Без влияния ящерицы
Во вселенной Мелькерон, в созвездии под именем Бурма, набухает переворот. Террористическая организация с радикальными идеями угрожает континенту Каэль, осколку когда-то существовавшей планеты Юлэй. Власти Каэля собирают добровольцев, готовых подавить террористов.
Что бывает, когда ты остался наедине с армадой врага? Поражение и гибель? Но, неужели свету надежды нет места в самый темный и густой час? Эта история о боевом крещении и случайной дружбе - фермера и танцора.
Они называют себя мерконеры.
На них надеты длинные черные куртки, называемые куртками-мантиями. Придуманные неизвестно когда, неизвестно где, и тем, кого никто никогда не знал. А на спинах мантий, закручена в круг малиновая, сверкающая блестками, ящерица.
И это не просто украшение, это - вездесущий Меркон. Создатель вселенной, ее суровый отец, который, будто космический зверь в слепой древности поглощал миры, чтобы вскормить, и преподнести на ладонях галактике своего собственного ребенка. Вселенную, имя которой Мелькерон.
Мерконеры считают себя очистителями. Рукой Меркона, которая должна вырвать всех несогласных из континента Каэль, и смять их в кулак полного повиновения. А затем, когда дело будет сделано, и все виновные будут сжаты, закинуть жадную руку и до остальных континентов.
Мерконеры делят народ невидимой нацистской линейкой на согласных с их идеями и религией, и на черное отребье, которое необходимо вжать в землю с острием наточенного клинка.
Радиопрограмма «Каэльская птица: в курсе событий». Ведущая Альрен Кааринофракан. В гостях, действующий лидер группировки «мерконеры», Горн Лантрикан.
— Какие вы преследуете мотивы? — спрашивает ведущая, внимательно следя за каждой черточкой на лице необычного гостя.
— Мы хотим создать мир с единой религией. Созвездие Бурма – единственное место во вселенной, где нет полного поклонения Меркону. — Отвечает Горн.
Он показательно помотал головой, будто что-то взвешивая:
— Ну, и… мы хотим это исправить.
В глазах ведущей, как в загоравшемся костре, появлялись искорки несогласия.
— Но… вы ведь должны согласиться, что у каэльской нации есть право на самоопределение. Получается, что вы просто лишаете, пытаетесь оторвать серафимов от свободы выбора.
Серафимы, о которых сейчас говорит ведущая, это население всего созвездия. Каждого его жителя или жительницу можно причислить к серафиму. Или серафимке.
Лантрикан хмыкнул. Сейчас его глаза явно накачены издевательством. Он провел рукой по прилизанным волосам.
— После наших действий… — с придыханием начал он, — в мире не останется ни одного серафима с таким болезнетворным изъяном, как «самоопределение».
Он бросился в нее самоуверенной, белой, но жгуче ледяной улыбкой.
Этот выпуск «Каэльской птицы» сейчас прослушивает серафим Рофко, охранник на складе по производству успокоительных средств «Сестры Минитрин». Рядом с ним, за плетеным столиком сидит носитель Речи Каэля: такие ходят по домам и общественным заведениям, раздавая буклеты с туристическими предложениями по религиозным местам континента. Обычно их равняют с надоедливыми мухами, и стараются обойти до того, как они тебя увидят, но для Рофко он, кажется, был исключением: он чуть ли не насильно заставил носителя остаться на чай. Наверное потому, что работа охранника ведет за собой крепкий минус одиночества, а все сканворды им давно решены, и сборник с юмором заучен до конца жизни.
— «После фильтрации…» — Цитирует он, крепко толкнув носителя для внимания. — Моя двоюродная сестра живет в Дельне. Она сказала, ее мужа выловили эти фанатики и засунули руку в ледоизмельчитель.
Глаза носителя округлились, и он едва сдержал в себе порыв не подавиться булочкой.
Рофко продолжал:
— Просто потому, что он поздоровался со служителем каэльской церкви.
«Радио Каэльская птица. — Афишировало радио. — Ее не нужно кормить; она кормит вас свежими новостями».
На старых башенных часах аэропорта города Акн было пробито девять. Этим утром, аэропорт превратился в потревоженный палкой муравейник: серафимы в изумрудной униформе работали у высоких ангаров, нагружая воздушные корабли, выдвинутые из них. Корабли стояли на длинных и тонких, покрашенных в лимонный цвет полосах, а палки, примкнутые к отверстиям снизу с каждого борта, были блокираторы, которые не позволяли кораблям упасть.
В больших ящиках, которые поднимались кранами, явно лежала провизия, а квадратные коробки в руках у некоторых рабочих, скорее всего батареи для аккумулятора кораблей, которые заносили на борт вручную, быстрыми заходами.
Члены экипажей сидели в кафе и были завернуты в уют. Но их лица были каменными, а в глазах, будто темные озера, в которых их как костлявой рукой затягивало раздумье. Над каждым из серафимов за столиками, висели черные тучи, из которых периодично сверкали молнии, ударяя в головы разрядом плохих предчувствий.
Все, кто здесь был – это добровольцы на подавление мерконеров. Возможно, сегодня они будут в последний раз махать своим матерям, женам, сестрам и детям. Ведь мир, как сложная модель механизма, все больше находился сейчас в руках буйного ребенка, которым являются набирающие соки мерконеры.
— Лун...
Серафим в охровом пальто стоял с сумкой перед входной дверью своего дома. Из кепки-треуголки вытекали к плечам длинные пшеничные волосы. Его лицо не было видно, оно было повернуто к выходу. Крепкой руки серафима, сжавшей дверную ручку, хватилась тонкая и белая. Рука его жены, Аснин.
— Все равно я тебя не отпущу, — твердо заявляла она. В воздухе чувствовалось, как снова поднимается осадок страха и отчаянья. Столько раз на неделе она пыталась отговорить его, но в уголке сердца понимала, что за нее все давно решено.
— Ты должна, — понимая ее волнение, спокойно отвечал Лун. — Дельну нужны силы.
— Если что-то произойдет, — тихо говорила она. — Что мы будем делать без тебя?..
Ее глаза засверкали: они были чистого, ярко аквамаринового цвета. Лун, глядя в ее глаза, всегда вспоминал байку о чистоте каэльских глаз. «Чем чище и ярче глаза каэльца – тем он добрее». Лун никогда не говорил жене, что он сначала полюбил ее только из-за этих, «добрых» глаз.
— …Что буду делать без тебя Я?
Карий глаз выглянул из дверного проема детской спальни. Он принадлежал обеспокоенному Еккину, - их сыну, которому совсем недавно исполнилось двенадцать.
Еккин не хочет, чтобы его отец летел на подавление мерконеров. Он боится за него, ведь он его очень любит. Еккин просто хочет, чтобы все было как раньше, как хотя бы полгода назад. Но радио, будто укушенное каким-то зверем, теперь всегда не унимается, и все кричит о новых жертвах в примарате Дельн.
Лун положил руки жене на плечи. Она, не выдавая ни звука, ни эмоций, вдавилась в его грудь.
— Все идет крахом… — говорила она. — Каэль, он будто сломан…
Она подняла голову. Ее глаза были круглыми, будто она узнала какую-то космическую тайну.
— Вдруг это просто прелюдия какого-то… нового мирового порядка, а мы возимся как муравьи перед тенью нависшего над нами сапога…
— Аснин, — внезапно, с веселой примесью в голосе, обратился Лун. — Тебе бы с такой фантазией книги писать.
В глазах Аснин проблеснул веселый огонек. Она даже натянула призрачную струнку улыбки, но та быстро порвалась и утонула в озере напряжения и страха.
— Пообещай, что вернешься. — Снова вжалась в его грудь Аснин. — Дай обещание.
Он убрал волосы с ее гладкого, любимого лба, и поцеловал в него.
— По-другому и быть не может.
В комнату неуверенно, со сбитым шагом зашел Еккин. В руках мальчик держал, мял для себя какую-то важную вещь. Его глаза горели, будто он хочет что-то донести.
— Пап?
Лун выглянул из-за плеча Аснин.
— Ты вырезал новую игрушку? — С веселым наскоком спросил отец. — Я видел, ты пытался сделать слона.
Еккин отрицательно помотал головой.
— Нет. Это не игрушка.
Он вытянул руку. Разжав кулак, на ладони встала на обозрение угловатая, грубая фигурка, у которой не было локтя на правой руке. Еккин сообщил:
— Я сделал тебя.
Пусть фигурка выглядела не из лучшей десятки, для Луна, это было лучшее творение в мире.
— А что случилось с локтем? — заинтересовался Лун, взяв фигурку с его ладони и рассматривая на свету.
— Я дал посмотреть Кламальну.
Кламальн это их пес. Пес, который будто живет на вечных батареях. Молодой, игривый, кружащийся возле ног, не сидящий на месте, и зачем-то ворующий у соседской кошки котят, чтобы накормить их из своей миски.
— …Кламальн понюхал тебя и утащил в зубах.
Лун улыбнулся сыну. И, кажется, эту улыбку заряжало само солнце.
— Спасибо тебе, Еккин.
Он положил фигурку в карман, и посмотрел на жену:
— Мне нужно идти, Аснин.
И Аснин отпустила его. Отпускать его, переплетенного с ней по жизни прочным, тугим плетением, отвязывать родную нить было так же тяжело, как будто жгущей рукой почти что вырывают сердце, срывая покровы вен и сосудов.
Аснин закусила губу.
— Возвращайся. — Тихо прошептала она суховатым голосом.
Лун повернулся к выходу. Дернув за дверную ручку, он открыл дверь, и белый свет ясного дня осветил его лицо. Помимо длинных пшеничных волос, у него были и голубого цвета глаза, с какими-то сероватыми примесями. Его глаза, пусть и выделялись на фоне лица, но были не такие яркие, как у жены.
— Пап, подожди. — Остановил его голос Еккина за спиной.
Лун развернулся, чтобы его послушать.
— Я хотел рассказать, что один мальчик из школы. Его отца взяли мерконеры, потому что он поздоровался со служителем каэльской церкви, и…
Еккин нахмурился и потемнел. Было видно, как он отмахивался от мыслей, которые были ему неприятны. Он хотел продолжить, но кажется, решил оставить все недосказанным.
— Просто постарайся задать им жару. — Произнес он в путь.
Лун, под тревожные взгляды близких выходил из дома. Кламальн, сидевший в конуре, скучающе сложивший лапы крестом и бросивший на них свою морду, вынырнул из конуры, и, виляя хвостом, поспешил смерить шаг со своим хозяином.
— Решил проводить меня, задира? — Натянув слабую улыбку, Лун присел и почесал пса за холкой. Кламальн смотрел на него черными блестящими глазками и пыхтел открытым ртом.
Лун открыл калитку и пропустил пса вперед. Тот кружился под ним, и чуть ли не сбивал Луна с ног. Они шли поперек по гладкой, серой широкой дороге, на которой было тихо и не видно ни одного серафима. Только соседская девочка устраивала розовое чаепитие с куклами в своем дворе. Котенок из окна, пышный комок шерсти, с глубинным интересом, с большими округлыми глазами наблюдал за ней.
Переходя с Кламальном широкую дорогу, Лун заметил выходящую из-за угла кальеру. Кальера - это небольшая, похожая на каплю, повозка, закрытая толстым стеклом. На ее колесах каплевидной формы, уверенно держалась резина. Эту маршрутную кальеру несла лошадь, у которой была белая грива и светло-бирюзовые глаза.
Лун поднажал в скорости. Он, быстро перешагнув через бордюр, оказался на противоположной стороне дороги.
— Мне пора идти, дружок. — Сказал он псу, когда кальера начала останавливаться перед ними. Кламальн, казалось, даже состроил хмурую гримасу.
— Будь хорошим псом, и защищай Еккина и Аснин. — Нашептал он ему указание, присев и почесав собаку за ухом. — Защищай их.
Кламальн утвердительно гавкнул два раза. Будто сорвавшийся с цепи бешеный пес, он побежал в сторону соседского двора.
Лун вернулся к кальере. Сверху вниз на него смотрел кучер в кепке-треуголке с рыжими до плеч волосами и каре-зелеными глазами.
— Куда едем? — проговорил он слегка усталым голосом.
— К Садам Гелепарин. — Просто ответил Лун.
Кучер мотнул головой, приглашая его сесть. Крыша кальеры с тихим шипением открылась, и Лун поскорее забрался внутрь.
— Следующий.
Серафим с усами-щеткой и крупной залысиной держал в руке длинный блокнот. Ручка в его толстой, будто набитой ватой, руке, застыла в ожидании. Незаметно его сдабривал боязливыми метаниями взгляда молодой парень, сидевший в одиночестве на скамейке под навесом магазина выпечки.
Кажется, он собирал там по уголкам сердца силы для какого-то смелого поступка. На большом широком окне этого магазина, наполовину стерто держал на подносе свежеиспеченные крендели кролик в поварском колпаке. «Запечье т. Героделофракана» - так было написано дугой над ушами этого кролика.
На улице появилась маршрутная кальера. Внутри нее сидел Лун, ежась от не очень удобного дивана. Диван был темно-бордового цвета; он был сделан грубым и очень жестким и выглядел потрепанно. Стекла кальеры были чистыми, но непрозрачными, поэтому Лун не выделялся снаружи.
Если поднять свои глаза вверх, то можно было увидеть над собой голубое, насыщенное цветом, небо.
Для Луна, будто пригласительной открыткой из окна показался вид дугообразных ангаров и висящих в небе патрульных кораблей. Он взглянул на красное, потертое здание перед кальерой: башенные часы аэропорта показывали половину одиннадцатого. Лун никогда не летал, и всегда скрыто боялся, не доверял этим «летающим банкам, надутых фримом».
Кальера остановилась напротив серафима-агитатора. Лун, выходивший и расплачивающийся с кучером у кальеры, не остался без внимания от серафима на скамейке перед выпечкой. При виде серафима в охровом пальто и с пшеничными волосами, внутри молодого парня у выпечки будто включился запыленный станок действий. «Пора что-то решать», - выдал станок первую заготовку и продолжил работу. Серафим привстал.
Справа, до уха донесся звон приветливых магазинных колокольчиков и неприкрыто возмущенный голос.
— Ты снова здесь? — Из дверей магазина вынырнул, будто сорвавшийся с цепи бульдог: это было лицо возмущенного хозяина. — Зачем ты снова сидишь здесь? Loto o’hio glomro! (покупай или проваливай).
— Извините, — только попросил он.
Серафим, не слушая, что ему скажут, поднял свои вещи, лежавшие на скамейке, и будто оглушенный пошел к агитатору.
Лун поправил лямку у сумки на своем плече, и резво пошел к стоявшему у входа в аэропорт серафиму. Тот не оставил его без своего внимания. Оценивающе, его глаза прошлись от сапог Луна до кепки-треуголки.
— Имя? — спросил он, выставив свой неприятный, «крякающий» голос.
— Луниан Теакарден.
Наполненный интересом, агитатор осмотрел и развитую мускулатуру поступающего. Лун встретил его взгляд настороженно, и даже слабо потянул бровь. На языке серафима пророс вопрос:
— Где ты служил?
— Я фермер. — Отрезая все гадания, отвечал Лун. — Отдал жизнь семейному делу.
— Значит, — проговаривал серафим в блокнот. — С плугом обращаться умеешь.
Он резко поднял на него взгляд.
— А как насчет клеймора?
Серафим из магазина выпечки встал у Луна за спиной.
— В бою придется быстро учиться, — уклонился он, слабо вынув из себя мутную ухмылку.
Агитатор, без новых вопросов склонился к листу и жирным, некрасивым почерком внес его имя. Он опустил одну бровь, потом другую, будто подбирая в голове какие-то слова. Но затем, только кивнул, и выставил руку в указатель, приглашая Луна пройти через служебный вход аэропорта.
Лун поднялся по широким, стальным, в сетку, ступеням и прошел через белую арку, которая была обвита крупными трещинами снизу.
— Желаю хорошо расположиться, Луниан Теакарден, — предложил агитатор ему в спину. В голосе играли ноты приятной расположенности.
Лун взглянул на него, и исчез в кирпичных коридорах. Серафим вернулся к листу. Он хрипло кашлянул в ладонь и произнес:
— Следующий.
Теперь, к нему медленно и неуверенно подходил парень из магазина.
На нем была серая куртка-мантия, доходившая до колен. У него были изумрудного цвета глаза с голубоватыми вкраплениями и каштановые волосы. Его густая челка облизывала брови.
— Тоже на подавление? — Спросил агитатор, ныряя в свой блокнот. — Как твое имя, парень?
Агитатор сузил глаза:
— Эй. Я ведь тебя уже видел. Ты уже второй день здесь бродишь.
— Я хотел бы записаться в Подавление, — неуверенно начал серафим; он сильно волновался.
— Не волнуйся. — Увидел он открытое волнение на его лице. — Ты все делаешь верно. Дельну сейчас нужна любая посильная помощь.
Он взглянул в его изумрудные глаза.
— И оставь трусость здесь, не земле. На корабле ей не место, и она будет его только отяжелять.
Агитатор видел, как гаснет, темнеет парень. И над его головой собираются темные тучки.
— Так как твое имя? — спросил он, отложив блокнот, и почесав свободной рукой усы.
— Меня зовут Стреагон. Стреагон Гимн.
Агитатор опустил кончик ручки в листок, неразборчиво вписав имя серафима.
— И поздравляю. — Сказал он, обратив блокнот в его сторону. — Ты им стал.
На листке, в конце мутного, неразборчивого списка было вписано его имя: Стреагон Гимн. А сверху, на поджатом уголке была надпись: скаутер «Сенн».
Многочисленные руки приложились к картам на кухонном столе корабля. Они, в промежутках стягивали к образовавшемуся посередине стола холмику, фиолетовые бумажки – криллы, основную валюту в Каэле. Глаза каждого из игроков пилили соперника, пытаясь распилить у некоторых стволы наигранной невозмутимости.
— Вскрываемся? — сказал один из них писклявым голосом. У него были вызывающие смех кудрявые ломкие волосы и большие глаза, под которыми висели темные, толстые мешки.
Стреагон стоял рядом, бросив спину на дверной проем и слабо следил за игрой. Он о чем-то думал, и только оставил свой безразличный взгляд на столе.
— Проклятье! — запылал один из игроков, срываясь с места. — Раздери Меркон! Всего очка не хватило!
— Не волнуйся, — предложил смуглый рыжий парень с голубыми глазами. — Это игра. Но деньги твои полежат у меня. — И после жадной ухмылки, его руки, будто живые грабли загребли добычу, и он принялся разворачивать мятые криллы.
Из радиоприемника звучал затертый, надутый хит Сиднианы «И целой вселенной мало для нас двоих». Ее песни настолько популярны, что у певицы выработался рефлекс: сразу подниматься с места при переходе к премии «любовная песня» на ежегодном фестивале.
— Эй, не хочешь сыграть?
К Стреагону внезапно обратился серафим, считавший криллы. Его голос, будто возвратил его из какой-то другой реальности. Стреагон растерялся.
— И вообще, ты чего такой тихий?
— Нам придется вступать в битву с мерконерами, — толстым басом пояснял игрок слева, плотной комплекции и мясными щеками. — Потому секретов друг от друга быть не должно. Полное доверие. — Добавил он, расстилая свои здоровые ручищи в стороны.
— Да, — согласился рыжий серафим. — Это Грейрн, — он указал на басовитого толстяка. Грейрн подкинул руку в приветствии, и бросил ее обратно на стол. — Цель его жизни: накопить денег на скаутер, и возить туристов на сырные фестивали.
Двое игроков неприкрыто прыснули, а Грейрн посмотрел на них взглядом разразившейся молнии.
— Меня зовут Шагуарн, — представился рыжий парень. — Вписался в Подавление, потому что всегда ищу, где можно подзаработать. Подавление платит хорошие деньги своим членам, ты знаешь? Надеюсь, что нас не будут сразу бросать в пылающую битву.
Грейрн почему-то нахмурился.
— Это Дрейн и Хварагир. — Представил он остальных, бросая в их стороны ладонь.
Оба подняли руки и продолжили игру.
Стреагон потянул голову, чтобы разглядеть последних. Дрейн не в лучшем виде встретился с ним взглядом. У Дрейна были черные, без белков, глаза! И бледно-сероватая кожа. Стреагон мгновенно понял, кто перед ним был: это дреморин, житель Дельна. Именно из-за них, часто разгораются национальные конфликты, в том числе и мерконерский.
Все потому, что дреморины не всегда были частью континента. Они пришли в созвездие как захватчики по приказу Меркона, почти две с половиной тысячи лет назад. Но, потерпев поражение, часть захватчиков была пленена, или осталась здесь по своему желанию. Теперь те, кто считают дреморинов высшей расой, часто проливают кровь во славу Меркона. Хотя большинство дреморинов уже давно перетянулось в каэльскую церковь.
— Дрейн дреморин, да, — подтвердил Шагуарн догадку, которая крутилась в его голове.
— Но… мы же с ними воюем, — нелепо бросил Стреагон.
— Я никогда не был на родине. Не был в Дельне, — Дрейн с песчинкой уловимой дрожи в руках отложил карты. — Я вырос и жил в Акне. Сначала работал разносчиком газет. Потом устроился в ресторан быстрого питания. В свободное время обучался боевым искусствам.
Его черные глаза, будто чашка, в которую наливали уже остывшую ярость.
— И я никакого отношения не имею к этим безбашенным фанатикам, устроивших казнь моего народа.
«Казнь» запечаталась, отложилась эхом в голове Стреагона. Он представил себе стальные орудия пыток, виселицы, скребущие небо, и приставленных к стенам жителей, на которых были направлены черные мерконерские арбалеты. У всех жителей почему-то были смытые лица.
— Ты, кстати, не назвал свое имя. — Вернул его Шагуарн, сощурив глаза и внимательно его разглядывая.
— Меня зовут Стреагон. — Представился он.
— Не хочешь поделиться своей историей, Стреагон? Почему ты решил вступить в Подавление?
Ему было неприятно говорить перед незнакомыми людьми, тем более, когда они наставили на тебя свои проникающие взгляды. Он все время не мог побороть это в себе. Проникновенные для него вопросы, были будто дикобраз, который колол его изнутри своими иголками. Стреагон сел на свободный стул, и, вдохнув в себя побольше воздуха, хмуро посмотрел на свои пальцы, которые он скрестил между собой.
— Ну, — неуверенно бросил Стреагон. — Мой отец всегда хотел видеть сына, который в любой момент мог бы защитить себя и свою семью. Мама… была с ним не очень согласна.
— Она не видела, чтобы мне когда бы то пришлось защищаться, — он переглянулся с экипажем корабля. — Мама была в семье главнее, - отец всегда где-то пропадал, и вместо боевых искусств, я ходил на танцы, и с малого детства пел в музыкальном кружке.
— Когда я только поступил в академию танцевального искусства, отец подписался в добровольцы на подавление мерконеров. Перед своим уходом… — Стреагон резко опустил брови. — Он сказал, что если с ним что-то произойдет, я завершил бы его дело.
Перед ним неприятно всплыла картинка, как он выходит из танцевального зала, после длительной, накачавшей мышцы усталостью, тренировки. Выходя из здания академии, его перед выходом нагоняет отец.
Они едут домой на кальере. И именно в ней состоится этот разговор. Наверное, Стреагон навсегда запомнит взгляд отца, в котором была наполнена уверенность и отсутствие сомнений в том, что его сын в этом справится. Даже он сам никогда не был в себе так уверен. Отмахнувшись от картин, Стреагон вздохнул:
— И он погиб.
— И теперь ты здесь… — рассудил дреморин Дрейн, гладя чистый подбородок, отложив карты после проигранной партии.
— Тебе нечего бояться, — внезапно пролил свой голос Шагуарн. — Мы прикроем тебе спину.
Кудрявый Хварагир отвлекся от карт и оглянул собравшихся своими большими серыми глазами:
— А что насчет еще одного – Луна, кажется?
Аснин. Вот она, стоит рядом с ним на фотографии. Лун отметил любимую пальцем. А вот на ее руках еще совсем маленький Еккин. Все они такие счастливые, будто солнце светит только для них. Лун опустил глаза и глянул на башмаки, запечатленного на фотографии Луна. Шнурок на левом башмаке был развязан. Из коробки воспоминаний мгновенно вынырнула картинка, когда он возвращается снять фотоаппарат со штатива, наступает на этот шнурок и феерично падает. Тогда Еккин взорвался звонким смехом, а жена со вздохом и доброй усмешкой вертела головой в стороны от несчастного мужа.
Комната, где обосновался Лун, не представляла собой поприще для удобств. Из предметов здесь была только высокая округлая белая тумба с лампой, как свое навершие, обычная постель, и иллюминатор с бесплатными небесными красотами.
Дверь в его комнату была потревожена, и из открывшегося дверного проема появилась голова. Голова Дрейна.
— Капитан собирает всех на кухне. Чтобы познакомиться, и рассказать о предстоящих задачах.
— Я сейчас буду, — сообщил он отстраненно, еще не отмахнувшийся от памятных картинок в голове.
Дрейн удовлетворенно кивнул, и его голова исчезла из проема. Лун положил фотографию с семьей в рамку и поставил на тумбу. Встав с постели и повернувшись, он начал выходить из комнаты. Семья, будто с нагретыми солнцем улыбками, улыбалась ему в спину.
Множество изумрудных линий разрезали на части светло-голубую карту примарата Дельн. Карта была разделена на призрачные, едва видимые, но ровные и крупные квадраты. Над каждой изумрудной линией, тонко и мелко была выведена цифра. Под ней были названия городов и поселений, у которых, через тире читалась надпись: точка отправки и точка назначения. Сейчас, чей-то палец приковался к не короткой линии с цифрой «113».
— Все здесь, капитан. — Сообщил Дрейн, метнув взгляд в сторону, где неспешно появлялся из прохода Лун.
Команда выстраивалась в линию, вставая перед капитаном. Стреагон, взглядом бросаясь из стороны в сторону, не находя себе место, наконец занял его рядом с Дрейном и Луном.
— Итак, — начал капитан, поправив очки на своем носу. Он поднял взгляд на собравшуюся команду, и убрал руки-опоры с кухонного стола. — Думаю, пришло время представиться.
— Я капитан Айарокен, седьмой экрен Подавления. Вы находитесь на скаутере патрульного назначения «Сенн».
Капитан Айарокен был не молодой, но с пышной белой гривой и густыми белыми бакенбардами: отличительной особенностью настоящего каэльца были полностью белые волосы. Поэтому, седина была им не очень страшна. У капитана был уже взятый в морщины лоб и осевшие морщины под носом.
— Наша цель довольно ясная и простая, - наш скаутер проводит патрулирование от деревушки Палагон до середины ущелья Остан. Путь гладкий, на нем не было замечено никаких проблемных ситуаций, особенно, — Он почему-то надул губы. — Боестолкновений.
В глазах толстяка Грейрна сверкнули красные искры негодования.
— Зачем тогда мы вообще сюда записались, если не будем участвовать в сражении? — Намял кулаком он свою ладонь с этим вопросом. И услышал одобрение в оба уха.
— Наш корабль, — начал с каплей раздражения капитан, — не обладает полным боевым потенциалом. Это корабль патрулирования. И в случае вступления в бой, он будет подбит. Для полных боевых действий существуют войска примаратов и корпорация Альтерни, которая в первом числе ответственна и главенствует за создание Подавления.
— Вы же, как и я с вами - члены Подавления. Мы нужны только для патрулирования уже зачищенных маршрутов. Если вы рветесь в бой, нужно было смотреть, куда вы поступаете. Но не думаю, чтобы без военной подготовки вас куда-либо взяли. Молочник Грейрн Раллатгафен. — Добавил он без признаков насмешки.
Грейрн промолчал. Лицо у него стало серым. Слева кто-то негромко кашлянул.
— Хорошо, — продолжал капитан Айарокен. — Займемся одним назначением. Мне нужен старший помощник.
Айарокен прошелся глазами по строю подавленцев. Грейрн стоял в серых тонах, Шагуарн выискивал глазами в иллюминаторе что-то более интересное, а Стреагон просто хмурился.
— Дрейн.
Дреморин выровнялся, приготовившись внимательно его выслушать.
— Ты, как самый опытный управленец, становишься моим старшим помощником.
— Но, — он нервно хмыкнул, — Управлять рестораном быстрого питания, пока твой хозяин отдыхает на пляжу где-нибудь в Соэле или спускается в скаусский вулкан, и роль старпома это не одно и…
— …Не одно и то же? — возможно, закончил за него капитан. — Тогда меня это устраивает.
Настала продолжительная пауза, после конца которой, Айарокен свернул карту и пристукнул образовавшимся свертком по столу. Он нырнул вниз, и достал из-под стола металлический ящик серого цвета. С громким стуком положив его на стол, он открыл крышку. Внутри ящика оказалось шесть наушников с микрофонами.
— Это то, что вы должны иметь при себе постоянно. — Он прищурил один глаз. — Рекомендовано иметь.
— Думаю, объяснять никому не нужно, — он прошелся по ряду, выдавая наушники подавленцам. — Это средство связи, или просто, гарнитура. Связь на корабле открытая, поэтому не нужно повторять эти вечные пароли…
Последние слова он проговорил так, будто они приносили ему личную, резкую неприязнь.
Капитан Айарокен подошел к дреморину Дрейну:
— Пора за работу, старпом Дрейн. — сказал он, выдавая ему наушник. — Всем остальным, — он оглянул толпу. - Пока разойтись.
Члены корабля, выстроившись перед выходом в цепочку, начали с шумом расходиться. Лун встал за спиной Шагуарна, и не в лучшем настроении выходил из кухни. Стреагон неуверенно, сжато плелся позади.«Патрулирование… если бы я только знал, что этим все ограничится…» — размышлял Лун, надставив мысленно палец к виску.
Стреагон шел, не совсем смотря под ноги, и не замечая Луна, он случайно наступил ему на пятки. Лун болезненно шикнул, и круто развернулся:
— Раскрой глаза, парень. Мне еще пригодятся мои пятки.
— Простите, — попросил он прощения.
Лун уже хотел повернуться к выходу и пройти в свою комнату, но, странно для себя, передумал. Что-то зацепило его внутри клещами, и, пройдясь по Стреагону глазами, он остановился на его лице.
— Ты такой молодой, и твоя комплекция… не подразумевает в тебе борца.
— Наверное, я здесь вообще не должен находиться, — признавался Стреагон. — Но, наверняка вы знаете о корпорации Альтерни? Мой отец был с ними близок. Он хотел, чтобы в случае своей гибели я вступил в Подавление и продолжил его дело. — У Стреагона будто развязался язык, и он выложил все, как есть.
— Говорят, в Альтерни все немного… — Лун правой рукой взял воздух в охапку и повертел ею. — … Странноватые. Твой отец, похоже, не исключение.
Он говорил без обиняков.
— Не думаю, что ты чем-то можешь помочь на фронте. Судя по тебе: если бы я был владельцем ресторана, а ты моим работником, максимум, что я бы доверил тебе понести, это салфетки.
Стреагон нахмурился, но ничего не сказал в ответ. Он прекрасно понимал, что ему здесь не место. Развернувшись к выходу, он хотел поскорее вернуться в свою каюту.
— Прости, если это было резко, — сказал Лун в его спину.
— Все в порядке, — повернулся, и в голосе отмахнулся Стреагон. — Зачем обижаться на правду?
Лун натянул мутную улыбку.
— Как тебя зовут?
— Стреагон, — сообщил он, удивившись внезапной улыбке.
— Стреагон, - я советую держаться от экипажа подальше. — Подал неожиданную новость Лун.
Стреагон в момент попался на крючок удивления.
— П-почему?
— Просто чувство, — Туманно отвечал Лун. — Просто чувство…
Солнечная, с голубым небом, погода, стояла в Палагоне. У кафе с широким навешанным тентом сидела пара серафимок: две старушки, неторопливо пьющие чай. Рядом, у каблуков сидел рыжий полосатый кот и лакал молоко из миски.
Всю эту идиллию разорвал гулом невысоко пронесшийся скаутер.
— Это переходит мыслимые границы! — заклокотала одна, уронив сахар мимо своей чашки.
— Проклятие на голову тем, кто отменил эту «бесполезную зону»! — Сказала вторая и погрозила сумочкой.
— Беспилотную, Марриан. — Поспешила поправить ее соседка.
Марриан нахмурилась и, не замечая, бросила сумочку на хвост домашнего любимца.
— Мы не будем останавливаться в городке? Я бы хотел выпить в местной забегаловке малиновый чай, любезно приготовленный какой-нибудь толстушкой Лиагнин, — предложил Дрейн, немного вытянувшийся в лице от решения капитана.
— Потеряем время. Нам ведь платят за пройденный маршрут. И чем быстрее мы его пройдем – тем лучше и тяжелее у нас в карманах. «Время – деньги», - как сказали бы соэльские торговцы.
На земле, вставали глазам на обозрение острые, бурые, неопытно ограненные неизвестным мастером, одинокие горные пики Палагона. И цветущие изумрудные холмы с фиолетовыми, пышными пятнами вереска. Через окно иллюминатора, сам городок был спрятан за накрывшими пространство пухлыми облаками, в которых плавал скаутер «Сенн».
Лун лежал на постели в своей каюте и бродил по полям размышлений. Он слепым взглядом рассматривал теплящуюся в руке фигурку: глаза-океаны были будто приморожены к ней.
В дверь слабо постучали.
— Войдите, — пригласил Лун войти неизвестного гостя, медленно отводя взгляд от фигурки.
Дверь осторожно открылась, и в комнату вошел Стреагон. Лун поднялся и сел на постель. Он оглядел серафима своими голубыми глазами.
— Я просто никого здесь не знаю, и ты… сказал держаться подальше от остальных.
В глазах Стреагона горела заинтересованность.
— Почему?
Лун поднялся с места, чтобы поставить фигурку на тумбу.
— Они мне просто не нравятся. — Без оснований бросился ответом он. — Порой, мне кажется, что у меня есть особый нюх. Или подобие интуиции. Эта способность у меня открылась с детства.
— Нюх? Интуиция?.. — скептически отнесся к его словам Стреагон.
— Однажды в походе, отстав от общей группы, я плелся, тащился длинным хвостом. До сих пор помню, что я чувствовал какое-то раздражение, потому… потому что рюкзак на спине натирал лямками мне плечи. Будто по щелчку переключателя в своей голове, — он надставил палец к виску. — Проходя мимо деревьев, я что-то почувствовал в воздухе, — Лун прошуршал пальцами. — Сняв рюкзак, я сел в траву, и, положив голову на ствол старого дерева, я дал плечам передохнуть.
— Увидев перед своей головой дупло сохлого дерева, я, подхваченный какой-то внутренней волной слепой уверенности, бросил рюкзак на траву, и, встав на него обоими ногами, потянул руку в дупло. Там я нашел бумажный пакетик, в котором лежали деньги. Я просто почувствовал их в воздухе! — поднажал в конце Лун педаль экспрессии.Он хмыкнул:
— И все потратил на мороженое.
Лун заметил, как Стреагон смотрит на фигурку, которая с серой, неизвестной миру эмоцией, стояла на тумбе.
— Это сделал мой сын Еккин. — говорил Лун, перехватывая внимание Стреагона. — Он любит вырезать из дерева. Вообще, обычно он вырезает животных, или маленькие клейморы для своих бронзовых солдатиков, но, в этот раз вырезал фигурку серафима. Сказал, что это папа.
Стреагон потянулся к фигурке:
— Можно посмотреть?
— Да, пожалуйста.
Стреагон увидел перед собой грубо вырезанную, не отточенную фигурку с глуповатым выражением лица. На правой руке у нее не хватало кусочка локтя.
— Первым она понравилась Кламальну. — Сообщил Лун.
Стреагон сразу представил пухлого малыша, который, только и мечтает, как бы запихнуть в рот какую-нибудь блестящую, или просто попавшуюся под всеохватную руку вещицу.
— Еще один сын? — скорее, утверждал Стреагон.
На что Лун неприкрыто прыснул:
— Собака.
Стреагон улыбнулся. Впервые за время путешествия, Лун прогнулся под искренней улыбкой парня и улыбался в ответ.
— Что это за пояс? — внезапно спросил Лун, кинув взгляд на вельветовый пояс Стреагона с винтажным рисунком.
— Это пояс за лучшего танцора на ежегодном фестивале от академии.
Неожиданно для него, Лун фыркнул:
— Т-ты что, танцор?
— Да. — Нахмурился он. — И я не вижу в этом ничего плохого.
— И я не вижу, просто… для танцора ты слишком… скованный, что ли. — Лун пожал плечами. — Мое мнение.
— Я…
Стреагон подумал, что не стоит говорить ему, что выходя на сцену, он пользуется приемами психолога, который, для раскованности предложил ему представлять всех зрителей в клоунских колпаках или с намыленными головами. Странные советы, но ему они всегда безотказно помогают.
— У меня есть свои методы, чтобы расслабиться. — Туманно ответил Стреагон.
После пролетевшей одним мигом паузы, Лун глянул в окно иллюминатора, потом мельком на Стреагона. Увидел в нем легкую растерянность, а потом снова глянул в иллюминатор.
— Знаешь, я кое-что чувствую, — с какой-то посыпкой угрюмости и горечи признался он.
— Что?
— Я чувствую нагревающуюся опасность; это снова моя интуиция. Что бы скоро ни случилось, – будет жарко.
Он по-особенному посмотрел на Стреагона. Лицо Луна было хмурым, но в глазах слабо, размыто горели веселые огоньки.
— С тебя мороженое, Стреагон Гимн. Если я буду неправ.
Листовидной формы иллюминатор утонул в надвинувшихся пушистых облаках.
«Сенн» проходил с рывком через мягкие облака Готтирина: небольшого современного поселения Дельна, жители которого, выходят воскресными вечерами с чашками на вид ладоней, в которых крепко держатся ароматические свечи. И смотрят, упадет ли в этот раз с неба звезда. Есть легенда, что если загадать желание при падающей звезде в Готтирине, желание определенно сбудется.
Капитан Айарокен разгонял корабль, и он, будто нож проходил через пушистые облака, разрывая их на полной скорости. Латунного цвета олень, с полным ртом свежей травы и заполненный до краев изумлением встретил летящий скаутер своими черными глазами.
— Надеюсь, корабль не развалится. — С сомнением вывел наружу летящую в голове мысль Дрейн.
— Он выдержит все, что угодно, — невозмутимо отвечал капитан, похлопывая приборную панель.
Турбина неожиданно завопила, издавая кричащий скрежет. Что-то с силой било по ней, как стальными толстыми прутьями.
— Не думай, что это было взаимосвязано.
«Сенн» прорезал облака, и острый стеклянный нос корабля вырывался из молочной ваты.
— Нужно предупредить штаб, что мы одолели половину маршрута, — сообщил капитан и включил белый плоский передатчик, встроенный в панель управления.
— "Бурминден". Это…
Из передатчика вылетали острые шумы и режущие шорохи.
— Странно. — Глухо заметил капитан.
Он опустил «Сенн» на несколько десятков метров вниз. Может, в высоте причина? Вместо густых облаков снова показались равнины. От громкого гула взметнулись с гнезд на верхушках редких деревьев птицы.
— Знаете, — голосом с ложкой настороженности начал Дрейн. — Я читал в одном толстом руководстве. Там говорилось, что существуют системы мощного радиоглушения…
Лун почувствовал, как начинает покрываться гусиной кожей. Волосы на его руках встали, и для него, это было будто тромбоном, трубящим страшную новость и признак надвигающейся опасности. Он резко сорвался с постели и в глубинной напряженности выглянул в иллюминатор.
Глаза капитана раскрылись, зацепившись на чем-то в небе. Рот медленно, но глубоко открывался, будто его натяжению нет границ.
— Они могут полностью… — продолжал Дрейн, надставив сероватый палец к виску, вспоминая руководство. Глаза мельком оглянули вид за стеклом, и его лицо, будто копия, создалось таким же ошалелым, как у капитана.
— Отрубить систему связи… — На выдохе произнес он и замолчал.
В небе появились будто комки скомканной бумаги, которые, в момент разворачивались, превращаясь в черные корабли. С разных сторон они появлялись один за другим, и окружали патрульный крейсер.
— Храни нас Каэль… — вырвалось от Дрейна.
— Быстро, — вырвался из оцепенения капитан. — К спасательным капсулам!
Стреагон слушал радиопередачу «Сияющие звезды каэльского дня». Сейчас, ведущий объявил рубрику «вершины», где читал главу из своего незаконченного, готовящегося к свету произведения, самый успешный романист, повелитель книжных прилавков и литературных рейтингов, ключник женских сердец, великолепный Сангвин Лореден.
Радиостанция, которую Стреагон нашел в запыленной каюте, была сломана, и приходилось постоянно нажимать кнопку включения, которая автоматически опускалась раз в несколько минут.
«…Ирмиан тщательно убирала пыль с элегантного, приземленного журнального столика из красного дерева. Она страстно желала, чтобы резидент Калмарин, сидевший со свежей утренней газетой и чашкой горячего, обжигающего губы, соэльского марло, взял ее в такие же жгучие, выжигающие в сердце слово «любовь», объятия. Она так хотела быть сжатой в этих крепких, спортивных, мускулистых объятиях, желая, чтобы, продавливаясь под силой колдовства, они оказались любящими…»
Передача резко прервалась.
— Все отходим вниз, к капсулам! — Поступил сигнал на радиостанцию от Айарокена.
Ничего не понимая, Стреагон в растерянности вышел из каюты, не забыв взять с собой гарнитуру, и поспешил отыскать Луна. Он выходил из комнаты с перетянутой на плечо сумкой и увидел перед собой перепуганного Стреагона.
— Что происходит? — на лету спросил Стреагон.
— Попали в капкан мерконеров, — спокойно ответил Лун.
И добавил:
— Интуиция снова меня не подвела.
— Что теперь делать? — едва сдерживал себя в рамках спокойствия Стреагон, спускаясь с ним вместе по лестнице.
— Спасаться на капсулах. — Просто ответил он.
— Это не бой. — Пояснял он. — Мерконерские крейсеры могут провернуть нас на фарш.
С грохотом сапог по стальным ступеням, они ворвались на нижнюю палубу корабля. Нижняя палуба представилась взгляду небольшим пустым помещением, предполагающимся, как склад. Обычно, здесь должны были храниться провизия, батареи, вода и спасательные капсулы.
Сейчас, это помещение была почти пустым: перед входом, в левом углу стояли пара ящиков, из которых, вылезали наружу серые толстые шнуры. Из спасательных капсул, здесь осталась только одна, в которую, с усилиями залезал Шагуарн. Его нога, в очередной раз соскользнула, когда он пытался сделать движение забраться внутрь.
Услышав прибывших подавленцев, он с силой вдавился внутрь капсулы и дернув рычаг, закрылся в ней. Стреагон почти с безумными глазами добежал до него и хлопнул руками по стеклу:
— А как же мы?!
— Прости, — с открытой ехидностью, просто произнес Шагуарн.
У него на лице растянулась довольная ухмылка, будто он всегда оставался ни с чем, а сегодня, у него на руках будто оказался денежный мешок.
— Похоже, мне придется прикрыть тебе спину в следующий раз. — Сообщил он специально для Стреагона.
И, нажав на кнопку, которая была внутри капсулы, капсула началась опускаться, и внезапно, с сочным звуком отстыковалась.
Огромная, протягивающая из глубины души, рука паники, сжала Стреагона за горло.
— Что… что теперь мы будем делать?!
— А места бы хватило на всех. — Размышлял Лун себе под нос, прочертив по полу круг носком башмака. — Я знал, что им нельзя доверять.
Лун быстро крутил в голове карусель мыслей, судорожно пытаясь словить за хвост наименее безумную из них.
— Мы выведем скаутер из боя. — Заявил он.
— Ага, так ты… ты умеешь водить скаутер? — ломано, под нажимом паники спросил Стреагон; но все же больше успокаиваясь.
— Нет.
Он повернулся лицом к Стреагону. Лицо Стреагона было бледным, а зрачки его глаз расширились. Лун на расстоянии слышал, с каким темпом бьется его сердце.
— Но в бою придется быстро учиться.
Они бежали по лестнице вверх, к кабине «Сенн».Лун внутри себя ни ощущал ничего: будто из него вытащили внутренности, и сложили в те две коробки на нижней палубе корабля, обмотав их шнурами для надежности.
— Что нужно делать мне? — Возбужденно спросил Стреагон.
Действительно, что нужно делать ему? «С кораблем, наверное, можно справиться и одному» — рассуждал Лун. — «Но нужно как-то отбиться от мерконерского хвоста».
— Займись рельсострелами, — домыслив, кинул Лун ответом через плечо.
Рельсострелами назывались длинные пушки на орудийной палубе корабля, разгоняющие малинового цвета энергетические сгустки. Эти сгустки, выходящие из ствола орудия, назывались рельсами.
Лун, нацепляя на левое ухо гарнитуру, забирался по лестнице, и, открывая дверь в кабину, растворился под ее стеклом.
— Нужно оторваться от них! — Дошел в виде эха его голос.
— И держись на связи! — сказал он уже через микрофон. В гарнитуре, в руках Стреагона, он отдался сухим голосом.
Стреагона снова схватил за ребра страх.
— Но я совсем не умею стрелять! — Заявил он в открытую дверь.
— А я до сегодня не управлялся ни с чем, что сложнее сохи, — сказал Лун с усмешкой.
Стреагон еще пару мгновений стоял и смотрел на лестницу, стягивая в себе стяжки храбрости по уголкам сердца.
— Проклятье, — прошипел он с безнадежностью. Но, нацепив наушник, развернулся, и поспешил занять сказанную позицию.
Лун быстрым взглядом оглянул кабину корабля. Его глаза сразу приметили корабельный штурвал: он был прямоугольной формы, сероватого цвета, грубый, сделанный резким и острым на вид. Подойдя, и без интереса, почти с отторжением взявшись за него, Лун провел большим пальцем по кнопкам на боковых сторонах штурвала, которые держались в пыли.
Представление картины в глазах увеличилось, и перед ним негостеприимно представилась и панель управления с множеством панелей и кнопок.
Он получил изнутри резкий толчок слабости, но это не вызвало в нем никаких наплывов паники.
«Что же, будем надеяться на интуицию».
— Ралмин, эта банка может двигаться быстрее?
Сказавший это мерконер, стоял, скрестив руки, и наточив взгляд на слабо летящий за стеклом, опустошенный патрульный скаутер.
— Это полный ход, — отвечал Ралмин.
Он повернулся к мерконеру с язвительностью в глазах:
— Но без тебя, он может быть, будет быстрее.
— Мне нравится, — говорил немного невнятным голосом кто-то из экипажа мерконерской армады. — Раньше они старались защищаться, или убегать. Он жевал жвачку.
— Было много мороки. А теперь мы просто ставим эти глушилки, заслоны… и они сматываются с кораблей, как крысы, и благодарно облегчают нам работу…
— Все потому, что они страшатся, как своей рукой нас ведет Меркон. — Удовлетворенно сообщил кто-то.
— Все потому, что они страшатся за свою любимую точку, — сказал ему мерконер возле Ралмина.
— Ха, — усмехнулся тот. — Может и так.
Ралмин повернул корабль и уверенно пошел на сближение.
Но внезапно, у турбины пустого скаутера начал нарастать голубой огонь, и он принялся набирать ход.
— Что это, — произнес Ралмин. — Там что, еще кто-то остался?
— Гоацин, — получил сигнал от командира мерконеров стрелок за рельсострелом. Крейсер со стрелком Гоацином был ближайшим от жертвы.
— Сделай по нему выстрел.
Капитан произнес под нос крутящуюся в голове мысль:
— Кто-то считает себя настолько героем, что хочет от нас уйти.
Гоацин, ничего не сказав, только растянул ухмылку, подобную звериному оскалу и дернул педаль орудия. Малинового цвета рельса сначала с сочным хлопком, а потом с протяжным гулом вышла из орудия и разрезала воздух на пути к «Сенн».
Лун, под весом тяжелых мыслей, приложился руками к панели управления: на ней, все было для него неизвестное и чужое. И такое сложное. Лун аккуратно взялся за штурвал, чтобы ничего на нем не задеть.
— Наверное, я переоценил свои силы, — признавал он, утопая в безнадежности. Но, набирая кораблем скорость, все же найдя педаль ускорения, надавливая на нее внутренней стороной ладони. — Это полное безумие…
Лун почувствовал внутри себя что-то неладное, готовое вырваться наружу. Его начало мутить, а сердце, будто раскрученный волчок принялось усиленно работать. Его глаза, поклоняясь интуиции, в момент скосились влево. К борту «Сенн» приближалась малиновая рельса, выпущенная Гоацином. Яркая вспышка, создавшая в глазах яркий, малиновый фон, – последнее, что увидел Лун.
— Настоящий охотник, а? — Завернутый в уверенность, торжествовал кто-то из стрелков и хлопнул Гоацина по плечу. В ответ, Гоацин завыл, будто волк со скалы.
Штурман крейсера, накренился влево, и с жаждой наживы выходил к «Сенн».
— Смыкаемся. — Сообщал командир мерконеров. — Не рвись вперед, Нирун. — предупредил он, глядя за стекло, как летит мерконерский штурман. — Ты знаешь правила дележа.
— Лун, что произошло? — В испуге спрашивал по микрофону Стреагон.
Почему-то он вспомнил об Аснин. Он даже, будто почувствовал ее ладонь на своем лице. Вот Аснин наклоняется к нему, лежащему на полу, потерявшему жилки вменяемости, и проводит нежной белой рукой по его лицу. Она что-то шептала ему, но мощное эхо, будто в огромном пустом соборе не позволяло ему ничего услышать. Лун лежал на холодном стальном полу, а из его ушей красной ниткой тянулась кровь.
— Пообещай… — Любимый голос достиг его правого уха. Он был такой чистый, и без примесей эха, и звучал где-то в середине головы.
— Аснин…
— Лун!
Гарнитура лежала у его ног, где сейчас тихим, сухим напуганным голосом пытался добраться до него Стреагон.
Эхо снова настигло его. Перед глазами выплыла объемная картинка: Еккин, с взглядом, пронзающим насквозь сильнее любой рельсы, смотрел на него блестящими, аквамариновыми глазами.
— Смотри, что я сделал…
Он протягивает фигурку.
— Я сделал тебя…
Лун берет фигурку в руки. Но она начинает охватываться пламенем, и миниатюрный Лун, упав на колени, сгорает до состояния черного, обгоревшего до костей, скелета. И в глазах появляется картинка дреморинов со смытыми лицами в черных куртках-мантиях. Ящерица на их спинах распуталась, будто что-то подтверждала:
— Они тебя сделали.
— Лун!
— Они оцепляют!
— Решил проводить меня, задира?...
Пес мягко ступал по дороге, насыпанной белым гравием, высунув горячий язык.
— Защищай их. — Нашептал он ему, присев и почесав собаку за ухом.
— Но в бою придется быстро учиться.
Перед глазами появилось окно его дома, из которого, можно было увидеть стоящую перед ним Аснин. Красная полоска заходящего солнца перечеркнула ее лицо. Ее аквамариновые, яркие и чистые глаза зацепились за небо. Лун подошел к окну и посмотрел в ее глаза, которые, были набухшие от слез. Рука Луна приложилась к окну. Он не понимал, что здесь происходит.
— Аснин… — с каменным комком в горле говорил он.
— Лун, они протягивают тросы! ЛУН! — доносился голос Стреагона откуда-то снизу, будто кто-то укрыл его под десятками метров земляного покрывала.
— Ты волнуешься за него? — спрашивает Еккин, тепло взяв мать за руку.
Аснин не отвечала.
— А я не волнуюсь. — Продолжал Еккин.
Аснин медленно поворачивалась с темными тучами над головой.
— Ведь он вернется.
— Аснин… — Лун приложился лбом ко стеклу. Из земли начали вырываться красные языки пламени, пытаясь окутывать его. Лун не на шутку испугался, и попытался отбиться от них ногами. Рука, которой он приложился к стеклу начала загораться от кончиков пальцев.
— Почему ты так считаешь? — спросила она севшим голосом.
Еккин посмотрел на нее чистыми, яркими глазами. И невозмутимо ответил:
— Потому что он обещал.
Пламя плавно переходило на остальную руку. Оно захватывало и ноги, и обвивало его торс.
— Нет…
Он пытается сбросить с себя пламя, но оно только больше захватывало его в плен огненной тюрьмы. Глаза Луна, голубая синева, начинали тухнуть, будто окатанный водой, резко погашенный костер.
Дреморины в черных куртках-мантиях, на лебедках спускались к скаутеру.
— Будьте осторожны, — говорил командир мерконеров, отдавая указания. Его длинные черные волосы бросало влево по щелчку сильного ветра. — Возможно, штурман еще жив.
Дреморины, кивнув, что-то передали по микрофону и поспешили остановить скаутер. Их гостеприимно была готова принять расколотая кабина патрульного корабля.
— Нет…
В размытом мире, потеряв место и время, держась за гудящую голову, Лун встал. Шум окружал его с разных сторон. Как в замедленной съемке, он приложился руками к штурвалу, и глянул в разбитое стекло.
Неужели все закончится так? Его жизнь – никому не известный фермер теряет прочность ниточки судьбы, которую так усердно подрезает враг? Луна продолжало охватывать пламенем неизбежности. Оно загребало жаркими ладонями пространство вокруг. Вся кабина превратилась в красно-желтую тюрьму, а языки пламени, облизывали кисти его рук, примкнутые к штурвалу.
— Потому что он обещал… — охватило его с разных сторон эхо голоса Еккина.
Вдруг, серые глаза, затушенный костер, внезапно, начали искрить голубым цветом. В них замерцали огоньки, похожие на второе дыхание надежды.
Что-то происходило вокруг. Сзади подуло ветром, и послышался, будто в дальней комнате его мозга голос Стреагона.
— Уходите прочь!
Стреагон, с горящими глазами, налитыми яростью, встретил толпу пробирающихся к кабине мерконеров. В его руках, трясясь, держался снятый с орудийной палубы рельсострел. Приложив усилия, Стреагон направил тяжелое оружие на группу дреморинов.
Командир мерконеров, уверенно шедший впереди, выставил руки в преграду, затормозив свою команду. Стреагон быстрым взглядом оглядел собравшийся под командиром строй черноглазых наемников: на лицах мерконеров не было ни песчинки устрашенности.
— Это глупая шутка, которая может перерасти в жуткую ошибку, мальчик. —Говорил командир, уплотняя ладонями воздух, призывая сложить оружие.
Он позволил себе резкость усмехнуться:
— Удивительно, что ты даже знаешь, с какой стороны его держать! — сказал он, бросая взгляд на рельсострел.
— Положи оружие на пол, и тогда мы тебя пощадим. — Сказал басовитый дреморин с толстыми губами и темно-серым цветом лица, в плотном сером пальто рядом с капитаном.
Стреагон переглянулся и отступил на шаг назад.
— Клади! — Приказал командир.
Стреагон пытался разбить и проглотить каменный комок в горле. Он начал тяжело и усиленно дышать.
— Не… не сегодня. — Говорил он, как будто задыхаясь, и поднимая на них оружие. — Сегодня вы… подождете.
Малиновая вспышка осветила борт корабля, и выпущенная из ствола рельса с кричащим звуком, волной отбросила дреморинов.
— Он сумасшедший! — закричал с посыпкой плаксивости в голосе мерконер, который держал за руку лежащего, прожженного насквозь дреморина.
Стреагон с огнем невозмутимости в глазах выпустил следующую рельсу. Она ушла влево, и попала точно между пяток крайнего дреморина в ряду. Его подкинуло в воздух, и он вылетел за борт. Вылетев, он успел подхватиться, и теперь держался за стальной борт корабля. Но его ноги болтались в стороны, не находя под собой опоры.
— Не разбегаться! Не разебегаться! — Приказывал с пламенем в голосе командир, отступая сам на несколько шагов назад. Команда бежала к протянутым тросам и в шоке оглядывалась за спину.
Командир, протянув руку держащемуся за борт мерконеру, почувствовал наставленное к своей голове широкое дуло рельсострела.
Он медленно повернул голову.
— Уходите. — Произнес Стреагон с огнем в глазах. — Прочь.
Его черные глаза моргнули и он прерывисто кивнул. Командир сделал глубокий глоток.
— Мы уходим, — говорил он, затаскивая дреморина обратно на борт. Затащив его на борт, дреморин согнулся пополам и яростно вдыхал в себя воздух, зачем-то щипая себя за руку. Командир мерконеров отходил назад, слепо плавая правой рукой в воздухе, пытаясь выловить висящий трос.
Спасенный дреморин, не теряя времени, взялся за лебедку, и напугано переглянувшись с капитаном, а потом заострив взгляд на наставленный на него рельсострел, оттолкнулся от борта и резко двинулся вперед. Командир пару мгновений смотрел в глаза Стреагона, но в них он не видел никаких размываний смелости. Взявшись за лебедку, командир мерконеров поспешил вернуться на свой корабль.
Тело погибшего мерконера лежало скрюченно, будто засохшее дерево. Его глаза были широко открыты, - в них запечатался уже посеревший страх. Рот был открыт в паническом ударе. А на месте, куда пришелся удар рельсы, теперь была дыра, как от огромной затушенной сигареты.
Руки Стреагона, слушая сердце, выронили рельсострел, и со стальным грохотом он рухнул на землю. Стреагон упал на колени, и, глядя на заплетенное теперь в вечный страх лицо дреморина, он двумя пальцами закрыл ему глаза. Он достал из-под майки ромбовидный амулет на цепочке, и крепко взял его в правую руку.
— Прости меня, Каэль правосудный…
Склоненный на коленях, он обоими руками держал потушенного жизнью дреморина зажав в его, еще теплую руку, каэльский амулет.
— Ты молодец. — Сказал ему в спину голос, который влил в пустую амфору его сердца горячий напиток.
— Ты жив! — торжествовал и срывался Стреагон с колен.
Лун был бледен и ослаблен. Он пошатываясь стоял на ногах, но его на лице горела искренняя, добрая улыбка.
Лун поднял свой взгляд на голубой потолок неба и увидел нависший над ними круг черных агрессоров. Взгляд его перешел на тросы, закрепленные к «Сенн».
— Нужно отрезать тросы. Помоги мне.
Стреагон встал за крюк, вбитый из мерконерского орудия.
— Они очень крепкие, — подошел он к итогу, дернув три раза за трос.
Лун наклонялся и подбирал брошенный на землю рельсострел.
— Советую отойти подальше.
Взяв рельсострел в руку и положив большой палец на курок-педаль, он, сощурив глаз, прицелился, и выпустил из него малиновую рельсу. Она попала в крюк и взорвалась, сорвав с корабля часть бортовой оградки.
Стреагон стоял рядом, подняв голову, и смотрел на парящие над ними крейсеры дреморинов. Лун сделал второй выстрел, и теперь полностью оторвал путь мерконеров к кораблю.
Из ствола рельсострела выходила тонкая струйка белого дыма. Лун опустил рельсострел дулом вниз, и посмотрел на Стреагона.
— Хорошо, что у отца в амбаре было чем пострелять.
— Держи, — сказал он, передавая Стреагону оружие. — Оно тебе пригодится больше. Спускайся вниз, а я…
Он с ненавистью глянул на собравшийся над ними круг мерконерских крейсеров.
— Я сделаю все, чтобы мерконеры сегодня расплатились.
Командор мерконеров вернулся на корабль. Стоя в командной кабине, за спиной своего невозмутимого бугая-штурмана, он что-то быстро прокручивал в голове. Выбрав нужную мысль, он прислонил микрофон ко рту и отдал приказ кораблям.
— Что значит никакого дележа? — Возмутился один из мерконеров решению командора. — Мне нужно на что-то обеспечивать мою пожилую матушку!
— Я повторяю, — отрезал он. — Никакого дележа сегодня не будет. Вы видели, как он безжалостно расправился с Нируном. Он расплавил его! Это ли не повод сегодня, чтобы отправить кого-нибудь на суд к Меркону? Отправить его душу в вечности биться об астероиды в черных глубинах космоса.
Его глаза сверкнули.
— Прочь жажду наживы. Сегодня, каждый из нас сможет приложить усилие, чтобы сделать виток для венка на его могилу.
— Командор? — Перебил громила-штурман. — Он снова движется.
Турбина «Сенн» снова зажигалась голубым пламенем.
— Это все, – он перешел на ехидные окраски голоса. — Это все - будто попытки погребенного заживо разбить цинковый гроб и прорыть себе путь на поверхность.
Командор, как и хотел, получил волну одобрения от экипажей. Эта волна окатила его изнутри, и вытолкала из него слова, которые говорились им ежедневно:
— С нами Меркон, братья. С нами его могущество и разум.
Штурман-громила проиграл кончиками пальцами по штурвалу.
— Что делать с патрулем? — хотел подытожить он.
Командор мельком глянул на него. Штурман заметил таинственную ухмылку на лице своего капитана.
— Возьмите его в кольцо. — С наплывом уверенности сообщал он всем экипажам, опустив мирофон ко рту и глядя в глаза своему штурману. — Когда выйдете на расстояние выстрела – огонь из всех орудий.
— Есть, — ответили экипажи, и крейсеры принялись выстраиваться в сказанную позицию.
— Они пытаются взять нас в кольцо! — Мгновенно дошло до Стреагона, когда он увидел с разных сторон приближавшихся черных агрессоров.
Напротив, наперерез к ним резво шел крейсер врага. Штурман, с натянутой струной ухмылки, внутри себя был с залитой, льющейся с краев чашкой уверенности, что их жертва уже прочно обосновалась в цинковом гробу. И остается только придать ее земле на холмах Готтирина.
— Мы сейчас вот-вот столкнемся! — бросил горсть своего страха в микрофон Стреагон. Но Лун был сосредоточен на приближавшемся враге и услышал только огрызки его фраз.
Продавливаясь под силой своей магической интуиции, он теперь, будто измененный, автоматически знал, где и как управлять кораблем. Будто толстое руководство в момент сложили в несколько минут его жизни и наполнили им голову. Все стало интуитивно понятно и целостно для него. И сейчас, внутри Луна зародился и пророс шаг. Шаг, окутанный глубинным страхом и наполненный внутри начинкой адреналина. Этот шаг был безумен в спокойной обстановке, в уюте каминных огней, но сейчас, он был единственной мыслью, оставшейся у него в голове.
— Стреагон, — сбивчиво произнес он. — По моей команде – приготовься стрелять.
— «Хорошо…», — собираясь в голове, пытаясь разобраться с тяжелым, снова осевшим на сердце налетом страха, в мыслях согласился Стреагон. Внутри него происходила борьба не меньше, чем в воздухе.
«Так бы хотел отец». — Вылетела из головы мысль, и в виде крошечного белого создания, с тонкими, сахарными крылышками опустилась на правое плечо, свесив ножки. «Не бойся и действуй» — прошептала она, и Стреагон почувствовал, как по щелчку невидимых пальцев начинает растворяться налет страха.
Стреагон твердо кивнул, и мысль, как кукловод потянула Стреагона примкнуть к оружию. Лун рванул педаль на панели корабля вниз, и «Сенн» с завидной для корабля резкостью развернулся боком, выставился в заслон перед носом мчащегося мерконера.
— Огонь!
Будто подвергшиеся сегодня какому-то тайному превращению, вместе со Стреагоном они топили колебания, забивали их камнями решимости.
Выбивая их из сердца, раскраивая на кусочки, Стреагон дернул педаль рельсострела, и малиновая рельса толстой линией прочертила расстояние до мерконерского крейсера.
Попав напрямую в кабину, ее просто разорвало на части, как будто мифический зверь отрывает своему охотнику голову, который, будучи с наплывом самоуверенности решился пойти на казавшегося мелким зверька. Голова одного из черных агрессоров была только что вырвана.
— Молодец, парень! — Завернувшись в торжестве, хвалил Стреагона Лун. Перед его глазами, задрался на правый бок, бешено крутился и горел вражеский крейсер.
Возбуждение сцепило Стреагона за ребра и не собиралось отпускать. «Невероятно… неужели… может, у нас еще остались шансы выжить?».
— Ты точно нигде этому не учился? — С выдохом донесся голос Луна.
— Хотел спросить у тебя то же самое. — Парировал Стреагон с ухмылкой.
Мерконеры с подбитого крейсера, тонув в облаках на спасательных капсулах, смотрели в исчезающие голубые огни «Сенн». А внизу, уже раскроив брюхо на холмах, лежал их разбитый крейсер.
Луна обжигало эмоциями, хоть он и не подавал это на лицо. Несколько секунд назад он не верил ни во что, и мысленно закопал их обоих в могилы и закрыл в цинковых гробах, но теперь… их рука вырывалась из них, а в сердцах загнездилась надежда.
— Где он? — вжался в штурвал мерконерский штурман, разглядывая серое небо. От чувства безнаказанности остались одни лишь крошки. В его груди бушевали, сверкали молниями те чувства, когда зверь, попавший в ловушку, обхитряет своего ловца.
Стреагон, пока позволял свободный момент, провел рукой по пыльным педалям остальных рельсострелов на борту. Если бы только связать их вместе, чтобы дать полный залп… В голове у него заработал станок идей, и он мгновенно выдал заготовку, которая показалась ему гениальной.
Стреагон развязал свой вельветовый пояс танцора, который тепло обнимал его, и завязал его к каждой педали. Теперь, одним лишь движением дернув пояс в пол, рельсострелы «Сенна» должны были сработать в едином порыве.
— Где он?! — повторился мерконерский штурман, дернутый легкой паникой.
— Они, — поправил его командир по связи, приложив палец к виску. — Их действуют двое. Он ведь не может управлять и стрелять одновременно.
За стеклом появилось мутное пятно, вырывающееся из облака, и приобретающее очертания.
— Вот они! — завопил штурман ближайшего крейсера. — Я ухожу влево!
Штурман подал штурвал влево, и уже накренился, но «Сенн» был намного маневреннее него. Резко крутанувшись, повернувшись к мерконеру боком, все его орудия обрушились одним залпом. Четыре малиновых луча разрезали тело мерконерского корабля, разложив его в небе на куски.
— Есть в тебе какой-то секрет, который я не знаю? — Спросил Лун. Удивление сцепило его за горло.
— Никогда не знаешь, когда может пригодится победа на танцевальном конкурсе.— Туманно отвечал Стреагон, поднимая краешки рта.
В канале связи мерконеров начался шум, и многолосный бардак. Старший помощник крейсера «Альн», почти крича, закрыв ухо от панических, повышенных тонов команды, пытался связаться со штабом.
— Нам нужна поддержка, мы не можем справиться! — пытался перекричать он мерконеров, заткнув себе пальцем левое ухо. — Это патрульный скаутер! Нет, это не шутка! Нам нужна срочная помощь!
Его глаза в момент округлились:
— Что значит через два с половиной часа?.. Нам необходима поддержка! Сейчас!
«Сейчас» — заглушился мощным ударом, пришедшим откуда-то сзади. Дреморин едва успел ухватиться в кабине за поручень.
— Это что еще такое… — опустил он брови в неведении.
— Тэйн! (господин) — ворвался в кабину мерконер с горящими паникой глазами.
— Они пробили пробили аккумулятор! Пожар, тэйн! Пожар на нижней палубе! — махал он руками.
Его сердце екнуло, и он, будто предчувствуя для себя и своей команды что-то плохое, как в замедленной съемке развернулся к стеклу, где увидел молнией пролетевшую серую фигуру патрульного скаутера: их пойманной жертвы.
— Но это же невозможно, — проговаривал он, когда в его глазах зажигались малиновые вспышки.
Стреагон и Лун, как на одной струне ощущали одинаковое чувство: оно схватило их от кончиков пальцев, и сжимало сердце в горячих руках.
Нет. Они не собираются бежать или сдаваться, и дадут мерконерам полный отпор. Лун понимал, что до победы, может быть, далеко… но теперь, по крайней мере, он верил в то, что она возможна. И Стреагон считал так же.
Два черных крейсера шли вровень, плавая в дельнских облаках.
— Держимся вместе, — заключал командир мерконеров. У него был потухший голос, и нулевой дух.
Его штурман-бугай, непристойно для момента, развеселился:
— Наконец-то достойный противник, а? Подавление наконец-то научило кого-то воевать…
— Не отвлекайся. — Просил командир. — Я не верю, что это подавленцы.
Он вжался в стекло, почти коснувшись до него кончиком своего длинного, тонкого носа:
— Они… действуют, будто с кораблем одно целое…
В надвинувшихся облаках ничего не было видно. Это подцепляло острыми крюками напряженности его сердце. Мерконер соседнего корабля, будто укушенный каким-то ядовитым зверем, чуть ли не конвульсивно метался в стороны и мотал головой от стекла к стеклу, чтобы увидеть свою жертву.
— Вот он! — его сердце разом будто вздернули за крюки и он, обезумев, закричал:
— Ведите огонь! Огонь! Огонь!
Скаутер с гулом проносился мимо них.
Мерконеры открыли огонь из всех орудий, но скаутер стрелой полетел вниз и теперь снова скрывался в облаках. «Сенн» резко накренился в сторону и мчался вниз. В его лобовом стекле, перед глазами Луна, начали просвечиваться через облака зеленые поля Дельна.
— Что ты хочешь сделать? — спросил Стреагон.
— Нужно зайти им в хвост. — Пояснял свои действия Лун. — Скаутер намного легче этих тяжеловесных длинных крейсеров; у нас остается стойкое преимущество в скорости.
Стреагон не очень узнавал Луна. Он, будто по волшебству превратился из обычного парня в начинающего корабельного стратега.
Лун выровнял «Сенн», и, накренившись влево, скаутер начал проходить через молочные, густые облака. Разрезая их стеклянным носом, как нож, он вырывался из них.
Внезапно, перед ними расположился боком приставленный в их сторону черный мерконерский крейсер. Десяток рельсострелов обрушился малиновым дождем, но патрульный скаутер успел свернуть вниз. Вырулив его на прежнюю высоту, Лун поднажал в скорости, и мерконерский крейсер, будто неуклюжий слон абсолютно проигрывал ему в маневрировании.
— Он заходит сзади! — с округленными глазами закричал мерконер, увидев из-за окна наполовину разбитую кабину жертвы позади.
— Разворачивайся, — толкнул он штурмана в плечо. — Разворачивайся! Быстрее!
— Это максимум. — Басовым голосом, голосом великана из сказок, произнес штурман. — Это максимум!
Мерконер видел, как зайдя им в хвост, резко крутанулся на месте скаутер, и вот уже его пушки были приготовлены к стрельбе.
— Нет, — мотнул он головой. — Нет, нет, не…
Малиновый шквал рельс отправился в турбину, и не прошло и пары секунд, как крейсер разорвало изнутри. На фоне разрушающегося крейсера, разворачивался второй, последний черный крейсер.
— Командир, что нам делать? — спрашивал штурман-бугай, крутясь на одном месте.
«Сенн» исчезал в облаках; они снова теряли теряли его вид.
— Что? — в крепких размышлениях, положив голову на кулак, безучастно поворачивался он. — Что мы будем делать? — переспросил у него командор.
— Да. Капитан?..
Штурман смотрел в его глаза, и будто не узнавал своего командира. Они уже видели, как приближается патрульный скаутер. Он уверенно, даже нагло останавливался напротив их стеклянного носа.
Стреагон ждал приказа Луна, но тот не торопился ничего приказывать. Из наполовину разбитой кабины, на командора мерконеров смотрел изможденный, побитый градом битвы, Лун.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, будто пытаясь найти среди десяти морей преткновений какой-то островок понимания.
— Поворачивай обратно. — С голосом, будто никогда, или когда-то в глубокой древности говорил эти слова, приказывал командор.
— Что?! — возмутился штурман. — А как же утерянная жизнь наших братьев?!
Командир внезапно, ставшим первооткрытием для штурмана-бугая, горько усмехнулся:
— Нужно уходить, чтобы не утерять свою жизнь нам. — Ответил он.
Открыв дверь с ведущей вниз лестницей, которая вела внутрь корабля, он остановился и в размышлениях погладил дверную ручку.
— Нас только что сделали, Клайшен.
Он вздохнул:
— Теперь вытащи нас отсюда.
Штурман с искренним непониманием смотрел в затылок своему капитану. В лобовом стекле безучастно висел скаутер жертвы.
— Он уходит… — сообщал Стреагон, когда черный крейсер растворялся в облаках. — Уходит… — еще раз сказал он, натягивая ошарашенную улыбку.
Лун бросился мокрым от пота лбом на штурвал. Его трясло.
— Лун, ты слышишь? Он уходит! Мы это сделали… Мы сделали! Он уходит!
По радиостанции начали исходить какие-то шумы, которые быстро преображались в голос.
— Маршрут сто тринадцать, маршрут сто тринадцать…
Кажется, вместе с отлетом мерконеров включилась и связь с Подавлением.
На радиостанции была прикреплена фиолетовая бумажка с красивым почерком. Лун прочел на ней только одно слово: «бурминден».
В его голову мгновенно залетела картинка голубоватой, с белым брюшком большой горной птицы. Обычно она летает высоко, и крайне редко ее можно увидеть не в горах.
«Это пароль к узлу связи» — предположил он, и произнес в свой микрофон.
— Бурминден. Это маршрут сто тринадцать. Мы на связи.
В штабе Подавления, серафим, который стоял рядом со связным, сделал по воздуху резкий удар кулаком.
— Есть! Я знал, что они отзовутся.
— Маршрут сто тринадцать, что у вас произошло? — спрашивал связной, настороженно глядя на своего соседа. — Где капитан… — послышался шорох блокнота. — Капитан Айарокен?
— Мы попали в засаду мерконеров, — сообщил Лун, мельком глянув на открывшуюся дверь, через которую вошел Стреагон. — Надеемся, что нас спасут.
— Где вы находитесь? — спросил связной, не скрывая в голосе ошарашенности.
Этим вопросом он поставил Луна в тупик: он совершенно не умел ориентироваться на земле, и, тем более, по воздуху.
Стреагон выглянул в окно, плотно к нему прижавшись:
— Это Готтирин, деревня звезд, — возможно, был прав Стреагон. — Мы с мамой ездили сюда отдыхать.
— Тогда вам придется ожидать спасательный скаутер. — Услышал его связной и объяснял. — Но для начала, вам нужно найти способ как-то посадить корабль. В целях безопасности, в городе вам садиться нельзя.
— И еще, — почувствовалось, что связной начал говорить от себя. — Если история про мерконеров правда… вас даже могут приставить к медали.
Радость получить медаль никого из них сейчас абсолютно не трогала. Наоборот, Луна за ребра схватило новое напряжение; любая радость сейчас могла бы рухнуть в пол, а в сердце, у него снова пустил свои корни новый побег страха.
— Теперь нужно как-то посадить нас на землю. — Тускло проговорил себе под нос Лун.
Кружась над землей, накренившись вправо, «Сенн» начал свое осторожное, победоносное снижение. Над скаутером тянулась тонкой нитью, блестела от солнца, переливалась в его лучах голубая река.
Погода сегодня не пыталась удивить серафимов яркими красками. Небо затянули прочные, не пробивные серые тучи, а солнце, только пару раз за утро, будто с время от времени просыпающимся любопытством выглядывало из облаков слепящим глазом. Невидимой рукой взъерошивал кроны деревьев неслабый, ощущающий безнаказанность, ветер.
Стреагон сидел на высокой и длинной скамье в акнском парке. Ветер бросал его прическу в стороны по своей прихоти; в глаза время от времени бросались темные густые волосы.
На душе у Стреагона было хорошо и тепло, - он будто парил изнутри. Стреагон ощущал такую легкость и чистоту, будто примерил на себя какое-то новое, свежее тело. Таких ощущений внутри себя он не испытывал, наверное, никогда.
Мелкие капли дождя падали на его выставленные в форму чаши, ладони. На улице было холодно и сыро, и руки, которые он до этого держал в карманах, стали слабо подрагивать и замерзать.
Услышав слева звук шагов по каменной дороге, он повернул голову, и увидел фигуру, от которой зажигалось сердце: фигуру в охровом пальто, и в кепке-треуголке, несущую в обеих руках по рожку мороженого. На его лице, натянулась и заиграла струнка улыбки.
— Сегодня оно не особо пользуется спросом, — Заключил, улыбаясь, Лун, бросая игривый взгляд на мороженое.
— Оно в любую погоду вкусное. — Улыбаясь в ответ, заявил Стреагон, беря в руки предложенный рожок.
Лун подсел к нему на скамейку. Он, подняв взгляд на спрятавшееся за серыми бронеплитами туч, солнце, откусил свое мороженое.
— Мир так прекрасен, — неожиданно заявил он. — Я только сейчас начал это замечать. Теперь… после всего, что случилось, я будто научился заново дышать. Я дышу каждым мгновением, проведенным на своей земле, и со своей семьей. И со своими друзьями. — Посмотрел он на Стреагона.
Стреагон попробовал вобрать в себя побольше воздуха. Он почувствовал свежий и бодрящий холодный поток. Стреагон вспомнил об одной вещи, которая была только у Луна.
— Что теперь говорит твоя интуиция? — Поинтересовался Стреагон, откусывая кусочек мороженого.
— Моя интуиция молчит, — признался Лун. — А это значит, что все хорошо.
Как будто после его слов, тучи начали расходиться, а из них, светясь и радуясь, выходило осеннее солнце.
— Эй, — толкнул он Стреагона для внимания.
— Да?
Полоска солнечного света разделила лицо Луна. Голубые глаза, которые, и так ярко выделялись на нем, теперь совсем искрились от солнца. Кажется, что после путешествия, его глаза стали еще ярче и чище прежнего.
— Отец мог бы тобой гордиться.
И в его глазах, на его лице, и в голосе была заплетена искренность.
— Спасибо.
Стреагон, доев свое мороженое, начал нехотя вставать с насиженной скамьи.
— Стреагон, — снова обратился к нему Лун.
Тот повернулся, чтобы его выслушать.
— Я подумал, что нам как-нибудь стоит сходить на рыбалку, или… мой сын может научить тебя вырезать фигурки из дерева.
Стреагон улыбнулся:
— В любое время.
И, Стреагон развернувшись, пошел по своей дороге. Лун увидел только его спину, удалявшуюся вперед. Он не увидел его улыбки, которую, заряжало само солнце.
Свидетельство о публикации №216011401301
Ла Ир 10.08.2017 13:00 Заявить о нарушении
Сэм Рэттси 10.08.2017 13:23 Заявить о нарушении
Ла Ир 10.08.2017 16:44 Заявить о нарушении