелания!

Виктор Прутский   25.04.2018 13:04   Заявить о нарушении
Спасибо моей ангине, которая не даёт мне вставать с постели, но и спать тоже не позволяет)))

Мария Евтягина   25.04.2018 13:10   Заявить о нарушении
Здоровья Вам, Мария. А в помощь медикаментам не забывайте и про "Отче наш", это помогает.

Виктор Прутский   25.04.2018 13:19   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.