Плачущая корова

      Жизни нету. Пустота. Уже второй день нЕ с кем поговорить, нЕ за кем ухаживать. Галина Тихоновна всё это время провела на диванчике, укрывшись пледом. На экране  телевизора видела картинки, которые  её  мало   занимали и не отвлекали от мыслей: «Где она теперь? Может,  её уже и в живых нет. И зачем она это сделала? Зачем так быстро отозвалась на предложение  заготовителей  сдать Лоту?»  Потом как будто возвращалась к реальности и начинала ругать себя: «Чтож ты, старая дура, так переживаешь по скотине, как будто хорошего человека похоронила? Да хватит тебе, успокойся, жить надо и о здоровье думать, а не о корове». А перед глазами всё равно её большие глаза, которые смотрели на неё между двух досок, из которых нарастили  борта грузовой машины. А за этим бортом молодые бычки (их сдали соседи) и её Лота, красавица и умница: смотрит на хозяйку с такой  укоризной. И такая жалость  исходит из  её огромных глаз с большими ресницами, что Галина Тихоновна сразу взгляд  отвела, опустила голову, а когда снова не удержалась, чтобы посмотреть  на  любимое  существо, то  оторопела от неожиданности:  Лота плакала, и слёзы её висели на ресницах, как капли дождя на цветочных лепестках.  Машина тронулась,  женщина  сделала несколько быстрых шагов  за  движущимся грузовиком, замахала рукой водителю, как будто собиралась остановить транспорт. Заготовитель высунулся из окна: «Что тебе, тётка?». Но Галина Тихоновна  молча  развернулась и медленно поплелась к дому.
     Нет,  предстоящую зиму она бы уже не смогла прокормить Лоту: косить траву  ещё не разучилась, но как привести  её  во двор, вот вопрос. Несколько раз она пыталась  дотащить  траву   на своей спине, туго перевязав  верёвкой, но сил хватило на два захода. И то после этого  лежала, вытянувшись на диване, и приходила в себя: не тот уже возраст, чтоб таскать тяжести. В  хуторе молодёжи уже не осталось – все теперь городские: молоко в магазине, вода в кране. Раньше был совхоз, помогал своим работникам, чем мог, а сейчас вокруг фермеры, которые сами плачутся о тяжёлой жизни. А таким, как Галина Тихоновна, всё надо покупать и у фермера, и у бывшего совхоза, чтобы прокормить скотину. Да и сыночек  Володька  теперь уже  не  большой охотник помогать: «Мам, ну зачем ты убиваешься   с коровой, с курами, с огородом? Не надо нам помогать,  всё в магазине купим».
     Забыл, сынуля, как при  Борисе-президенте мать  каждый субботний день ни свет,  ни заря   перевязывала поясом от старого халата ручки двух  сумок с харчами,  вешала их себе на плечо, а третью брала в руку и маршировала  четыре  километра  до станции, где брала билет на электричку. Через два часа   была  уже в городе. А от вокзала ехала остановок десять на троллейбусе, чтобы добрести до высокого скворечника, – здесь  живёт сын с семьёй: двумя сыновьями и женой-учительницей Людмилой Ивановной. Завод, где работал сын,  – разорился (будто бы), жили на зарплату невестки, которую выдавали с опозданием, да на случайные заработки  безработного сыночка. А пацаны растут, еду им только и подавай. Прибегают из школы,   сразу  вопрос: «Мам, что покушать?».  Без слёз на всё это Галина Тихоновна смотреть не могла, как тут не помочь. Вот вместе с Лотой и помогали: свежий творог (разве в магазине такой продают?), сметана, сливки, топлёное молочко и сливочное масло. Всё  своими руками: надоить молока, прогнать его через  сепаратор, за неделю  собрать сливки, прокрутить  их   на маслобойке, чтобы получить масло. Тяжело всё давалось, но как приятно было осознавать, что  это  помощь семье  сына,  внукам. В городе засиживаться не приходилось: её ждала Лота, нужно было успеть к вечерней дойке. Домой возвращаться налегке – одно удовольствие. А в следующую субботу всё повторялось и при любой погоде.
   Лоточка, милая моя коровушка, я ведь помню тебя телёночком, которого в холодные зимние дни  забирала к себе в хату. Сын тогда еще возмущался: «Ну что ты выдумываешь? Почему телёнка надо держать в доме?  Солома на полу и запах, как в крестьянской избе  прошлого века!». Да, так было всегда у крестьян, и у родителей наших, и у дедов. Чтобы теля было здорово, зимой его надо отогревать в хате. А ещё, чтобы он не сосал вымя коровы.  Но разве молодым это понять? Для них главное, чтоб  не воняло!
     Вспомнила Галина Тихоновна и о том, как кличка у тёлушки появилась. Показывали по телевизору  цветущие лотосы где-то на Волге. Ну,  какие ж красивые цветы, глаз не оторвать! Тогда название их (чтоб не забыть) записала она на краешке газеты. А тут  корова отелилась и телёночка  Галина Тихоновна прямо на руки  приняла. А у неё, у телочки этой, на лбу белый цветочек из трёх лепестков, ну прямо как лотос, что в воде растёт. Сразу решила кличку дать эту самую, цветочную. Только забыла, как цветок тот называется. Долго искала  газету, на  белой полосе  которой  было написано название. Уже отчаялась в поисках, хотела поспрашивать у соседки Марии Фёдоровны и даже  из ладошек рук  фигуру сообразила, чтоб той  понять, о каком-таком цветке идёт речь. Как вдруг случайно вспомнила, что просушенный  зверобой она завернула в газету и положила на полку в кухонном шкафу, где хранила все  травы. Достала, прочитала: лотос. Оторвала это название и  сунула  в карман, чтобы лаская тёлочку,  каждый раз говорить ей  её кличку: Лота, Лоточка. Теперь её Лоточки нет, осталась она одна.
    Учительница Людмила Ивановна после работы зашла в магазин, чтобы купить мясо и  накормить своих мужиков (мужа и двух сыновей)  борщом. «Берите  говядинку,  совсем свежая, только что завезли», - уговаривала её  продавщица. Не устояла перед рекламой - купила мясо с косточкой и небольшой   кусочек  для  второго. Была ли то часть тела коровы по кличке Лота? Не знаю. Может быть…